Читать книгу Чего не видит зритель. Футбольный лекарь №1 в диалогах, историях и рецептах - Группа авторов - Страница 6

Часть первая
Глава 5
Главный человек в тренерской

Оглавление

– С кого, Савелий Евсеевич, начнем разговор на «бирже»?

– Если перечислять наставников, с которыми мне пришлось работать в сборной конькобежцев, то первым, конечно, назову Константина Константиновича Кудрявцева.

Кудрявцев К.К. (1912–1999) родился в Вологде. Впервые увидел конькобежцев – участников первенства Северного края в 1926 г., когда учился в местном кооперативном техникуме. Спустя четыре года – участник соревнований в Архангельске, куда был направлен по окончании учебы. В 1932 г. выступал на всесоюзной арене. Вскоре переехал в Москву, где защищал цвета ЦС ДСО «Динамо». В 1940 г. чемпион СССР на дистанции 500 м с рекордом страны – 42,0, что быстрее высшего мирового достижения. За этот выдающийся результат (продержался 16 лет!) присвоили звание заслуженного мастера спорта. В 1946 г. на первых международных соревнованиях в Норвегии выиграл «пятисотку». В 1948 г. сборная СССР дебютировала в первенстве мира (Хельсинки). Кудрявцев – лидер команды, в 36 лет и «бегающий тренер». Как скороход выступал на первенствах СССР до 1953 г., дважды чемпион страны. Свой последний рекорд СССР установил в 1951 г., в 39 лет, в беге на 1500 м на «Медео», на катке его осуществившейся мечты. В 1949 г. Кудрявцев выезжал в Казахстан, где в районе Алма-Аты выбрал площадку для «Медео». Уже на первых соревнованиях здесь установили два высших мировых достижения. Тренер-новатор вывел десятки теорем по технике и тактике бега. Его книга «Скоростной бег на коньках» – настольная книга не одного поколения тренеров. К.К. воспитал четырехкратного победителя Игр Е. Гришина, олимпийских чемпионов В. Косичкина и Е. Куликова, чемпионов мира и Европы О. Гончаренко и Э. Матусевича. Кудрявцев первым из «змс» в 1956 г. получил звание «Заслуженный тренер СССР», первым из тренеров награжден орденом Ленина.

65 лет жизни отдал любимым конькам! Это была, действительно, выдающаяся личность. Причем не только в силу характера, природного ума и образованности. В своем развитии – в том числе как тренер – никогда не стоял на месте. Глубоко изучал и творчески внедрял в практику весь багаж широких знаний, который пополнял непрерывно. В работе с конькобежцами Константин Константинович использовал передовые методики предсезонной подготовки спортсменов в других технических видах. В частности, пловцов, бегунов, легкоатлетов…

Помню, как у него появилась в руках книжка, которая на какой-то период стала «библией». В те годы блистал бегун-средневик, мировой рекордсмен на дистанции 400 м, австралиец Питер Снелл. Чей наставник – его соотечественник Артур Лидьярд опубликовал книжку «Бег с Лидьярдом», где подробно рассказал о методике подготовки именитого подопечного. «Система Лидьярда» взята на вооружение во многих странах мира и в большинстве циклических видов спорта. Кудрявцев ее тщательно изучил. После чего летом наши конькобежцы, кроме роликовых коньков, усиленно занимались легкой атлетикой. Весь набор специфических упражнений, прыжковых имитаций, интервальный бег, бег с повторным выполнением определенных отрезков, количество повторов – это он брал оттуда.

– Да он и сам, насколько знаю, начинал пятиборцем – трижды до войны завоевывал «золото» на чемпионате страны по легкой атлетике. А после того, как окончательно отдал предпочтение конькам, невероятно быстро достиг высочайших результатов. Показанный Кудрявцевым на московском льду еще в довоенные годы результат в беге на 500 метров (42,0 секунды) представлялся фантастическим и непревзойденным аж 16 лет!

– Ну, что тут говорить! В спринте, по существу, ему не было равных. Вместе с тем в силу своей гениальности и как некое тому следствие – рассеянности во внесоревновательной обстановке он частенько становился объектом для юмора среди коллег.

