Читать книгу Прощальный поклон ковбоя - - Страница 8

Когда-то, первый и единственный раз в жизни, я совершил поездку по железнодорожной ветке компании «Атчисон, Топека и Санта-Фе», где вагоны, как и следует ожидать, заплатив два доллара за проезд из Пибоди, штат Канзас, в Додж-Сити, были набиты самой изысканной публикой. Фермеры, солдаты, ковбои, карманники и торговцы шарлатанскими снадобьями теснились от стены и до стены и практически от пола до потолка. И тем не менее никогда еще я не чувствовал себя таким одиноким.

Всего за несколько недель до того наводнение стерло с земли Амлингмайеров – и ферму, и семью, – и я ехал к единственному родственнику, оставшемуся у меня к западу от Миссисипи. Мы с братом не виделись четыре года, с тех пор как он решил стать ковбоем, и я боялся, что не узнаю Густава – или что он просто не придет и узнавать будет некого. Единственной гарантией его появления был клочок бумаги: телеграмма, бланк которой он никогда не смог бы заполнить сам.

Густав, конечно, появился. Я заметил его сразу же, как сошел с поезда. Он изменился, но стал только больше самим собой: видавший виды, раздражительный и угрюмый.

Но, что самое главное, он приехал. Приехал за мной. И с тех пор всегда был рядом, куда бы нас ни заносило. Значит, если Старый решил, что нам место в «Тихоокеанском экспрессе», так тому и быть.

Что касается самого экспресса, то в нем было гораздо красивее, чем в том, первом, поезде. Вагон, в котором я ехал из Пибоди, мог соперничать роскошью разве что с курятником: облупившаяся краска, запах пота и дыма, занозистые сиденья, в сравнении с которыми церковные скамьи показались бы пуховыми перинами.

«Тихоокеанский экспресс» представлял собой нечто совершенно иное. Пульмановский вагон, куда поднялись мы со Старым, мог бы стать вестибюлем роскошного отеля, который сжали наподобие гармошки. По бокам тянулись ряды диванов с обтянутыми красным бархатом соблазнительными выпуклостями. Сверху шли украшенные изящной резьбой панели темного дерева, словно двери, опрокинутые набок и уложенные друг за другом. За ними – я знал это из статей в «Харперс» о путешествиях – скрывались спальные полки, которые проводники опускали на ночь. Казалось, когда придет время, вместо того чтобы карабкаться на верхнюю полку, можно будет просто запрыгнуть туда, чуть-чуть согнув колени, – таким толстым и упругим был ковер на полу.

Я бы так и стоял, впитывая в себя всю эту красоту, – чтобы перебить зудящие сомнения насчет того, стоило ли вообще садиться в поезд, – но другим пассажирам пялиться было не интересно, им не терпелось пройти дальше. Суета нарастала с каждой секундой, а извинения, которыми сопровождались толчки и тычки локтями, звучали все менее искренне. Казалось, если мы сейчас же не найдем наши места, нас просто выпихнут через ближайшее окно.

К счастью, помощь отыскалась легко. Все до единого пассажиры были белые, в темных костюмах, поэтому негр-проводник в накрахмаленной белой куртке выделялся, как снежок в полном ведре угля.

Вполне возможно, проводник – худощавый малый средних лет, представившийся Сэмюэлом, – жаловал ковбоев не больше, чем кондуктор. Однако он дружелюбно заговорил с нами и, выхватив у меня из рук саквояж, повел нас по узким проходам и тамбурам поезда.

– Вам, джентльмены, туда. В двух последних спальных вагонах мест нет: семьдесят два пресвитерианца из Сан-Рафаэля, Калифорния. Будем слушать гимны до самого Окленда! Они возвращаются… прошу извинить, мэм… с Колумбовой выставки в Чикаго[11]. Мы уже несколько месяцев возим людей на выставку и обратно. Так вот… да, сэр, немедленно принесу… видите, здесь веревка. Это сигнальный шнур. Для тормоза. Идет до самого машиниста. Не дергайте за нее, если не хотите, чтобы на вас свалился сосед. У нас… сэр, в углу есть плевательница, будьте так добры… новые пневматические тормоза. Еще спасибо за них скажете, когда покатим вниз в долину Сакраменто на скорости шестьдесят пять миль в час! Вот мы и пришли: ваши места. Устраивайтесь поудобнее. Если что понадобится – кстати, у вас немного усталый вид, сэр, если позволите заметить, – сразу зовите Сэмюэла!

