Читать книгу Инивумус - Группа авторов - Страница 3

Глава 3 Тень сомнения в городе догм

Оглавление

Сквозь вихри звезд, сквозь годы лет,

Предтеча дал оберегать Завет.

И наш Чертеж определил нам цель.

Где каждый – винтик, в глубине систем.

Отрывок из гимна Витков.

Тонкая волнистая линия легла последним штрихом. На пыльном деревянном полу расцвел крошечный пейзаж – пара деревьев да уходящая вдаль речушка. Деревянный сандаль тут же размазал это непотребство, а следом вырвался тяжелый, сдавленный вздох.

Сектор поднял глаза к небу. Погода, как назло, стояла ясная. С самого утра солнце грело нещадно, выжигая землю и вытягивая из души последние силы. Он глянул на руки – все в пыли. Осмотрелся, убедился, что никто не видит, и быстренько обтер ладони о штаны, пробормотав заученную формулу:

– Да будут пути твои чисты, а контакты незагрязнены. Грязь в механизме – есть грех в душе.

Тряхнув головой, он заставил себя снова уставить взгляд на Границу – ту самую линию, за которой начиналось грязное месиво, именуемое Путем Тварий. Его долг, как Дозорного Внешнего Контура, был бдить. Безмолвно и неподвижно.

Угроз не было. Если не считать лагеря степняков, что разбили свои шалаши поодаль, у кромки мрачного леса. Скоро к этим бродягам явится Санитар-Дезинфектор, проведет осмотр их барахла, составит списки для Дистрибьютора… И через пару дней его семье, как и другим «достойным», перепадет что-то с чужого стола. В прошлом Цикле отличился брат – вдохнул жизнь в один из древних инструментов Предтеч. Сектор плохо понимал, как это работает. Его удел был до унижения прост: стоять и смотреть. Иногда – ходить и смотреть. У него не было достижений. И за его заслуги никогда ничего не перепадало.

А эти степняки… Они словно с другой планеты. Орали, хохотали, валялись в пыли, курили свою дурман-траву, позволяя себе все, что Сектору и во сне не могло привидеться.

И самое ужасное было в том, что он, Сектор, сын великого Арбитра Чистоты, до зубной боли хотел быть среди них. Валяться в той же пыли, вдыхать тот едкий дым и, может, сочинять такие же безумные истории. А потом – изваять все это на стене, да так, чтобы ничем не отмыть.

Мысли снова, против воли, уплыли к брату. Утреннее построение. Верховный Командир лично жал руку Спутнику. Лицо отца сияло гордостью. А потом его взгляд, холодный и оценивающий, находил Сектора. И в нем всегда читался один и тот же немой вопрос: «Когда же ты исправишься?».

Сектор сжал кулаки, пока суставы не хрустнули. Он должен доказать, что достоин! Должен!

Но что, если он и вправду не создан для тонкой работы? Что, если его место – вот здесь, в пыли и одиночестве? Вечное наказание за старый грех – день за днем смотреть на искушение и не поддаваться. Но разве его проступок стоил такой цены?

Ответа у него не было.

Солнце почти у горизонта. Пора сменяться. Он уже слышал тяжелые шаги и сопение Орбиты – такого же неудачника, как он сам. Того в прошлом разжаловали из Жнецов за пропажу жалкого урожая. Орбита хвастался, что просидел сутки в Карцере. Без еды, без воды, в кромешной тьме, с жуками и змеями. Одна мысль об этом леденила душу.

Молча сменившись, они разошлись. Сектор двинулся вниз – на обход границы. Это была самая сносная часть службы – хоть не стоять столбом.

Он сделал круг и невольно снова вернулся к тому месту, откуда был виден лагерь степняков. Светило уже коснулось горизонта, залив небо багрянцем и золотом. Из лагеря потянуло ароматами жареного мяса и пряных трав, смешанными с мускусным запахом дремавших неподалеку ездовых гайконов. Говорили, на этих тварях можно было скакать сутки напролет.

