Читать книгу Гадюка - - Страница 6

THURISAZ, ENDLESS

Рассвет все еще робко теплился, нежась в объятьях ночи, как будто не желал, чтобы хоть одна живая душа обнаружила его до того, как он вступит в свои законные права.

Каждый раз просыпаясь от кошмаров, я думала, что единственный способ спрятаться от них – не позволить себе снова заснуть. Поэтому, пытаясь отогнать сон как можно дальше, я со всей силой вонзала ногти в ладони, спрятанные под подушкой, чтобы ощутить боль.

На каком бы боку я ни лежала – на правом или на левом, – мне было одинаково нехорошо, и на рассвете я неизменно оставалась наедине с собой, в этих мучениях.

Прошло уже много времени с тех пор, как я перестала обращать внимание на то, что происходит в моей жизни или душе. Я не могла снова заснуть. Просто не получалось. Я оставила сон далеко позади и отдалилась от царства Морфея настолько, что, оглядываясь назад, даже не помнила эту маленькую девочку с подушкой под мышкой.

Рассвет постепенно вытеснял ночь, заливая небо багряными красками.

Отринув лишние мысли, я медленно окунулась в холод, пока не заледенела моя душа. Я прижала пальцы к бетонному полу перед окном, и мои длинные волосы рассыпались по плечам. Все еще горящие оранжевым светом уличные фонари стояли стройной шеренгой и напоминали войско, которое вело войну с самой ночью.

Дыхание, сорвавшееся с моих губ прохладным облачком пара, оставило на оконном стекле след. Один из фонарей в конце улицы погас. Вскоре появился дворник, и я перевела на него взгляд. Он шел по дорожке тяжелой поступью, держа в руках в метлу и лопату и периодически зевая.

На земле еще виднелись остатки нерастаявшего снега, и мне совсем не хотелось, чтобы дворник поскользнулся и упал.

Я медленно подняла голову к небу, на котором широкими мазками проступал рассвет. Молодой месяц первой фазы Луны сиял на бледном небе, напоминая серебристый клинок. Совсем скоро день сменит ночь, а луна исчезнет с небосвода.

Махинев.

Меня зовут Махинев.

Это значит «новая луна».

Отец хотел назвать меня Айджан, но не пожелал перечить моей бабушке и дал мне имя Махинев. Некоторые люди произносят его, лишь смягчая букву «а» и не протягивая ее, но имя правильно звучит как «Мя-а-хинев» – со смягченной «м» и протяжной «а». По правде говоря, Махинев и Айджан[1] имеют одинаковое значение. Мой отец всегда говорил, что я родилась в новолуние, поэтому мое имя знаменует и новую жизнь, и молодую луну.

Внезапно из тени парка, расположенного напротив нашего дома, вышел Мирач, и я от удивления раскрыла рот. Опять шлялся по улицам до самого утра. Хотя он застегнул кожаную куртку до самого горла, я видела, как он дрожит от холода.

– Вот идиот, – проворчала я и отступила назад, так и не закрыв окно. Мне нужно было открыть дверь и впустить его, прежде чем проснутся родители. Я терпеть не могла, когда меня отчитывают. Выходя на цыпочках из комнаты, я втайне молилась, чтобы старые деревянные половицы не заскрипели под моими ногами. Тюль затрепетал от завывающего ветра, и я оглянулась, бросив короткий взгляд на открытое окно, а потом вышла за дверь.

Моя комната была первой и находилась достаточно близко ко входной двери. Быстро осмотревшись по сторонам, я прокралась на цыпочках по темному коридору. Благодаря гольфам, доходившим до колен, я двигалась почти бесшумно. Одной рукой осторожно открыла замок, а другой легонько толкнула дверь, оказавшись нос к носу с Мирачом. Мирач – один из моих троих младших братьев. У него есть брат-близнец, Миран. В этом году они оканчивали школу, а на прошлой неделе мы отметили их восемнадцатилетие. И хотя внешне они точные копии друг друга, характеры у них совершенно разные.

Два противоположных, но абсолютно идентичных отражения…

Мой третий брат, Махзар, был старше близнецов на один год. Сейчас он учился в университете Измира.

– Заходи, – прошептала я, нервно оглядываясь по сторонам.

– Ты снова спасла мою задницу, – тихо ответил Мирач и, войдя в квартиру, чмокнул меня в щеку. Потом отстранился и расстегнул кожаную куртку.

Я закатила глаза и медленно закрыла дверь.

– Голоден? – шепотом спросила я у Мирача.

– Я перекусил с друзьями, но водички бы выпил. – С этими словами Мирач направился на кухню, растирая озябшие руки. Он даже не снял ботинки.

– Притормози, – осадила его. – Нельзя ходить по дому в уличной обуви. Мама тебя убьет.

– Мама сейчас в режиме зимней спячки, – ответил он и, открыв дверцу холодильника, достал бутылку с водой.

– Ну уж нет, – тут же выкрикнула я. – За окном мороз. Не смей пить ледяную воду. Положи на место!

– Почему ты обращаешься со мной как с ребенком? – пробурчал Мирач, глядя на меня.

– Потому что… – я забрала бутылку у него из рук и положила ее обратно, – ты и есть ребенок. – Я закрыла дверцу холодильника и встретилась с хмурым взглядом Мирача, который смотрел на меня как на ведьму. Я была достаточно высокой девушкой и, по сравнению со сверстницами, имела куда более физически развитое тело, но Мирач был намного выше. Мне приходилось задирать голову, чтобы посмотреть на брата, которого я только что назвала ребенком. Глупо отрицать, что меня это не напрягает.

– Ты называешь меня ребенком, игнорируя мой рост. Люди думают, что я твой старший брат.

– Мне двадцать один, – сказала я, глядя на него. – А ты не пьешь холодную воду.

Он поднял руки вверх в примирительном жесте.

– Ладно, сестренка, как скажешь.

– Хорошо. – Подойдя ближе, я поставила кувшин на кухонную столешницу и, встав на цыпочки, достала из шкафчика стакан. – Пей, – сказала я с торжествующей улыбкой, протягивая Мирачу полный воды стакан.

Внезапный порыв холодного воздуха скользнул по моей коже, выбивая меня из равновесия. Кухонные стены вокруг меня качнулись и задрожали. Я никому не рассказывала о приступах, которые в последнее время лишь участились, и списывала все на обычные перепады артериального давления. Но иногда опускавшаяся на меня ночная темнота действительно пугала.

Спустя некоторое время после того, как я начала просыпаться в липком поту, сон стал моим злейшим врагом. Главной причиной темных кругов под моими глазами был недосып. Я боялась уснуть, боялась вновь погрузиться в это беспокойное состояние и испытать ужас.

– Что с тобой? – От вопроса Мирача стены будто задрожали еще сильнее. Он обернулся, и я посмотрела в такие же, как у меня, карие глаза с алой окантовкой, сверкающей в свете уличных фонарей. Он снова нахмурил брови и положил мне руку на плечо. – Сестренка, ты в порядке? Ты странно ведешь себя в последнее время.

По правде говоря, я с той самой ночи накануне моего дня рождения чувствовала, что происходит нечто очень странное. В ночь, когда мне исполнился двадцать один год, луна погрузилась во тьму, и в городе разразилась настоящая снежная буря. Отрубилось все электричество, и жизнь словно остановилась. Метель быстро сменилась снежной бурей и всего за несколько часов нанесла серьезный ущерб всем жителям города. Похоже, я еще не до конца оправилась от шока, который испытала той ночью. И именно поэтому переживала подобные приступы. Мне казалось, что я ответственна за ту ужасную ночь, хоть и понимала, насколько такие мысли нелепы.

Та ночь и правда произвела на меня неизгладимое впечатление.

– Сестренка?

– Все в порядке, Мир, – ответила я с улыбкой. – Не переживай. В последнее время у меня падает давление. Вот и все.

– Тебе пора обратиться к врачу, – сказал Мирач, сделав глоток воды из стакана, который я ему протянула. – Вчера вечером ты отключилась на диване, а когда я подошел накрыть тебя пледом, ты так странно зыркнула на меня, что я испугался до смерти. – Он тихо рассмеялся. Я замерла и уставилась на него, не понимая, что он имеет в виду. Я ничего такого не помнила. – А когда я сказал тебе идти спать, ты начала нести какую-то непонятную чушь. – Мирач поставил стакан на кухонную стойку. – Ты во сне учишь новый язык, что ли? Будь на моем месте Миран, он бы точно обделался.

– Я даже не помню, что ты подходил ко мне, – растерянно произнесла я, сморщив нос и нахмурившись. – Не помню, как заснула…

– Думаю, ты пропустила фазу роста и сразу перескочила на фазу старения, – сказал он с насмешливой улыбкой, а потом сочувственно сжал мое плечо и добавил: – Даже не представляю мир, где нет тебя.

Его последние слова привлекли мое внимание. Я посмотрела в глаза младшему брату, испытывая сильнейшие эмоции, а потом накрыла его ладонь на моем плече и нежно погладила.

– Тебе придется привыкнуть к миру, в котором меня нет.

От моих слов он нахмурился.

– Что ты такое говоришь?

– Нельзя всегда находиться на своем месте, – прошептала я, и мой голос всколыхнул в моем сознании что-то скрытое, а в глазах Мирача появилось выражение, которое я никогда раньше не видела.