– Об этом «противоречии» рассказывал Олег Гончаренко. Он вспоминал, что со стороны Кудрявцев выглядел человеком не от мира сего. Не придавал значения одежде. Вечно в мятой, жеваной фетровой шляпе. Казалось, все события и явления жизни интересовали его лишь с одной точки зрения: а нельзя ли это приспособить для спорта…

– Все так! И про погруженность в то, что он считал главным в своей жизни. И про рассеянность. Кто-то из его сверстников-конькобежцев поведал мне, как он, будучи действующим спортсменом, отличился на внутрисоюзных соревнованиях. Проходили они на «Динамо». Во время пауз все спортсмены уходили в гимнастический зал под трибуной, где, переодевшись и положив рядом коньки, отдыхали на матрасах. Как-то раз Кудрявцев, которого в очередную смену вызвали на старт, машинально взял один конек свой, а другой – соседа. Потом говорил: «Что это у меня коньки разные?» Но забег-то выиграл!

И вообще какие яркие победы он одерживал! Чего стоит только его выступление на чемпионате мира-1948 в Финляндии. Я наслышан о том его замечательном выступлении на фоне драматических событий, которые позже разыгрались в связи с участием сборной СССР в том первенстве…

– Вы, вероятно, имеете в виду события, который подробно описал несколько лет назад мой старший коллега по работе в газете «Советский спорт» (меня туда распределили после окончания факультета журналистики МГУ в 1978-м) Борис Анатольевич Базунов в своей книге «Спорт ХХ век. Хроника отечественного и мирового спорта»…

– Весьма любопытно… Ведь в те годы наша спортивная пресса словно в рот воды набрала, запудривая мозги миллионов читателей исключительно голами, очками и секундами. О каких же событиях там идет речь?

– Как раз связанных с тем, что, оказывается, первоначально советских скороходов отправлять в Хельсинки не хотели – дескать, все равно все проиграют. В этой связи в январе 1948 года группа московских конькобежцев – в основном динамовцев – направила в ЦК партии и Берии – главному сталинскому специалисту по госбезопасности, а тогда еще и шефу спортобщества «Динамо», письмо. В нем они жаловались на руководителя Спорткомитета СССР Романова, не пускающего команду в Хельсинки, где, как уверяли подписанты, у них все же есть шанс добиться победы. Берия поверил авторам письма. И своим авторитетом добился того, что месяц спустя сборная отправилась в Финляндию…

– Все так. Только «фишка» заключалась в том, что наша сборная тогда лавров не снискала. Отличились лишь Мария Исакова и Кудрявцев. Первая стала абсолютной чемпионкой мира. А Константин Константинович завоевал «золото» на «пятисотке». Но я хотел рассказать, что произошло по возвращении команды домой. Итоги ее выступления в Кремле расценили как провальные. Их сначала рассматривали ни много ни мало в Отделе агитации и пропаганды ЦК, потом там же в Оргбюро и на заседании секретариата. Наконец, в самом Политбюро…

– Базунов, бывший зам. главного редактора «Советского спорта», в своей книге сообщил: при разборе итогов выступления скороходов члены Политбюро Маленков, секретарь ЦК ЦПСС Суслов, да и Берия промолчали, хотя знали о беспрецедентном письме и возражениях Романова…

– Еще бы! На том заседании председательствовал сам Сталин. Он устроил страшнейший разнос Ворошилову, куратору Спорткомитета по линии правительства, и снял с работы Романова. Что там происходило, знаю от участника того мероприятия Ивана Яковлевича Аниканова. Как и Кудрявцев, он считался весьма успешным скороходом, многократным чемпионом страны. Они долго на ледовых дорожках соперничали. Но в Хельсинки, напомню, его более даровитый коллега – единственный среди конькобежцев – не посрамил знамя страны. А остальные, в том числе Аниканов, выступили бледно.

Однако после того «на ковер» в помещении, где проходило заседание Политбюро, по словам Ивана Яковлевича, вызвали всех участников того провала. Это может показаться невероятным, но и здесь Кудрявцев – хоть и несколько своеобразно – оказался «победителем». Потому что сборная, отправляясь в Кремль «на разбор полетов», ничего хорошего для себя не ожидала. Вызвавшиеся сопровождать ребят их жены сначала проводили благоверных до Красной площади. А затем сбились в ожидании худшего у здания ГУМа. Каждая имела при себе сумки с теплой одеждой и сухим пайком… Все, ясное дело, были почти уверены, что ни мужей, ни их самих домой уже не отпустят.

