Читать книгу 100 поцелуев - Группа авторов - Страница 4

Королева и принцесса пришли в восточную часть сада. Это было спокойное и тихое место для чаепитий и приёма гостей рядом с живой изгородью. Вокруг росли кусты роз, а в стороне – молодой бук.

На земле был выложен квадрат из светлых плиток. На нём стоял прямоугольный стол, который накрыли светлой кружевной скатертью – словно переплетения тонких стеблей; и поставили стулья с мягкими сиденьями. Десертные столовые приборы были из серебра, а кружки – из белоснежного фарфора с росписью цветов. На трёхуровневых этажерках теснились: кексы, печенье и фруктовые слойки. Стояла большая ваза с фруктами. На больших плоских тарелках высились друг на друге постные лепёшки, а подле них стояли мёд и варенье в небольших вазочках.

Эльфы, во всяком случае, этого королевства сладкое особо не любили. Все их сладости были умеренно сладкими, а часто постными – как эти лепёшки. Но елись они с вареньем или мёдом, чаще – с мёдом. Мёд эльфы очень любили, и те эльфы кому он не нравился, считались автоматически странными, но такие встречались редко. А варенье было больше кислое, чем сладкое.

Эммелина отстала от мамы – шла, смотря под ноги, на траву. Она не могла поднять головы и смотреть на ждущие фигуры, но она чувствовала на себе их взгляды.

Она так волновалась, так переживала, так была напряжена, хотя внешне это почти не проявлялось, если только в замерших плечах. Она вынужденно принимала свою обречённость на несчастливую жизнь, и она старалась не думать обо всём том, что будет обязана терпеть как жена.

Но внезапно, она начала думать о том, что вдруг ко всему прочему жених ещё окажется уродливым и горбатым, или с ужасным характером, грубым и жестоким. Тогда её несчастная жизнь ещё и в пытку превратится. Она негодовала – за что ей такое несчастье, за что ей всё это горе.

Мысли Эммелины завертелись в панике, воображение рисовало ужасные картины, страх прыгал где-то в уголке сознания и подкатило чувство тошноты, словно она съела что-то негодное. У неё возник порыв сбежать и броситься прочь из замка без оглядки.

– Доброе утро! – радостно сказала Беатриса. – Надеюсь мы не заставили вас долго ждать.

– Нет, что вы, – ответил женский голос, – всё в порядке.

Эммелина видела справа от себя подол платья матери, траву, и больше ничего.

– А вот наша прекрасная дочь Эммелина, – представила её мама.

Она, услышав своё имя, на секунду забыла, как дышать, а в груди стало тесно, словно сдавливало платье. Мышцы каменели, и она с трудом медленно подняла голову, затем так же медленно подняла взгляд.

Перед ней на расстоянии двух шагов, держась под руку, стояли мужчина и женщина.

– Я – Ви́виан, – представилась королева Уиндрага.

Пятидесяти четырёхлетняя женщина, которая не утратила своей красоты и стати, и даже седина в тёмно-каштановых волосах, убранных в высокую свободную причёску, добавляла ей шарма. Золотая корона была изящной, украшена алмазами, которые поблёскивали в лучах утреннего солнца. Черты лица были красивые, добрые, а карие глаза внимательно смотрели на молодую невестку. Она была одета в тёмно-синее простое, но в то же время изысканное платье со свободным подолом до пола.

– А это мой муж – Сэ́мюэль, – сказала королева Уиндрага.

Эммелина, пытаясь контролировать волнение, перевела взгляд немного левее, голову и шею она повернуть просто не могла. Каждая мышца замирала и тело будто теперь полностью окаменело. Казалось, ещё немного и она утратит способность дышать.

Пятидесяти семилетний король был высоким, в хорошей физической форме для его возраста. Красивые черты мужественного лица с возрастными морщинами, короткая борода и густая шевелюра тёмно-седого цвета. Он был одет в брюки, украшенный золотой вышивкой синий камзол без рукавов, в белую рубашку с оборками у манжетов и ботинки. Золотая корона на голове – алмазов было меньше, чем в короне королевы, и она была более строгая, массивная.