– Не говори так! Ты всегда будешь рядом, – произнес он как упрямый ребенок.

– От меня это не зависит, мы живем лишь той судьбой, что нам отвел Бог. – Я убрала ладонь. На лице Мирача отразилось недовольство, и он всем своим видом показывал, что не согласен с услышанным. Он упрямо и отчаянно замотал головой, и его упрямство рассмешило меня.

Главная причина его привязанности ко мне состояла в том, что наши родители вечно работали. Мама и папа проводили дни вдали от нас, и, как бы они ни старались уделять нам внимание и заботу, этого все равно было недостаточно. Кроме того, меня никогда не покидало ощущение, что с отцом я была ближе, а между мной и мамой пролегала настоящая бездна. Так что, поскольку их часто не было рядом, обязанность приглядывать за младшими братьями легла на мои плечи. Но меня никогда не тяготило это.

– Не грусти, – с улыбкой сказала я и, протянув руку, погладила его по щеке. – Вероятно, в следующем году тебя не будет рядом со мной. Разве ты не хотел поступать в универ в Анкаре?

– Это другое, я же буду приезжать на выходные, – ответил он.

– Почему ты ведешь себя так, как будто завтра я исчезну? – спросила я, нежно улыбаясь ему. – Я здесь и никуда не денусь. Сейчас не время загадывать будущее. Мы ведь не ясновидящие.

– Тогда не говори ничего, что может меня выбесить, – проворчал он. – Я пошел спать, устал до смерти.

– Приятных снов, солнышко, – сказала я, направляясь к холодильнику. – Пожалуйста, прими душ перед сном.

– А можно утром?

– Тогда у меня появится повод прийти в комнату и придушить тебя подушкой, Мирач.

– А я запрусь, – бросил он, небрежно отталкиваясь от двери.

Я бросила на него убийственный взгляд.

– Знаешь, на уроках боевого искусства нас научили не только драться, но и выбивать двери. Нет в жизни ничего важнее безопасности.

– Тогда никакие это не уроки боевого искусства, раз вас там учат не драться, а сразу быть якудза. – В ответ я посмотрела на него с хитрой улыбкой на лице, и он закатил глаза. – Ладно, понял я. Приму душ, а потом спать.

– Отлично. Если не уснешь – приходи сюда, я приготовлю блинчики. – Я открыла дверцу холодильника и подняла прозрачную крышку, под которой лежали яйца. – Я голодна как волк.

– Кстати, о волках. Слышала новости? – спросил Мирач, схватившись пальцами за дверной косяк, и вытянул голову. Его тело будто стало напоминать форму вопросительного знака, и я посмотрела в его широко открытые глаза. – Девочка, ты в каком измерении обитаешь? Ты точно с земли?

– Ну не томи! Говори уже, Мирач.

– Прошлым вечером в центре Стамбула объявились три волка. Одного из волков видели у нас на улицах, – взволнованно рассказал он. – Профессиональная команда отправилась на их поиски, но волков и след простыл.

В моих глазах вспыхнул интерес, но по телу в то же время пробежал холодок.

– Куда они могли деться? – спросила я, медленно закрывая крышку, а потом склонила голову набок.

– Не знаю. Один из астрологов сказал, что это как-то связано с новолунием. Глупые суеверия, – ответил Мирач, нервно хихикнув. – Когда уже люди перестанут верить в подобное?

– Почему именно центр города?

– Откуда мне знать? Но я полностью уверен, что новолуние тут ни при чем. Может, они оголодали и решили пойти в город? Обычно они так и поступают. – Выйдя из кухни, Мирач на мгновение остановился и посмотрел на меня через плечо. – Может быть, дело в природных явлениях. Говорят, змеи приползают в город, только чтобы предупредить о землетрясениях и других стихийных бедствиях. Я имею в виду тех змей, которые приползли в город в ночь твоего дня рождения, когда на нас обрушился апокалипсис. Эксперты предположили, что где-то, возможно, произошло землетрясение, поэтому змеи покинули свои дома и перебрались в город. Может быть, причина в этом.

Змеи… Я вспомнила утро после той ночи, когда во всех новостях показывали змей на дорогах. Тучный мужчина с седой бородой утверждал, что они – предвестники землетрясения.

– Но землетрясения не было, – прошептала я.

– Сестренка, да что с тобой сегодня? Ты совсем странная. Тебе не блинчики надо готовить, а немного поспать. Наши скоро проснутся. Не стоит начинать день невыспавшейся.

Я потеряла аппетит, потому что в моей голове царила полная неразбериха. Я кивнула и, прислонившись спиной к холодильнику, спокойно наблюдала, как Мирач исчезает из виду. Я понимала, что в последнее время происходит что-то необычное: и природные катаклизмы, и лютые холода предвещали тяжелую и ненастную зиму. Январь уже был очень холодным, а сейчас, в начале февраля, стало еще холоднее, если такое вообще возможно. Я вздрогнула от внезапно заработавшего мотора холодильника, отвлекаясь от размышлений, а потом осмотрела темную кухню. Осознав, что балконная дверь открыта настежь, я внезапно оцепенела.

Белый тюль тихонько колыхался. Я не могла отвести взгляда от молодого месяца, сияющего между двумя занавесками, которые трепетали на ветру будто белые крылья. Казалось, стук моего сердца начал заполнять всю квартиру.

Налетевший вдруг ветер растрепал мои длинные темные волосы и откинул их назад. В кожу иглами вонзился холод, проникая до самого мозга, а конечности будто сковал паралич. Я чувствовала себя так, словно нахожусь не внутри своего тела, а вне его, как бы наблюдая со стороны.

Тень… На балконе за развевающимися занавесками промелькнула тень. Когда ее очертания совпали с тем, что нарисовало мое воображение, я машинально приоткрыла рот. В ушах загудел ветер, снег вихрем ворвался в дом, а тень двинулась в моем направлении.

Она напоминала фигуру волка.

Я услышала нежный голос, звучащий в унисон с ветром:

– Jūsu kārta… – «Твоя очередь».

Голос, который я с трудом понимала, врезался в мое подсознание и подавил страх. Мой пульс участился, сердце забилось так быстро, словно хотело выскочить из груди, а с моих губ сорвался отчаянный писк. Внезапно все затихло, развевавшиеся на ветру занавески остановились, а тень исчезла.

Только когда папа ворвался на кухню с криком «Махинев!» – я пришла в себя и начала медленно возвращаться из темной бездны, в которую вновь погрузилась. Жутко напуганная, я укрылась в объятьях отца.

– Что случилось? – спросил он, нежно поглаживая мои темные волосы. Мое молчание успокоило его, и он не стал мучать меня дальнейшими расспросами. Еще какое-то время я грелась в его надежных объятьях, пока на кухню не вошли Мирач, Миран и мама.

– Что здесь происходит? – в панике спросила мама, пытаясь завязать пояс халата. – Махинев, с тобой все в порядке?

– Все хорошо, – сказал отец, поднимая руку. – Возвращайтесь в постель.

– Я только что ушел от тебя, – сказал Мирач, одетый в одни лишь спортивные штаны. Вероятно, мои крики застали его в тот момент, когда он собирался принять душ. – С тобой все было нормально. Что случилось? Почему она закричала?

– Она просто увидела тень, – спокойно ответил папа, хотя я ничего ему не рассказывала. – Иди отдыхать. С ней все в порядке.

– Уже начала бояться собственной тени? – язвительно спросил Миран. – Сестренка, пора перестать смотреть фильмы ужасов. У меня завтра утром матч, а ты мешаешь мне спать. Если ты в порядке, тогда я пошел. Я заслужил еще немного сна… – проговорил он, растирая заднюю часть шеи.

– Я в порядке, – прошептала я. – Папа, пусть идут отдыхать. Я в порядке.

– Красавица моя, уже давно рассвело. Некоторых теней стоит бояться только ночью, – понимающе произнесла мама. – Поспи немного, я приготовлю завтрак и через пару часов разбужу тебя.

– Ты слышала ее, Диджле, – мягко сказал отец. – Ступай, а я поговорю со своей прекрасной дочуркой.

– Да мы и не думали трогать твою прекрасную дочурку, – со смехом ответила мама. – Ладно, только не засиживайтесь тут. – Она похлопала Мирача по плечу. – Давайте, мальчики, вернемся в постель.

– Сестренка… – услышала я голос Мирача, но мама легонько коснулась его руки и сказала:

– С твоей сестрой все в порядке, большой ребенок. Иди спать.

На кухне остались только мы с папой, и между нами повисла неловкая тишина. Несмотря на это, в его объятьях я ощущала себя в безопасности. В моей голове роились вопросы, а сердце было переполнено переживаниями. Возможно, из-за рассказов Мирача мне показалось, что тень имеет очертания волка, но я никогда не считала себя слишком впечатлительной. Сейчас я чувствовала себя просто ребенком. В этом Миран оказался прав. Может, я и правда испугалась собственной тени, а может, это были лишь игры моего разума. Плод моего воображения…

– Пап, а как ты узнал, что я видела тень? – тихо спросила я. Папа запустил пальцы мне в волосы и нежно поглаживал, как будто водил рукой по морским волнам.

– Догадался, – прошептал он и прижался губами к моей макушке. Его голос всегда звучал глубоко и таинственно, будто доносился со дна океана, из самого сердца морей. Будто мой папа мог повелевать волнами. – Расскажешь мне, что ты видела?

