Читать книгу Дети Ущербных Лун - Группа авторов - Страница 3

– Кому в такую непогоду дома не сидится? – Сак больше по привычке ворчал, чем сердясь на самом деле. Старый знахарь давно свыкся, что в дверь его домика, притулившегося под серой скалой, могут постучаться в любое время дня и ночи. У вильдрингов жизнь опасная – не за крепкими каменными стенами живут, что хранят далёких светозаринов, не в защищённом от всех ветров бору, как соседи-урманичи. На самом берегу Холодного моря стоят дома, окружённые частоколом из костей диво-рыбины. Первыми вильдринги встречают бури, что рождаются на морских просторах, первыми встают на битву с чужеземными воителями, охочими до богатой добычи на землях Терианы, благословенного края, ставшего родным для трёх народов-побратимов. Берёт Холодное море плату за серебряную рыбу жизнями смелых рыбаков, поят своей кровью мечи чужаков могучие воины. Все, кому помощь нужна – от раны-надсады ли, от болезни, или же от душевной кручины – всем открывает дверь старый Сак, на закате и на заре, в жаркий полдень и в глухую полночь.

Женщину, что упала на руки знахарю, тот вначале и не признал. До того худа сделалась некогда радовавшая всех статью Иза, что дрогнули широкие ладони старика, ощутившего под богатым меховым одеянием выпирающие наружу рёбра – тонкие, ломкие, как чаячьи косточки. Обожгла нежданная гостья знахаря последним молящим взглядом и беззвучно осела на пороге. Саку не было нужды подносить к посиневшим губам слюдяное зеркальце. Смерть он чуял издали, а над головой Изы уже простёрла крыла Бледная Птица.

Рядом с умершей неловко заворочался меховой же куль. Сак разворошил длинный блескучий мех и охнул. Зелёные, как морская вода в летний знойный полдень, сверкали глаза на маленьком гладком личике. По ручонкам детским и спинке змеились еле заметные полоски рыжей шерсти.

– Виер-Яртыш… – выдохнул старик, поднимая ребёнка на руки. – Услышали нас небеса! Постой-ка… да ты никак девочка! Вот же чудо! Что за чудо невиданное! Небывалое!

Ребёнок взвыл тоненько и вцепился крохотными острыми зубками в плечо знахаря. Но тот даже не поморщился, перехватил половчее маленькую злюку и понёс в дом. Изу похоронят позднее, созвав всех жителей Самалы, как того требует обычай, а пока нужно отогреть долгожданную дарёнушку.

***

Обычай тот заведён был ещё пращурами нынешних вильдрингов, теми, что первыми причалили крутобокие лодьи к скалистым берегам Терианы, пройдя все бури и шторма великого Холодного моря. Неласково встретила земля мореходов, ведь с начала времён был этот край исконной вотчиной оборотней – виеров, Двуликих. Ходили виеры в облике могучих людей, как надобность наступала – перекидывались в золотых рысей.

Насмерть сошлись предки вильдрингов и сильнейшие из виеров на морском берегу. Немало воинов сложило головы на белом прибрежном песке, напитав его алой кровью. До тех пор сражались, пока не кинулась в самую гущу побоища прекрасная Нима, дочь Ала, хильд-ирла вильдрингов. Застыли уже занесённые над головами мечи, втянулись обратно острые когти. Заговорила Нима певучим голосом – и услышали её люди и звери. Спросила Нима у того из виеров, кому открыто было тайное знание, чтоб чужую речь понимать – у вожака золотых рысей Тана: «Почему так жестоки вы, Двуликие? Разве земля не одна для всех? Разве море можно поделить? Разве солнце не всем одинаково светит?» Устыдились виеры, отступили от берега. Тан, поражённый красотой и храбростью Нимы, протянул руку деве и обнажил грудь – в том месте, где под золотистой кожей билось бесстрашное сердце. Вольна была Нима отринуть дар Тана и пронзить ему сердце острым железом. Но вместо этого дева ушла с мужчиной-рысью в его дом – судьбою выбранной женой, матерью первого Виер-Яртыша.

Так был заключён союз между Двуликими и вильдрингами. И с той незапамятной поры самые смелые девушки уходили со скалистого берега в прибрежные леса, становились возлюбленными могучих людей-рысей и возвращались с детьми – сильными, отважными, неуязвимыми в бою Виер-Яртышами. Редко-редко когда рождались девочки Виер-Яртыш, может, одна в столетие, но если уж случалось такое – не находилось среди людских племён мужа, способного превозмочь в бою грозную воительницу, Деву-Рысь. Таких Виер-Яртыш почитали наравне с богинями-лунами, имена наизусть заучивали, а детей их возвеличивали вильдринги подобно родовитым хильд-ирлам.

