Читать книгу На краешке земли - Группа авторов - Страница 5

Почему я вдруг помчалась на край света тогда, в далеком тысяча девятьсот шестьдесят девятом году? Интересно, что́ вообще толкает нас иногда на необъяснимые поступки, которые потом начинают определять всю нашу последующую жизнь.

А начать, наверное, нужно годом раньше, со стройотряда, в который мы, студенты нашего очень умного технического вуза, с упоением собирались, как будто в межпланетный полёт. Еще бы! Ведь мы должны были работать не где-нибудь, а в далёкой Сибири, недалеко от знаменитой в те времена Абакан-Тайшетской железной дороги, и в какой-то богом забытой сибирской деревне строить коровник. Но само сознание, что это место находится на краю света, придавало поездке ореол романтики. Ребята наши, конечно, хотели ещё и заработать денег, а мы, девушки, больше мечтали просто о дальних краях, для нас это было приключение.

Чтобы попасть в стройотряд, пришлось экзамены по некоторым предметам сдавать досрочно. Сначала мы нашей компанией решили, что самый для нас тяжёлый экзамен по ТОЭ (теоретическим основам электротехники) перенесём на осень, и жили спокойно, сдав все остальные экзамены. Но за три дня до отъезда на общем собрании стройотрядовцев начальство внезапно объявило нам, что те, кто этого экзамена не сдаст, в Сибирь не поедут.

Собрание закончилось в шесть часов вечера, а экзамен был назначен на утро следующего дня. Я вернулась домой с совершенно пустой головой, не понимая, как за ночь можно успеть что-то выучить. Конечно, кое-какие знания у меня уже были, ведь в течение семестра проходили и сдачи отдельных тем, и лабораторные работы, но было ещё много того, что преподаватель просто читал на лекциях, и, конечно, в голове это ещё не уложилось. Я приехала злая и раздражённая, тут же поругалась с родителями, которые захотели узнать, что со мной происходит, и решили мне посочувствовать, сварила себе целый кувшин кофе, хлопнула дверью в свою комнату и решила задорого продать свою жизнь. Нужно сказать, что кроме тетрадки с лекциями мне нужно было проштудировать толстенный учебник по этому предмету. К утру я совершенно ошалела, и когда поехала в институт, настроение было препаршивым: я не только не запомнила ничего нового, но и позабыла то, что раньше знала. Наши ребята выглядели не лучше меня; все были измотаны бессонной ночью и считали, что ничего не помнят. Я попала к одному из наших преподавателей, Николаю, молодому аспиранту, который года три назад сам закончил наш институт. Все на этой кафедре кроме главного преподавателя были молодыми аспирантами и считали себя «корифеями», которые должны задать нам жару. Боялась я любого из них ужасно. Билет, который вытащила, поверг меня сначала в состояние прострации, но, на своё счастье, ответ на первый вопрос я помнила хорошо, потому что именно эту тему успела прочитать ночью в учебнике, а ответ на второй вопрос знала ещё по лабораторным работам. Но всё равно, когда Николай стал задавать мне дополнительные вопросы, я «плавала» как человек, который не имеет никакого представления о ТОЭ. В конце концов он сжалился и отпустил меня, сказав, что я сдала. Счастью моему не было предела.

Мы все, горе-сдававшие, стояли в коридоре с обречённым видом, ожидая оценок. Мне было всё равно, что будет тройка – максимум, который Николай мог поставить за мои знания; главное, что я еду в стройотряд. Потом вышли наши мучители и зачитали вердикт. Я получила четыре. Честно говоря, я опешила и так сильно разозлилась на Николая, что готова была просто вцепиться ему в волосы: мне показалось, что он издевается надо мной. Ведь и на три-то я практически не отвечала, а тут – четыре.

Позже, когда мы сидели с ним на крыше коровника в далёкой сибирской деревне во время перерыва в работе (а он поехал с нами в стройотряд одним из руководителей), я спросила:

– Почему ты на экзамене поставил мне четыре? Я ведь ничего не знала. Просто насмешка какая-то.

– Да мне было всё равно, что тебе ставить. А вдруг тройка повлияла бы на твою стипендию? Главное, вы все поехали сюда и я с вами.

Добрейшая душа! Я перестала на него злиться – насмехаться надо мной он не собирался.

