Читать книгу Прощальный поклон ковбоя - - Страница 9

Я повернулся к брату, чтобы поинтересоваться его мнением насчет «Кустоса», но Густаву уже было не до того. Он уперся руками в стекло, за которым уплывала назад платформа, и часто-часто дышал.

– Тебе дурно? – спросил я.

– Нет-нет, – прохрипел он, не отрывая взгляда от стрелок, запасных путей и грузовых вагонов, мимо которых мы проезжали. – Просто… – Он сглотнул, пытаясь успокоить дыхание. – Сейчас пройдет.

– Ну, если не пройдет, давай что-нибудь предпримем. Например, сойдем с поезда.

На сей раз Старый смог издать в ответ только глухое рычание.

Я невольно покосился на мисс Кавео и обнаружил, что ее взгляд прикован к нам.

– Я ведь говорил, моему брату нездоровится, – поспешил объяснить я. – К тому же мы не слишком часто путешествуем поездом.

– Так я и подумала, – ответила она несколько прохладнее, чем минуту назад. – Позвольте спросить, а что привело вас в «Тихоокеанский экспресс»?

Я открыл рот, не успев подумать, что именно вышеупомянутый рот может сказать, и замер с отвисшей челюстью, поняв, что заготовленного ответа у меня нет.

– Хм-м…

– Дела, – вмешался мой брат, поворачиваясь к мисс Кавео. Он не мог заставить себя взглянуть ей в глаза, поэтому вместо этого обратился к сумочке, лежавшей у нее на коленях. – Вам это будет неинтересно, мисс.

– Не спешите с выводами, мистер Холмс. Интересы у меня весьма широкие.

Прямое обращение леди, да еще и именующей его ни много ни мало мистером Холмсом, многократно усилило застенчивость братца, и его взгляд опустился еще ниже, как будто он вел разговор с туфлями леди. Поскольку Густав был не в силах смотреть выше ее лодыжек, мисс Кавео снова обратила свое внимание на меня.

– И какого рода дела у вас в Калифорнии?

У меня все еще не было ответа. К счастью, он мне и не понадобился. Нас прервал худой долговязый парень, появившийся в конце вагона и неожиданно громко провозгласивший:

– Всем добрый вечер!

На пареньке была синяя форма с начищенными до ослепительного блеска пуговицами, а на голове красовалась кепка с выгравированной на латунной пластинке надписью «Разносчик». Он шел по проходу вприпрыжку, словно его тощие ноги были сделаны из резины, и содержимое плоского подноса у него в руках гремело, как камушки в консервной банке.

– А вот и я, Кип! – объявил разносчик. – Вода со льдом, мороженое, леденцы, туалетные принадлежности, все достойные журналы, известные мужчинам, а также парочка недостойных! Что вам нужно – все достанем! Кипа зовите, товар купите – только деньги платите! Без обмана и торга, все недорого!

Кип остановился у нашего сиденья и повернулся к нам с приветливой улыбкой. Когда он разглядел нас с братом как следует, улыбка стала еще шире, и, как мне показалось, я понял почему. Мальчишке было лет четырнадцать-пятнадцать – тот возраст, когда ковбои еще видятся вольными рыцарями прерий, ведущими полную отваги и приключений жизнь. В действительности, конечно, ковбои лишь измученные бродяги, за гроши ломающие горб на изнурительной работе, но попробуй-ка сказать такое парню, прочитавшему хоть один выпуск «Библиотеки Дика из Дэдвуда»[14].

– Сэмюэл передал, что кого-то из вас мутит, – сказал Кип. – Чем могу помочь?

Я пожал плечами.

– Ну разве что у тебя сыщется снадобье от упрямства. Как по мне, причина хвори именно в нем.

– Само пройдет, – буркнул Старый.

– Ничего страшного, дружище. Не стоит стыдиться. У пассажиров сплошь и рядом крутит живот. – Кип извлек из ящика бумажный пакетик и протянул его Густаву: – Попробуйте. Мятные леденцы. Народ божится, что помогает. За счет заведения.

Брат взял пакетик и пробормотал благодарности, но доставать леденец не спешил.

– У тебя, случаем, нет последнего выпуска «Харперс»? – спросил он.

– Какой же я иначе разносчик? – Кип покопался в своем товаре и быстро вытащил журнал. – Двадцать центов, пожалуйста.

– Двадцать центов?!

– Надо было спрашивать, пока поезд не отошел от станции, – ответил Кип. – Тогда было еще двенадцать.

– А когда доедем до гор, сколько будет? – спросил я. – Целый доллар?

– О, я даже не пытаюсь продавать журналы после Рино, – ухмыльнулся парень. – Никто не сможет их себе позволить, разве что в поезде окажется Рокфеллер.