Король Уиндрага улыбнулся в приветствии – мягко, доброжелательно; и покланялся головой.

– Доброе утро, – сказал он.

Окаменелость в теле Эммелины только окрепла, она будто превращалась в статую. Голова её немного закружилась, а сердце стучало со странными перебоями – словно вот-вот выйдет из строя и остановится. Казалось ещё немного, и она просто не выдержит такого сильного волнения и напряжения, всей это огромной ответственности и больших перемен – завопит или статуей рухнет лицом в траву.

Король и королева Уиндрага выглядели дружелюбными. До этого Эммелина немного общалась с людьми только на различных торжествах, которые её королевство устраивает не часто.

Она, несмотря на своё состояние, почувствовала, как напряглась мама. Эммелина понимала, что вероятно сейчас выглядит как фарфоровая кукла – побледневшая, замершая, словно не может согнуть и пальца, ни головы повернуть. И чудилось что даже волосы обращались в камень и больше их не сможет развеять ветер.

Эммелина слабо, но мило улыбнулась.

– Доброе утро, – сказала она и едва ли признала свой голос. А улыбка быстро исчезла. От напряжения и окаменелости щемило больно в груди, словно рёбра сжимались, намереваясь соприкоснуться краями.

Но, казалось, король и королева Уиндрага тут же ею очаровались, а к волнению отнеслись с пониманием.

– А вот, – сказала Вивиан, указывая левее от мужа, – как ты уже, наверное, догадалась наш сын – Э́двард.

Эммелина была так сфокусирована на том, чтобы казаться спокойной и обычной (насколько это было возможно), и смотрела только на супругов, в основном на королеву, что забыла о своём женихе. Она медленно перевела глаза левее и увидела его.

Он стоял немного поодаль от родителей, поэтому взгляд Эммелины его и не зацепил до этого.

Двадцати семилетний принц был высоким, стройным, широкоплечим и сильным. Но он не был слишком большим и мощным, не был перекаченным как какой-нибудь сильный воин с двуручным оружием, о котором как-то читала Эммелина в книге из их королевства. Принцу скорее подошёл бы одноручный увесистый меч и среднего размера щит, а может быть и более тяжёлый – во весь рост.

Он обладал светлой, с тёплым подтоном кожей; красивым мужественным лицом с выразительными нижними скулами, но в то же время мягкостью в чертах; прямым носом, небольшими губами и густыми аккуратными бровями. Он был гладко выбрит. Волосы были чёрные и прямые, а стрижка – короткая.

Он был одет в лёгкие чёрные сапоги до колен, в чёрные брюки, в белую рубашку, манжеты которой едва показывались из-под рукавов синего камзола с золотой вышивкой и окантовкой. На плечах был надет красный плащ длиной до щиколоток. А на голове была корона из золота с небольшими алмазами – она выглядела богатой, изящной, но немного строгой; и была меньше и проще, чем корона его отца.

Окаменелость Эммелины в каждой мышце и в вене стала колкой, разбавилась огнём вспышки волнения – и поползла по телу. Из-за эмоций и переживаний она перестала дышать на несколько секунд – она встретилась со своим неизбежным несчастьем лицом к лицу. И всё стало слишком реальным, слишком сокрушающим. Её жизнь, какой она была, закончена.

Эдвард выглядел уверенным, спокойным. Его притягательные карие глаза – мягкие линии, густые ресницы – внимательно, с интересом, и с чем-то неуловимым как скудная дымка смотрели на свою невесту, а брови были чуть сведены, но он не хмурился.

Посмотрев в его тёплые карие глаза, Эммелина на секунду почувствовала себя странно – сердце, которое и так быстро билось от всех переживаний и волнения будто подскочило. Она тихо выдохнула, вдохнула – окаменелость начала таять. Ведь вот оно неизбежное стоит перед ней. Не убежать, не спрятаться. Осталось только принять, смириться. Ведь другого выбора у неё всё равно не было.