Несмотря на всю свою занятость, проводник не уходил и продолжал стоять, широко улыбаясь, даже после того, как мы с Густавом устроились на небольшом диванчике, который нам предстояло делить.

– Спасибо, Сэмюэл, – поблагодарил я. – Вы были невероятно любезны.

Негр кивнул, и его улыбка приобрела неестественно напряженный вид.

– Ага, спасибо, – пробормотал Старый, ерзая на сиденье в попытках устроиться поудобнее. Он весь взмок и явно нервничал, а нависший над ним стервятником Сэмюэл явно не способствовал комфорту.

Кто-то откашлялся, и, обернувшись, я увидел джентльмена лет сорока в клетчатом костюме, который добродушно-насмешливо смотрел на меня через проход. Лицо у него было розовым и плоским, как ломоть ветчины, а на голове возвышался помпадур[12] столь впечатляющих размеров, что я не удивился бы, обнаружив там великого путешественника Сигерсона[13] с проводниками-туземцами, карабкающегося на вершину волосяной горы.

Джентльмен поднял руку и потер указательным и средним пальцами о большой.

– О! – Я засунул руку в карман и выудил пенни. – Вот, пожалуйста.

Монетка смотрелась столь маленькой и жалкой в ладони длинной руки Сэмюэла, что он вроде бы даже не сразу разглядел ее там.

– Благодарю вас, сэр, – наконец кисло выдавил он. И поспешил прочь, чтобы помочь облаченной в траур вдове дальше по проходу загнать ее сыновей, парочку хохочущих кудрявых близнецов, на сиденья.

Взглянув на своего учителя этикета, я сразу понял, что первый экзамен провален.

Он качал головой и хихикал: такова была оценка моих чаевых.

– Лучше нет друга в долгом путешествии на поезде, чем любезный проводник, – заметил он. – И если хотите, чтобы он оставался вам другом, лучше время от времени раскошеливаться на десятицентовик.

– Это что же, надо давать взятку, чтобы проводник делал свою работу? – простонал Старый, не отрывая взгляда от вдовы. Она была в полном трауре и с вуалью, и шуршание черного крепа, обрамляющего длинные юбки, напоминало скорбный шепот.

– Это не взятка, а благодарность, – жизнерадостно ответил наш попутчик, выдержав уважительную паузу, пока вдова проходила мимо. – Я по роду занятий коммивояжер, на одном месте подолгу не задерживаюсь. А когда проводишь столько времени в тесных вагонах поездов, будешь признателен всякому, кто сделает твою жизнь хоть чуточку комфортнее. Да что там, вряд ли найдешь на всей Южно-Тихоокеанской железной дороге хоть одного разъездного торговца, который даст проводнику меньше пяти центов за одно только «здравствуйте».

Коммивояжер продолжал распинаться на эту тему – и на другие – еще несколько минут. Как выяснилось, его звали Честер К. Хорнер и последний месяц он провел на Колумбовой выставке, рекламируя «чудо-пищу будущего»: якобы чудодейственную «здоровую пасту», изготовленную из вареного арахиса. Означенное варево – «ореховое масло» – по описанию не показалось мне ни чудесным, ни хотя бы съедобным, но Хорнер проповедовал его достоинства с таким евангелическим рвением, что я все же согласился попробовать немного за ужином.

Это был один из немногих моментов, когда собеседник позволил мне вставить слово: торговец так разошелся, что едва не утопил меня в потоке своего красноречия. Впрочем, я не возражал. Все знают, что я и сам люблю нагородить с три короба, поэтому всегда ценю это мастерство в других. Старого, однако, Хорнер лишь раздражал, и через пару минут брат перестал даже делать вид, что слушает.

Вместо этого он практиковался в своем холмсианском мастерстве: разглядывал рассаживавшихся по местам пассажиров.

Старый высматривал хромоту, пятна на рукавах, потертые портфели – все, что могло пролить свет на жизненные обстоятельства незнакомца или его душу. Но через какое-то время я почувствовал, как Густав напрягся, и понял: братец увидел нечто такое, чего видеть не хотел.

Мы сидели лицом к хвосту поезда, и сиденье прямо напротив нас до сих пор пустовало. Но вот появился некто, намереваясь его занять, и Густав пришел в ужас по той же причине, по которой я пришел в восторг: некто оказался симпатичной молодой леди.