Пока я пререкался с Кипом, Старый выкопал два десятицентовика и вложил их в протянутую ладонь разносчика.

– Загляну потом узнать, помогли ли мятные леденцы, – сообщил парень и подмигнул, как бы добавляя: без обид, бизнес есть бизнес. Он отдал журнал и пошел дальше, расхваливая леденцы, орешки и «поучительное чтение, мили так и тают».

Именно этого Густав и жаждал – чтения, чтобы таяли мили. Он нетерпеливо пролистал журнал и ткнул пальцем в страницу:

– Вот!

Братишка хоть и неграмотный, но не слепой: он нашел портрет Шерлока Холмса рядом с новой повестью товарища великого сыщика, доктора Ватсона.

Мисс Кавео чуть подалась вперед, чтобы посмотреть, на что показывает Старый.

– Шерлок Холмс? – Она взглянула на брата с веселым удивлением. – Вы его поклонник?

Густав так покраснел, что лицо почти слилось с волосами.

– Да, – буркнул он.

Сидевший у леди за спиной Берл Локхарт издал стон – нечто среднее между лошадиным ржанием и злобным козлиным блеянием. Он находился в пределах слышимости, и я разобрал нечто вроде «пудель британский».

– В мире нет сыщика, который мог бы сравниться с мистером Холмсом, – проговорил Старый, чуть возвысив голос. Он впервые посмотрел леди прямо в глаза, но было ясно, что обращается он к кое-кому другому. – Ни единого.

Издав новый стон, Локхарт вскочил и зашагал по проходу прочь, бросив китайца, который, оглянувшись, нервно смотрел ему вслед.

– Я тоже очень уважала Холмса, – сказала мисс Кавео Густаву, не обращая внимания на выходку Локхарта. – Вряд ли мы увидим равного ему сыщика.

– О, я в этом не так уж уверен, – возразил Старый. Не знаю, что он имел в виду: собственные дедуктивные способности или неизбежное возвращение своего героя. Будто двенадцатилетний мальчишка, отказывающийся принять, что Санта-Клауса не существует, братец продолжал питать трогательную уверенность, что Холмс жив, хотя всему миру было известно обратное.

– Он вам, случайно, не родственник? – спросила мисс Кавео, распахнув глаза в притворном удивлении.

– Седьмая вода на киселе, – отшутился я. – Хотя, думаю, каждый с фамилией Холмс скажет то же самое.

Леди усмехнулась и указала на журнал в руках Густава.

– И как же называется новая повесть о вашем родиче?

На сей раз братец не просто покраснел: лицо у него так потемнело, что стало похожим на один сплошной кровоподтек. Он стыдится своей неграмотности, а необходимость признаться в ней в присутствии представительницы противоположного пола наверняка лишила бы его дара речи на следующие восемьсот миль пути.

Я быстро взглянул на страницу «Харперс».

– «Горбун». – Потом покачал головой, глядя на Старого: – Не верится, что ты забыл очки в меблированных комнатах. Уже третью пару за год теряешь.

Отговорка получилась столь жалкая, что следовало бы пристрелить ее из милосердия, как Густав и поступил, полностью проигнорировав мое замечание.

– Убери пока, хорошо? – сказал он слабым голосом, закрыл журнал и отдал мне. – Сейчас у меня нет настроения.

Он откинулся на спинку сиденья и отвернулся к окну. С нашей стороны смотреть было особенно не на что: лишь унылая пустынная равнина, простирающаяся до сереющих вдали гор. А вот в окнах по другую сторону прохода скоро обещал появиться потрясающий вид, и вдали на юго-западе уже виднелся далекий отблеск: Большое Соленое озеро.

Что ж, поскольку Старый не интересовался ни своим журналом, ни красотами природы, меня это вполне устраивало, ведь теперь я мог посвятить все свое внимание тем красотам, которые находились прямо передо мной.

– Сдается мне, скоро нам откроются прекраснейшие виды, – сказал я мисс Кавео.

– Когда перевалим через горы Сьерра-Невада, мистер Холмс, вас будет уже тошнить от прекрасных видов, – мило ответила она. Если ее и смутила резкость моего братца, то она никак этого не показала.

– Так, значит, вам не впервой ехать в Калифорнию?

– О нет. Вообще-то я возвращаюсь домой.

– Из Чикаго?

Она кивнула.

– Приехала туда на Всемирный женский конгресс, а потом поработала волонтером в Женском павильоне на Колумбовой выставке. На обратном пути ненадолго остановилась в Солт-Лейк-Сити – нельзя же было не посмотреть Мормонскую Скинию, а вот теперь…

– Покорнейше прошу простить, что перебиваю, мисс, – Хорнер свесился через проход и влез в наш разговор, как нога коммивояжера влезает в щель закрывающейся двери. – Не мог не услышать, что вы ездили на Всемирный женский конгресс. Значит, вы суфражистка?