Кудрявцев же – о чем я уже говорил – как, наверное, все гениальные люди, высокой степенью организации отличался лишь в профессиональных делах. В остальном – особенно в быту – оставался типичной машей-растеряшей. Мы как-то поселились в одном номере. Однажды он полчаса безуспешно искал кашне, донимая меня одной и той же просьбой: «Ну, посмотри в своем чемодане! Может, ты случайно забрал!» А кашне в конце концов обнаружилось у него в… рукаве. Поэтому в силу своего характера на тренировку или соревнование он являлся минута в минуту, а то и сильно загодя. Зато к остальному мог свободно, не придавая большого значения, опоздать. Точно так же Кудрявцев опоздал на… заседание Политбюро. Поскольку явился не вовремя, охрана его, естественно, не пропустила. И он – что делать? – присоединился к толпе испуганных жен, которые взялись его упрекать, что, мол, вот, Костя, сейчас наших-то черт знает куда увезут, а ты «весь в белом останешься»…

Единственное в истории КПСС заседание Политбюро, посвященное конькобежному спорту, опять же со слов Аниканова, продолжалось всего-то минут десять-двенадцать. Сталин даже не требовал объяснений. У него уже все было решено. Зато участники сборной про себя гадали, в какие далекие края их повезут прямо из Кремля… Поэтому нетрудно представить себе выражение лица Ивана Яковлевича, когда он дошел до цитирования прощальной сталинской фразы: «Вы свободны! Все!» «Когда Сталин произнес эти слова, – вспоминал Аниканов, то внутри у нас все вроде бы как опустилось. Последовал общий глубокий выдох. Мы поняли, что, действительно, можем быть свободны». Такого никто от сурового вождя не ожидал.

Между тем последствия провала в Хельсинки и заседания Политбюро были сокрушительными: на несколько лет почти все международные встречи оказались отменены, подготовка к первым для советских спортсменов зимним Играм оказалась перед угрозой срыва. «Хельсинкский синдром» сыграл не последнюю роль в решении советского руководства отказаться от участия в Белой Олимпиаде-1952 в Осло. Ведь сказал же, говорят, Сталин после Хельсинки: «Пока не научитесь бегать, никуда не поедете!» Вот и сидели мастера ледовых дорожек в основном дома, пока вождь не приказал долго жить…

– Писали, что на «историческом» заседании Политбюро Сталин – что называется, «до кучи» – выразил высочайшее неудовольствие тем, что советские скороходы выступали на норвежских коньках, повелев наладить выпуск отечественных из надлежащих сортов стали…

– Не слышал. Может быть. Но в плане несомненного позитива отметил бы один факт: после чемпионата-1948 Кудрявцева назначили старшим тренером сборной. Так он, еще не сразу перестав выступать (Константин Константинович с успехом соревновался в первенствах страны до 1953 года!), занял пост, на котором верой и правдой отработал аж четверть века! Вот уж кто был тренером, что называется, от Бога.

– А вот об этом поподробнее. Ведь вы вместе проработали… Так сколько же?

– 12 лет…

– Неужели «двенадцать неразлучных лет»?

– Вполне! Он меня далеко от себя предпочитал не отпускать. Шагу, можно сказать, без меня не делал.

– Ну, так поделитесь впечатлениями о человеке, с которым вы бок о бок работали столько времени…

– Мне кажется, это лучше сделать, сравнивая Кудрявцева и Аниканова. Ведь долгое время работа и того, и другого разворачивалась на моих глазах.

– А когда Аниканов тоже стал тренером в сборной?

– Как раз после незабываемого заседания Политбюро. Он и Кудрявцев одновременно встали у ее руля. Только Константин Константинович акцент больше делал на подготовке мужского состава, а Иван Яковлевич – женского.

– И что вы можете сказать об Аниканове-тренере?

– Для характеристики лучше назову несколько его воспитанниц. Например, Тамара Рылова, чемпионка СССР, однажды ставшая победительницей первенства мира. Или Надежда Титова, тоже чемпионка страны, участница многих международных соревнований… Иван Яковлевич был очень контактным, общительным человеком. Любил рюмку…

– Даже на работе?

– Любил. Но в пределах. Дома – в хорошей компании, с супругой, друзьями. Интересно, что жена, Мария Аниканова, тоже выигрывала титул чемпионки СССР по конькам. Словом, это была неразлучная пара. Их так и называли: «Иван да Марья».

