Читать книгу Советское прошлое в политической риторике современной России - Группа авторов - Страница 7

Как уже отмечалось в предыдущей главе, анализ идеократических метанарративов, сформированных коммунистическими режимами, является важным инструментом изучения и осмысления политической риторики, характерной для эпохи посткоммунистических общественных трансформаций. На сегодняшний день наиболее обстоятельным и глубоким исследованием такого метанарратива является работа Г. Гилла [Gill, 2011], который уделяет особое внимание хрущевской оттепели как началу распада советского метанарратива, а также дальнейшим стадиям этого процесса вплоть до крушения СССР. Данная глава не претендует на полемику с подходом Гилла, но и не стремится к механическому воспроизведению его аргументов или предложенной им композиции анализируемых фактов. Мы исходим из допустимости сопоставления и сравнительного анализа различных идеократических метанарративов, тем более что задел для такого сравнения уже существует [Ефременко, Мелешкина, 2020]. Разумеется, реализация этого подхода на систематической основе пока остается делом будущего. Здесь же обращение к советскому метанарративу представляет собой обзор, предваряющий последующий анализ риторики о советском прошлом после 1991 г.

1. Становление советского метанарратива

Начальный этап экспансии политико-идеологического проекта российского (советского) коммунизма сопровождался предельно жестким разрывом с символическим наследием Российской империи, радикальность которого была обусловлена как остротой гражданского противостояния и конфронтации большевистского режима с внешними силами, так и крайними идеологическими установками вождей коммунистической партии – В.И. Ленина, Л.Д. Троцкого, Н.И. Бухарина, Г.Е. Зиновьева и др. Среди этих установок особая роль принадлежала надеждам на триумф мировой революции, теоретически обоснованным еще Ф. Энгельсом в «Принципах коммунизма» (1847). Согласно Энгельсу, «коммунистическая революция будет не только национальной, но произойдет одновременно во всех цивилизованных странах, т. е., по крайней мере, в Англии, Америке, Франции и Германии» [Энгельс, 1955, т. 4, с. 334].

Позднее Маркс и Энгельс развивали и уточняли эти представления. В частности, миссия мировой революции не ограничивалась уничтожением эксплуататорских классов, но состояла и в устранении с исторической арены «реакционных наций». Так, реагируя на венгерское восстание 1848–1849 гг., Энгельс давал такой прогноз: «При первом же победоносном восстании французского пролетариата, которое всеми силами старается вызвать Луи-Наполеон, австрийские немцы и мадьяры освободятся и кровавой местью отплатят славянским варварам. Всеобщая война, которая тогда вспыхнет, рассеет этот славянский Зондербунд и сотрет с лица земли даже имя этих упрямых маленьких наций. В ближайшей мировой войне с лица земли исчезнут не только реакционные классы и династии, но и целые реакционные народы. И это тоже будет прогрессом» [Энгельс, 1957, т. 6, с. 186].

В 1915 г. В.И. Ленин пошел на определенную ревизию установок о мировой революции, заявив о возможности победы «социализма первоначально в немногих или даже в одной, отдельно взятой, капиталистической стране» [Ленин, 1969, т. 26, с. 354]. Ленинские идеи о неравномерности развития капитализма в эпоху империализма и о возможности прорыва слабого звена в цепи империалистических держав давали возможность объяснить феномен Октябрьской революции. Однако после 1917 г. Ленин и его соратники отчасти вернулись к прежней ортодоксии, считая перерастание русской революции в революцию европейскую делом ближайшей практической политики и определяя конкретные сроки этого международного революционного взрыва от нескольких дней до одного года, в зависимости от динамики социально-политической напряженности в странах Европы. Последний всплеск ожиданий непосредственного перехода к мировой революции относится к августу 1923 г., когда Политбюро ЦК РКП(б) и Коминтерн поддержали инициативу К. Радека по организации революционного восстания в Германии.