– Не хочу, чтобы ты смеялся надо мной, – обиженно ответила я.

– Если отцы и смеются над своими дочками, то только с любовью, Махинев. – Я чувствовала, что он улыбается, говоря это. Потом он глубоко вдохнул через нос и резко выдохнул мне в волосы. – Детка, что именно ты видела? Расскажи мне.

– Я… – Я нахмурилась и прижалась ухом к груди отца, находя покой в его размеренном сердцебиении. – Мирач сообщил, что в городе появились волки, и я, кажется, слишком прониклась его рассказом. Мне показалось, что я видела на балконе волка, который наблюдал за мной через занавеску.

Папа молча поцеловал мои волосы.

От его молчания мне стало не по себе, и я добавила:

– Не молчи, прошу. Я и сама знаю, что это плод моего воображения, – быстро сказала я. – Когда я впервые услышала об этом, меня это совсем не напугало, но, должно быть, я недооценила свою реакцию, раз навыдумывала себе всякого.

– Махинев, – задумчиво протянул папа, и я на мгновение подняла голову, чтобы посмотреть в его кроваво-карие глаза и понять, испытывает ли он беспокойство. Мне не хотелось, чтобы он переживал за меня. Мне исполнился уже двадцать один год, и я должна перестать волновать его по таким пустякам. – Ты так и не сказала, что подарила тебе бабушка на день рождения.

Я не могла не заметить, как резко он сменил тему.

– Какую-то книгу, – медленно проговорила я.

– Что за книга? – Папа снова прижался губами к моей макушке.

– На обложке названия не было, а внутрь я не заглядывала, – ответила я, медленно облизнув губы. – У меня сейчас и без того полно забот, я не могу посвятить время чтению книг, но скоро начну.

– Не торопись, – внезапно сказал папа, и я нахмурилась. – У тебя много других книг. Ты тратишь все свои карманные деньги на книги, поэтому прочти сначала их. Не думаю, что бабушкина книга придется тебе по вкусу.

– Почему ты так себя ведешь с бабушкой? – Мой вопрос, казалось, заставил его задуматься. Я уже давно хотела задать его. Он очень чутко относился к бабушке, но иногда мог быть очень жестоким. Не разрешал мне проводить много времени с ней. Сердился, когда я, будучи ребенком, засыпала у нее на коленях. – У вас с ней нет золотой середины. В один день вы с ней очень тепло общаетесь, а на следующий ты ужасно холоден.

– При чем здесь мы? Это просто типичная история матери и сына, – отмахнулся папа, а затем обхватил ладонями мои щеки и медленно поднял голову, чтобы заглянуть мне в глаза. Мой папа был мужчиной высоким и худым, но с крепкими и мускулистыми руками. Трудно определить его настоящий возраст. Еще когда я училась в школе, мои одноклассницы засматривались на него и говорили непристойности.

Айкан Демир разительно отличался от мужчин своего поколения, а его внешность завораживала всех вокруг. Мне очень повезло с таким папой.

– Моя маленькая гордость, – сказал папа, с любовью глядя мне в глаза. – Как бы мне хотелось, чтобы тебе всегда было двадцать.

– Тебе не нравится, что я взрослею? – усмехнулась я. – Не переживай. Самое большое место в моем сердце навсегда зарезервировано для тебя.

В глазах отца отразилась грусть. Он провел большим пальцем по моей щеке.

– Не выходи из дома до окончания новолуния. – От его слов я нахмурилась. – История с волками сильно повлияла на тебя, – добавил он. – Лучше оставайся здесь, пока не появятся новости.

– Мирач наплел тебе про луну? Ты что, веришь словам астролога?

– Я-то не верю, а вот твой разум верит. Посмотри, как ты испугалась. Пока луна не выйдет из тьмы и не сменит цикл, ты должна оставаться в безопасности. Так говорит твой разум. – Он наклонился и шумно чмокнул меня в лоб. – Не хочу, чтобы ты испортила зрение за чтением книг, поэтому дай пока глазам отдохнуть. А потом прочти один из недавно купленных романов и порекомендуй что-нибудь мне.

– Постараюсь. – Я пожала плечами и выдавила улыбку.

– Хорошо, а теперь давай приготовим отличный завтрак, чтобы аппетитные ароматы с кухни разбудили всех.

Он отнял руки от моего лица, взъерошил мне волосы и повернулся к холодильнику. Я так и стояла у него за спиной, спокойно наблюдая за его перемещениями по кухне. Занавески снова всколыхнулись, и мы с папой одновременно уставились на балкон.

– Стало прохладно. Давай закрою дверь, – прошептал папа.

Я просто кивнула, а потом мы вместе начали готовить завтрак. За все это время мы не проронили ни слова, пока домочадцы не проснулись и не пришли к столу.

В последующие часы сероватый цвет неба окрасил гостиную, и я устроилась в своем кресле. На журнальном столике передо мной стояло несколько стопок романов в мягких обложках. Я даже не помнила, в какой момент включила телевизор, где шли полуденные новости. Я уже собиралась взяться за очередную книгу, как вдруг мое внимание привлекли слова ведущей, и я, подняв голову, уставилась на рыжеволосую девушку.

– Сегодня ровно три года со дня исчезновения Ибрагима. В возрасте двадцати одного года он внезапно пропал, и три года поисков не привели ни к каким результатам. Его друзья переживают и продолжают искать родственников этого столь рано осиротевшего молодого человека. – На экране появилась фотография Ибрагима, чисто выбритого, привлекательного парня с темно-русыми волосами и карими глазами. – Сейчас Ибрагиму двадцать четыре, и о нем вот уже три года нет никаких известий. Погиб ли он? Или все еще жив и где-то находится? Ничего из этого нам доподлинно не известно. Мы будем продолжать поиски вместе с баскетбольной командой, но его друзья уже теряют веру в то, что Ибрагим жив.

– Махинев, – позвала мама. Я перевела на нее взгляд, но перед моим внутренним взором все еще стояло лицо парня с фотографии. – Мне пора выходить, сегодня у меня ночная смена. Не забудь приготовить ужин для братьев, папы и себя, детка. – Мама убрала телефон в черную сумку и повесила ее на плечо. – Погода за окном отвратительная, дороги перекрыты. Даже не знаю, как буду добираться. Надеюсь, твои братья заберут отца, и ему не придется в такую погоду ехать на общественном транспорте. Сейчас это совсем не безопасно. – Она развела руками и вышла из гостиной, а я снова повернулась к телевизору. Фотографии на экране уже не было.

Не дожидаясь от меня ответа, мама вышла из квартиры, и хлопок двери эхом отдался от стен и прокатился по комнатам. Опустившееся на меня одиночество начало окутывать мою душу, погружая меня в переживания.

– Одиночество? – Я медленно покачала головой и посмотрела на один из лежащих передо мной романов. – Да, мой самый верный друг.

Я начала читать книгу, но, осознав, что сюжет романа меня не захватывает, отложила в сторону. Забравшись с ногами на кресло, я обняла руками колени, поставила на них подбородок и начала наблюдать за падающим за окном снегом. Снежинки кружились и падали, пока мое сознание медленно погружалось в сонную бездну. Перед моими глазами замаячила пугающая темнота, и я ощутила сильное желание броситься в эту бездну с головой в порыве самоубийства.

Наконец, не силах больше бороться с собственным разумом, я закрыла воспаленные от недосыпания глаза и погрузилась в глубокий сон. Головная боль была настолько невыносимой, что тело сразу обмякло, хотя сознание оставалось кристальном чистым. Мой мозг буквально пульсировал. Когда я с трудом разлепила веки, то поняла, что квартира уже погрузилась во тьму, а серебристый свет луны нарисовал круг посреди гостиной, словно озарил актера на сцене. Мое сердце забилось быстрее, и я немного приподнялась, упираясь руками в подлокотники кресла, как вдруг услышала шепот. Казалось, пульс в запястье отдается ударами в голове.

– Кто вы? – в страхе прошептала я.

Сердце ушло в пятки.

Увидев на полу змею, извивающуюся и отливающую серебром в тусклом свете комнаты, я захотела встать, но мои запястья словно приковало к креслу. Я не могла сдвинуться с места. Крик ужаса подступил к горлу. Змея остановилась в центре лунного круга и медленно подняла голову, выпятив назад ядовитую шею. Наши глаза встретились. Я не могла ни закричать, ни пошевелиться.

Алые змеиные глаза смотрели прямо в мои.

Она выглядела как пустынная черная змея, но, присмотревшись повнимательнее, я заметила на чешуе синие отблески и поняла, что это была пустынная черная гадюка.

Я впервые в жизни видела гадюку, но как же она отличалась от других представителей своего семейства… Раньше я не то чтобы не видела, даже никогда не слышала о существовании гадюки с черно-синей чешуей, не говоря уже о ее названии.

Змея высунула язык, и по комнате разнеслось громкое шипение. В тот же момент из моего горла вырвался душераздирающий крик. Я вскочила с дивана, будто разорвав невидимые оковы, и побежала прочь. От нестерпимого страха у меня из глаз брызнули слезы. Внезапно я с кем-то столкнулась, потеряв равновесие, но чьи-то сильные руки схватили меня за запястья и помогли устоять на ногах. Я испуганно подняла голову, чтобы посмотреть на этого человека. Меньше всего на свете ожидала увидеть бабушку. Слезы все еще текли по моим щекам, но было уже не так темно. Стало светло почти как днем.