Завороженный, Сектор придвинулся ближе, жась к тени. До него долетали взрывы хохота, звон колокольчиков и дикое, разноголосое пение. Никакой гармонии, кто во что горазд. Он вспомнил утренний гимн своего народа – и его передернуло. Четкий ритм, выверенные ноты, идеальные унисоны. Безупречное, выхолощенное совершенство. Но от него почему-то тошнило.

Наверное, я бракованный. Сломанный механизм.

Он уже собрался уходить, как в центр круга выпорхнула девчонка. Ее свободные одежды взметнулись на ветру. С бубнами в руках она взмыла вверх, и ее тело сорвалось в диком, неистовом танце. Звон колокольчиков учащался, сливаясь с бешеным стуком сердца Сектора. Его взгляд приковали эти дикие, не скованные ничем движения и смоляной вихрь её волос.

«Стены Дома – наша кожа. Воздушный шлюз – наше дыхание. Тот, кто без нужды стремится вовне, ищет смерти для всех нас. Вне Стен – лишь Тишина и Тварии», – судорожно зашептал он Четвертый Завет.

Но ноги, будто чужие, несли его вперед, к свету костра и чарующему хаосу танца.

Он повторял завет снова и снова, но шепот догм тонул в громе крови в висках. И вдруг на его плечо легла тяжелая, как молот, рука.

– Первый признак Непорядка – мал и неприметен. Шепот в проводке, пятно на стене. Увидевший да возопиет немедля, и да падет на него Внимание Старших.

Каждое слово Капитана Узла, главы пограничного дозора, вбивалось в сознание, как гвоздь. Лоб Сектора покрылся ледяной испариной. Медленно развернувшись, он опустил голову, не в силах вынести взгляд начальника.

– Я… я всего лишь наблюдал. Вдруг бы они…

Узел прервал его одним жестом. Его голос был тихим, но каждый звук обжигал, как раскаленное железо.

– Сын Хранителя Заветов… и блудный взгляд грешника. Твои глаза жаждут грязи? Отлично. Твои же руки и очистят наши стены от той скверны, что тебя манит. Всю ночь будешь драить стены от лиан, нарушитель.

– Н-но…

– Да не дерзнет младший оспаривать слово старшего, ибо как винтик не спорит с шестерней, – ледяная цитата Первого Завета прозвучала как приговор. – Воля Командира есть воля Самого Корабля! Довольно! Бери скребок и марш!

Горячая волна стыда ударила в лицо. Сектору стало душно, комок встал в горле, и он не мог сделать вдох. Взгляд сам потянулся к земле, лишь бы не встречаться с холодным презрением Капитана.

Как я посмотрю в глаза отцу? – стучало в висках. Что скажет брат? Какой пример я подаю младшей сестренке, Приборке?

Почему?! – кричало внутри него. Почему я такой… неправильный?! Почему нельзя было просто развернуться и уйти?!

Сектор обхватил ладонями свое пылающее лицо, пытаясь спрятаться от самого себя.

Ночь вступила в свои права, оглушительная и беспросветная. В ее тишине слышалось лишь шорканье скребка и сдавленные всхлипы. Темная кожа Сектора сливалась с мраком, и только белки его глаз, налитые гневом и обидой, отсвечивали в свете двух спутников. Больше всего он злился на себя. На свою слабость. Неумение противостоять искушению.

Со злости он с силой надавил на скребок – и послышался треск. Целый кусок трухлявой стены провалился внутрь, оставив зияющую дыру. Сектор вздрогнул и замер, на висках выступил ледяной пот.

Конец. Порча Священного Архива. Мне этого не простят.

Воровски оглянувшись, он сунул голову в пролом. Внутри пахло пылью и вековой затхлостью. Сюда имел право входить только Хранитель Заветов. Лишь раз в цикл, на главный праздник, он торжественно выносил оттуда древний текст, оставленный самим Предтечей. В тот день народ замирал в благоговейной тишине, а голос Хранителя проникал в самую душу. Только они, с детства корпевшие над копиями, могли читать письмена на языке Предтеч.

А сейчас это святилище осквернил грешник-дозорный. Не со зла. Лишь чтобы залатать свою оплошность.

