Читать книгу Источник и время - - Страница 5

Ещё утром, сквозь распахнутое по случаю тёплого времени окно, он услышал щебетание птиц; и этот звук тонкой нитью вплёлся в причудливый узор его утреннего сна. Пробуждение долго не заставило себя ждать и наступило через несколько минут. Он поднялся и вышел на балкон. Там его ждали прохлада и пока ещё относительно свободный от различной городской мерзости воздух. Было очень хорошо.

Он потянулся, разминая слежавшиеся от долгого бездействия члены, после чего приступил к зарядке, призванной вернуть ему былую вчерашнюю подвижность для дальнейшего прохождения дня. Эта процедура длилась минут двадцать. Далее он проследовал в ванную, по пути сделав несколько глубоких вдохов-выдохов с последующим расслаблением. День начался удачно и дружно.

В ванной он принял холодный душ, хорошенько растёрся и оскалился полнозубой белоснежной улыбкой, глядя на себя в зеркало. Зубы у него действительно были отменные.

Выйдя из ванной, он поставил чайник, скоро собрал поесть и, всё оформив, сел завтракать.

Ох, как было хорошо и правильно! Как было хорошо сидеть и ощущать прилив сил, возбуждаемых с каждым глотком кофе и порцией пищи. Кухня, залитая солнечным светом, и утреннее пение птиц, и свежесть раннего времени – всё было «за», всё было за него. День сулил обоснованность и бодрое расположение духа. Впрочем, так оно и должно было быть. Что же ещё? Ведь, в конце концов, так и есть!

Окончив завтрак и помыв посуду, он отправился чистить зубы.

Зубы он чистил тщательно, можно даже сказать, ревностно, стараясь не пропустить самой незначительной мелочи. Окончив эту процедуру, он ещё раз улыбнулся перед зеркалом, стараясь просмотреть результат своего труда и, может быть, обнаружить дефекты. Но на первый взгляд ничего страшного не было. Однако же он решил на неделе сходить к врачу – для профилактики. Врачей он посещал регулярно и ввёл эту операцию в жёсткую последовательность. Подобная организованность, как имелась возможность убедиться, приносила зримые плоды, зубы у него действительно были превосходными – вопреки, казалось, всему.

Ещё раз оскалившись в зеркало, он вышел из ванной и засобирался на службу.

На службе день выдался несложным, и это позволило освободиться чуть ли не с половины. Решив воспользоваться паузой, он заглянул к стоматологу и договорился о посещении сегодня вечером. В оставшееся время он позволил себе обед в кафе и пятьдесят граммов коньяку. Расположение духа было не просто бодрое, но почему-то даже праздничное.

После обеда он заглянул домой, благо было совсем рядом, часок отдохнул, развалясь на диване и отследив два десятка книжных страниц, просмотрел по касательной что-то в телевизоре. Потом поднялся, выпил стакан свежего чаю и стал собираться на приём, сопроводив сие действие очередной чисткой зубов. Ещё раз улыбнувшись в зеркало, он скоренько оделся и вышел.

На выходе его встретили тёплый август и старый приятель Григорьев, возвращавшийся домой после трудового дня. Они обменялись приветствиями, после чего Григорьев ушёл, а август остался. Казалось, он примерил вечерний костюм и в ожидании назначенного часа пребывал в нём до поры. Действие назревало, и он, август, готовился к нему.

Хордин ощутил этот мотив почти физически, даже через обоняние, через запах, растворённый в дивном воздухе детства, тем более что где-то в стороне слышались ребячьи возгласы, созданные и обронённые в пылу детских игр. Ему показалось, что они обратились в сон взрослого и вполне практичного человека.

Наверное, он всё-таки несколько увлёкся, хотя это и было очень приятно.

До приёма оставалось минут сорок – сорок пять. Это позволило не спешить и пройтись пешочком по знакомым с давнего времени местам. Вечер был в самом соку.

На какое-то время окружающее обрело для него знаковый характер. Время обратилось в структуру и лишилось своей обычной протяжённости. Последовательность стала абсолютной, а пение птиц и шум проходящего транспорта с трудом поддавались восприятию, постепенно ускользая и обретая непривычные энергетические формы.

«Неужели мир изменился?» – подумалось ему, и он отчего-то счастливо улыбнулся. Он не думал, что изменение мира способно принести радость.

Осмотр показал незначительные нарушения полости рта, которые были тут же устранены. Это обозначило новый импульс удовлетворения, состояние комфорта и правильности событий. Он вышел совершенно довольным. В таком настроении он сделал ещё одно существенное дело, касающееся работы, и уже совсем обнадёженный происходящим направился домой.

К дому он подошёл уже затемно. Где-то в стороне хлопнула дверь парадной – эхо прокатилось по стенам и ушло куда-то в пролёт, рассеявшись в лунном свете. Послышался чей-то случайный окрик, но оборвался и уже более не возникал, достигнув, видимо, своей цели или вовсе её не имея. Хордин остановился и осмотрелся, чувствуя радостную пустоту и первородное одиночество. Всё время ему везло. – Он знал, что всё в порядке, и завтра он снова найдёт этому подтверждение, введя всё в достойную последовательность жизни. На сегодня дело было сделано – зубы его были здоровы и почти первозданно крепки. Словно в доказательство этому он даже щёлкнул ими и втянул сквозь них ночной воздух природы с его тёплым ароматом листвы и терпким вкусом жизни. Ещё один шаг был сделан, и он думал, что этот шаг – навстречу.

В этом же состоянии его настиг удар сзади. Не удержавшись на ногах, он упал лицом вниз и почувствовал рядом прохладу земли. В тот же миг он попытался подняться, но удар снизу опрокинул его.

Упав навзничь, он ещё раз перевернулся, но подняться уже вовсе не смог, так как его озадачили ещё два удара, а спустя несколько мгновений удары посыпались градом, беспорядочным и тяжёлым. Не было слышно ни человеческих голосов, ни собственных криков.

Впрочем, их и не было, – лишь глухой стук, гасящийся в ближнем пространстве и не достигающий молчаливого окружения. Постепенно он перестал различать и это. Всё смешалось в глухо звенящий шум, а после и вовсе исчезло. Реальность закрылась, и он, словно отброшенный хлопком двери, выпал из неё в небытие…

Очнулся он в том же месте и сразу ощутил щекой мягкую прохладу земли. Он вспомнил её сразу и принял как неосознанное утешение. Во рту осел вкус крови, уже свернувшейся и ещё свежей. Хордин перевернулся на спину, и его взор упёрся в нависший потолок неба. Так он пролежал с минуту, пытаясь куда-то пробиться, а когда ощущения заметно восстановились, он попробовал подняться. Мышцы слушались плохо, но почему-то не было отчётливой боли. Язык его шевельнулся и повис в пустоте. – Два передних ряда были снесены практически полностью. Он нащупал лишь острые осколки и разорванные, как ему казалось, дёсны. Хордин опробовал под собой землю, словно пытаясь вернуть утерянное, но было тщетно, и он это понял – понял неотвратимо и обречённо. Свет луны сопровождал его. Вокруг горели редкие окна домов. Было тихо и тепло.

Он поднялся и побрёл к дому. Дойдя до парадной, он вдруг остановился и прислонился, опустив голову, к стене.

– Куда же я теперь? – произнёс он тихо и почему-то пошёл в другую сторону…