– Махинев, – позвала бабушка, продолжая крепко сжимать мои запястья. – Что происходит?

– Бабушка! – Я в ужасе оглянулась, а потом уставилась в такие же, как у меня, кроваво-карие глаза бабушки, которая наблюдала за мной. – Я…

– Что ты? – Она странно посмотрела на меня. Одета она была как обычно: в черное платье и черный кружевной платок, под которым прятала свои волосы. Веки она подводила черным карандашом, который отпечатался прямо на мешках под глазами. Бабушка хоть и выглядела привычно, но во мне все равно продолжал нарастать ужас.

– Просто испугалась, – задыхаясь, ответила я. Вырвавшись из ее цепких рук, я перевела дыхание и посмотрела ей в глаза.

– Тебе уже двадцать один, ты должна научиться противостоять своим страхам.

Я согласно кивнула. Никак не могла избавиться от странного чувства внутри меня. Какая-то неестественная смесь любопытства и беспокойства.

– Когда ты пришла? Я не слышала, как звонили в дверь.

– Твой отец дал мне запасной ключ. Я вошла как раз в тот момент, когда ты закричала. – Бабушка оглядела гостиную поверх моего плеча. – Ты ведь одна, да?

– Да, – ответила я, медленно отступая назад. – Проходи.

– Нет, – сказала бабушка. – Я просто хотела кое-что тебе передать.

Я в сомнении выгнула бровь.

– Что же?

Моя бабушка Махинур была, пожалуй, самым чудаковатым членом нашей семьи. Отношения между ней и моим отцом складывались настолько странные, что я не могла охарактеризовать их ни как хорошие, ни как плохие. Иногда мне казалось, что они – единственная опора и поддержка друг для друга, а порой они становились чуть ли не заклятыми врагами. Бабушка запустила свои накрашенные черным лаком ногти в вязаную сумочку, висевшую на плече, и я уставилась на ее мертвецки бледные руки, замерев в ожидании. Сердцу снова стало тесно в груди от того необычного щемящего чувства. Бабушка достала карту и двумя ногтями протянула ее мне. Я опустила на нее взгляд.

– Что это, бабушка?

– Я забыла вложить закладку для книги, которую подарила тебе, – ответила она, продолжая держать один палец на обратной стороне карточки, а другой – на лицевой.

Потом она медленно повернула ее ко мне лицом, и я увидела силуэт женщины, чье лицо закрывал бабушкин ноготь. Это была карта Таро, изображающая Верховную Жрицу.

Стоило мне только взглянуть на карту, и я почувствовала, как кровь с бешеной скоростью понеслась по венам, а в лицо будто ударил свет прожектора.

– Как тебе? Красивая, правда? – Бабушка протянула мне карту. – Возьми.

Какая-то часть меня хотела прикоснуться к ней, взять в руки и внимательно рассмотреть каждую ее деталь, но другая часть продолжала удерживать меня от этого поступка. И хотя бабушка была доброй и чуткой женщиной, я чувствовала, что в ней есть и некая темная сторона, которая иногда пугала до ужаса.

– Это же карта Таро, верно? – хмуро спросила я, не отрывая взгляд от карты. – Зачем использовать ее как книжную закладку?

– Тебе она что, не понравилась?

– Нет, наоборот, она мне очень понравилась, но…

– Тогда бери, – проговорила она, буквально сунув карту мне под нос. – Некоторые книги идут только с закладками.

Я приняла карту и развернула ее лицевой стороной к себе. Бабушка не отрываясь наблюдала за мной, и хотя мне было немного не по себе от ее внимания, я не могла отвести взгляд от Жрицы.

– И как? – спросила она, не скрывая любопытства в голосе. – Каково держать ее в руках, Махи?

Время от времени она называла меня Махи, и хотя я не знала, что это значит, мне нравилось слышать уменьшительное имя с ее уст. Я кивнула головой, глядя на карту как завороженная.

– Она будто зачарована, – прошептала я. – Бабуля, а ты веришь в предсказания карт Таро?

– Да, – тихо ответила она, а затем обхватила мои ладони своими. Карта, по-прежнему зажатая в моей руке, оказалась между нами двумя, словно связывала нас вместе. – Махи, – продолжила бабушка, глядя мне прямо в глаза. – Пообещай мне, что всегда будешь осторожна. Ты обязана быть осторожной. А еще пообещай мне, что не станешь меня убивать, черт возьми. Давай, пообещай мне. Ты будешь очень сильной и осторожной.

– Бабуля, что-то не так? – спросила я, и голос выдал мое беспокойство. Тревога внутри меня нарастала, как огонь, готовый вот-вот перерасти в настоящий пожар.

Бабушка смежила веки и глубоко вздохнула. Когда она снова открыла кроваво-красные глаза, в них виднелись налитые кровью сосуды, а взгляд был затуманен.

– Ты – важная часть меня, Махи. Я не показываю тебе это, но ты… ты для меня самый родной и близкий человек.

Да, порой мы и правда были друг другу словно чужими, но я всегда ощущала ее любовь. Каждый раз, когда смотрела в ее глаза, я одновременно чувствовала и страх, и безопасность. То, что другие люди считали чудаковатостью, мне таким не казалось. Некоторые мои друзья со школы называли ее странной. Они боялись ее, склоняли голову при виде нее и часами не могли проронить ни слова. И хотя я никогда по-настоящему не вливалась в компанию, я отчетливо помнила, как большинство моих друзей, которых я приглашала к себе делать домашнюю работу, убегали из моего дома, лишь завидев мою бабушку. Но кое-чего они не знали: пугающая красота бабушки имела чистые истоки. Сердце у нее было добрым, пусть и немного холодным, потому что таило в себе лед.

– Знаю, – прошептала я в ответ на столь неожиданные нежные слова. Недавнее ужасное происшествие уже отпечаталось в моем сознании, превратившись в далекое воспоминание. Бабушка улыбнулась мне, крепче сжимая мои руки, и впервые за долгое время я увидела искреннюю улыбку на ее губах. – Я тоже тебя люблю.

– Любишь, – согласно кивнула она, отпуская мои руки и прижимая ладонь к моему сердцу. – Я слышу это даже в биении твоего горячего сердца. Но ты так и не дала мне обещание, Махи.

– Я не знаю, что тебе пообещать, ба, – сглотнула я. – Я правда ничего не понимаю.

– Ты все поймешь со временем. – Она убрала руку с моей груди и перевела взгляд на карту с Верховной Жрицей. – Махи, не спрашивай меня, в чем дело. Просто пообещай. Что бы ни случилось, ты всегда будешь сильной и осторожной. Ты ведь будешь такой, не так ли?

Понять ее было так же трудно, как разобрать слова сквозь толщу воды. Я не знала, что творится у нее в голове, но слегка кивнула в знак согласия.

– Обещаю, – медленно произнесла я, даже не зная, что именно обещаю.

Бабушка опустила руки и тихо спросила:

– Ты еще не начала читать мою книгу, верно? – Я кивнула, и она закивала в ответ. – Когда планируешь начать? Ты должна начать сейчас же.

Я замерла.

– Но у меня нет времени…

– Ты должна, – отозвалась бабушка. – Пожалуйста, прочитай ее ради меня.

– Хорошо… – Я в растерянности смотрела на нее.

– Но читай ее лишь на рассвете, когда в лесу и на небе рассеется тьма. – Она покачала головой. – И не читай ее в сумерках, когда лес и небо, погружаясь во тьму, принадлежат им одним.

– Кому? – нахмурилась я. – Бабуль, ты говоришь загадками. Скажи мне, что происходит.

– Членам стаи, – ответила она, и по моей коже пробежал холодок. – Пока не придет их вожак, они будут бродить под темными небесами, точа зубы. – Бабушка посмотрела мне прямо в глаза. – Они – властители ночи.

Я впервые слышала, как бабушка произносит слова, которые другим могли бы показаться бессмыслицей, но на меня наводили неподдельный ужас. Все это звучало донельзя ненормально, но раньше она никогда ничего такого не говорила. Мысль настойчиво билась о стенки моего разума, практически умоляя освободить ее, и я с трудом сдерживала ее, чувствуя, что теряю самообладание. Я не могла позволить страху преследовать меня.

– Ба, ты в порядке? – Я положила руку ей на плечо и заглянула в глаза, стараясь проявлять понимание, но и скрывать того, что боюсь ее, я тоже не могла. – То есть… Ты говоришь какие-то странности, и я ничего не понимаю. Давай мы позвоним папе, и ты расскажешь ему все, что хотела рассказать мне, а?

– Ох, прости, деточка, – горько улыбнулась она. – Я напугала тебя? Я просто рассказала о книге, которую ты должна прочитать. Иногда я забываю половину предложений. Кажется, я стала неверно трактовать книгу. Тебе лучше самой начать читать, с самой первой страницы.

Неужели поводом для всех этих мрачных и бессмысленных слов послужила книга, которую она мне подарила? Говорила она о ее художественном замысле или сюжете? Но зачем тогда просила меня быть сильной? В конце концов, я не персонаж книги. Конечно, я иногда представляла себя на месте героинь романов, которые читала в тот или иной период жизни, но то, что бабушка слезно требовала от меня каких-то обещаний, казалось мне смешным и нелепым. Почему я должна быть осторожной? Наверное, с возрастом ее разум стал играть с ней злые шутки.

