Читать книгу Дочери судьбы - Tara Hyland - Страница 7

Муки Кейтлин с обустройством на новом месте не остались незамеченными. Уильям знал о них и стремился решить проблему. Но прямо сейчас, сидя в своем кабинете в лондонском головном офисе «Мелвилла», он занимался насущным: квартальными показателями производительности.

Рядом с ним сидели двое, которым он доверял в этом мире, как себе: Розалинда и Пирс, его мать и брат. Хотя сорок процентов акций компании были размещены на Лондонской фондовой бирже, «Мелвилл» по-прежнему оставался семейным предприятием. Важные решения принимались здесь, в кабинете Уильяма, вдали от зала заседаний – и правления.

Пирс поправил очки и начал:

– Ясно, что отчеты еще не завершены, но и предварительные результаты выглядят многообещающе.

Пирсу было тридцать девять, на десять лет меньше, чем Уильяму, но из-за медлительности и степенности он казался старше. Как и Уильям, он хорошо одевался и за словом в карман не лез, настоящий английский джентльмен, но на этом сходство заканчивалось. Уильям был крепким, смуглым, с внушительной фигурой, властным характером и острым умом. Светлокожий красавец Пирс рядом с ним казался хрупким, слегка медлительным, с явным отсутствием харизмы. Однако, несмотря на недостатки – или благодаря им, – Пирс идеально подходил на роль правой руки Уильяма. Безоговорочно преданный семейному делу и лишенный честолюбия Пирс ни разу не усомнился, что именно Уильяму следует быть главой компании.

– Показатели продаж по сравнению с предыдущим периодом выросли на пять процентов, – продолжал он. – И валовая прибыль увеличилась на пятьдесят базисных пунктов.

Уильям внимательно слушал, пока брат излагал цифры. Юношеская застенчивость Пирса переросла во вдумчивость и внимание к мелочам, он стал идеальным финансовым директором.

– И что именно дает рост? – спросил Уильям.

Ответ напрашивался сам, но ему хотелось подтверждения.

– В основном товары первой необходимости.

Уильям многозначительно взглянул на мать. Матриарх семьи Мелвиллов Розалинда была женщиной суровой. В свое время она единолично управляла умеренно успешной английской компанией и превратила ее имя во всемирно известный бренд. В свои семьдесят она выглядела на десяток лет моложе и была столь же умна, как те, кто моложе вдвое.

Она наклонила голову, признавая его точку зрения:

– Да, Уильям, – звучало, словно она приятно удивлена. – Ты еще раз доказал, что товары повседневного спроса из «Мелвилла» – отличное решение.

Конечно, смешно хотеть, чтобы мать признала его правоту. Ему пятьдесят, а он все, как маленький, чего-то доказывает. Но Уильяму было нелегко сменить на этом посту Розалинду. Хоть она получила «Мелвилл» через замужество, а не по крови, у нее было больше прав на семейную компанию, чем у кого-либо другого. Розалинда успешно управляла «Мелвиллом» тридцать лет. Угнаться за ней было трудно.

В 1972 году, когда Уильям, наконец, занял ее место, он был полон решимости оставить свой след в семейном бизнесе. Ему было за тридцать, и он чувствовал, что времени у него в обрез. У компании «Мелвилл» уже было четырнадцать магазинов в крупных городах мира. В связи с нефтяным кризисом и последующим экономическим спадом в США и Европе Уильям отказался от открытия новых магазинов. Мать разработала идею глобальной экспансии – ему нужна была новая стратегия.

Он оценил сильные и слабые стороны «Мелвилла». Линия готовой одежды никогда не приносила больших доходов. Основная часть продаж приходилась на аксессуары – сумки и обувь. Учитывая это и неблагоприятные тенденции мировой экономики, Уильям решил производить товары по сниженным ценам, дешевле, чем традиционные изделия из кожи ручной работы. Новая линия косметичек, кошельков и сумок, по-прежнему с монограммой «Мелвилла», будет производиться из более дешевых материалов и продаваться в универмагах и парфюмерных магазинах. Он стремился привлечь к продукции «Мелвилла» новый вид покупателей – тех, кто побоится войти в модный бутик.

