Читать книгу Цикл рассказов: На Грани Вечности. На Берегу Вечности - - Страница 3

В небе были видны две луны. Одна, старая и мудрая, цвета потускневшего серебра, уже заняла своё место высоко в зените. Другая, молодая и дерзкая, с лёгким багровым отливом, только поднималась из-за зубчатой кромки океана. Солнце, уставшее за день, медленно тонуло в перламутровых волнах, оставляя после себя небо, расписанное мазками индиго, пурпура и расплавленного золота.

Города на континенте зажигались. Не огнями, а сферами – мягкими, пульсирующими шарами собранной солнечной энергии, которые висели над башнями и мостами, отливая янтарём и лазурью. С этой высоты, с прибрежного утёса, они казались россыпью драгоценных камней на бархате ночи.

Но Мизэки не смотрела на города. Её взгляд был прикован к горизонту, где небо целовало океан. Ветер – постоянный, неугомонный житель утёса – играл её пепельно-серыми прядями, заставляя их трепетать, как крылья ночной бабочки. Она вдыхала полной грудью, и в её лёгких смешивалась солёная свежесть моря, сладковатый аромат ночных цветов красоты, растущих у неё за спиной, и… что-то ещё. Что-то неуловимое. Словно ветер, всегда такой постоянный, сегодня на секунду сбился с ритма, сделав едва заметную паузу, прежде чем снова зашуметь в ушах.

Она никогда не думала, что вечера могут быть такими красивыми. В этой красоте была совершенная, законченная грусть, как в последнем аккорде умирающей песни. Она сидела на краю утёса, обхватив колени, и чувствовала, как холод камня просачивается сквозь тонкую ткань платья. Но это был приятный холод, grounding, напоминание о том, что она здесь, на этом берегу, а не растворилась в этой бескрайней синеве.

Рядом, в двух шагах, неподвижно, как изваяние, стоял Рюу. Его взгляд, ярко-зелёный, как светящаяся в темноте полынь, был устремлён не на закат, а чуть выше, в ту точку, где темнеющее небо начинало рождать первые, ещё невидимые глазу звёзды. Он смотрел сквозь красоту, пытаясь разглядеть узор, который, как он знал, всегда скрывался за покровом видимого. Законы притяжения лун, частоту волн, спектральный след угасающего солнца – для него это был не пейзаж, а уравнение. Красивое, но безличное.

Иногда Мизэки казалось, что он видит сам воздух – не прозрачную пустоту, а слоистую, текучую субстанцию, в которой, как пылинки в луче света, плавают истории других мест, других времён. Сегодня, поймав его взгляд, она увидела в нём не привычную сосредоточенность, а лёгкое, почти недоуменное напряжение. Как будто в идеальное уравнение кто-то вписал неизвестную переменную.

– Рюу? – её голос прозвучал тише шёпота волн внизу.

Он медленно,как будто возвращаясь из далёкого путешествия, перевёл на неё зрачки. В их глубине на миг отразилось не её лицо, а что-то иное – смутный отблеск, похожий на трещину в тёмном стекле.

—Ветер сегодня странный, – произнёс он, и его голос был низким, резонирующим, будто звучал не из гортани, а из самой груди.

—Странный? – Мизэки насторожилась. Рюу редко комментировал такие вещи.

—Он несёт эхо, – уточнил он, снова глядя в пустоту. – Не звук. Отпечаток. Запах… камня. Сухого, холодного камня. И металла. И… – он сморщил нос, едва заметное движение, – …крови. Очень далёкой.

Мизэки почувствовала, как по спине пробежал холодок, не от ветра. Она снова вдохнула, пытаясь уловить то, что уловил он. Солёный воздух, цветы… и да, возможно, лёгчайшую, воображаемую ноту чего-то чужого, тяжёлого. Как память о костре, потухшем за несколько дней до этого.

– Откуда? – спросила она.

Рюу покачал головой,не в силах ответить. Его зелёные глаза сузились. Он поднял руку и провёл пальцами по воздуху перед собой, как будто смахивая невидимую пыль с незримой таблички. Мизэки увидела, как на его кончиках вспыхивают и гаснут крошечные искры статики.

—Не отсюда, – наконец сказал он. – Это эхо не этого места. Оно застряло между слоями. Оно… ищет выход.

Он умолк. Две луны плыли по небу, одна нагоняя другую. Светящиеся сферы городов мерцали вдалеке. Всё было как всегда. Прекрасно, неизменно, вечно.

Но в идеальной чаше этого вечера появилась первая, невидимая трещина. И её звали эхом чужой боли.

Мизэки не знала, что сказать. Она просто подвинулась ближе, пока её плечо не коснулось его руки. Он не отстранился. Они молча смотрели, как багровая луна окончательно вырывается из объятий горизонта, и её свет ложится на воду кровавой дорожкой, ведущей к их берегу.

Красота вечера обрела глубину. И глубиной этой была тихая, настороженная жалость к тому, чьё эхо они только что услышали.

-–