Что касается выпивки на работе, то тут следует разъяснить. В ту пору рюмка довольно длительный период считалась нашим негласным партнером. В разумных дозах, естественно. И дело тут даже не в релаксе! Ну, сами посудите: попробуйте-ка – на льду, ветру и частенько весьма крепком морозе 3–4 часа подряд протоптаться на тренерской «бирже»! Такой «карачун» мог прохватить, что грех было не «подогреться». Но еще раз подчеркну, что дозировка осуществлялась в разумных пределах. И всегда – Боже упаси! – не на глазах спортсменов. Это дело было поставлено так, что весь «штаб по снятию напряжения и профилактике простудных заболеваний» располагался у меня. Я и «дозировал», и всегда мог обеспечить закусочкой. Так что тренерский состав ко мне тянулся. Как все прочие, заскакивал и Иван Яковлевич…

– Судя по вашим рассказам, и Кудрявцев, и Аниканов были личностями, крупными характерами. Как столь «крупные медведи» уживались в «одной берлоге»?

– Сказать, что они очень уж, как «Иван да Марья», любили друг друга, было бы большим преувеличением. Да! Оба сильно увлекались работой, отдавали ей все силы, понимали общую большую ответственность. В конце концов они наладили «совместное производство». И многие годы «выпускали отличную продукцию» – чемпионов СССР, Европы, мира. Недаром говорили «Школа Кудрявцева – Аниканова». Но у наставника Аниканова, в отличие от концепции коллеги Кудрявцева, имелись собственные принципиальные мнения на подготовку. И на этой почве у них вспыхивали острые схватки, чему я, присутствуя на тренерских советах, неоднократно бывал свидетелем.

– В чем же они не сходились?

– Ну, к примеру, возникали серьезные расхождения во взглядах и на технику бега, и на структуру тренировочных нагрузок. В результате – Кудрявцев высказывал претензии Аниканову, а Аниканов протестовал против подобных заявлений.

– И кто же, по вашему мнению, чаще в этих спорах оказывался прав?

– Хотя я оставался с Аникановым в хороших отношениях, но чаще всего в этих дискуссиях внутренне занимал сторону Кудрявцева. Константин Константинович выглядел убедительнее. Иван Яковлевич от природы считался больше практиком. Кудрявцев же, оставаясь великим практиком, был и прекрасно подготовленным в теории.

– Судя по вашему рассказу о популярной книжке австралийского тренера по бегу, которую Кудрявцев продуктивно использовал для работы с конькобежцами, он находил возможность пополнять багаж знаний…

– Если говорить о фундаменте, то содержимое в их «багаже» пришло из одного источника – ГЦОЛИФК (Государственный центральный ордена Ленина институт физкультуры. – Прим. Г.К.). Оба имели высшее образование. И в этом аспекте вроде считались равновеликими фигурами. Но Кудрявцев закончил еще аспирантуру. Его кругозор был, несомненно, шире. Видя, что оппонент явно уступает в каких-то позициях, уверенно вступал в дискуссию и победительно утверждал свою точку зрения.

– Вы коснулись образовательного уровня двух незаурядных тренеров. Ну а кроме коньков и спорта, были у них увлечения?

– А как же! Тут даже наблюдалось некоторое сходство. Оба страстно любили театр. Только Кудрявцев предпочитал драматический, а Аниканов прямо-таки влюбился в оперетту. Я уже рассказывал, что многие сборы проходили в Иркутске, который тогда гордился хорошим театром музыкальной комедии. Однажды когда мы в очередной раз приехали на сбор в сибирскую столицу, первое, чем заинтересовался Иван Яковлевич – что играют в местном театре, кто главные исполнители. Мало того. После тренировки не только сам отправился смотреть «Сильву», но и меня с собой потащил. Тогда в спектаклях иркутского театра блистал молодой талантливый актер Николай Каширский, позже заслуженный артист РСФСР (1925–1978). Так вот, когда спектакль закончился, Иван Яковлевич предложил мне: «Пойдем за кулисы – хочу с Каширским познакомиться».

Познакомились. Потом сдружились. За те 40 дней подготовки в Иркутске почти весь репертуар пересмотрели. Позже Каширского пригласили в Московский театр оперетты. Так Иван Яковлевич и туда наладился. В результате – у него там, кроме Каширского, скоро оказались в друзьях Владимир Федорович Шишкин (1919–1986) и другие «звезды» тогдашней оперетты…

Что касается Кудрявцева, то он и тут проявлял себя как человек широких интересов. Ведь, кроме увлечения театром, прекрасно играл на рояле и даже на балалайке. Изучал иностранные языки…

– Гончаренко вспоминал, как Константин Константинович заражал своими пристрастиями подшефных. Олег рассказывал, как тот не расставался с кинокамерой. И при этом восклицал: «Сколько фильмов, снятых Кудрявцевым, мы пересмотрели! И не всегда фильмы посвящались конькам». Из ваших слов о нем также складывается образ высокой культуры человека. Но если вернуться к профессионализму, что делало тренера великим и неповторимым?