Розалинда возражала, споря, что дешевой линии продукции нет места в компании, производящей роскошные товары, но Уильям настоял – и стратегия сработала. Мелвиллский ширпотреб имел такой успех, что соперничал с традиционной продукцией. Когда продажи фирмы в конце восьмидесятых достигли трехсот миллионов фунтов, Розалинда наконец призналась, что была неправа. Для Уильяма это было большим событием. За менее чем двадцать лет он увеличил продажи втрое и доход вчетверо. Как в прошлом году заметил «Форбс», «Уильям Мелвилл – ключевая фигура в ведущей мировой династии моды». Он до сих пор хранил копию статьи в верхнем ящике стола.

– Благодарю, Пирс, – сказал Уильям через десять минут, когда брат закончил финансовый отчет. – Можно взять его домой, чтобы почитать на выходных?

– Конечно.

Пирс протянул ему скрепленную копию. Уильям положил отчет в портфель и защелкнул замок, встал и потянулся за пиджаком.

Розалинда положила костлявую руку ему на плечо:

– Дорогой, тебе непременно нужно бежать прямо сейчас? Я думала, посидим где-нибудь, поужинаем.

– Извини, мне надо вернуться в Олдрингем, посмотреть, как там Кейтлин.

Торопясь уйти, Уильям повернулся и направился к двери. Поспешно покинув офис, он упустил обеспокоенный взгляд, которым обменялись мать и брат, когда он уходил.

Снаружи в «Бентли» его ждал Перкинс. Был вечер пятницы, и Уильяма удручала стоящая перед ним задача. Вчера вечером он позвонил Изабель, чтобы спросить о Кейтлин, и ответ ему не понравился. Похоже, Кейтлин все еще проводила большую часть времени в одиночестве.

Он знал, что ей будет непросто привыкнуть к новой жизни, и очень хотел помочь. Уильям сильно сожалел о том, как судьба обошлась с Кейти. Все, что он мог сейчас сделать, – это постараться обеспечить счастливую жизнь ее ребенку, их ребенку, быстро поправился он. Он осознавал, что вел себя отчужденно по отношению к Элизабет и Эмбер, неосознанно вымещая на них разочарование по поводу несчастливого брака. С Кейтлин он ту же ошибку не совершит. Он хотел познакомиться с ней поближе и помочь ей освоиться в новой жизни в Олдрингеме. Это меньшее, что он мог сделать для Кейти.

Позже тем же вечером Розалинда Мелвилл сидела одна в величественной тишине квартиры в Мейфэре. Роскошный дом с портьерами на Гросвенор-стрит был одним из самых престижных адресов в Лондоне, но сегодня вечером она не находила утешения в привычной обстановке.

На письменном столе перед ней стояла недопитая рюмка коньяка «Хеннесси Эллипс», ее любимого. Рядом лежали документы, которые подготовил адвокат.

– Ты уверена? – спросил Гас Феллоуз, ее друг и юрисконсульт с более чем тридцатилетним стажем, когда вечером принес бумаги.

Уверена? Она сделала большой глоток коньяка. Конечно, нет. Но, к сожалению, выбора не было. Все ради заботы о «Мелвилле», компании, которую она взлелеяла и взрастила.

История «Мелвилла» всегда ее завораживала. Все началось в 1860-м, когда в семье нортгемптонского сапожника родился Джон Миллер. В то время изготовление обуви было не более чем кустарным промыслом, но Джону хотелось большего. Умный и самолюбивый, он знал: чтобы заработать серьезные деньги, нужно избавиться от посредников. Поэтому он объединился с другими торговцами и начал поставлять продукцию напрямую в розничные магазины Лондона. Любую дополнительную прибыль он вкладывал в дело, расширяя ассортимент без ущерба для качества.

Как и все хорошие дельцы, Джон настроился на целевую аудиторию: состоятельных представителей викторианского высшего общества, которые были готовы платить бешеные деньги за высококачественную кожаную обувь ручной работы. Решив, что его имя звучит недостаточно представительно, в 1900 году он официально изменил его на Мелвилл. «Мелвилл» стал одним из первых брендов, зарегистрированных в 1910 году. В том же году Джон открыл первый магазин на знаменитой Олд-Бонд-стрит. Над входом висела медная табличка с надписью «Meliora Conor» (на латыни – «Стремлюсь к лучшему»), что стало девизом компании.

