Читать книгу Плакальщица - - Страница 9

Утром, когда я проснулась, мужа в постели уже не было.

Обычно мы не спрашиваем друг у друга, кто и что будет делать днем или куда пойдет. Мы отправляемся по делам, но каждый – по своим. Честно говоря, нам и ходить-то особо некуда, поскольку мы живем в деревне. Мы не беспокоимся друг о друге. Ночью мы спим дома, так что волноваться не о чем. В такой деревне, как наша, худшее, что может произойти, – это если вы случайно споткнетесь о камень на улице.

Обычно я встаю первой и иногда, после завтрака, иду прогуляться или в продуктовый магазин. Даже если я ничего не покупаю, мне просто приятно заходить в магазин. Мне нравится смотреть на людей, бродящих внутри семьями. В моем детстве в деревне не было магазина. Я даже не представляла, что это такое, пока не начала учиться в средней школе в городе.

Если я не выхожу на улицу, то поливаю свои овощи на заднем дворе или пропалываю сорняки. Сорняки – свободные и неприхотливые растения: их не поливают и не удобряют, а они все равно растут так, что не остановить. Если овощи перестать поливать, они не вырастут. Овощи требуют заботы. Они полезны, и их нельзя получить просто так. Но я бы хотела быть сорняком. Чтобы не требовать никакой заботы. Я бы хотела стать свободной и дикой. Тогда я смогла бы делать все, что захочу. И с кем захочу.

Если бы я ушла из дома позже мужа и вернулась раньше него, он бы и не узнал, что меня не было дома. Он бы не узнал даже, если бы я провела это время с каким-нибудь мужчиной. Точно так же и я бы не знала, с кем был он.

Я посмотрела время на телефоне. Я проснулась раньше, чем мне показалось сначала. Интересно, куда он ушел? Многие из его друзей по маджонгу, должно быть, еще спали, поскольку играли всю ночь.

Я зашагала к автобусной остановке. Можно было бы нанять мопед, и меня бы отвезли туда, но я не хотела, чтобы кто-нибудь увидел меня на мопеде. Люди станут сплетничать обо мне, и у меня даже не будет возможности оправдаться. Автобусы ходили редко. Раз в сорок минут по расписанию, которое, как правило, не соблюдалось.

Я хотела увидеться с папой. Я не навещала его почти пять месяцев.

В прошлом папа, как и все в деревне, был работником сельского хозяйства, но он никогда не работал в поле. Он служил сельским бухгалтером и кассиром, поскольку был единственным человеком своего поколения в нашей деревне, который закончил среднюю школу. Он был слишком умен, чтобы просто пахать землю. Я не хочу обидеть настоящих сельских тружеников, но большинство из них не разбирались в математике так хорошо, как мой папа. Он гордился своей моральной чистотой, никогда не позволявшей ему красть деньги из общедеревенского фонда. Обычно бухгалтерские книги ведет бухгалтер, в то время как кассир следит за наличностью, чтобы не допускать растрат, но наша деревня могла позволить себе нанять только одного человека для исполнения двойных обязанностей. Я тоже гордилась папой, хотя и по другой причине. Я гордилась тем, что папа отвечал за все финансы деревни. А самое главное, он зарабатывал немного больше, чем наши односельчане.

В последний год моей учебы в средней школе папа впервые серьезно заболел. В тот период у него постоянно болел живот, и он почти не мог есть. Мама считала, что причина в том, что папа не занимался физическим трудом. Папа не смог лечь в больницу, так как наша семья не имела возможности оплатить его лечение. Формально он оставался работником села, поэтому ни больничного листа, ни пособия по болезни ему не полагалось. Он проболел несколько месяцев без какого-либо денежного довольствия. Мы так и не узнали, что за болезнь его поразила, поскольку он чудесным образом выздоровел, когда мама уже шила для него похоронный костюм.

А когда папа заболел во второй раз, это никак не проявилось физически. Просто разум его стал стремительно угасать, пока в конце концов папа не превратился, как выразилась мама, в идиота. Я не могла с этим смириться, поэтому попросила свою дочь поискать информацию в интернете. Дочь сообщила мне, что его болезнь называется деменцией. Я обсудила папино состояние с мамой, и она со мной согласилась. Только он все равно стал идиотом, как подытожила мама.