– А в жизни ты ещё красивее, чем на портрете, – сказал Эдвард и улыбнулся. Улыбка его была дружелюбная, очаровательная, с игривыми нотками. И у него был приятный, мягкий голос.

Может в другой ситуации, от другого мужчины Эммелина бы приняла этот комплимент, скорее из-за вежливости, и может бы ей это даже польстило. Но сейчас она просто старалась дышать ровно, вести себя естественно и казаться спокойной. Хотя неожиданный комплимент её всё же удивил.

– Эдвард! – шёпотом зашипела на него Вивиан. А Сэмюэль напрягся, покосился на Беатрису и её мужа До́риана, которого Эммелина ещё даже не заметила.

– Что? – со сделано невинным лицом спросил Эдвард.

Эммелина отчего-то нашла это забавным – она слегка усмехнулась уголком губ. Эта тёплая волна немного и постепенно возвращала её к норме – окаменелость теперь стремительно таяла, хотя волнение только обострялось. И она подумала о том, что некрасивым принца назвать было крайне затруднительно. Да и вместо горба была прямая осанка.

Подумав об этом, она удивилась, отчего-то растерялась, заволновалась, но уже как-то иначе. За эти дни она почему-то даже и не думала, как её жених будет выглядеть. Он был каким-то далёким, безликим и размытым. И она избегала любые упоминания о нём, любые попытки заговорить о нём. А теперь вот он стоит перед ней – живой, улыбается.

Вивиан заволновалась, но увидев улыбки на лицах их будущих членов семьи, внутренне выдохнула, как и её супруг – выдохнул, улыбнулся.

Эдвард вернул взгляд на свою невесту. Новая волна волнения вспыхнула и растеклась по её телу.

– С-спасибо, – сказала она. Она думала улыбнуться, но не смогла.

– Давайте же садиться, – предложил Дориан. Эммелина осознала его присутствие и посмотрела направо от себя. Он стоял рядом с мамой.

Он был среднего роста, немного выше жены, стройный и подтянутый. Красивое утончённое лицо с прямым носом, тонкими губами и высокими скулами, а невероятно голубые – яркие, как чистое голубое небо – глаза были выразительными. Вытянутые заострённые уши – и у всех мужчин уши были немного больше и длиннее, чем у женщин. Несмотря на то, что ему было сорок восемь лет, его светлые волнистые, как у Эммелины, волосы длиной до груди не имели седины.

Он был одет в тёмно-зелёную одежду: брюки, удлинённый приталенный камзол с обтягивающими рукавами и стоячим воротом, а края украшала изящная серебряная вышивка с витиеватыми узорами. На его голове была надета корона – золотая, изящная, украшенная цаворитами, с листочками бука – как у жены, но крупнее, тяжелее, больше листьев бука, меньше зелёных драгоценных камней.

Розовый цвет глаз, перескочив маму, достался Эммелине от бабушки, которая, к сожалению, уже не была с ними.

Эммелина посмотрела на папу – он приободряющее улыбнулся, и она почувствовала, себя спокойнее. Затем она посмотрела на маму – она кивнула, словно говоря, что всё хорошо, что дочь справилась если не хорошо, то неплохо. Во всяком случае катастрофы точно не случилось. И она последовала за родителями к накрытому столу.

♥

Дориан сел во главе стола слева, по его правую руку любимая жена, рядом с ней, уже не во главе, а сбоку стола – дочь. По другую сторону стола сел Сэмюэль, затем Вивиан, и – Эдвард.

Две служанки наливали чай в фарфоровые кружки. Короли о чём-то негромко говорили, подавшись головами ближе к друг другу. Беатриса брала себе угощение и клала на тарелку, так же, как и Вивиан, с которой они обменялись взглядами и улыбками.