Жизнь Джона, заядлого курильщика, закончилась в 1925 году от рака легких. Его сменил сын Оливер. Серьезный, рассудительный, он подходил для управления компанией в трудные годы после биржевого краха 1929 года, и «Мелвилл» продолжал процветать в течение тридцатых годов.

Розалинда – Рози Флинт, как ее тогда называли, – пришла работать в «Мелвилл» в 1938 году, накануне Второй мировой войны. Рози была из рабочей семьи: отец работал докером, мать – уборщицей. В семнадцать лет она пошла на собеседование наниматься продавщицей в «Мелвилл». Сначала управляющий не хотел ее принимать – она казалась простоватой для прославленного магазина. Но как только она начала говорить, он изменил мнение.

– Я привыкла к тяжелой работе и никогда не болею, – сказала она, уловив его сомнения. Она посмотрела ему прямо в глаза и совершенно искренне добавила: – Послушайте, мне нужна эта работа, и я не собираюсь вас обманывать.

Он тут же ее нанял. Девушка, которая отстаивает свою точку зрения таким образом, – прирожденная продавщица. И джентльмены-покупатели, несомненно, оценят ее внешность.

Рози была хорошенькой, честолюбивой и не собиралась вечно оставаться продавщицей. Работа в «Мелвилле» давала ей шанс, и она решила извлечь из нее все возможное. Вскоре она избавилась от акцента кокни. Еще быстрее она привлекла внимание Эдуарда Мелвилла, старшего сына и очевидного наследника семейного бизнеса.

Чего только Рози об Эдуарде не наслушалась! Красивый, обаятельный и добродушный, печально известный плейбой приглашал девушек на свидания, проводил с ними время и быстро бросал. Рози хотела от него большего. Когда он пригласил ее, она вежливо отказалась.

– Я помолвлена, – соврала она.

Эдуард, непривычный к отказам, был заинтригован. К тому времени, когда Рози наконец рассталась с воображаемым женихом и согласилась встречаться, Эдуард уже в нее влюбился.

Это было летом 1939 года. По Европе уже разнесся ропот волнений. Когда в сентябре Чемберлен наконец объявил войну Германии, Эдуард одним из первых записался в Королевские военно-воздушные силы Великобритании. Все это время Рози отказывала ему в благосклонности.

В тот вечер в переулке за танцевальным залом их поцелуи были горячими и настойчивыми. Розалинда отстранилась первой.

Затаив дыхание, она сказала:

– Я бы хотела быть с тобой… по-настоящему.

– Здесь недалеко гостиница, – нетерпеливо предложил Эдуард.

Она посмотрела на него широко раскрытыми невинными глазами:

– Это же грех.

В порыве страсти и показной смелости того времени Эдуард тут же сделал предложение. В выходные они поженились по особому разрешению, взяв в свидетели пару прохожих. Когда семья Эдуарда об этом узнала, они ничего не могли сделать.

– Ну можно ли быть таким дураком? – взревел Оливер. – Она всего лишь обычная шлюха!

– Она моя жена, сэр, – спокойно ответил Эдуард. – И тебе придется ее принять.

На следующей неделе Эдуард ушел воевать, а Рози поселилась в доме Мелвиллов в Белгравии. Ничего хорошего не получилось. Оливер отказался ее признать. Завтраки, обеды и ужины проходили молча. Не раз ей хотелось вернуться в Ист-Энд, в маленький родительский дом. Но не для того она приложила столько усилий, чтобы так легко сдаться. Она искала способ снискать расположение Оливера. И война дала ей такую возможность. Когда трое сыновей Оливера и многие сотрудники отправились на фронт, она поняла, что тесть с трудом справляется с работой в «Мелвилле». Рози хорошо знала магазин и решила помочь. Однажды она появилась в главном офисе, нашла себе стол и принялась за работу.

Постепенно она завоевала уважение Оливера. Когда началась бомбежка, его жена и другие снохи уехали в Олдрингем.

– Тебе бы тоже туда поехать, Рози, – как бы освобождая ее от работы, предложил Оливер.

