Читать книгу Духовник президента. Рассказы о священниках, повлиявших на умы и души правителей России - Группа авторов - Страница 3

Великий князь Симеон, по прозванию Гордый

Век XIV на Руси – противоречивое, сложное и очень интересное время. Перед Русью, раздробленной на отдельные княжества, остро встала необходимость образования единого неделимого центра, и на эту роль претендовали два княжества – Тверское и Московское. Великие московские князья – предтечи русских царей, и тем сложнее приходилось священнослужителям, бывшим их духовниками. Ведь их роль выходила за рамки духовного окормления, поскольку в те времена правители брали благословение на все свои дела, в том числе и те, что касались управления государством.

Поначалу маленькая Москва в землях великого княжества Владимирского считалась наследством незавидным. Она досталась в удел младшему сыну великого князя Александра Невского – Даниилу, но Божие благословение было на этом кротком правителе. Святой благоверный князь Даниил Московский укрепил свой удел. Его сыновья, Юрий и Иван, по прозванию Калита, продолжили дело отца – расширили и значительно усилили Московское княжество. Они уже имели достаточно сил, чтобы вступить в борьбу с тверскими князьями. Соперничество переходило по наследству с той и с другой стороны. Немало князей сложили головы в этой борьбе. И трудно сказать, чем бы разрешился спор, имевший для России жизненно важное значение, если бы москвичей уверенно не поддержала Русская Православная Церковь.

Одним из тех, кому суждено было внести немалый вклад в возвышении Москвы над Тверью, стал великий князь Московский Симеон Иванович, по прозванию Гордый (1317–1353). После смерти отца, Ивана Даниловича Калиты, чья мудрая политика укрепила авторитет Москвы, он получил по завещанию 26 городов и селений. Среди них были такие важные города, как Москва, Коломна и Можайск.

В то время Русь еще находилась под властью монголо-татар, и потому никто из правителей не мог стать великим князем, не получив в Орде ярлыка на княжение. После смерти Ивана Калиты русские князья отправились в Орду, но они не могли соперничать с богатым и сильным московским князем Симеоном Гордым, который без труда получил от хана Узбека ярлык на великое княжение. Историк В. И. Татищев писал, что Симеон Гордый, созывая русских князей для своих целей, напоминал им, что Русь лишь тогда была сильной и славной, когда князья беспрекословно повиновались старшему. С братьями великий князь заключил договор: «Быть им за один до живота и безобидно владеть каждому своим», однако летописцы отмечали, что князь Симеон Иванович сурово обходился с подвластными ему князьями, оттого его и прозвали «Гордым».

«Московские владетели, на чьи плечи пало бремя собирания Руси, не были ни праведниками, ни злодеями: они стали исполнителями велений времени. Шли на преступления, когда этого требовала политика, замарывали себя нечистыми делами, каялись, строительством храмов и благотворением испрашивали милости Господней. Князь Симеон Иоаннович недаром носил прозвище “Гордый”…» (Н.Иртенина. Стефан, брат Сергия).

«Как и его отец, Симеон был очень противоречивым человеком, – пишет историк Н. С. Борисов. – Жестокий и беспощадный как правитель, он смотрел на свою деятельность как на служение “высшим интересам” и потому надеялся на оправдание на Страшном суде. Князь верил в то, что московское домостроительство угодно самой Богородице» (Н. С. Борисов. Сергий Радонежский).

Князь Симеон Гордый продолжил политику укрепления и возвышения Москвы, расширив территорию Московского княжества. В его правление Московская земля отдохнула от войн. Пять раз за свою жизнь князь ходил в Орду и всегда возвращался оттуда пожалованный ханом. И в его княжение не было слышно о татарских набегах и насилиях. Удельные князья повиновались Симеону, считали судьей в разрешении споров.

Несмотря на удачливость в государственных делах, в семейной жизни Симеон Гордый хлебнул много горя – все его дети умирали в раннем возрасте. Сам великий князь скончался в возрасте 36 лет от чумы, перед смертью приняв постриг с именем инока Созонта. Он был похоронен в Архангельском соборе Московского Кремля.

Святой брат преподобного Сергия

Кто же был духовником великого князя Симеона – этого сильного, умного, незаурядного человека? Кому гордый князь исповедовал прегрешения, открывал свои мысли и чаяния?