В этот момент свет спутников упал внутрь, выхватив из мрака аккуратные стопки книг и свитков. Сектор затаил дыхание. Руки задрожали. Помещение было крошечным, всего три шага в длину и ширину. Он опустил взгляд на упавшую доску – трухлявую, изъеденную жуками, но еще поддающуюся починке. Беда была в том, что она рухнула прямиком на тумбу со священными текстами.

Осторожно отодвинув древесный хлам, он решил проверить, не пострадали ли письмена. Его взгляд упал на книгу в потертой бордовой обложке, необычно блестевшей в лунном свете. Испугавшись, что царапины на ней – его рук дело, он машинально потянулся, чтобы стряхнуть пыль. Пальцы коснулись гладкого, незнакомого материала. Легкие шероховатости царапин нарушали идеальную гладь. Он взял книгу, но неловко повернул – и оттуда с шелестящим свистом выскользнул лист. Он тоже необычно бликовал.

Вздрогнув, Сектор подхватил лист, и взгляд его прилип к содержимому.

Такой белой, плотной и звонкой бумаги он никогда не видел. Лист пестрел рисунками невиданных механизмов, а линии были выведены с пугающим, божественным совершенством. Ни один летописец не сумел бы провести их так. От этой геометрической гармонии у Сектора сдавило грудь. Но больше всего потрясли тексты – идеально ровные, буковка к буковке. Он провел пальцем по строке, жадно впитывая эту гармонию.

Руки сами потянулись к книге. Пальцы лихорадочно перебирали глянцевые страницы, скрепленные ровными металлическими кольцами – ни один кузнец не выковал бы такого. Слова были странными, но кое-что угадывалось: «Шлюз», «Стыковочный отсек»… Голова пошла кругом. А потом он увидел Его. Корабль Предтечи. Он узнал бы его из миллиона. Этот образ был повсюду – на улицах, на домах, даже на праздничном пироге. Но сейчас Сектор с ужасом осознал, насколько их жалкие подобия далеки от идеала. Рисунок дышал совершенством, несмотря на пятна времени.

Не в силах отпустить святыню, движимый жгучим желанием рассмотреть все при свете, он выбрался наружу, прижимая находку к груди. Сердце колотилось, словно пытаясь вырваться. Просто один взгляд. До следующего праздника еще далеко. Никто не узнает. А дыру… я замаскирую.

Сделав пару шагов, он вдруг почувствовал, как земля уходит из-под ног. Где-то грохнуло что-то тяжелое, послышались крики. Почва задрожала, и со следующим толчком Сектор рухнул ничком. Он вжался в землю, накрыв голову руками. По лицу текли горячие слезы. Он знал. Это кара. Предтеча покарал его!

«Не всякое знание для всякого уха. Мудрость Предтечи – меч о двух лезвиях. Неподготовленный ум будет уничтожен ею», – захлебываясь песком, зашептал он.

Гул, проникавший в самые кости, лишь усиливал смятение. Он проклят. Он никогда не взойдет на божественный Корабль и не увидит красоты вселенной. Он проклят.

Едва толчки стихли, Сектор подпрыгнул, словно укушенный ядовитой гадюкой, схватил книгу и бросился прочь. Опомнившись, он посмотрел на сокровище в своих руках, которое теперь казалось ему окровавленным. Таким же алым, как позор, что падет на его семью.

Отец в гневе. Брат – разжалован. Бедная Приборка… она не заслужила такого брата-неудачника. Никто не должен узнать.

Он метнулся было назад, но услышал приближающиеся голоса. Мечась, как зверь в клетке, он, уловив отдаленные шаги, с силой швырнул книгу в глухие заросли. Легкий шорох – и буйная растительность поглотила святыню. Осознав содеянное, он в ужасе пустился бежать домой. Нельзя, чтобы его тут увидели.

Рассвет был безрадостным. Сектор не сомкнул глаз. Он лежал на своем топчане и смотрел в потолок, не в силах найти оправдания. Семья не простит. Он не пошел на завтрак. Какая разница? Он уже нарушитель, поправший самые священные догмы. Его волновало лишь одно: узнал ли кто-нибудь? Обнаружили дыру? Нашли книгу? Поняли, что это он навлек на них гнев богов?