– Нет, я остаюсь в Лондоне.

Она помолчала.

– И впредь, пожалуйста, зовите меня Розалиндой.

В конце концов, это имя более соответствовало ее новому положению.

Когда Эдуард вернулся домой в отпуск на Рождество в 1941 году, он был доволен, что отец и жена нашли общий язык. Через месяц после его возвращения на фронт Розалинда с радостью обнаружила, что беременна. Счастье длилось недолго. В конце августа принесли телеграмму. Самолет Эдуарда сбили над Францией.

От страшной новости вместе с последовавшим воздушным налетом у Розалинды начались преждевременные роды прямо на станции метро «Лондонский мост». Родив здорового мальчика, она почувствовала прилив эйфории, который пересилил мысли о пропавшем муже. Она назвала мальчика Уильямом: величественное, уважаемое имя, достойное королей. Первенец первенца, наследник состояния Мелвиллов. Ее положение упрочилось.

Наконец до них дошло известие, что Эдуард жив. Он был в лагере военнопленных в Кройцбурге, в Польше. В начале 1946 года он вернулся домой. Розалинда и Оливер вместе с маленьким Уильямом пошли встречать его с корабля. Они слышали, что он не был ранен – имелось в виду физически. Когда он ступил на пристань, Розалинда бросилась к нему. Он безвольно стоял, когда она его обняла. Он впервые увидел трехлетнего сына, но только тупо уставился на Уильяма и ни разу не попросил взять его на руки.

Для Розалинды наступили тяжелые времена. Братья Эдуарда кружили, как акулы.

– Он никуда не годен. Ты не можешь передать дело ему.

Но Розалинда хотела передать «Мелвилл» Уильяму. Оставив сына с няней, она каждый день сопровождала Эдуарда в офис, где выступала в роли кукловода.

– Видите? С Эдуардом все в полном порядке, – говорил Оливер другим сыновьям, когда Розалинда предлагала очередную идею, приписывая ее мужу. – Не ворчите, а принесите мне такие новшества, и я подумаю о том, чтобы оставить дело вам. Но иначе…

Поняв, что их перехитрили, братья, как и надеялась Розалинда, ушли, поклявшись не разговаривать с отцом, пока он не образумится. Жена Оливера изо всех сил добивалась примирения между сыновьями и мужем, но в следующем году она умерла во сне, и, казалось, разрыв непреодолим.

«Мелвилл» тем временем процветал. Оптимистические послевоенные годы оказались счастливым временем для индустрии моды. В Париже модели haute couture Кристиана Диора открывали новую эру в моде. Розалинда искала возможности принести пользу компании. Рядом с «Мелвиллом» располагалась фабрика, которая во время войны изготавливала парашюты. Розалинда решила купить ее и производить шелковые шарфики и пальто того же высокого качества, как и обувь «Мелвилла». А на кожевенной фабрике начали выпускать сумочки и чемоданы.

В 1951 году Розалинда снова забеременела. Поползли слухи. Все подозревали, что Эдуард после возвращения не переступал порога ее спальни, но кто знает. Родила она в начале следующего года. На этот раз роды были долгими и мучительными. Если Уильям рвался на свет божий, второй сын был слабеньким, худеньким и желтушным. Она назвала его Пирсом. Через десять дней после родов она вернулась к работе.

Пять лет спустя умер бедняга Эдуард. В некрологе «Таймс» появилось заключение судмедэксперта о кончине вследствие несчастного случая. Благодаря связям Мелвиллов никто не пронюхал о том, что Эдуард вышиб себе мозги выстрелом из именного револьвера. Розалинда не плакала. Трудно лить слезы по тому, кто, в сущности, был мертв уже более десятка лет.

Похороны прошли морозным февральским днем. Вопреки совету врача уже слабый Оливер настоял на том, чтобы присутствовать на похоронах любимого сына. Через два дня он слег с воспалением легких.

Задолго до конца Оливер понимал, что умирает. Лежа на простынях от «Портхолт» на кровати с пологом в Олдрингеме, кашляя и отхаркиваясь, в последние дни он думал об оставшихся сыновьях. Он не видел их много лет. Чувствуя, что жизнь подходит к концу, он хотел загладить вину. Оливер попросил Розалинду с ними связаться. Она пообещала.