Впрочем, мой разум тоже не отличался примерным поведением.

– Я… – Бабушка бросила на дверь взгляд, будто время поджимало, и я уже начала думать, что она куда-то торопится. – Ладно, лучше я пойду. Но помни: начинай читать книгу сегодня на рассвете.

– Хорошо, – пробормотала я, пытаясь не гримасничать.

Внезапно раздался звук ключа, проворачиваемого в замке, и мы с бабушкой переглянулись друг с другом. Дверь медленно открылась, и в квартиру вошел Мирач. Только расстегнув молнию на черной куртке, он заметил бабушку.

– Бабуля? – вопросительным тоном сказал Мирач, а потом снял куртку и повесил ее на вешалку. Увидев, что под ней была лишь тонкая баскетбольная майка, я невольно нахмурилась. Неужели он совсем не чувствует леденящего холода? – Не знал, что ты придешь.

– А ей что, надо у тебя разрешение спрашивать? – огрызнулась я и снова посмотрела на бабушку. – Не ходи на улицу в такой холод. Посиди у нас. Я сварю тебе кофе.

– Нет, нет, – ответила бабушка, яростно замотав головой и протестующе выставив вперед руку. – Лучше приготовь чего-нибудь брату. Он наверняка замерз. – Она с улыбкой посмотрела на Мирача. – Хотя у этого мальца кровь такая неистовая, что она всегда будет горячей.

– Я не малец, – сказал Мирач с наглой ухмылкой, приподняв бровь, а потом покачал головой. – Не парься, сестренка, у меня есть руки. Я могу сам о себе позаботиться. Не переживай.

– Конечно, ты ведь уже взрослый парень, – усмехнувшись, поправила себя бабушка. – Ладно, я пойду. Будьте осторожны!

– Ты тоже, – прошептала я.

– Ба, будь осторожна, на улицах водятся волки, зуб даю, – бросил Мирач, и на его губах заиграла кривая ухмылка. Бабушка на мгновение окаменела, уставившись в пол, а потом в ее кроваво-карих глазах возникла невиданная мною ранее тусклая дымка, поднявшаяся, словно океанская волна, когда она посмотрела на Мирача.

– Что?

– Говорю же, в город пробрались волки, – усмехнулся Мирач. – Кажется, они и сестренку напугали прошлой ночью…

– Ну ты и шутник, – сказала я, глядя на него отстраненным взглядом. – Не слушай его, бабуль. Он вечно несет какой-то бред.

– Просто поверьте мне, дамы… – Мирач вразвалку прошел по коридору. Бабушка так и не сдвинулась с места, но теперь в ее глазах плескалось кровавое море, которое с трудом сдерживает буйные волны, скрывавшие необъятные глубины.

– Ты видела волков? – спросила она, не поднимая на меня взгляда. Выглядела бабушка в этот момент, надо сказать, неважно. – А тебя они видели?

– Нет! – ответила я и скривилась. – Нет, как я могла видеть волков?

Воспоминания об инциденте на кухне змеей заползли в мое сознание, и я изо всех сил попыталась собраться с мыслями.

– Значит, ты не видела их, а они не видели тебя? – Бабушка внезапно обернулась ко мне. – Что напугало тебя прошлой ночью?

– Просто тень… – Я растерянно посмотрела на нее. – Бабушка, ты меня пугаешь. Ты задаешь такие странные вопросы… говоришь такие странные слова…

– Махи, время идет, – нетерпеливо сказала она, тем самым удивив меня. – Сегодня ночью в три часа не забудь открыть книгу. – Она погладила меня по щеке.

Прежде чем я успела задать вертевшиеся у меня на языке вопросы, бабушка быстро отступила, прикрыв глаза, распахнула дверь и тут же захлопнула ее за собой. Я так и осталась стоять перед закрытой дверью, а у меня в голове царила полная неразбериха.

Я посмотрела на карту Верховной Жрицы, которую по-прежнему сжимала в руках, и поняла, что мысли, оставившие глубокий след между бровями, еще долго не оставят меня в покое. Либо бабушка начала сходить с ума и заразила меня безумием подобно гриппу, либо и правда в мире происходит что-то странное.

Незадолго до наступления ночи, прямо перед вечерним призывом к молитве, домой вернулся отец. Поскольку я весь день слонялась бледная как смерть, а моя голова была перегружена кипящими, как котелок на огне, мыслями, я ничего не успела приготовить, поэтому мы заказали пиццу. Дождавшись заказа, мы, как обычно, обсудили за ужином насущные темы, и все шло своим чередом. А потом раздался настойчивый звонок отцовского мобильного телефона. Он посмотрел на экран, бросил на меня короткий холодный взгляд и тут же вышел из гостиной.

Мирач неотрывно следил за баскетбольным матчем по телевизору, а Миран с кем-то переписывался. Казалось, звонок папиного телефона, напоминающий змеиное шипение, раздражал только меня. Поднявшись с дивана, я будто освободилась от пут ядовитого плюща, обвившегося вокруг моего тела. Стараясь не привлекать внимание братьев, каждый из которых был занят своим делом, я тихо прокралась в коридор и встала у стены, всматриваясь в темноту.

– Нет, – донесся до меня шепот отца. – Я пытался. Сделал все, что от меня требовалось. Все. Я тренировался защищать ее, знал, что однажды этот день настанет, но у меня была надежда, потому что я хорошо подготовился. Я не могу пойти на риск. Понимаешь? Не могу так рисковать.

О чем он говорил? Я чувствовала, что поселившиеся у меня в сознании личинки теперь перебрались на сердце; они раздирали его в клочья и утаскивали кусочки в мысли, пятная кровью и их тоже.

– А теперь надежды не осталось. Я не могу ее потерять. Я не позволю ей ускользнуть сквозь мои пальцы, – прошептал отец и сделал паузу, вслушиваясь, что ему говорит собеседник на другом конце провода. – Круг не работает. Даже наслоения теней не хватило, чтобы спрятать ее.

Наслоения теней?

– Да, я пробовал создавать новый слой теней, но это не сработало. Снежная буря, которая началась той темной ночью, бушует на улицах до сих пор. – Папа глубоко вздохнул, и я почувствовала, как сильно он расстроен. Я скрылась в темноте, с замиранием сердца следя за разговором. – Думаешь, я не пытался использовать черный морозник? Конечно, пытался. Он просто помог ей наладить сон. А теперь и запаха морозника недостаточно, чтобы она уснула. Она шатается по ночам, словно призрак. У окна в ее комнате я поставил дикий базилик для защиты.

Раздался шорох, и я догадалась, что папа провел рукой по волосам.

– Я не знаю, сколько продлится действие дикого базилика. После следующего полнолуния луна начнет убывать, и до этого нужно найти решение. Я не хочу смотреть, как она тает день ото дня. Не могу этого вынести, понимаешь? Я буду защищать ее любой ценой.

Я тяжело сглотнула, и папа резко замолчал.

Когда в коридоре послышались шаги, я шагнула назад и прижалась спиной к холодной стене.

– Кто здесь? – Отец глубоко вздохнул, и я поняла, что он еще не прервал звонок. – Подожди секунду, – прошептал он. – Думаю, кто-то разрушил круг, который я установил в последний раз. Я чувствую его энергию.

Мое сердце билось так же часто и быстро, как вращались мысли в голове. Сначала я разглядела в темноте глаза отца, его лицо, а потом он полностью вышел ко мне. Первое мгновение он выглядел удивленным, как будто не ожидал меня здесь увидеть, а потом стал очень серьезным.

– Махинев, – медленно произнес он, и я услышала, как незнакомый человек на другом конце провода отключился, а затем оператор сообщил, что связь прервалась. От его голоса, казалось, дрогнули даже стены. Мой живот болезненно сжался, и я сглотнула, сильнее вжимаясь в стену. – Как давно ты здесь стоишь?

– Я… – Я не смогла быстро придумать ответ и просто смотрела на папу, ощущая тяжесть на сердце. Его глаза уже не могли скрыть тревогу, нарастающую словно сгущающаяся на небе тьма. – Я просто хотела узнать, кто звонил.

– Друг, – тихо ответил отец.

Конечно, я ни единого слова не поняла из его разговора с другом, но от услышанного мне все равно стало еще тревожнее. Я начинала сходить с ума. Мне не хотелось, чтобы он считал меня сумасшедшей, хотя дома, казалось, все и так уже обезумели.

– Махинев, ты сегодня совсем не спала. Тебе надо отдохнуть.

– Я не хочу спать, – сухо ответила я. Отец видел вопрос в моих глазах, но предпочел оставить его без ответа.

В своих кошмарах я видела лишь темные леса и тихие реки, ощущала чье-то дыхание, снова и снова преследующее меня, чувствовала, как ядовитые змеи обвиваются вокруг моего тела, и слышала воющих на луну волков. Я хотела ему все рассказать, но не находила в себе сил. Во снах я была достаточно сильной, чтобы с ними бороться. По крайней мере, мне так казалось. Из-за постоянного недосыпа мои страх и тревожность только усиливались. Но ни круги под глазами, ни усталость в теле не могли заставить меня лечь в постель.