– Первое – Константин Константинович был замечательным психологом. Он очень хорошо умел готовить спортсменов к старту, досконально знал как их сильные, так и слабые стороны. И соответствующим образом это использовал. Причем использовал, как говорится, «на все сто». Скажем, на тренировках требовал от подопечных полной самоотдачи. Многие сетовали, что дождаться от него похвалы было невозможно. Даже после громких побед он продолжал ворчать. И спокойно мог сказать любому титулованному скороходу сборной: «Э, друг! Да ты – лентяй – на тренировках недорабатываешь!»

Другой его большой талант – мог разглядеть будущую «звезду» там, где никто другой ее не видел. Вот как, например, получилось с Виктором Косичкиным. 1958-й – мой второй год работы в сборной. Близился матч конькобежцев СССР и Норвегии – традиционные соревнования, которые с большой помпой проходили в Москве, на «Динамо». В разгар подготовки Кудрявцев вдруг обратился ко мне:

– Слушай-ка, загляни, пожалуйста, в общежитие (под трибунами «Динамо» располагалась небольшая гостиница, напоминавшая общагу), живет там некто Косичкин. Сходи к нему, приглядись, осмотри, померь давление…

Пошел, нашел номер, зашел. За столом сидел молодой парень. Я спросил:

– Ты Косичкин?

– Да!

Начал допытываться, что, чего и как. Ну, послушал сердце, пульс пощупал, давление измерил. И попрощался. Позже Кудрявцев поинтересовался:

– Ну, как?

– Да нормально, – я ответил. – Мне понравился. Такой парень!

А сам думаю, что-то неспроста он послал меня к новичку – тот даже мастером спорта не был. Понял все, когда начались соревнования. Кудрявцев вдруг включил Косичкина на матч с норвежцами. И тот сразу заявил о себе: выиграл стайерскую дистанцию (не то на 5000, не то на 10 000 метров).

Я не зря о своем втором годе работы в сборной напомнил: опыт, какой-никакой авторитет уже заработал. Вот и послал мудрый Константиныч изучить паренька, еще раз перепроверить моим впечатлением его собственное мнение. Сам-то он уже самое главное в Викторе разглядел. После того матча Косичкина зачислили в сборную. И пошло-поехало у него…

Вот такой был глаз-алмаз у нашего главного тренера! А как и где он Эдуарда Матусевича нашел? В 1967 году, на Спартакиаде народов СССР в Свердловске. Мало кому известный Матусевич выступал за сборную Белоруссии. Тогда это было смешное зрелище, когда в погоне за массовостью армяне и грузины в хоккей играли, держась за бортики, на коньках кое-как двигались. Конечно, Москва и Ленинград доминировали. Почему я в связи с Матусевичем про Спартакиаду вспомнил? Да потому, что он там особых результатов не показал. Но Кудрявцев его приметил. Уже после соревнований коллегам-тренерам порекомендовал: парня надо брать! И снова «в яблочко». Потому что, поставив Матусевича «на крыло», очень скоро сделал из него чемпиона СССР, Европы и мира.

Еще одно сильное качество Кудрявцева – главного тренера – удивительно умело выстраивал взаимоотношения с коллегами по сборной. Ведь он персонально работал с несколькими спортсменами. Остальных вели другие наставники. Правда, под его генеральным руководством.

– Непростая роль. Обычно в сборных любого вида спорта – особенно в индивидуальных – большие спортсмены эдакие эгоисты. Рядом с ними всегда находятся их «дядьки», личные тренеры. Не возникали ли у Кудрявцева конфликты с подобной категорией воспитателей?

– Возникали, конечно! С тем же Аникановым, о чем мы уже говорили. Они считались антиподами. Поэтому методологические конфликты постоянно вспыхивали между ними.

– Поскольку вы присутствовали на тренерских советах, хочу спросить, как в подобных случаях себя вел Кудрявцев? Каким был его стиль «разруливания»? Давил? Переубеждал?

– Я бы не сказал, что «давил». Ему многое могло не нравиться. Но никогда не «ломал», не заставлял делать по-своему. Раз так считаешь – твое право! Но тогда доказывай правоту на льду результатами учеников. Так что, как теперь говорят, ничего личного…

Вот, к примеру, работал с нами тренер из Свердловска Евгений Иванович Сопов. Как и у Аниканова, у него тоже росли хорошие питомцы. На тренерских советах это был, пожалуй, самый неуемный «оппозиционер» – чуть ли не всегда Кудрявцеву альтернативные предложения по методике вносил.