– Приедут? – с надеждой спрашивал он каждый день.

– Завтра, – отвечала она, протирая губкой его лоб. – Завтра они будут здесь.

Он протянул неделю, ожидая сыновей, одинокий, напуганный, сбитый с толку тем, что никто, кроме Розалинды, его не навещает. На восьмой день он скончался. Только тогда Розалинда написала его сыновьям. Ей не хотелось рисковать: вдруг он изменит завещание в их пользу.

Теперь семейное предприятие принадлежало ей одной.

Но и на этом Розалинда не успокоилась. Насчет компании у нее были большие планы. Ей хотелось не просто сохранить бизнес для Уильяма, но расширить и приумножить. До этого времени Розалинда воздерживалась от пошива модной одежды, зная, что у «Мелвилла» нет шансов конкурировать с парижскими домами моды. Но шестидесятые принесли радикализм и сексуальное раскрепощение, а вместе с ними и революцию в моде. Дорогая, чопорная haute couture впала в немилость. Писком моды стала более дешевая, ультрасовременная готовая одежда, отражавшая веселье и волнение улиц. Мэри Куант[7] и Осси Кларк, Кингс-роуд[8] и Карнаби-стрит… разрушительный Лондон «свингующих шестидесятых» вытеснил Париж как столицу моды.

У Розалинды появилась прекрасная возможность запустить линию одежды «Мелвилла». Хотя ей так и не удалось привлечь модных молодых модельеров, чтобы сделать его по-настоящему крутым, ажиотаж вокруг остальных товаров «Мелвилла», особенно его изысканных сумочек и обуви, подтверждал, что спрос все еще существует. Рубашки, платья и брюки с логотипом «Мелвилла» мелькали на страницах «Вог» и «Вэнити Фэйр». Мир воспылал любовью к продукции «Мелвилла».

Стремясь извлечь выгоду из популярности, Розалинда открыла магазины в Европе и Северной Америке. Чтобы финансировать расширение компании, ей предложили продать часть акций на Лондонской фондовой бирже. Сначала она сопротивлялась, боясь, что «Мелвилл» выйдет из-под контроля семьи. Но советники заверили ее, что, продав часть компании, она сохранит контрольный пакет акций.

25 января 1964-го сорок процентов «Мелвилла» перекочевали на Лондонскую фондовую биржу, а шестьдесят процентов остались в семье: 45 процентов у Уильяма, символические десять процентов – у Розалинды и оставшиеся пять – у Пирса. Деньги финансировали ее мечту: превратить компанию в международную. Когда в 1965-м в Нью-Йорке на Пятой авеню открылся магазин, «Мелвилл» стал по-настоящему международным брендом.

К 1970 году «Мелвилл» оказался на пике популярности. Название отождествлялось с гламуром и положением в обществе, престижный английский бренд пользовался спросом у кинозвезд и богатых путешественников. Розалинда могла собой гордиться. Она превратила «Мелвилл» в более известный и процветающий бизнес, чем тот, что оставил ей Оливер, и с гордостью передаст его в наследство старшему сыну.

Конечно, расцвет «Мелвилла» не обошелся без жертв для Розалинды. Полностью сосредоточившись на бизнесе, она переложила воспитание сыновей на нянек и школы. Но дело того стоило: она обеспечивала им чудесное наследство. Да и вреда, казалось, особого не принесло. У них была дружная семья, сыновья уважали мать, и парни из них выросли красивые и умные. Может, Пирс немного стеснялся и скорее играл роль помощника, а не вожака. Но даже пока он рос в тени успешного старшего брата, он никогда не обижался на менее важную роль. Об этом позаботилась Розалинда.

– Уильям возглавляет «Мелвилл», но ты – душа компании, – не раз повторяла она Пирсу, пока он рос. – Присматривай за братом. На тебе ответственность за доброе имя «Мелвилла».

Как всегда мечтала Розалинда, оба сына пришли работать в «Мелвилл». Решив сократить свои обязанности, она передала компанию Уильяму как исполнительному директору, хотя продолжала помогать им с Пирсом советами.

