Читать книгу Необходимость - Группа авторов - Страница 2

Подозрения преследуют нас неотступно. Иногда они ослабевают и становятся почти неслышными, но вряд ли хоть кого-то и хоть когда-то покидают совсем. Тем более в детстве. «Что-то не так» – эта простая фраза, без сомнения, способна лишить подростка покоя, и даже довести его до назойливого предчувствия, словно вот-вот произойдет нечто плохое или, по меньшей мере, неприятное, хоть к тому и нет никаких предпосылок. Например, когда он сидит в наушниках на заднем дворе своего дома, в гостиной отец читает газету, а мать смотрит очередную серию любимого сериала, и жизнь должна бы напоминать идиллию. Или когда он в прекрасном настроении возвращается с тренировки по футболу, где во время игры сумел дважды отличиться забитыми мячами. Или на школьном пикнике, в разгар веселья, когда друзья барахтаются в реке или травят истории у костра. Подобные беспокойные ощущения, разумеется, случаются у большинства подростков, поскольку возраст формирования личности сам по себе связан с огромным количеством переживаний, пресловутых бунтарских настроений и чувств отчужденности и недопонимания. Ситуация становится немного особенной, когда вдруг, незаметно для самого себя, еще юный разум начинает заострять внимание именно на самом наличии недоверия в себе, а не на тех факторах, которые могли его пробудить. Эти сомнения в достоверности всего видимого и слышимого и есть предпосылки для осознания мысли, что он угодил в некий капкан. Мама говорит перед сном, что любит его, а беспокойный ребенок уже вынужден слышать в этих словах не выбор, а укоренившуюся в умах обязанность. То же самое происходит на уроке в школе, когда учитель математики объясняет уравнение, а он смотрит на двойку в его цепочке и не понимает, откуда вообще в этом мире появилась двойка. Недоверие стремительно распространяется на все и вся, и чем бы его ни приглушать, оно все равно прорывается на поверхность юного сознания, вытесняя собой футбол, музыку, друзей, девчонок, мальчишек. И более того, оно требует разрешения, ведь чрезмерная мнительность не слишком надежный фундамент для воспитания в себе уверенности. И если позволить недоверию вести себя, то рано или поздно приходит озарение, похожее на ментальный удар молотом. И все оказывается еще хуже, чем ты предполагал. Ведь явления, наблюдения, чувства и мысли вводят тебя в заблуждение не потому, что они слишком уж сложны, как ты думал прежде. Нет. А потому, что все они пропитаны обманом.

И оттого, что его видят глаза подростка, слышат его уши, осязают его пальцы, этот обман представляется жестоким, беспощадным, ненасытным монстром. Тут-то и становится понятней беспокойство от слов матери, в которые сама она свято верила, недоумение от успехов в футбольной команде, раздражение от веселья сверстников, отчаяние от этой проклятой двойки. Потому что во всем этом теперь видится ложная интерпретация. Все не таково, каковым оно видится, или, во всяком случае, никак таковым быть не может. Становится ясно, что это не ошибка, что ты действительно находишься в липкой паутине, парализованный ядом паука, и нет ни сил, ни возможности выбраться. Ты идешь по улице и понимаешь, что тебя обманывают рекламные плакаты, приходишь в школу и понимаешь, что тебя обманывают учителя, возвращаешься домой и понимаешь, что тебя обманывают здесь даже стены. И ведь не специально! А лишь потому, что все это от обмана просто неотделимо.

Я сознаю, что с первых же строк мне можно приписать описание тревожного расстройства, настигающее в раннем возрасте, и далее, по причине запущенности, провоцирующее ухудшение психического здоровья. Я не стану опровергать никаких диагнозов, и если данное эссе назовут записками сумасшедшего, смиренно приму такой вердикт. Но прежде ответьте мне: неужели вышесказанное расходится с вашими подростковыми настроениями, в ложности которых вы смогли себя убедить под чутким руководством мира взрослых людей, куда каждый из вас – да еще и как можно быстрее – так стремился попасть?

Да, мне не повезло пережить принятие обмана, и я лишь все больше и больше погружался в отчаянное недоверие. Правда, недоверие это было незаметно другим людям, потому что порождало оно не подавленность или депрессивное настроение, а главным образом безмерное и непрекращающееся удивление. Хотелось ответов. Очень хотелось. Но поскольку я был слишком юн для тех ответов, которые я имею сейчас, то и не понимал, что искать их нужно в одиночку, а потому все тянулся к людям, в надежде на то, что кто-то возьмет меня за руку и успокоит. Собственно, такая наивная горячность и спасла меня от репутации чудака и, наоборот, позволила мне не выпасть из общества раньше времени. Но обман разрастался и ширился, поглощал собой весь мир вокруг меня, не давал отдыха. И если предубеждение к людям еще можно было как-то пережить и аргументировать, если можно было оправдать лживые слова любви и клятвы дружбы, то было и куда более ядовитое недоверие. Это недоверие к окружающему миру. Да, со временем обман сумел проникнуть и в солнечный свет, и в зелень трав, в прохладу реки, в мятежность ночи. Я был обманут всем миром, и весь мир пытался убедить меня в том, что я не имею права претендовать хоть на какой-то, пусть самый невзрачный, но настоящий, ответ. Если вам интересно, как я себя обычно чувствовал, приведу такой пример: представьте, что вы на вечеринке в сотню незнакомых человек, но каждый из них как-то странно смотрит на вас, перешептывается с соседом и ехидно посмеивается, а когда вы хотите завести с кем-то разговор, то субъект этот отделывается от вас односложной фразой и спешит ретироваться. Ну а вы неуклюже лавируете с бокалом шампанского в руке и с глуповатой улыбкой на лице среди всей этой толпы, чувствуете себя самозванцем, но по какой-то причине не можете уйти прочь. Разница только в том, что подобные ощущения сопровождали меня главным образом не среди людей, а среди окружавших меня декораций. И вот я уже смотрю на мир и перестаю понимать, что вижу вокруг себя. Вот уже каждый камень, каждый угол, без исключения каждый предмет смеется мне в лицо с враждебным оскалом и как будто приговаривает: «Да, ты знаешь, что я такое, как я образовался и из чего состою. Но знаешь ли ты зачем вообще из чего-то образовываться и из чего-то состоять? Ну-ка, расскажи». САМАЯ СУТЬ этого мира словно отвергает меня, отказывается от коммуникации. И более того, чем сильнее я желаю это исправить, тем сильнее настраиваю мир против себя. Тем насмешливее выглядят и звучат все усвоенные истины, тем мучительнее становится убеждение, что я не знаю ровно ничего истинного. Все так, как о том говорили французские экзистенциалисты.

Обман. Он всюду. Но поскольку сомнения мои столь отчаянны, значит, обман этот все же где-то недоглядел и сам остается бессилен против своей погрешности. О нет, будь он совершенен, то все вокруг было бы предельно ясно, я бы имел свое желанное объяснение всему и вся. Или же, наоборот, кругом царила бы благодать незнания и согласия, и у меня бы не возникло даже намека на мысли о том, что я чего-то не понимаю.

И осознание того, что обман этот скорее НЕОБХОДИМ, чем нет, если я в его осознании столь одинок и незащищен, что все его составляющие, может быть, и созданы с насмешкой, но насмешка эта скорее не жестокая, а жалостливая, нисколько не успокаивает, а только сильнее угнетает разум. Тут, наверное, самое время отказаться от этого вульгарного термина «обман», и назвать его своим настоящим именем.

Необходимость.