На утреннем построении он старался затеряться в толпе, избегая взглядов родни. Он слышал, как Приборка спрашивала о нем отца. Она всегда была к нему добра.

На площади воцарилась гробовая тишина. На помост взошел сам Верховный Командир, и его голос прорезал тишину, как лезвие:

– Древний враг просыпается! Кто-то разбудил его! Он требует крови и жертвы! А причина, быть может, в том, что помыслы ваши нечисты, что руки в пыли, что механизмы наши слабы! Ибо первый признак Непорядка – мал и неприметен. Шепот в проводке, пятно на стене. Увидевший да возопиет немедля! Седьмой завет предупреждал нас. Но люди слабы. И только вместе мы сильны. Согласно восьмому завету Предтечи: «Мы – один Экипаж в металлической утробе Корабля. Раскол – это разгерметизация. Гнев – это пожар на борту. Да не будет меж нами распрей, ибо мы последние из людей!» А потому сегодня – день великой Чистоты! Очистите помыслы, дома, рабочие места! Не оставьте и крупицы скверны! Объявляю полную Дезинфекцию!

Народ взревел в едином порыве. Лишь Сектор стоял как вкопанный. Древний враг просыпается. Требует жертвы. Это из-за него. Это он нарушил завет. Это его кровь должна утолить гнев Предтечи. И чтобы позор не пал на семью, он должен принести себя в жертву. Лично.

Сжав кулаки, он развернулся. Сегодня же ночью он сбежит.

Еле дождавшись темноты, он, словно вор, собрал скудные припасы и покинул отчий дом. Проходя мимо Архива, он с ужасом заметил, что дыру еще не обнаружили. Древний враг отвлек всех, дав ему шанс искупить вину без лишнего позора.

Углубившись в джунгли, он споткнулся обо что-то в темноте.

Это была она. Священная книга. Знак. Он обязан взять ее с собой.

Подняв ее – невредимую, несмотря на все, – он бережно стряхнул пыль и с трудом втиснул в сумку, пожертвовав бурдюком с водой. Предтеча давал ему последний шанс. Не только искупить вину, но и скрыть следы преступления.

Несколько дней изнурительного пути выжали из него все соки. Вела его вперед лишь одна примета – все усиливающийся запах тухлых яиц. Так смердел Инивумус[1], Древний Монстр с севера. Сектор брел, не разбирая дороги, спотыкаясь о корни и камни. Как он уворачивался от хищников – было загадкой. Наверное, сам Предтеча вел его к месту казни.

Лес начал редеть. Под ногами заскрипел темный песок, почти в тон его коже. Он брел, уставившись в землю, лишь бы не видеть устрашающую вершину впереди. И вдруг…

Перед ним, будто вырастая из самого воздуха, возник бледный силуэт. Ослепленный, Сектор пошатнулся, но насмешливый, хриплый голос вернул его к действительности.

– Надо же! Южную плесень выпустили из клетки! А мне говорили, что вы опасны. А вы, оказывается, слепые ползуны, не способные разглядеть собственные ноги!

Сектор в растерянности поднял взгляд. Перед ним стояла высокая, мускулистая женщина. Ее кожа была мертвенно-бледной, а волосы – цвета раскаленного железа, каких он отродясь не видел. Сомнений не было: Дети Гор. Предатели Предтечи. Яд ее слов дошел до сознания, и его накрыла волна гнева.

– Молчи, бледная тварь! Я следую Воле, и не тебе меня останавливать!

– Воля? Твоя воля – сдохнуть от моего болта? С удовольствием! – на ее лице расползлась ядовитая усмешка, и ее рука метнулась вперед.

Сектор не дремал. Лук с натянутой тетивой уже был в его руках. Так они и замерли: она – с направленным на него арбалетом, он – с примитивным луком в дрожащих руках.



0

Инивумус (ignivomus) – с латинского “Вулкан”.

Инивумус

Подняться наверх