– Хочешь мне что-то сказать? – спросил папа.

Скептицизм, поселившийся в моих глазах, постепенно рассеялся, и я покачала головой.

– Нет, – пробормотала я.

– Ты уверена?

– Да, пап, – кивнула я. Мне хотелось рассказать ему, что сегодня приезжала бабушка, но я почему-то умолчала об этом, как и о том, что она передала мне закладку для подаренной ею же книги в виде карты Таро. Очевидно, что-то тайное начало закручиваться, и голос внутри меня шептал, что, хоть папа и проворачивал руль, курс все же задавала я. – Пойду в свою комнату.

– Махинев, – позвал он меня, останавливая. Я снова посмотрела на него, чувствуя, как в груди нарастает тяжесть, будто ребра вжимаются в сердце. И я возненавидела это чувство. – Я люблю тебя.

Я замерла. Мой отец никогда не умел выражать свою любовь через слова, он скорее показывал ее действиями и поступками. Он всегда хорошо отзывался о нас, но услышать от него слова любви оказалось по-настоящему тяжело. От подобного проявления чувств у меня защемило в сердце. Папа был не таким, как все. И жить под сенью человека, на которого всегда можно положиться, было совсем по-другому.

– И я… – Я широко улыбнулась, как будто все невзгоды разом померкли, и радостно посмотрела на него. – Я тоже тебя люблю.

Только я открыла дверь в свою комнату, как в коридор с воем ворвался поток холодного воздуха, из-за чего по моему позвоночнику пробежали мурашки, а взгляд помрачнел. Я тихонько прикрыла за собой дверь и осмотрела темные стены. Лунный свет просачивался сквозь окно и падал на пол, словно обводил очертания мертвого тела. Чувство беспокойства снова охватило меня. Казалось, что по моим венам циркулирует не кровь, а яд. Каждый вдох, сделанный в этой комнате, словно медленно убивал меня. Я ощущала, что с каждым годом теряю свои краски, поскольку светлая часть меня снова и снова тонула во тьме.

Увидев, что ветер проникает из открытого окна, я тяжелой поступью направилась к нему. Пересекая комнату, я чувствовала, будто кто-то наблюдает за мной – чувствовала дыхание преследователя на своей коже, чувствовала, как мысли обо мне роятся в его голове. Я даже не представляла, что моя паранойя может настолько разыграться. Еще совсем недавно меня нельзя было назвать паникершей, которая придумывает невесть что и волнуется по любому поводу, но сейчас тревожность и панические атаки стали моими верными спутниками.

Я уже взялась за ледяную ручку, собираясь закрыть окно, но тут мой взгляд зацепился за серебристую луну, висевшую в небе подобно медальону. Казалось, я могу рассмотреть даже ту часть, которая оставалась во тьме. Она горела словно неистовое пламя в костре. Несколько секунд я любовалась бугристой поверхностью луны, а потом быстро закрыла окно и включила маленькую настольную лампу. Моя комната сразу озарилась красноватым светом, и я посмотрела на книгу, лежащую на другом конце стола. На подаренную бабушкой книгу, поверх которой лежала карта Верховной Жрицы. Я провела длинными пальцами по карте, а потом взяла ее в руку и уставилась на изображенную женщину.

Когда я посмотрела на луну, запутавшуюся в юбке Верховной Жрицы, у меня внезапно закружилась голова, и я пошатнулась. На мгновение мой разум помутнел, а передо мной замелькали безликие красные глаза, окутанные неведомой дымкой цвета крови, которая волнами начала расползаться повсюду и заполнять собой все вокруг. Ужасная боль пронзила голову, и я попыталась закрыть глаза, но у меня не получилось. До меня донеслись звуки радиопомех; казалось, будто кто-то включил поцарапанный диск и песня постоянно заедала на одном и том же слове.

В тот момент, когда меня скрутило от невыносимой боли, красные глаза исчезли, а передо мной раскинулась панорама какого-то мира, далекого от того места, где я находилась секунду назад.

Впереди находился лес. Дождь лил с такой силой, что я не могла даже разомкнуть веки. Я вся промокла насквозь, но по какой-то необъяснимой причине не чувствовала ни холод, ни капли на коже.

Услышав отдаленный звон клинков, я попыталась повернуться в ту сторону, но не смогла даже пошевелиться. Кто-то кричал прямо за моей спиной. Зловещий волчий вой эхом разносился по лесу, и от этого звука у меня заныло в груди.

Я резко выпустила карту Жрицы из пальцев, и видение тут же исчезло. В комнате раздавалось лишь мое шумное дыхание. У меня на лбу выступили бисеринки пота. Я стояла на том же месте, вцепившись в слишком длинные рукава белого свитера, и смотрела на карту Жрицы на столе. Быстро схватив карту, я засунула ее между страницами книги. Мой взгляд на мгновение упал на обложку. В голове стрелой пронеслась мысль, отозвавшаяся в груди, и под действием неконтролируемого порыва я коснулась пальцами твердого переплета. Я взяла книгу в ладони. На черной матовой обложке красовалась прозрачная капля воды, внутри которой плавала хрустальная снежинка.

Я раскрыла книгу.

Резкий запах корицы пронзил мои легкие, как острые ножи. Кровь загудела и понеслась по венами в обратном направлении.

Страницы этой книги определенно источали запах чудес.

На титульном листе тоже была изображена прозрачная капля воды, но в этот раз внутри нее виднелась не хрустальная снежинка, а аккуратно написанное от руки предложение:

Никто не на своем месте.

Словам будто было тесно на странице.

Голос… Сердце в груди билось так тихо, словно потерялось в воспоминаниях, а моя душа оцепенела. Я судорожно боролась с опустившейся на меня темнотой, погружая пальцы в ее черноту, пытаясь разогнать поглотивший меня мрак. Мне хотелось открыть глаза, но не я могла, чувствовала лишь острую боль в основании ресниц, а мое тело ломило так, словно я бежала несколько часов подряд.

Тьма оставляла на пальцах капли крови. Боль растекалась по телу, словно чернила, и я не могла никак прийти в себя.

Разум не понимал, что происходит.

Боль все сильнее распространялась по телу, как будто на меня навалился очень тяжелый человек. С моих губ сорвался едва слышимый стон, и я почувствовала, как пот, точно слезы, стекает по моей шее и спине. Меня заколотило от холода. Я хотела откашляться, но ничего не получалось. Горло саднило так, как будто сейчас разорвется.

Наконец, мне удалось разлепить веки и открыть глаза. Я посмотрела мутным взглядом на потолок, а потом несколько раз моргнула, чтобы изображение стало четче. Внутри меня затеплилось ощущение, что что-то было не так. Я могла поклясться, что нахожусь не в своей комнате. Я сосредоточилась на деревянном потолке. Где я очутилась? Я ничего не помнила. В моей памяти сохранилось лишь то, как я стою с книгой в руках. Воспоминания о последних часах померкли. Перенесли меня сюда во сне или же я всегда была здесь, я не знала. А еще мне казалось, что кто-то роется в моем подсознании. Единственное, что я знала наверняка, – здесь что-не так, а я нахожусь прямо посреди этой неразберихи.

Я осторожно кашлянула, чтобы прочистить разрывающееся от боли горло, и медленно села, свесив ноги. Некоторое время я осматривалась вокруг расфокусированным взглядом, пытаясь вернуть себе самообладание. Я была спокойна. Настолько спокойна, насколько это вообще возможно, учитывая ситуацию. В отличие от последних нескольких дней, проведенных в панике и отчаянных попытках понять, что происходит, сейчас я чувствовала удивительное спокойствие.

Я перевела взгляд на приоткрытую дверь напротив меня, через которую проникал солнечный свет. Поднимаясь на ноги, я спросила себя, что все это значит, но ответа так и не получила. Он должен был находиться прямо за той дверью, откуда лился яркий свет.

Я двигалась осторожно и медленно, а плюшевые домашние тапочки у меня на ногах немного приглушали шаги. С каждым моим движением голова кружилась все сильнее и сильнее, а живот скручивало.

Мне очень хотелось узнать, что ждет за дверью. Я оказалась здесь по какой-то причине. И если я пришла сюда, значит, меня кто-то ждет. Подойдя к двери, я заглянула в просвет, но ничего, кроме длинного коридора, не обнаружила. Я осторожно толкнула дверь и высунула голову наружу, увидев горящую лампу на потолке. Больше не было ни души.

Тревога, разгоняемая по венам вместе с кровью, переполняла меня.

Я выскользнула в коридор и робко огляделась по сторонам. Сердце бешено заколотилось в груди, когда я услышала учащенного дыхание.

Звук доносился из темноты.

Когда я приблизилась к нему, меня окружила тьма и сердце ушло в пятки.

Остановившись перед другой приоткрытой дверью, я быстро сглотнула и окинула взглядом комнату. Внутри не было ни темно, ни светло. Только что наступивший рассвет окрасил интерьер в бледно-голубой цвет. Осознав, что дыхание доносится именно оттуда, я еще немного приоткрыла дверь и шагнула вперед.

Казалось, будто меня пронзило ножом.

До сих пор мне приходилось лишь резать себе палец во время готовки, поэтому сейчас все ощущалось именно так.

Там был он.