К счастью, к этому времени мой старший брат стал довольно успешным сельским предпринимателем, иначе мы бы не смогли определить папу в дом престарелых. Как дочь, проживающая вместе с родителями, я не обязана была давать деньги на содержание папы в доме престарелых, но я все равно вносила свой вклад в семейные расходы. Муж постоянно ныл по этому поводу.

Когда-то мой брат взял у нас с мужем в долг немного денег и купил на них мопед, чтобы возить людей между соседними городками и деревнями. Как только количество клиентов заметно увеличилось, брат нанял нескольких человек, и теперь они возили пассажиров вместо него, а сам он стал владельцем бизнеса. К тому времени, когда папа превратился в идиота, как выразилась мама, брат владел тремя микроавтобусами и пятнадцатью мопедами.

Мы отправили папу в дом престарелых под названием «Сансет» после того, как однажды он пропал из дома почти на целый день, а нашелся в бамбуковой роще. На тот момент он болел уже несколько лет. Оставшись без папы, мама почти сразу переехала жить к брату и его семье. У них был сын, по возрасту на год старше моей дочери. Он работал «менеджером» у своего отца, но мне кажется, от него ничего особо и не требовали.

Я не знала, часто ли мама и брат навещают папу. В последний раз я посетила его тайно, о чем мама с братом даже не догадывались. Мужу я тоже ничего не сказала. Мама и брат не хотели, чтобы я туда ездила. Они говорили, что персонал дома престарелых может начать беспокоиться из-за того, что я приношу несчастья, и тогда запретит навещать папу всей нашей семье.

Папа всегда любил меня и считал хорошей девочкой. В детстве мама, бывало, наказывала меня, если думала, что я плохо себя веду. Наказания включали в себя лишение ужина или дополнительную работу по дому. Папа жалел меня, приносил еду и помогал справляться с домашней работой. Иногда мама ругала его за то, что он потакает мне, но он не обращал на нее внимания. Когда он только-только заболел деменцией, я расстроилась, но потом приучила себя жить нормальной жизнью, не показывая никому своих переживаний. Со временем я даже стала считать, что мне повезло, что папа хоть и не с нами, но пока еще жив. Оставаться в живых – это все-таки главное.

Мне нравилось общаться с папой. В доме престарелых я могла говорить свободно. Там я даже забывала, чем зарабатываю на жизнь.

Однажды в коридоре меня догнала менеджер «Сансета».

– Я видела вас на похоронах, – сказала она.

– Вы уверены, что не ошиблись?

– Вы были в макияже, но я вас узнала. Вы работали на похоронах плакальщицей.

Я промолчала.

Когда я в последний раз навещала папу в «Сансете», он обедал со всеми в общей столовой. Обитатели дома престарелых ели рис с капустой и тушенную в соевом соусе свинину. Некоторых стариков кормили сиделки, но папа мог обслуживать себя сам. Я предложила покормить его, и он с радостью согласился. Он все доел и даже не испачкался.

Я представления не имею, болели другие старики или нет, но все без исключения были страшно худыми. Почти у всех – неподвижные выражения лиц. Возможно, они так ослабли, что уже не могли двигать лицевыми мышцами. В основном в столовой было тихо, лишь изредка слышались обрывки разговоров или какое-то шебуршание, но смех не раздался ни разу. Казалось, никто не обращал на меня никакого внимания. Я даже задумалась, поняли они или нет, что рядом с ними находится посетитель.

После обеда я пошла с папой в его комнату и немного прибралась в шкафу.

Он сидел на кровати и наблюдал за мной.

– Кто ты? – спросил папа.

– Я твоя дочь.

– У меня есть дочь?

– Да. И еще сын.

– Я счастливый человек.

– Да. Жена у тебя тоже есть.

– Она приходила сюда?

– Да, приходила.

– Когда ты приедешь ко мне снова?