Я очень хорошо помню, как после работы на стройке мы с девчонкой из нашего отряда в свободное время уходили километра за два от деревни, туда, где проходила сама знаменитая железная дорога. Ещё в Москве я знала, что она находится недалеко от нас, и конечно, не увидеть её, не походить по рельсам этой самой дороги, не посидеть рядом мне представлялось просто потерей сущности нашей поездки в эти края. Я однажды предложила девчонкам сбегать к ней и посмотреть, но откликнулась одна только Лина. Мы с ней не были подругами в Москве, и я удивилась, что она откликнулась на мой призыв.

В этом месте дорога пролегала по длинной впадине. Мы усаживались на краю обрыва поля, раскинувшегося позади нас, свесив с него ноги, и глядели вдаль. Сама деревня, в которой мы работали, была расположена среди живописных холмов, которые переходили в равнину, тянущуюся, пока было видно глазу. Всё это оставалось сзади нас, а вот за железной дорогой впереди, почти на горизонте, на юге вдали возвышались горы. Настоящие Саянские горы! Их было хорошо видно, хотя они были очень далеко. Горы переливались различными цветами в зависимости от погоды и времени суток, они манили, притягивали, и можно было часами сидеть и смотреть на них.

Я сказала тогда Лине:

– Я обязательно туда доберусь.

Тогда я и не подозревала, что в конце концов исполню своё обещание и побываю в Саянах, в этом необыкновенном краю, описать красоту которого словами трудно – это нужно видеть. Но до этого было далеко…

Наши походы на эту железную дорогу сблизили нас с Линой. Мы много болтали обо всём, что приходило в голову, сидя на обрыве и вглядываясь в далёкую красоту. Мы любили одни и те же книги, которых мы с ней, как выяснилось, прочли огромное количество, часто обсуждали их содержание, философствовали на различные темы.

Лина, как мне показалось, сначала долго приглядывалась ко мне, как будто изучая, и вдруг однажды сказала:

– Знаешь, а мне тебя представили как дремучую дуру. А теперь я вижу, что человек, который прочёл столько книг, просто не может оказаться глупым.

Я сразу поняла, откуда ветер дует.

– Это тебе Павел сказал?

Лина была членом агитбригады; она изо всех их девушек была, пожалуй, самой остроумной и весёлой. Вообще, Лина была похожа на солнышко: круглое лицо, смеющиеся глаза, рыжие волосы. Мне она нравилась, но мы учились в разных группах и близко смогли познакомиться только здесь.

Лина промолчала, но я всё равно догадалась, каким должен был быть ответ.

– Да можешь не скрывать, я знаю, как он ко мне относится. Только понять не могу, чем я ему так насолила, раз он пытается всем доказать, какая я тупая.

– Он ребятам рассказывал, как глупо ты себя вела в походе. Все хохотали, и я тогда ему поверила.

Тут я разозлилась окончательно. Ну Павел, ну мерзавец! И решила, что я сама себе обязательно должна доказать, какая я на самом деле, что я ничего не боюсь и смогу отправиться на самый конец света, куда-нибудь в тайгу, к медведям, и замечательно там себя буду чувствовать.

Я предложила Лине:

– Давай в следующее лето махнём куда-нибудь работать с геологами?

Она согласно кивнула.

Вот так этот Павел со своими разговорами обо мне и предопределил моё будущее.

Потом было возвращение домой.

Нас привезли на турбазу под Красноярском, куда мы ехали на автобусах всю ночь, и оставили отдыхать до отлёта в Москву в большом спортивном зале. Перед отъездом я простудилась, болело горло, и когда все улеглись вповалку спать прямо на полу на матрасах, заснуть не могла. Начинался рассвет, я ворочалась с боку на бок, не зная, что делать, как вдруг увидела компанию наших ребят, которые о чём-то шептались, а потом дружно потихоньку стали выбираться из зала. Я уже все бока отлежала, а заснуть не могла; решила пойти за ними. Вполголоса они обсуждали дорогу на Красноярские Столбы. Турбаза, в которую нас привезли, находилась примерно в семи километрах от Столбов. Когда нам перед отъездом объявили, что мы будем ночевать недалеко от от них, я не придала этому значения. Я не знала, что это такое, название ассоциировалось с чем-то электрическим, и если бы не таинственность наших ребят, я, скорее всего, просто бы в конце концов тихо-мирно заснула. Но тут любопытство взяло верх, и я тихо, чтобы никого не разбудить, тоже двинулась за ними. Ребята скоро заметили, что я пытаюсь не отставать, и стали ускорять шаг. Мы шли по лесной дороге. Я, несмотря на свои болезнь и слабость, не хотела возвращаться назад, боясь одной остаться в лесу, и тоже припустилась за ребятами. Два раза меня прошибала испарина, я задыхалась от быстрой ходьбы, но отстать не могла себе позволить.