Конечно, если вы чопорны и старомодны, непосредственное соседство одинокой женщины достаточно юного возраста с двумя незнакомыми мужчинами сомнительного класса может показаться не вполне приличным. И я боялся – а Старый, похоже, надеялся, – что леди тоже найдет его таковым, поскольку она немного замешкалась, переводя взгляд со своего места на нас.

– Добрый день, мисс, – сказал я, вскакивая на ноги. – Если угодно, ради вашего удобства мы попросим проводника пересадить нас на другие места.

Я сыграл ва-банк в надежде, что галантность предложения освободит нас от необходимости выполнять его.

– Благодарю вас, но меня ваше общество ничуть не стеснит, – ответила молодая женщина, и ее улыбка говорила, что она рада каждой возможности шокировать блюстителей нравов.

Она принялась устраиваться на сиденье напротив, а Старый пробормотал приветствие – даже не вполсилы, а в осьмушку силы – и сразу же отвернулся к окну, переключив внимание на последних запоздавших пассажиров.

– Боюсь, мой брат не слишком общителен, мисс. Он плохо себя чувствует, – поспешил объясниться я. – Зато я говорю за двоих, так что скучать вам не придется.

Знаю, это было дерзко, но улыбка задержалась на лице нашей спутницы, как бы приглашая к продолжению разговора. К тому же девушка была так чертовски мила, что я, пожалуй, попытался бы очаровать ее даже в том случае, если бы она хмурилась или злобно брызгала слюной. У нее были большие карие глаза и крепкий, слегка вздернутый носик, а в уголках полных губ таилась шаловливая улыбка, которая намекала на озорство юности, хотя пассажирка была явно старше меня. На вид я дал ей двадцать пять – ближе по возрасту к Густаву, чем ко мне. Темные волосы красавицы были собраны в пучок, открывая… м-да, если я пущусь в описание ее длинной стройной шеи, выйдет уж вовсе непристойно, поэтому скажу лишь, что внешность ее была весьма приятной для глаза.

Так что можете себе представить, как меня обрадовал смешок, которым она ответила на мою тираду.

– И отчего это мне кажется, что вы не преувеличиваете, мистер?..

– Амли… ай! …олмс.

– Простите?

– Холмс, – повторил я, вытаскивая носок сапога из-под каблука Старого. – Отто Холмс. А это мой брат, Густав. С кем имеем удовольствие познакомиться?

– Диана Кавео.

Я уже собирался ответить словечком «очаровательно» – неуклюжей претензией на светскость, позаимствованной из какой-то журнальной статьи о высшем общества. К счастью, опозориться окончательно я не успел, поскольку всех отвлек шум, поднявшийся в конце вагона.

По проходу шел человек, и с каждым его шагом недовольный ропот становился все громче. Это был невысокий, безобидного вида мужчина в очках и безупречно сшитом костюме преуспевающего бизнесмена. При нем не было ни пистолета, ни открытой бутылки виски, и от него не пахло ни навозом, ни помоями, ни дымящейся серой. Тем не менее его появление в поезде явно вызвало у большинства отвращение. Видите ли, мужчина этот совершил непростительную в приличном обществе ошибку: он имел наглость родиться китайцем.

– Китаец вернулся, – раздалось недовольное ворчание одного из пассажиров. – И нового друга с собой притащил.

– Ну право же, – хмыкнула его соседка. – Двести долларов за билет, и к нам подсаживают этих. – Последнее слово она подчеркнула особо.

Если вид китайского джентльмена развязывал языки, то внешность шедшего за ним «друга» быстро завязывала их обратно. Это был сухопарый, небрежно одетый тип, глаза которого метали молнии на всякого, чье ворчание становилось слишком громким.

– Ба! – прошептал Густав, завидев его.

Я произнес гораздо больше слов, ибо сразу узнал спутника китайца – несмотря на удивительный факт, что за какие-то четыре часа типу удалось отрастить висячие черные усы.

– Какая встреча! Рад видеть вас снова, мистер Локхарт!

Китайский джентльмен скользнул на одно из свободных мест в следующем ряду за мисс Кавео, а Берл Локхарт задержался у сиденья напротив. Он некоторое время пялился на меня, не то силясь вспомнить, не то решая, стоит ли вспоминать.

– Вы меня с кем-то путаете, – наконец изрек он. – Моя фамилия Кустос.

После чего повернулся к нам спиной и сел.

– Посадка заканчивается! – проорал кондуктор.

Заверещал свисток. Вагон дернулся.

«Тихоокеанский экспресс» отправился в путь.