Я видела только его профиль: прямой нос, длинные ресницы, пухлые губы. На нем были лишь черные джинсы, а обнаженный торс покрывали бисеринки пота, похожие на дождевые капли. Одной рукой он наматывал бинты на длинные, усеянные крупными кольцами пальцы. Вторая его рука уже была перебинтована. Я вдруг поняла, что это специальные боксерские бинты. Покончив с ними, он обмакнул руки в белый песок и хлопнул в ладоши, так что в воздухе разлетелась пыль. Он двинулся к черной боксерской груше, висевшей посреди комнаты, но я по-прежнему видела только его неподвижный профиль.

Когда он нанес первый удар по боксерской груше, его бицепсы напряглись так, словно вот-вот лопнут, а вены на руках заметно вздулись. Груша неистово отлетела назад, но мужчина все не останавливался; пот маленькими струйками катился по его телу. Он нанес несколько резких ударов подряд, а потом поднес кулаки к лицу и злобно уставился на грушу как на заклятого врага.

Прежде чем нанести следующий удар, он сделал глубокий вдох, выдохнул через нос и посмотрел на меня. Наши взгляды встретились. Он ударил по груше так, что ее швы разошлись, и песок, как в песочных часах, начал высыпаться наружу. Время словно остановилось.

Черная подводка под его синими глазами растеклась, смешавшись с потом.

Я замерла на месте.

– Пришла в себя, значит, – резко произнес он хрипловатым, густым голосом, который резал словно нож. Он звучал знакомо, как будто раньше я его где-то слышала, но в то же время чужеродно и неестественно для моего сознания. Мне хотелось прочистить горло, но я не могла отвести от мужчины глаз. Заметив мой озадаченный взгляд, он слегка нахмурился и посмотрел прямо на меня. Я же все гадала, что за черная подводка у него на глазах. – Ты немая?

Я резко дернулась назад, больно ударившись спиной о стену в коридоре. Грудь начала напряженно вздыматься, а дыхание перехватило, когда мужчина начал приближаться ко мне. Кто он такой?

– Или ты глухонемая? – спросил он, глядя на меня как на чудачку. – Вот это я попал. Скажи хоть слово, девочка.

Я уже открыла рот, но, осознав, что не могу ничего сказать, беспомощно закрыла его. Он провел по черным густым волосам пальцами, украшенными массивными кольцами и татуировками, которые я не смогла разобрать, а потом шумно выдохнул. Я заметила, что верхняя губа у него немного пухлее, а брови такие выразительные, что создавалось впечатление, что он хмурится, даже когда улыбается. А его глаза… Я никогда не видела такого оттенка синего.

Он сделал еще один шаг ко мне, и один из бинтов на его руке размотался, свисая вниз.

– Ты умеешь говорить? – спросил он голосом, наводящим на меня смертельный ужас.

– Кто ты такой? – резко бросила я.

Он приподнял одну бровь, и на его суровом лице появилось странное выражение.

– Это ты должна представиться, – ответил он.

Мой взгляд внезапно опустился на его живот, и я удивленно уставилась на четко очерченные, выступающие косые мышцы. Его кожа сияла как бронзовая статуя, и я была уверена, что брюшной пресс не уступал по твердости каменному изваянию. Я с трепетом проследила за капелькой пота, которая скатилась между накачанными грудными мышцам, скользнула вдоль кубиков на животе и скрылась под джинсами. Мышцы в паховой области буквально пульсировали. Я не понимала, что поразило меня больше: его вопрос или его внешний вид. С каких это пор я так бесстыдно разглядываю незнакомцев? Ситуация и без того была странной.

– Эй, ты на что смотришь? – воскликнул он, и я тут же покраснела. – Подними глаза и смотри мне в лицо.

– Шутишь? – заикаясь, пролепетала я и отвела взгляд. Я чувствовала, как его проницательные, как у ястреба, синие глаза впиваются в мой лоб. – Я оказалась здесь, когда открыла глаза. Как я сюда попала? – Вжавшись в стену от страха и стыда, я нерешительно посмотрела на него. – Что тебе от меня нужно? Почему я здесь?

Он приподнял бровь.

– Видимо, ты нехило приложилась головой, когда упала в обморок на пороге моего дома, – произнес он ровным голосом. – В любом случае, раз ты в порядке, тогда уходи.

– Ты что, нашел меня без сознания на пороге дома? – Я широко раскрыла глаза от ужаса, но он лишь безучастно посмотрел на меня. – Я ничего не помню. Не знаю, кто привел меня сюда.

Он закатил глаза.

– Когда я нашел тебя, ты была одна, болтушка. А теперь ты собираешься исчезнуть? Мне не до тебя.

– Я была одна, когда ты нашел меня?

Заметив мое изумление, он снова приподнял брови, но его сильнее лицо омрачилось.

– Ты и дальше будешь повторять за мной как попугай? – Он наклонил голову набок, и я уставилась на черные разводы под его глазами. – Ты тупая?

Его вопрос удивил меня так, словно мне влепили пощечину. Я в недоумении посмотрела на него, пытаясь собраться с мыслями, но мозг, казалось, утратил эту способность. Я ничего не понимала. И была уверена лишь в том, что меня зовут Махинев и еще несколько часов назад я была дома.

Будь передо мной кто-то другой, я бы тут же осадила его – быстро поставила на место и указала, что со мной нельзя так разговаривать. Но я совершенно не знала этого человека. Возможно, он сам привез меня сюда и теперь держит в заложниках. Внезапно я вспомнила телефонный разговор отца, и мне поплохело. Я стала смотреть на незнакомца с еще большим страхом и недоверием. Папа что-то говорил про дикий базилик, который он поставил в моей комнате для защиты от некой опасности. Вероятно, он пытался уберечь меня от кого-то, а теперь этот кто-то стоит прямо передо мной.

– Долго ты будешь пялиться на меня как бестолочь? – Его вопрос вернул меня в реальность, и я тяжело сглотнула.

– Как кто?

– Как тупица, – ответил он, странно поглядывая на меня.

– Ты только оскорблять умеешь? – спросила я, и он нахмурился. – Ладно, неважно. Могу я воспользоваться уборной?

– А потом ты свалишь отсюда? – отозвался он, покачивая головой.

– Я и не хочу здесь оставаться, мне нужно скорее попасть домой, – произнесла я. Мне стоило бы проявить вежливость, но стоящий передо мной парень совершенно не заслуживал этого. У него был крупный нос с небольшой горбинкой, и он сам выглядел жутковато. Но кроме страха, который я испытывала при виде его, он еще и раздражал меня. Как он смел так разговаривать со мной? Да еще таким тоном? «Грубиян», – подумала я про себя. При любой другой ситуации я бы точно врезала ему по лицу, но пока я не знала, какую игру он ведет.

Какое-то время он смотрел на меня как на идиотку, а потом сдержанно указал подбородком на дверь в другом конце коридора. Я же внимательно рассматривала его, желая впитать в себя его величественную красоту, несмотря на то что мне жутко хотелось ему врезать. Когда я наконец развернулась в сторону туалета, то почувствовала его взгляд, копьем вонзившийся мне в спину.

Войдя в уборную, я тут же включила воду и посмотрелась в зеркало. На мне все еще были белый свитер и черные легинсы. Пока я вслушивалась в звук льющейся воды, в моем сознании отчетливо проступила мысль, что меня похитили. Я подставила ладони под холодную струю и несколько раз умылась, потому выключила воду и обтерла насухо лицо и руки бумажными полотенцами, которые лежали рядом с раковиной. Мой разум хоронил последнюю надежду на спасение в бездне, которую сам же и создал. Я выскользнула из уборной и по коридору прошла в комнату, похожую на гостиную. Суровый незнакомец, о котором я совершенно ничего не знала, сидел на кожаном диване, запрокинув голову на спинку. Тусклый свет разливался по его лицу, выделяя адамово яблоко и длинные ресницы, имеющие красивый змеиный изгиб. Будто почувствовав мое появление, он перевел на меня взгляд. Его глаза цвета океанских волн смотрели жестко, пронизывая насквозь. Он и сам напоминал океан, чьи глубины таят смертельную опасность.

– В последний раз спрашиваю: ты меня сюда привел? – нахмурившись, спросила я. – Я бы никогда не пришла по своей воле. Почему я здесь?

Его синие глаза в тусклом свете выделялись еще ярче, но и опасная тьма в их глубине от меня не укрылась.

– У тебя есть мозги, вот и пораскинь ими, – ровным тоном сказал он.

– Это ведь ты относишься ко мне как к безмозглой, – медленно произнесла я.

– Может быть, дело в том, что ты выглядишь безмозглой?

– Сейчас я здесь, – перевела я тему, жестом указав на себя под суровым взглядом незнакомца. – Последнее, что я помню, как стою в своей комнате и смотрю на книгу на моем столе. А теперь я почему-то оказалась здесь и не знаю, кто ты такой. Я просто хочу понять, что происходит.

Он закатил глаза, чья невообразимая синева контрастировала с моим кроваво-красным оттенком.

– Деточка, что с тобой не так? – в нетерпении спросил он, постукивая пальцами по колену и с вызовом глядя мне в глаза. Его взгляд источал яд.

– Я хочу знать, почему здесь оказалась.