Эдвард сидел, навалившись на спинку стула – расслабленно, скрестив руки на груди, посматривал на невесту. А есть ему видимо не очень-то хотелось.

Эммелине кусок в горло не лез, и она даже думать о еде не могла. Она едва ли слышала голоса королей, смотрела на край стола, на свою кружку, в которую служанка наливала ароматный чай. Ей отчего-то так хотелось посмотреть на принца, но она не решалась поднять взгляда. И она отчётливо чувствовала его взгляд на себе. Из-за этого успокоиться полностью не представлялось возможным.

Да большая буря утихла, тело ей снова было полностью подвластно, но волнение и напряжённость будто навсегда поселились в ней и никогда она не сможет сделать спокойный свободный вдох. И она уже понимала, что это будет самое долгое и тягостное чаепитие в её жизни.

♥

Минуты тянулись невыносимо медленно. Эммелине чудилось что сейчас в саду время замедлилось, ползло, словно умирая в пустыне, тогда как в остальном мире всё шло нормальным ходом и жизнь протекала как обычно.

Короли и королевы оживлённо говорили, ели и пили чай. Эммелина их не слушала, смотрела на стол, на кружку, чай в которой остывал. Она ни разу не услышала голоса жениха, иногда чувствовала на себе его взгляды, и не только его. Но сама так взгляда и не подняла.

Беатриса наклонилась к дочери и быстро прошептала:

– Попей чаю, дорогая.

Эммелина на неё не посмотрела. Она обхватила кружку руками и почувствовала приятное тепло через фарфор. Подняв кружку, она узнала запах её любимого чая: мята, мелисса, ромашка, листья ежевики и немного сушёного имбиря. И Эммелина подумала о том, что мама всё ещё пытается её задобрить, хотя чаю всё же была рада. Это то, что ей сейчас было нужно.

Она подняла кружку – влажное тепло коснулось кожи, губ. И, прикрыв веки, она, вдыхая аромат, словно перенеслась куда-то в спокойное уединённое место. Плечи опустились, осанка стала прямой, естественной, и она расслабилась. Даже показалось, что всё не так уж и плохо.

Отпив чаю, она слабо улыбнулась милой, тёплой, как пар чая, улыбкой.

Эдвард наблюдал за ней с интересом, и сам едва заметно улыбнулся, но едва ли отдал себе в этом отчёт. А Беатриса, которая привыкла всегда всё замечать, мельком взглянула на Эдварда, затем на дочь, и едва сдержала довольную полуулыбку, которая всё же быстро промелькнула в приподнявшемся уголке губ, но она её спрятала за кружкой чая.

Эммелина сделала ещё несколько глотков – тепло лилось по горлу и устраивалось в желудке, ещё больше успокаивая. И, казалось, она почти стала собой, обычной.

Но, когда она ставила кружку на стол, то услышала:

– А когда будет бал в честь помолвки? – уточнила Вивиан. К ней приблизилась служанка и доливала горячего чая в её кружку. – А то я подзабыла дату. Четырнадцатое? Тринадцатое?

Эммелина не знала, что будет бал. Она напряглась и поставила кружку на стол. А только успокоившиеся эмоции возвращались обратно – охватила лёгкая паника, нарастало и начинало крутиться в груди волнение.

– Ровно через две недели, – ответила Беатриса. – Думала раньше устроить, но опасалась, что не успеем подготовиться. Да и чтобы все гости успели собраться и приехать.

– Пятнадцатого июня, – уточнил Дориан, и обмакнул сложенную в двое лепёшку в золотистый мёд. Ведь Вивиан могла подумать, что бал на следующий день, шестнадцатого числа.

Вивиан кивала:

– Хорошее число.

Эммелина думала отпить ещё чаю, а к ней уже направилась служанка, чтобы долить горячий чай и ей. Но тут Вивиан вдруг сказала с восторгом:

– Ах! Даже и не верится, что это и в самом деле происходит!

Беатриса явно разделяла её радость.

– Да, – сказала она.