В конце концов ребята сжалились надо мной, остановились и подождали, пока я их догоню.

– Ну ты даешь! Вообще-то, мы хотели от тебя избавиться, думали, всё равно вернёшься, а ты всё бежишь и бежишь. Ладно, давай присоединяйся.

Самое интересное: быстрая ходьба совершенно излечила меня. То ли оттого, что я несколько раз сильно потела, то ли оттого, что я вдыхала свежий лесной воздух, но когда мы дошли до места, простуду как рукой сняло.

Наконец мы добрались до Столбов и увидели это необыкновенное явление природы. Величественные скалы разнообразной причудливой формы стояли, как сказочные гиганты, среди тайги – каждый столб отдельно от других, представляя собой какую-то фигуру. Потом я узнала, что скалы имеют свои названия, которые им присвоили скалолазы, тренирующиеся здесь испокон веков. Ребята разбежались в разные стороны, а я осталась у самого первого столба. Обошла его вокруг, пытаясь найти какую-нибудь лазейку, чтобы подняться хоть чуть-чуть наверх. Дойти до вершины я и не мечтала: я боюсь высоты, для меня просто пройти по бревну без перил через ручей – и то проблема, а уж куда-то залезать вообще неприемлемо. Но на первый уступ высотой метра два я забраться смогла и гордо глядела с этой побежденной мной части скалы на окружающую природу.

Вдруг откуда ни возьмись шумной толпой набежали человек двенадцать молодых ребят. Они были даже без какого-либо снаряжения – ни веревок, ни карабинов, ни даже шлемов, только брезентовая одежда. Как потом я узнала, они были студентами одного из красноярских вузов и уже давно занимались скалолазанием. Столбы были их родным домом, они знали все лазейки, пути подъёмов и спусков. Все эти пути имели свои названия, и ребята стояли и обсуждали, каким из них они полезут на вершину.

Увидев меня, одиноко сидящую на первом же камне, они закричали:

– Эй, красавица! Почему наверх не идёшь?

Я ответила, что не умею и боюсь.

– Хочешь, поможем? Даже не заметишь, как окажешься на самом верху.

Не успела я ответить, как уже буквально на руках они потащили меня по скалам. Я только охала, полностью им доверившись. Вниз я старалась не смотреть. Ребята передавали меня, как игрушку, от одного к другому, то подставляя руки, то закрывая меня грудью, то прижимая к скале. В одном месте гладкая стена уходила почти вертикально вверх метра на три, а другая такая же гладкая стена шла от неё вбок, образуя почти прямой угол с первой. Чтобы подобраться к началу подъёма по этим стенам, нужно было сначала метров пять пройти по узкой тропе, откинувшись немного назад над пропастью, потому что огромный камень выпирал над тропой, а затем уже в распор между двумя стенками пробираться вверх. Я пришла в ужас от одной только мысли, что я должна откинуться назад, чтобы подойти к этому подъёму; пришлось прижиматься к камню грудью; назад я не могла обернуться, но двое ребят крепко держали меня за талию и весело шутили. Потом они распределились на небольшие расстояния друг от друга между двумя стенками и, подставляя руки, передали меня тем, кто уже забрался наверх. Я шла по рукам, как по ступеням. Зубы стучали, я проклинала всё на свете за свою беспечность, но наверху ждала награда. На вершине столба, как в башне какого-то средневекового замка, была круглая впадина, окружённая обломками самой скалы, и я стояла там, облокотившись на край, упиваясь открывшимся видом. Вокруг была тайга, среди которой тут и там возвышались другие столбы, своими причудливыми формами дополняя фантастическую картину природы. Тайга простиралась до самого горизонта, она была везде. Никакой турбазы видно не было, зато были ощущение полной оторванности от того оставленного в прошлой жизни цивилизованного мира, ощущение полёта над всей планетой, ощущение свободы.