– Послушай, – процедил он, и я заметила, как дернулся его подбородок. – Говорю тебе в последний раз, а повторять я не люблю. Очевидно, ты не понимаешь все с первого раза. Я так и не разобрался, глупая ты или просто сумасшедшая, но это неважно. Все, чего я сейчас хочу, – чтобы ты как можно быстрее убралась отсюда, понимаешь? Или мне на пальцах объяснять?

Я снова нахмурилась. Почему он постоянно меня оскорбляет?

– Сумасшедший здесь ты, – выпалила я, и он бросил на меня такой свирепый взгляд, что я сразу осознала свою ошибку. – Хорошо, – прошептала я дрогнувшим голосом, – ухожу.

Он не удостоил меня ответом. Вел себя как типичный злодей из голливудских фильмов. Не сказав больше ни слова, я вышла из гостиной и уставилась на дверь в другом конце коридора. Все это время я чувствовала, как его злобный взгляд буравит мне спину. Что я буду делать в центре Стамбула в одних плюшевых домашних тапочках? Кроме того, я даже не знала, где именно нахожусь.

Как только я распахнула дверь и вышла наружу, лютый холод волком впился мне в ноги, а потом атаковал все тело, едва ли не разрывая на части. Я была напугана и совершенно не представляла, какой сейчас час. Рассвет уже вступил в свои права, окрасив небо в бледно-голубые краски, а значит, стояло ранее утро. На улице было тихо и пустынно, повсюду лежал белый снег, а прямо передо мной расстилался непроглядный, дремучий лес, укрытый снежным одеялом. Чувствуя, что незнакомец по-прежнему прожигает мою спину, я повернулась и взялась за дверную ручку, чтобы захлопнуть ее с внешней стороны. Последнее, что я запомнила, – это его бездонные синие глаза.

Я снова посмотрела на лесной массив. Перила на крыльце были влажными от снега, как и все вокруг. Не сказать, что на улице царила кромешная тьма, но, поскольку не горел ни один фонарь, земля словно поглощала весь небесный свет. И все это создавало жутковатую атмосферу. Когда я спустилась по ступенькам, у меня в ушах засвистел пронизывающий ветер, отдававшийся где-то в голове. Я обхватила себя за плечи и начала растирать, пытаясь согреться. Волны паники постепенно накрывали меня, как бы я ни старалась успокоиться.

Мобильного телефона у меня с собой не было, на улице стояло сумрачное утро, а ветер завывал так пугающе, что я уже нафантазировала чудовище с окровавленной пастью, поджидающее меня где-то в конце темнеющей тропинки. Я зашагала вперед, увязая в снежных сугробах. От холода, проникающего сквозь домашние тапочки, пальцы на ногах начали неметь. В голове царила полная неразбериха, словно вредная шаловливая кошка забралась ко мне в голову и разодрала все мысли в клочья, как пуховую подушку.

Сделав еще несколько шагов, я остановилась и огляделась; прямо передо мной находились полуразрушенные стены какого-то довольно длинного и древнего здания. Внезапно кто-то схватил меня. Я попыталась вырваться из хватки, но незнакомец лишь крепче сжал мое запястье и, выкрутив руки назад, прижал лицом к холодной стене. По забинтованным ладоням я сразу догадалась, кем был этот человек. Сердце бешено заколотилось, а кровь бешено запульсировала по моим венам.

– Пусти меня, – в ужасе вскричала я, и мой голос эхом прокатился по лесу. – Так и знала, что это ты меня похитил!

– Тихо, – прорычал обладатель мрачного голоса. – Только пискни, и я за считаные минуты порву тебя на куски.

– Отпусти, – сердито сказала я, и из моего рта вырвалось облачко пара. По телу прокатилась дрожь то ли от холода, то ли от страха. Я знала, что мне лучше замолчать. Любой, кто заглянул бы в его глаза, ясно бы понял, что он не бросает слов на ветер. Он не из тех, кто ловит добычу на живца, он просто хватает ее голыми руками. Причинять боль было для него привычным делом, и ему ничего не стоило расправиться со мной. И чем больше об этом думала, тем сильнее меня трясло, но я не смогла удержаться от вопроса: – Что тебе нужно от меня? Прекрати сейчас же…

– Скажи мне, подлая воровка, где ты взяла эту карту? – В его словах послышалось предостережение, и я всеми силами попыталась понять, что он имеет в виду. Его теплое дыхание коснулось задней стороны шеи, отчего по моему позвоночнику прокатилась дрожь. – Говори, откуда у тебя карта?

– О какой карте ты говоришь?

– Не прикидывайся дурочкой, – сурово отрезал он. – Если ты сейчас же не скажешь, где взяла ее, я сделаю так, что ты будешь умолять меня о смерти.

Я правда не понимала, о чем идет речь. От его близости дрожь в моем теле только усиливалась. Мне было одновременно и страшно, и некомфортно находиться так близко к незнакомцу.

– Я не воровка! – Собрав остатки сил, я снова попыталась вырваться из его хватки. – Отпусти меня. Я даже не знаю, о чем ты говоришь! – От его тела исходил необычный запах, чем-то напоминающий кофе с корицей. Он не был неприятным или тяжелым, скорее просто странным, особенно когда проникал в легкие. Точно такой же запах я почувствовала, когда впервые открыла книгу.

– Хватит притворяться, – сказал он и резко выдохнул через нос. Его дыхание обожгло мне шею. – Ты обронила карту. Откуда она у тебя? Где ты ее украла?

– Какую карту?

Мне хотелось расплакаться, но я была слишком зла, чтобы позволить слезам пролиться.

Задыхаясь, я посмотрела на него, когда он резко развернул меня к себе и бросил мне в лицо карту, которая тут же отскочила и, скользнув по одежде, упала в снег. Его глаза излучали ледяной холод.

Я медленно опустила взгляд на карту, лежавшую прямо у моих ног, и внутри меня все болезненно сжалось.

Это была карта Жрицы.

– Говори, – рявкнул он.

– Я ее не крала, – ответила я, как будто оправдываясь. – Бабушка подарила мне ее.

– Ты врешь, – процедил он. – Я никуда тебя не отпущу, пока ты не скажешь, откуда у тебя эта карта. Поняла меня? Иначе закончишь свое существование прямо здесь.

Я вздрогнула от его слов. Только я собралась сбежать от него, как он снова схватил меня за руки, удерживая. Я не могла оторваться от тьмы, поднимающейся из ледяной бездны его глаз.

– Я никогда тебя раньше не видел, – произнес он холодным тоном. – Кто ты такая? Как эта карта оказалась у тебя?

Мои плечи сотрясались от страха.

– А ты кто такой? – спросила я, едва ли не стуча зубами. – Я тоже тебя не знаю. И я уже сказала, что карту дала мне бабушка. – Я дрожала от страха и холода, оглядываясь по сторонам. – Я даже не знаю, в какой части Стамбула нахожусь. Затащил меня на какую-то гору!

– Стамбул? – в удивлении переспросил он, как будто название было ему совершенно незнакомо. Это насторожило меня. Я посмотрела на него и, хотя на улице еще не рассвело, отчетливо разглядела в его глазах недоумение.

– Да, – ответила я. – Стамбул.

– О чем ты говоришь?

– Стамбул, – поморщившись, повторила я. – Почему ты так на меня смотришь? Разве мы сейчас не в Стамбуле? Ты что, вывез меня за пределы города?

– Нет здесь никакого Стамбула, – произнес он спокойным тоном, который полностью совпадал с выражение его лица.

– Что ты такое говоришь? В какой стране мы находимся? – Я покачала головой. – Я хочу домой.

– Ты, воровка, думаешь, что сможешь одурачить меня? – спросил он, глядя на меня упор. – Ты не осознаешь собственной глупости? – Он по-прежнему выглядел спокойным, но глаза его таили в себе скрытую опасность подобно минному полю.

– Я не воровка, – выкрикнула я, и мой голос эхом прокатился по лесу, но незнакомец даже не изменился в лице. – Где мы сейчас?

Он задрал голову кверху. Я наблюдала, как снежинки, медленно кружась, падали с небес на землю и приземлялись на его черные ресницы. Судя по его позе и выражению лица, я вконец достала его, но я ведь имела полное право знать, где сейчас нахожусь. Через мгновение он медленно перевел на меня взгляд, задержавшись на моих глазах, а затем подбородком указал куда-то в сторону.

– Смотри.

Я посмотрела в указанном направлении.

Там стоял дорожный знак, напоминающий городскую вывеску, но установленную слишком высоко от земли. На черной матовой поверхности огромными синими буквами были старательно выведены слова, от которых у меня застучало в висках. Будто некая невидимая сила пронеслась сквозь мою голову и разнесла все мысли в клочья.

Я чувствовала, как закипает кровь, бегущая по моим венам.

И почерк, и слова были мне хорошо знакомы.

Никто не на своем месте.

Он снова прижал меня спиной к развалинам, схватил за подбородок и повернул мое лицо к себе. Я посмотрела в его синие глаза, и мое сердце бешено заколотилось, словно готовилось вот-вот выскочить из груди. Мне казалось, что меня сейчас разорвет на тысячу частиц. Я на мгновение задержала дыхание, а потом тяжело выдохнула.

– Добро пожаловать в Варту, – сказал он, глядя на свои равнодушные глаза в отражении моих. – Для тебя здесь слишком опасно, крошка.

Я испуганно замотала головой.

– Нет, – прошептала я. – Меня здесь быть не должно.

– Никто не на своем месте.