– Можно и так сказать, – сухо ответила мисс Кавео.

– О, признаюсь, я весьма удивлен, – проворковал Хорнер. – Если верить газетам, все суфражистки – страхолюдины и мужененавистницы. О вас же не скажешь ни того, ни другого. – И он хищно осклабился.

Минуту назад готовый помогать леди отбросить приличия, теперь я ощутил себя блюстителем нравственности, долг которого – стереть наглую ухмылочку с физиономии торговца. Однако прекрасная дама вовсе не нуждалась в рыцаре в сияющих доспехах.

– Я не питаю ненависти к мужчинам, – заявила мисс Кавео. – Хоть и нахожу некоторых из них крайне раздражающими. Особенно самонадеянных.

Хорнер расхохотался, будто девушка выдержала некий придуманный им самим экзамен.

– Этот раунд вы проиграли, мистер Хорнер, – хихикнула сидящая напротив коммивояжера матрона средних лет, одетая в строгое черное платье со сборками и высоким воротником, с тщательно причесанными светлыми с проседью волосами. Никому бы и в голову не пришло указывать такой почтенной даме на неподобающее соседство с мужчиной. – Браво, – обратила она свое полное добродушное лицо к мисс Кавео. – Нечасто увидишь, чтобы так грациозно отмахивались от мух. Вы не поверите, но когда-то они роились и вокруг меня. И особо назойливых, вроде этого молодчика, я просто прихлопывала, вот так! – И дамочка игриво шлепнула коммивояжера по колену черным кружевным веером.

Хорнер и мисс Кавео рассмеялись, и это решило дело. Милый дуэт, на который я так надеялся, превратился в оживленный квартет. Немолодая леди, представившаяся Идой Кир из Сан-Франциско, оказалась ничуть не менее говорливой, чем Хорнер. Пока мы огибали Великое озеро, поезд несколько раз останавливался набрать воды и угля, но болтовня не затихала ни на минуту.

Разговор ненадолго вернулся к суфражисткам – миссис Кир придерживалась мнения, что женщины доказывают свое превосходство над мужчинами уже одним тем, что не вмешиваются в политику, – а потом перешел на Женский павильон на Колумбовой выставке и, наконец, на саму выставку.

В результате мне приходилось больше помалкивать, поскольку я не был столь начитан и осведомлен, как попутчики, и никогда не бывал в Белом городе[15] в Чикаго. Оставалось лишь отпускать простонародные шуточки да пытаться острить, например, когда Хорнер вспомнил о речи какого-то университетского умника, которая произвела шум на выставке на прошлой неделе: дескать, фронтир уже закрыт и времена первопроходцев в нашей стране остались позади[16].

– Если хочет увидеть фронтир, то мы с братом могли бы показать, – вставил я. – Где-где, а в прериях мощеных дорог не сыскать.

– Полагаю, профессор изъяснялся метафорически, в эзотерическом смысле… как обычно изъясняются профессора, – возразила миссис Кир, блеснув глазами. – Он имел в виду наш национальный дух. США – уже не страна фермеров и скотоводов. Теперь у нас есть современная промышленность, прекрасные города. Мы меняемся.

– Но не всем нравятся перемены, миссис Кир. – Мисс Кавео покосилась на Хорнера. – Вот поэтому суфражисток и представляют страхолюдными мужененавистницами.

– Ну а я согласен с Отто, – парировал шпильку Хорнер. – Рано еще говорить о фронтире как о музейной реликвии. – Он указал на окно с моей стороны прохода и безлюдную пустыню за ним. – Там дикие земли, и люди в них дикие. Мы же не вежливых мальчиков опасаемся, правда? Барсон и Уэлш ограбили этот поезд – «Тихоокеанский экспресс»! – всего два месяца назад, и они до сих пор на свободе. Пока не доедем до Окленда, может произойти все что угодно. Завал на путях, разобранные рельсы, динамит. Боже упаси, только бы они не повредили мост. Эти безумные скотопасы так ненавидят ЮТ, что не удивлюсь, если они пустят целый поезд под…

– Гос-спади!

Увлеченные разговором, собеседники уделяли Старому примерно столько же внимания, сколько куче сваленных в углу пальто на рождественских танцах в амбаре, поэтому его внезапная – и оглушительная – реплика заставила всех подпрыгнуть. Не произнеся больше ни слова, он, пошатываясь, поднялся и зашагал нетвердой походкой в сторону хвоста поезда.

Мне понадобилось несколько секунд, чтобы оправиться от потрясения, после чего я рассыпался в извинениях и поспешил за братом. Как ни странно, я был не одинок: китайский джентльмен тоже встал и последовал за ним еще раньше меня.

Но не успели мы догнать Густава, как раздался оглушительный визг.