Пути назад я уже не помню. Я просто закрывала глаза и доверялась ребятам. Они точно так же, как какую-то игрушку, стащили меня вниз и поставили на твёрдую землю. Благодарности моей не было предела. Но так же быстро, как они появились, ребята исчезли. Я осталась со своими спутниками, которые ждали меня у скалы, чтобы идти обратно.

А над нашими головами собиралась гроза. Ребята сказали, чтобы я никому не рассказывала о том, что я залезла наверх, потому что кто-то из руководителей примчался сюда нас искать, страшно обругал тех, кого нашёл, с угрозами сообщить в деканат института, тем более что кто-то из наших ребят умудрился сорваться со скалы, слава богу невысокой, и ободрать бок. Его уже отвели на турбазу и перевязали, а над нами грохотали гром и молнии. Руководителя я, конечно, понимаю – ему нужно нас доставить в Москву целыми и невредимыми. Но зачем же тогда надо было искушать близостью к Столбам? Разместили бы где-нибудь в другом месте.

Потом страсти улеглись, и мы благополучно улетели в Москву.

Наверное, с этого всё и началось. Этот стройотряд, эти бескрайние просторы нашей страны, азарт приключений заронили в душе непреодолимое желание всё продолжить. Как-то, когда после лекции мы уселись в пустой аудитории с Линой, с которой мы летом мечтали о Саянах, я пожаловалась ей, что никак не могу успокоиться, тянет куда-нибудь снова уехать. Вспомнила, как тогда, на железной дороге, разозлившись на Павла, я придумала поехать в геологическую экспедицию и устроиться туда работать на лето, а Лина согласилась. Нужно было только найти, где такие экспедиции располагаются в Москве.

Лине удалось раздобыть адрес одной из них, которая находилась по Шмитовскому проезду на Красной Пресне, и мы туда отправились. Экспедиция размещалась в старом здании в полуподвальном помещении, в котором мы долго бродили по длинным коридорам, надеясь с кем-нибудь поговорить. Наконец в одной из комнат мы наткнулись на пожилого мужчину, похожего на начальника, и стали канючить, что мы просто мечтаем, просто не можем жить, просто умрём, если нас не возьмут летом с геологами. Скорее всего, мы ему были совершенно не нужны, и он вежливо отправил нас домой, сказав, что сейчас это решать рано – звоните, мол, через месяц. Единственным, что мы успели разузнать у него, было то, что экспедиция базируется в посёлке Тура в Эвенкии, а ищут геологи исландский шпат. Для наших разгорячённых голов это только подлило масла в огонь. Оказаться на краю света за полярным кругом, искать какой-то таинственный исландский шпат показалось нам верхом счастья. Кстати, об исландском шпате мы кое-что знали из физики – что-то там преломляется в кристаллах, и это используется в оптике.

Начальник, по-моему звали его Николаем Павловичем, за давностью лет я уже не помню точно, думал, что он от нас отвязался. Но он нас не знал! Ему не нужно было произносить слов: Эвенкия, исландский шпат, Нижняя Тунгуска (река, на которой стоял посёлок Тура) – это только раздразнило нас. Мы летели назад в институт на крыльях мечты, и остановить нас было невозможно.

Через месяц мы ему позвонили. Снова он стал нам морочить голову, что ещё не определился с составом отряда, снова сказал, что нужно ждать. А мы тем временем договаривались в институте о досрочной сдаче экзаменов. Всё делалось втайне, дома я ничего не говорила, откладывая разговор на то время, когда мы получим «добро» в экспедиции.

Была уже середина мая, мы практически все экзамены сдали, а окончательного ответа всё ещё не было. Становилось понятно, что Николай Павлович просто отмахивается от нас и тянет время, надеясь, что мы поймём и отстанем. Ещё раз говорю: он нас не знал! Наконец, когда терпение наше закончилось, мы больше звонить ему не стали, а просто двинулись прямо к Шмитовскому проезду.

В кабинет мы ворвались так решительно, что сидевший за столом Николай Павлович сразу закричал:

– Одну беру!

Почему-то я решила, что это будет Лина, и грозно зарычала на него:

– А я?

Рядом в комнате сидел ещё один пожилой мужчина, и Николай Павлович быстро ему сказал:

– Ну вот, это тебе повариха!

У меня отвисла челюсть, потому что готовить-то я не умела. Но сообщать об этом Виктору Николаевичу – так звали мужчину – я сразу не собиралась. Просто робко прошептала:

– Может, лучше просто рабочим?

