Читать книгу Под маской - Группа авторов - Страница 4

Время в Сити-17 текло не линейно, а по спирали, каждый виток которой был копией предыдущего. Несколько месяцев моей новой жизни влипли в серую, однообразную массу, где дни отличались лишь номерами в рапортах и оттенками усталости. Я стал винтиком, хорошо смазанным и безотказным. Моё сознание, словно защищаясь, разделилось. Была внешняя оболочка – Старший офицер Лоу, эффективный, немногословный, беспощадный в своей требовательности. И была внутренняя, спрятанная глубоко часть, которая иногда просыпалась по ночам в холодном поту, вспоминая крики из-за дверей на вокзале или пустые глаза казнённых.

Рутина была отлажена до автоматизма. Подъём в пять тридцать по тревожному гудку сирены в коридоре казармы. Холодная вода из ржавого крана, смывающая остатки сна. Натягивание униформы – сначала комбинезон, потом бронежилет, нагрудник, тактическая куртка. Каждый предмет лежал на своём месте, каждый ремень застёгивался с привычным щелчком. Шлем, пахнущий озоном и чужим потом, становился последней гранью между мной и миром. За стеклом окуляров можно было спрятать всё – усталость, отвращение, мимолётный испуг. Там, внутри, я был в безопасности. Пока был в форме.

Утреннее построение, где я уже не стоял в шеренге, а обходил её, сверяя лица с мысленным списком. Редкий день обходился без «выбывших». Иногда солдат просто не выходил – его находили в казарме с перерезанными венами или с пулей из табельного пистолета во рту. Иногда – «переводили» в другую часть, что на нашем жаргоне означало то же самое, только без шума. Их койки занимали новые, с ещё не потухшими глазами. Я отдавал приказы, подписывал наряды, докладывал по инстанции. Мои слова стали такими же безликими, как и я сам. Я научился не думать о том, что стоит за формулировкой «наряд на работы по усилению периметра» или «проведение профилактических мероприятий в жилом секторе». Мысли были роскошью, которую я не мог себе позволить. Мысли вели к вопросам. Вопросы – к сомнениям. А сомнения в нашей системе были смертельным диагнозом.

И всё же, по ночам, когда в квартире наступала та тишина, что звенела в ушах, внутренняя часть брала своё. Она не спрашивала. Она показывала. Картинки, обрывки звуков, запахов. Чаще всего – Барни. Не тот, что пришёл убить меня в кабинете, а старый, с кружкой пива в руке, со смехом, от которого дрожали стеллажи в лаборатории «Чёрной Мезы». Иногда – детское лицо, вероятно, моё собственное, но такое размытое, что в нём нельзя было быть уверенным. Я гнал эти образы прочь, как предателей. Они угрожали хрупкому равновесию, которое я выстроил. Чтобы выжить, нужно было забыть, кем ты был. Я старался изо всех сил.

Просматривая утром список подчинённых для плановой проверки, я снова ощутил лёгкое головокружение. Около ста пятидесяти человек. Это не просто цифры. За каждым номером скрывалась судьба, сломленная или проданная за паёк и безопасность. Я научился видеть это в их позах, в манере отдавать честь, в едва уловимой дрожи в руках у новобранцев. Несколько раз, перелистывая страницы, я находил фамилии, отмеченные красным – «уволен» или «ампутирован». Эти «мёртвые души» вычёркивались из ведомости, но оставались в моём сознании как немые укоры.

В тот день мне принесли коричневый казённый конверт с грифом «Для служебного пользования. Сектор Д2». Внутри лежал не бланк о новом подарке, а первое официальное уведомление о моём статусе. Сухой язык приказа констатировал: за условно-образцовую службу мой паёк увеличен на 15%, мне предоставлен доступ к закрытой диспансеризации и, как особая отметка, подтверждено право на занимаемую жилплощадь в секторе Д2.

Последний пункт заставил меня на мгновение замереть. Они не дарили мне квартиру. Они напоминали, что она – условность. Милость, которую можно отозвать одним росчерком пера. Этот клочок бумаги был не авансом, а напоминанием о счёте. Счёт, где моя душа уже значилась в графе «расход».

Но другая, выживающая часть меня, с жадностью ухватилась даже за эту иллюзию. Подтверждение. Значит, убежище пока что моё. Возможность снять эту проклятую маску и хоть на несколько часов перестать быть офицером оставалась.

После окончания смены, отметившись у дежурного, я не пошёл на площадь. Я пошёл домой. Это слово, пусть и ядовитое, уже стало фактом.

Ключ щёлкнул в замке с тем же утробным звуком. Тёплый, сухой воздух ударил в лицо. Я замер на пороге, как и в первый раз. Квартира была чистой, немерцающий свет заливал комнату. Я стоял, как истукан, понимая, что девяносто девять процентов населения города, включая вчерашнего меня, не имеют и десятой доли этого комфорта. «Вот что ты имеешь, служа нам. Вот что потеряешь, ослушавшись».

Я запер дверь на все замки, задвинул цепочку. Подошёл к окну. Через улицу, как гигантское мрачное насекомое, высилось здание моего отдела. А дальше, за ним, подавляя всё своим существованием, сияла в лучах прожекторов Цитадель. Вид на Цитадель. Какая насмешка.

Я с силой дёрнул шнур, закрыв окно плотными серыми жалюзи. Комната погрузилась в искусственные сумерки. И только тогда, в этой тишине и полумраке, я позволил себе расслабиться. Первым делом я снял сапоги. Затем, с почти ритуальной медлительностью, расстегнул и сбросил с себя мундир, бронежилет, тактическую куртку. Вся эта амуниция, пропитанная запахом пота, металла и страха, грудой упала на пол. Я остался в простой хлопковой майке и штанах, и впервые за долгие недели почувствовал, как кожа дышит.

Я был измотан до предела. Не физически – моё тело привыкло к нагрузкам. Душа была истощена. Две, а то и три ночи подряд нормального сна у меня не было – тревожные рации, ночные проверки, кошмары. Я повалился на кровать. Мягкость матраса показалась мне райской. Я не стал даже умываться. Просто лёг, уставившись в потолок, и через несколько мгновений провалился в чёрную, бездонную яму беспамятства, где не было ни Альянса, ни ГО, ни моей вины.