В этот раз я поехала в «Сансет» не только навестить папу (это, конечно, было основной целью), но и намереваясь намекнуть менеджеру о возможности заключить контракт на мои услуги. Я понимала, что это будет выглядеть так, будто я собираюсь использовать папу и его собратьев по дому престарелых, но мне нужно было найти больше работы.

Папа был немногословным человеком. Мама утверждала, что ему нравилось разговаривать только со мной. Он считал меня умнее брата и надеялся, что я стану первым человеком в нашей семье, который получит высшее образование.

Папа не учился в университете. По меркам нашей деревни окончание средней школы уже стало подвигом для него в глазах всего его поколения. Мечтал ли он вообще когда-нибудь поступить в университет?

Я никогда не спрашивала маму с папой, чем бы они хотели заниматься в жизни. Я даже про себя этого не знала, но у меня было примерное представление о том, что я хотела бы иметь: стабильный доход, денег чуть побольше минимально необходимого количества и, возможно, уютный дом.

А еще внука или внучку.

Да, у меня должны появиться внуки, пока я не слишком постарела. Чем бы нам ни хотелось заниматься в молодости, к концу жизни мы все приходим к одному и тому же. Мои мечты ничем не отличались от желаний других пожилых женщин из нашей деревни. Внуки приносят радость и веселье, но при этом не возлагают на вас такой ответственности, какую вы берете на себя, когда рожаете собственного ребенка. Когда речь идет о своих детях, приходиться беспокоиться об их повседневной жизни, об их образовании и будущем. А с внуками можно просто играть, пока родители заняты делами поважнее.

Иногда я задавалась вопросом, как сложилась бы моя судьба, если бы я поступила в университет? Стала бы моя жизнь лучше? Какой бы мне достался муж? Родился бы у меня сын? Вырос бы он умнее дочери?

Относился бы муж добрее ко мне, если бы у нас родился сын?

Ни на один из этих вопросов ответа у меня не было.

Автобус так и не пришел, поэтому мне пришлось взять такси до дома престарелых.

У стойки администратора меня остановили.

– Почему мне нельзя войти? – удивилась я.

– Я не знаю. Но вы в списке людей, которым вход воспрещен, – ответил охранник, указав на книгу регистрации.

– Почему?

– Решения принимают менеджеры. Они перед нами не отчитываются.

– Вы можете позвонить менеджеру?

– Нет, – качнул головой охранник.

– Я приехала сюда издалека.

– Поэтому будет лучше, если вы как можно скорее вернетесь. Вечера нынче прохладные.

Тон охранника был равнодушным, почти как у моего мужа. Они оба меня не слушали, им обоим было на меня наплевать.

Холодный ветер неприятно дул в лицо. Я нашла визитку, которую оставил мне таксист, и позвонила. Он еще не успел отъехать далеко, поэтому согласился вернуться. Я попросила его отвезти меня обратно. Мне хотелось как можно скорее попасть домой. Когда я села в такси, у меня защемило сердце. «Сансет» располагался примерно в пятнадцати километрах от Синихэцуни. Сегодня я потратила на такси в общей сложности больше пятидесяти юаней – и все впустую. На эти деньги можно было бы купить около тридцати килограммов батата.

Неужели я действительно что-то вроде чумы? Когда муж играл в маджонг со своими так называемыми друзьями, я гадала, обсуждают ли они меня. Насмехаются ли они над ним за то, что его жена – плакальщица? Ощущает ли он давление со стороны друзей? В маджонге человек, выигравший больше всего денег, на следующий день обычно покупает закуски на всю компанию. Я могла бы иногда покупать закуски для мужа, чтобы он мог делиться ими с друзьями. Если они говорят что-нибудь неприятное обо мне, возможно, это их остановит. Недаром существует древняя поговорка: «Когда ешь чью-то еду, твой рот становится мягким».

Говорят, стол для маджонга – это лучшее место, где можно превратить незнакомцев в друзей, где можно увидеть истинное лицо человека и его подлинный интеллект. Маджонг – это, безусловно, азартная игра, но опытные игроки презирают шулеров и уважают победителей. Любители маджонга утверждают, что это хорошая игра, поскольку она показывает отношение человека к деньгам и проявляет его личные качества. Именно за игрой в маджонг становится ясно, кому можно довериться, а от кого лучше держаться подальше. Интересно, считают ли моего мужа хорошим человеком его друзья по маджонгу?