Нет, рабочие ему были не нужны; пришлось соглашаться. А Виктору Николаевичу мысль взять меня поварихой почему-то понравилась, и он, решив, что я засомневалась и откажусь, наоборот, стал уговаривать меня, виновато показывая на огромной карте Эвенкийского национального округа, которая висела на стене в комнате, место, куда его отряд должен был лететь. Это было на север от Туры, недалеко от реки Северной, тогда как отряд Николая Павловича должен был базироваться южнее Нижней Тунгуски, на которой стоял посёлок Тура. Виктор Николаевич боялся, что я не соглашусь расставаться с подругой, но я согласилась. Он долго показывал мне карту, от которой у меня просто замирало сердце, рассказывал, что у них научная группа, всего пять человек со мной вместе, начальница – Елена Ивановна, геолог, женщина пятидесяти трёх лет, а он – её заместитель, ему пятьдесят пять; ещё в группе были техник Анатолий сорока лет и его собака, овчарка Джек, а также один рабочий – двадцатисемилетний инженер-физик, окончивший в своё время Московский физико-технологический институт, который тоже решил на лето завербоваться в геологическую партию на период, пока он переходит с одной работы на другую. В его обязанности рабочего также входила и выпечка. Слава богу, потому что я не имела никакого представления, как это делается, и готова была весь отряд кормить вместо хлеба лепёшками. Виктор Николаевич меня брал с удовольствием, потому что в противном случае пришлось бы нанимать повариху в Красноярске, а там контингент для геологических партий был совсем другим. Конечно, гораздо приятнее, когда все москвичи. Научная группа, как он мне рассказал, – самая первая, которая обследует определённую местность на предмет наличия того самого исландского шпата. Основной признак его залегания – так называемые шаровые лавы; что это такое, я узнала уже потом. Вот эти шаровые лавы и должны были находить и обследовать мы, группа из пяти человек.

река Тоненгда

У Лины дело обстояло иначе. Как потом выяснилось, их отряд назывался «разведчиками», они должны были обследовать по уже составленной научной группой карте залежи, определять размер и прочее. В таких группах было больше рабочих. Они рыли шурфы и определяли, стоит ли потом разрабатывать найденное месторождение. Пусть настоящие геологи простят меня за столь примитивное описание, я ничего в этом не понимала и рассказываю об этом как обычный дилетант.

Основным камнем преткновения для меня был вопрос с покупкой билета. Дело в том, что рабочим, поварихам и прочим наёмным людям билеты до Туры и обратно оплачивались только от Красноярска – считалось, что и моя рабочая деятельность начинается там же. Сначала я должна была билет из Москвы до Туры купить самостоятельно, а деньги за билеты Красноярск – Тура – Красноярск потом мне вернут вместе с зарплатой. На всё про всё, чтобы добраться до Туры, мне нужно было шестьдесят рублей. Если учесть, что я не получала стипендии как студентка из семьи с приличным доходом, а мои родители были инженерами – начальником отдела и ведущим специалистом с большой зарплатой, то собственных денег у меня не было, дома предстоял сложный разговор. Не то что родители не смогли бы мне дать такой суммы, а просто я становилась зависимой от их решения, пускать меня в эту авантюру или не пускать. Но остановить меня ничего не могло; в любом случае я бы деньги где-нибудь достала, может быть, одолжила бы у кого-нибудь. Основным моим спонсором мог стать Виктор; мы с детства были знакомы и дружили, а когда выросли, он стал ухаживать за мной и объясняться в любви. Виктор был на три года старше меня, учился на вечернем отделении в Московском энергетическом институте и работал, поэтому деньги у него должны были быть.

Как я и предполагала, дома разразился скандал. Чего я только не наслушалась от мамы и бабушки, пока отца дома не было: и что меня там непременно изнасилуют, и что я «принесу в подоле», и медведь меня задерёт, и прочее, и прочее, и прочее. Я молчала и прикидывала в уме, что пора начинать занимать деньги.

Наконец, когда поток слов иссяк, мама сказала:

– Ладно, спрашивай у отца, что он скажет.

Неожиданно для меня отец, возвратившись с работы, помолчал и сказал:

– Поезжай. Честно говоря, я тебе завидую! Я бы и сам поехал.

Камень свалился с души, и я стала собираться.

Осень на реке Хэгды-Огдокон