Компания по-прежнему процветала и приносила хороший доход. Все шло идеально, пока несколько месяцев назад не всплыло дело О’Дуайер.

Розалинда с самого начала ясно дала понять, что ей не нравится мысль Уильяма привести незаконнорожденного ребенка в семью.

– Это несправедливо по отношению к твоей жене и девочкам. Если Нуала готова взять ее к себе, то почему бы и не позволить? Обеспечь Кейтлин любыми средствами, но не вмешивайся в ее жизнь. И не разрушай семью.

Уильям посмотрел ей прямо в глаза и сказал:

– Мама, моя семья – Кейтлин.

Он больше ничего не сказал, но Розалинда узнала все, что хотела. Уильям относится к девочке как к члену семьи, а для Розалинды она чужая, не имеющая к ней никакого отношения. А еще ей не нравилось, что кто-то посторонний получит что-нибудь от компании. Изначально Розалинда планировала завещать свои десять процентов акций Уильяму, но с появлением Кейтлин изменила решение.

Она взяла лежащий перед ней документ. Не мешает перечитать еще раз. Просто для уверенности.

В тот вечер, после ужина, сидя в кабинете отца, Элизабет старалась скрыть раздражение, когда он расспрашивал ее о том, сколько времени она провела с Кейтлин с тех пор, как та приехала.

«Слишком много», – подумала про себя Элизабет.

– Сколько могла, – произнесла она вслух.

А чего он ожидал? У них вообще ничего общего. Кейтлин не ездит верхом, не играет в теннис, только читает и рисует – вот и все интересы. Тоска. Ей не место в Олдрингеме. Она совсем не похожа на Мелвиллов. Грубоватой гэльской внешностью она резко отличалась от Элизабет и Эмбер, унаследовавших от бабушки светлые волосы и благородные черты лица.

– Я старалась как могла, – твердила Элизабет, – но у нас разные интересы.

Уильям коротко кивнул.

– Понимаю, но ты старшая, и нужно учитывать, что Кейтлин пришлось нелегко, потому что ее мать умерла и ей пришлось оставить все, к чему она привыкла.

На мгновение Элизабет снова стало жаль Кейтлин. Но это же не ее вина.

– Я понимаю, тебе это тоже далось нелегко, – продолжил Уильям, – но это не повод срываться на Кейтлин. Она не так сильна, как ты, Элизабет. Ей нужна твоя поддержка и защита.

Девочка опустила глаза, решив, что самый быстрый способ выкрутиться – сыграть полное раскаяние.

– Конечно, папочка, я понимаю. Буду стараться больше.

– Хорошо.

Он немного помолчал, и Элизабет показалось, что она попала в ловушку. Через мгновение ее опасения подтвердились, когда он заметил:

– Значит, ты не будешь возражать насчет следующих выходных.

– А что насчет выходных? – осторожно спросила она.

Каждый год Мелвиллы проводили августовский банковский праздник[9] на вилле у озера Комо. На этот раз Элизабет договорилась с родителями, что она останется в Олдрингеме и пригласит в гости пятнадцать друзей из школы.

– Я решил оставить Кейтлин с тобой. Осенью она начнет учиться в «Грейкорте», думаю, что знакомство с другими учениками пойдет ей на пользу. Поможет начать семестр.

Элизабет с ужасом посмотрела на него. Слава богу, с годами она научилась скрывать настоящие чувства.

– Конечно. Хорошая мысль, – с трудом выговорила она.

– Отлично, – коротко ответил Уильям. – Я знал, что на тебя можно положиться.

Он повернулся к документам на столе. Поняв, что ее выгоняют, Элизабет встала. У двери она обернулась и как бы между прочим спросила:

– Ой, а ты читал мое сочинение?

Это была часть заявки для поступления в Кембридж. На прошлой неделе она оставила его отцу.

– Еще нет, – ответил Уильям, даже не отрываясь от работы.

«Нормально, – подумала Элизабет, выходя из кабинета. – На ирландского кукушонка времени не жалеет, а о старшей дочери и не вспомнил».

Когда Элизабет вернулась к себе в комнату, она уже думала, как удержать Кейтлин как можно дальше от гостей в следующие выходные.