Возможно, я одна из тех немногих жителей деревни, кто никогда в жизни не прикасался к костяшкам маджонга. Папа однажды заметил, что люди, увлекающиеся маджонгом, отличаются крайне грубыми вкусами. Мама часто играла со своими друзьями и родственниками, но даже если она возвращалась домой с выигранными деньгами, они с папой всегда ссорились. Мама утверждала, что играет в маджонг лишь для того, чтобы развеять скуку. Я же слышала о людях, которые становились зависимыми от игры в маджонг и в итоге оказывались по уши в долгах. Много споров и драк случалось в семьях из-за маджонга.

Мужа дома не было, и я почувствовала некоторое облегчение. Он ушел раньше меня, но благодаря тому, что я брала такси, я приехала домой до его возвращения.

Я испекла блинчики и поджарила свинину с луком. Я ждала мужа, пока не пришло время ложиться спать. Я пошла в спальню и тогда решила ему позвонить. Телефон мужа был выключен, или у него разрядился аккумулятор. Я прождала мужа весь вечер, не зная, когда он придет, поэтому почти ничего не ела. Перед сном я съела один блинчик и убрала ужин в холодильник.

Наверное, муж выигрывал, поэтому не хотел покидать игру. Наша деревня настолько безопасна, насколько это вообще возможно, так что я совершенно о нем не беспокоилась. Мне неприятно это говорить, но я даже порадовалась, что вся кровать останется в моем распоряжении.

Я лежала в постели и продолжала думать: а чем бы мог заниматься мой муж, если предположить, что в данную минуту он не играет в маджонг?

Любая жена, когда муж не пришел домой вовремя и не сказал, где был и чем занимался, первым делом предположит, что он встречался с другой женщиной.

Я почувствовала себя униженной.

Муж не получал удовлетворения со мной в постели, поэтому стал искать развлечений на стороне. Кто виноват, что он несчастлив? Я? Но счастлива ли я сама?

Тем не менее я не ищу другого мужчину.

Я положила руки на грудь. Раньше руки мужа часто задерживались на моей груди, но теперь, казалось, она перестала для него существовать. Он даже не утруждает себя тем, чтобы стягивать с меня ночнушку.

Никто ничему не учил меня в том, что касалось секса. Я никогда не понимала, откуда люди узнают, как именно надо это делать, не говоря уже о каком-то там разнообразии. После того, как люди женятся, секс превращается в рутину и обременительную обязанность, и частота его с каждым годом снижается. Я не знаю, когда сошла на нет сексуальная жизнь моих родителей, да и не узнаю никогда.

Но вот что я никогда и ни с кем не решилась бы обсуждать – так это мои мысли о мужских телах. Они кажутся мне невероятно странными. Когда я впервые увидела мужа голым в постели, я испугалась. Я даже предположить не могла, что мужская штука может так раздуваться.

Честно говоря, за двадцать лет совместной жизни я нечасто видела мужа полностью обнаженным. Когда я понимала, что он собирается снять штаны, я закрывала глаза и отворачивалась, а потом так и лежала, пока он не заканчивал.

Я выключила прикроватную лампу. Никто не видел, как я трогаю свою грудь, но при включенной лампе я чувствовала себя неловко, будто кто-то наблюдал за мною.

Я лежала в темноте и думала о дочери. Как протекает ее беременность? Я несколько дней не получала от нее вестей. Собирается ли она, наконец, зарегистрировать брак?

Внезапно мне в голову пришла мысль: ощущает ли моя дочь боль, когда в нее входит ее парень? Мне тут же сделалось стыдно: как, черт возьми, мать может интересоваться сексуальной жизнью дочери?

Пальцы случайно коснулись сосков, и это вызвало щекочущее чувство. Я осторожно сжала их, и по всему телу разлилось странное ощущение. Оно было знакомым, но и непривычным одновременно.

Я закрыла глаза, чувствуя в груди беспокойный трепет. Я смутилась и занервничала, но ничего не смогла с этим поделать.

Мне захотелось как можно скорее уснуть.