– И как Константин Константинович реагировал?

– Нормально. Они даже дружили. Но спорили, обсуждали, иногда переругивались. Правда, при этом их дискуссии окрашивались в юмористические тона. Поэтому творческие «разборки» выглядели скорее как дружеские пикировки.

– Что вы, как особая сторона в треугольнике «тренер – врач – спортсмен», вынесли из многолетнего сотрудничества с Кудрявцевым?

– Собственно, именно он своим отношением ко мне и моей роли в команде сильно поспособствовал тому, чтобы я стал самостоятельной фигурой в «треугольнике». Константин Константинович обязательно находил время, чтобы поговорить, посоветоваться со мной. И изумительно умел извлекать пользу из аргументов, объективных фактов, в которых я разбирался. Этому у него могли поучиться и, кстати, учились многие другие тренеры.

– Есть примеры?

– Самый яркий – Борис Шилков.

– Расскажите, пожалуйста, о нем чуть подробнее.

– В 1950-е в сборной появился скороход из Ленинграда – восходящая «звезда». В 1954-м на первенстве мира в Японии завоевал «золото». В связи с чем приведу любопытную деталь, характеризующую Кудрявцева. В том же году у Константина Константиновича родился сын. Так он назвал его в честь Шилкова Борисом, хотя на соревнованиях в Японии Борис-старший отобрал высший титул у Гончаренко – ученика Кудрявцева. Сам Шилков – воспитанник Владимира Честного из Калинина.

Когда в 1957-м я появился в сборной, Борис заканчивал карьеру скорохода: стартовал в каком-то соревновании, занял далеко не призовое место, после чего объявил: больше бегать не будет. Тогда Кудрявцев взял его к себе, и тот быстро вырос в полноценного тренера сборной. Это был (впрочем, «был» не подходит – он и теперь, слава Богу, жив-здоров!) очень интеллигентный, интересный человек, вдумчивый специалист, по интеллекту стоявший на ступеньку выше многих. Меня тянуло к нему, и в результате мы подружились.

– Для меня всегда вопрос: далеко не из всякого, даже выдающегося спортсмена обязательно получается хороший тренер….

– Как раз Борис стал очень сильным наставником. И у него нередко появлялись хорошие ученики.

– Так это Кудрявцев ему помог, или в Шилкове было врожденное, благодаря чему он преуспел на новом поприще?

– Понимаете, любой по-настоящему большой тренер имеет свою концепцию. Возьмем, скажем, самое главное в беге на коньках – технику. Даже на частный вопрос: как проходить поворот, Борис имел собственный, отличный от школы Кудрявцева, взгляд. Когда ему в сборной передали группу конькобежцев, он вел их по своей методике. Но вот что я подметил, когда мы подружились: Шилков вел дневник, где записывал тренировки Кудрявцева. Умный тренер у столь мудрого наставника, как Константин Константинович, всегда мог что-либо полезное подсмотреть, многому научиться…

– Если не ошибаюсь, та дюжина лет, когда вы работали в сборной, оказалась, можно уверенно сказать – «золотой» в истории отечественного конькобежного спорта.

– Тут даже нет нужды углубляться. Одни имена той блистательной плеяды сами за себя говорят. Причем ведь какая была потрясающая преемственность! Вот взошли на мировой пьедестал почета Гончаренко, а затем Шилков. А как время начало брать свое, у них из-за спины вырывались вперед Гришин, Меркулов, Михайлов… Те, в свою очередь, еще находились на пике формы и в зените славы, когда им на пятки Косичкин наступал… А женщины? Еще бегала Жукова, а уже в полный голос заявила о себе Стенина, мощно стартовала Артамонова. При мне в 1959-м в сборной появилась Скобликова.

Конечно, одни «звезды» выглядели крупнее, ярче, другие – меньше, скромнее. Из тех, кого я хорошо знал, бесспорными лидерами считались, конечно, Гончаренко и Гришин. Очень способным парнем показал себя Косичкин. У женщин, на мой взгляд, непревзойденной «звездой» в истории мирового конькобежного спорта осталась Скобликова…

– Савелий Евсеевич! Таким образом, вы невольно начали рассказывать о своей сборной скороходов «всех времен и народов». Давайте посвятим им следующую главу!

Чего не видит зритель. Футбольный лекарь №1 в диалогах, историях и рецептах

Подняться наверх