– Бал, подготовка, свадьба и медовый месяц.

Услышав о медовом месяце, Эдвард слегка напрягся, крепче сжал крест рук, быстро глянул на маму и вернул взгляд на невесту, наблюдая за её реакцией.

Эммелина тихо поперхнулась чаем – она не кашляла, не выдавала этого, а горло горело и требовало кашлянуть хоть чуть-чуть. Эдвард это заметил – слегка добро, с толикой весёлости усмехнулся.

– Затем совместная жизнь, – сказал Сэмюэль.

– А потом и детишки! – подхватила Вивиан.

Дориан, жуя лепёшку с мёдом, замер. Беатриса собиралась взять кружку, но тоже замерла. И супруги покосились на дочь. А та застыла, холод резко вспыхнувшей паники заползал в желудок, а рёбра словно уменьшались и сжимались.

– Д…? – произнесла она.

Беатриса было взяла дочь за руку, но принцесса резко вскочила и отодвинувшийся назад стул едва не задел отшатнувшуюся в сторону служанку, которая проходила за ним. Гости устремили на неё удивлённые взгляды, кроме Эдварда. Его взгляд был скорее понимающим, но немного хмурым, каким-то отстранённо-туманным. Кажется, и он об этом моменте их брака не успел подумать.

– Я…, – произнесла она. – Мне… Уборная!

И она поспешила прочь – шла быстрым шагом вдоль высокой живой изгороди, а волнистые длинные волосы подпрыгивали.

Эдвард смотрел ей вслед, а в глазах что-то мелькало, словно прячась и не желая показываться. Его родители перевели удивлённые, обеспокоенные взгляды на Беатрису. Она сохранила спокойность, хоть и лёгкое беспокойство лежало тонкой вуалью на чертах её лица.

Она улыбнулась, успокаивая гостей.

– Прошу простите Эммелину, она просто сегодня очень нервничала и переживала, вот и переволновалась.

– Ах, – выдохнула Вивиан и махнула рукой, выражая своё понимание. – Я понимаю, понимаю. Всё-таки очень волнительное событие, особенно для юной девушки.

– А она у нас весьма чувствительная, – сказал Дориан. – И эмоциональная.

Беатриса взглянула на него строгим, но в то же время мягким и что-то говорящим взглядом. Он знал этот взгляд, в нём безошибочно прочёл предупреждение с примесью маленького укора, ведь то, что он сказал уже было услышано гостями. Но он не понял, что он сказал лишнего.

Беатриса перевела взгляд на гостей и тут же расслабилась. Они кивали, улыбались – эти черты принцессы ничуть не расстроили их, а кажется даже наоборот – понравились. Беатриса поняла, что даже несмотря на отстранённость, зажатость и молчаливость принцессы они ею уже были очарованы и ничуть не жалели о решении.

Беатриса взглянула на Эдварда со скрещёнными расслабленными руками на груди. Он почувствовал её взгляд, посмотрел на неё и слабо, но мягко и искренне улыбнулся. Словно он понял, что беспокоило королеву и сказал, что всё хорошо.

Беатриса этому немного удивилась, но по привычке тут же спрятала эту эмоции. Она привыкла всегда носить лицо доброжелательной, спокойной королевы. И это лицо было искреннее, хоть и ограниченное в эмоциях.

Однако успокоиться полностью Беатриса не могла, и уже по другой причине. Она посмотрела в сторону, куда ушла дочь – волнение отчётливо показалось в глазах.

Она поднялась, и сказала:

– Прошу меня простить. Пойду проверю как там Эммелина.

– Да, конечно, – сказала Вивиан и отпила чаю.

Беатриса обменялась взглядом с мужем, который понял просьбу – развлекать гостей разговорами, поддерживать дружелюбную и лёгкую атмосферу, не говорить ни о чём важном без неё. И она, поправив подол платья, пошла вдоль живой изгороди, едва удерживая себя, чтобы не пойти очень быстрым шагом.