Парадоксальность процесса формирования советского метанарратива заключалась в том, что уже на начальном этапе интернациональный компонент, связанный с идеей мировой революции и присущей ей телеологией, переплетался с целым рядом компонентов национальной идентичности. Показательным примером может служить знаменитый декрет-воззвание Совета народных комиссаров «Социалистическое отечество в опасности!» от 21 февраля 1918 г., авторство которого, очевидно, принадлежит Л.Д. Троцкому [Гончарова, 1991]. Сам декрет, подготовленный в момент немецкого наступления на Петроград после провала брестских переговоров, был своеобразной калькой с декрета Национального собрания Франции от 11 июля 1792 г., начинавшегося словами «Граждане, Отечество в опасности!» («Citoyens, la Patrie est en danger!») и опубликованного в сходных обстоятельствах. Декрет 1792 г. выполнял мобилизационную роль, но одновременно являлся и актом нациестроительства. Используя термин Отечество, Троцкий в конечном счете апеллировал к родовой связи с предками, которые защищали определенную территорию, хотя и не мыслили ее в качестве «социалистического отечества». Для массовой аудитории, к которой обращался декрет СНК, были важны отсылки вовсе не к Французской революции, а к уже хорошо знакомой патриотической пропаганде периода Первой мировой войны. Две здравицы, завершающие декрет СНК («Да здравствует социалистическое Отечество! Да здравствует международная Социалистическая революция!»), как бы фиксировали дуализм национального и интернационального в конструируемом новой властью метанарративе.

Тот же дуализм был характерен и для так называемого ленинского плана монументальной пропаганды – развернутой программы мероприятий в области наглядной символической политики. Об этом свидетельствуют и состав установленных либо планировавшихся к установке объектов монументальной пропаганды, и агитационные тексты, выгравированные на досках и барельефах на общественных зданиях. Так, на правой части фасада здания Исторического музея была установлена доска с цитатой Фридриха Энгельса: «Уважение к древности есть несомненно один из признаков истинного просвещения». А совсем неподалеку, на здании Манежа, – барельеф с изречением Цицерона: «Когда Сократа спросили, откуда он родом, он сказал, что он гражданин всего мира, он считает себя жителем и гражданином вселенной»[12].

Ленинский план монументальной пропаганды можно рассматривать как первую попытку картирования мест памяти нового режима, предполагавшую «нанесение их на местность» с предварительной «расчисткой пространства», то есть сносом памятников старого режима. Несомненный интерес в этой программе представляет соотношение национального и интернационального. Так, из общего числа революционеров и общественных деятелей, которым предполагалось установить памятники (31), лишь 13 представляли русское революционное движение[13]. Тем самым применительно к революционным идеям и движениям ранняя большевистская топография памяти являлась поистине всемирной. Зато перечень деятелей культуры, философов и ученых был абсолютно «россиецентричным»: из 35 имен лишь Ф. Шопена можно отнести к представителям другой культуры (его молодость, впрочем, проходила в Царстве Польском, входившем в состав Российской империи); Т. Шевченко и Г. Сковорода, также включенные в этот перечень, – знаковые фигуры украинской культуры, теснейшим образом связанные, однако, с российским историко-культурным контекстом.

Гораздо более сложной задачей оказалось изменение паттернов исторической памяти, включая создание нового исторического нарратива, объясняющего революционные потрясения 1917 г. именно в контексте российской истории. В начале 1920-х годов решение этой задачи было предложено М.Н. Покровским, причем первые два тома его «Русской истории в самом сжатом очерке» получили горячее одобрение со стороны В.И. Ленина [Ленин, 1962, т. 52, с. 24]. При этом Покровский, по сути, выступил в качестве марксистского продолжателя «большого исторического нарратива», восходящего к карамзинской «Истории государства российского», и лишь попытался изменить его идеологическую валентность.

12

Силина М. Новые темы и образы в рельефах, созданных по «плану монументальной пропаганды», 1918–1921 год. – Режим доступа: https://sites.google.com/site/silinamaria/papers/soviet-revolutionary-monuments (дата обращения: 10.01.2023).

13

Список лиц, коим предложено поставить монументы в г. Москве и других городах РСФСР, представленный в СНК Отделом изобразительных искусств Народного Комиссариата по просвещению // Известия ВЦИК. – 1918. – № 163 (427). – Режим доступа: https://runivers.ru/philosophy/chronograph/406544/ (дата обращения: 10.01.2023).