Не ведали поражений в битвах вильдринги. Когда пришли на белые прибрежные пески первые урманичи и светозарины, то даже мечей своих обнажать не стали – сразу признали вильдрингов старшими, едва увидели грозных Виер-Яртышей перед строем суровых воителей. На общем сходе была отдана светозаринам степь Терианы, урманичи выбрали себе бескрайние леса, а заросшее соснами побережье, скалы и всё Холодное море по праву сильнейших взяли во власть вильдринги. Так и повелось с тех давно минувших времён. Жили народы-побратимы в мире и согласии, приводили матери зеленоглазых сыновей в отстроенные всем миром новые дома, хранили Виер-Яртыши покой родных земель.

Но что-то стряслось с Двуликими. Стало вымирать их племя, прежде многочисленное. Напрасно уходили в прибрежные леса юные девы, не отзывались на их певучие голоса золотые рыси. Сопливым мальчишкой бегал старый знахарь в тот тяжкий год, когда погиб последний Виер-Яртыш.

Без таких могучих воинов тяжело стало вильдрингам держать оборону. Всё больше злых ворогов норовили захватить родные земли, всё больше гибло защитников. Не успевали юные вильдринги повзрослеть, как уже надевали кожаные рубахи с нашитыми на манер рыбьей чешуи железными пластинами и опоясывались мечами. Там, где справлялся с ратью врагов один Виер-Яртыш, вильдринги расплачивались десятками жизней.

Изу мать сама в прибрежный лес отводила. Страшно было Хлое оставлять дочку одну в неприветливом сосновом бору, но Иза мать утешила и велела ждать её с желанным внуком. Долго Хлоя ждала, до последнего своего земного часа под соснами сидела. Не вернулась Иза. Схоронили старую Хлою и рядом с её именем выбили на памятном камне имя сгинувшей дочери.

Значит, встретила Иза своего избранника. Только, видать, приключилось с ней неладное – из последних сил ведь дошла до Самалы. Сак сокрушённо качал головой, когда закутывал Изу в вышитое рунами покрывало – мёртвых надо скорее укрывать от только и ждущих своего часа жадных льяхов. Не прикроешь умершему лицо вовремя, глядишь – через малую толику времени откроются на месте человеческих глаз белёсые буркалы чудовища. Знал об этом старый знахарь лучше всех, ему ж приходилось льяхов из тел мертвецов жгучими травяными настоями выгонять. Но не потому вздыхал тяжело Сак. Иза не только исхудала до крайности, под роскошным меховым платьем было женское тело изранено так, что не понять, как вообще выжила. Что же за беда стряслась у виеров? Что за лютый враг объявился у бесстрашных золотых рысей?

Некому было ответить на этот вопрос. Иза унесла тайну Двуликих в могилу, а её маленькая зеленоглазая дочка ещё не умела говорить.

***

– Дедушка! Смотри, как я умею, дедушка!

Сак с трудом разогнулся, прикрыл лицо ладонью от слепящего солнца. На диво скорой выдалась нынешняя весна, махом высушило тёплыми ветрами скудную каменистую землю, за один день покрылись изумрудной зеленью склоны холмов. Знай успевай собирать нужные для настоев травы, пока не сожгло их неистовым солнечным жаром.

По зелёной траве словно огненный вихрь прокатился – рыжеволосая Рут, дочь Изы и оставшегося безымянным виера. Девчушка прижилась у старого знахаря, не захотела уходить к звавшей её в богатый дом родне по матери. Учил её Сак всему, что сам знал, и не мог нарадоваться острому глазу да пытливому уму маленькой Виер-Яртыш. Всё и обо всём хотела знать Рут – о чём волны шелестят, по кому чайки плачут, куда солнце уходит, когда опускается на землю тёмная ночь. Рассказывал ей Сак о явном и тайном, и с трепетом ждал, когда же проснётся в зеленоглазой малышке золотой зверь, наследие могучего виера. Только шли своим чередом вёсны да зимы, а Рут ничем не отличалась от обычного человеческого ребёнка, разве что зубы поострее были да временами еле заметные полоски рыжеватой шерсти проступали на тощей спине вдоль торчащих позвонков.

– Смотри, дедушка!

Рут подпрыгнула и перекувыркнулась в воздухе. Старик ахнул и засмеялся. Вот озорунья, до чего ж гибкая да ладная! Ещё совсем немного – и войдёт в молодую несравненную стать, не одно мужское сердце заставит то замирать, то из груди рваться.

– Шею не сверни, баловница!

– Не сверну, дедушка!

Никто в Самале уже не помнил, как взрослеют Виер-Яртыши. Самым старым из ныне живущих здесь был Сак, но даже он мало что знал. Говаривали, дальше по побережью есть поселение, где старинные свитки хранятся, на листах, из нерпичьих шкур выделанных. Туда надо идти. А то вдруг какой обряд есть, без которого так и не проснётся золотая рысь в Рут?

Вот дособирает целебные весенние травы Сак, сварит побольше зелий, чтобы хватило внучке его, Юне, что на время за деда останется жить в маленьком доме под скалой – и отправятся знахарь с дарёнушкой в путь-дорогу.