Это был человек также необыкновенный, много потрудившийся в своей жизни и для Бога, и для зарождающегося Российского единого государства, хотя личность этого духовного мужа и сокрыта в тени другого великого святого. Это преподобный Стефан Московский, старший брат преподобного Сергия Радонежского – игумена земли Русской. Известно о нем крайне мало, и жития этого святого не существует, хотя инок Стефан стоял вместе с братом у истоков Троицкой обители, был духовником великого князя Симеона, другом и единомышленником митрополита всея Руси Алексия, настоятелем столичного Богоявленского монастыря.

Стефан родился около 1310 года, он был старшим сыном в благочестивой семье ростовских бояр. «Он лучше, чем младшие братья, знал жизнь в достатке боярского дома: хорошие одежды, дядька-воспитатель, собственный конь (ходить пешком по городу боярскому сыну не положено), упражнения с оружием для будущего воина, естественное честолюбие юного боярича. Но с годами достаток скудел, никло боярское достоинство, таяли надежды на почетную службу ростовскому князю.

Боярскому сыну оставалось лишь одно поприще, на котором можно было достичь высот: книжное учение. Ростов являлся одной из духовных столиц Северо-Восточной Руси, сохранившей многое из домонгольской поры. При архиерейском дворе в стенах монастыря Григория Богослова находилось учрежденное за век до того училище, своеобразная духовная академия того времени. Из его стен позднее выйдут такие высокообразованные подвижники, как писатель Епифаний Премудрый (автор жития Сергия Радонежского) и Стефан Пермский. Монастырь и училище имели богатую библиотеку, здешняя братия славилась церковным пением на греческом. Возможно, именно здесь Стефан обучился этому языку, а также богословским премудростям, что позволило ему позже войти в круг высшего московского духовенства» (Н.Иртенина. Стефан, брат Сергия).

Около 1328 года обедневшая семья преподобного Стефана переселилась из Ростова в Радонеж. Незадолго до смерти его родители, Кирилл и Мария, приняли схиму в Покровском Хотьковом монастыре, неподалеку от Радонежа – древнейшей подмосковной обители, которая состояла тогда из мужской и женской частей. Здесь же постригся в монахи и сам Стефан. Его жена Анна рано умерла, оставив ему двоих сыновей – Климента и Иоанна, и эта смерть стала поворотным событием в жизни Стефана – он решил отречься от всего мирского.

После смерти родителей к нему в обитель пришел младший брат Варфоломей, которому в будущем суждено было стать великим святым Сергием Радонежским, и призвал к невиданному в те времена на Руси духовному подвигу – пустынножительству. Стефан согласился, ушел из монастыря, и братья поселились в десяти верстах от Радонежа, в глухом лесу на горе Маковец у речки Кончуры.

«Они исходили много лесов и, наконец, пришли в одно пустынное место в чаще леса, где был источник воды. Братья обошли то место и полюбили его, ибо Бог направлял их. Помолившись, они начали своими руками рубить лес и на своих плечах приносили бревна на выбранное место. Сначала братья сделали себе хижину для ночлега, с чуланом, и устроили над ней крышу, потом построили келию, огородили место для небольшой церковки и срубили ее. Когда была завершена постройка церкви и пришло время освящать ее, блаженный юноша сказал Стефану: “Поскольку ты мой старший брат по рождению и по плоти, но более по духу, мне следует слушаться тебя, как отца. Сейчас мне не с кем советоваться обо всем, кроме тебя. Усердно молю тебя ответить на мой вопрос: вот, церковь уже поставлена и закончена, пришло время освящать ее; скажи мне, в день какого святого будет престольный праздник нашей церкви, во имя какого святого освящать ее?”» (Преподобный Епифаний Премудрый. Житие преподобного Сергия).

Именно Стефан предложил, отвечая на вопрос брата, освятить новый храм во имя Пресвятой Троицы – ему обязана своим наименованием будущая великая Троице-Сергиева лавра. Так в 1337 году было заложено основание знаменитой впоследствии обители.

Именно Стефан предложил освятить новый храм во имя Пресвятой Троицы – ему обязана своим наименованием будущая великая Троице-Сергиева лавра

И все же строгая уединенная жизнь в диком лесу оказалась слишком суровой даже для привыкшего к лишениям монаха. Преподобный Епифаний, жизнеописатель Сергия Радонежского, подробно раскрывает перед читателями все трудности пустынной жизни:

«Стефан, построив и освятив церковь, еще некоторое время прожил в пустыне с братом и увидел, что пустынная жизнь трудна, прискорбна, сурова: во всем нужда, во всем лишения, неоткуда взять ни еды, ни питья, ни чего-либо другого нужного для жизни. К тому месту не было ни дорог, ни привоза ниоткуда, вокруг этой пустыни поблизости не было ни сел, ни домов, ни людей, живущих в них; не вела туда никакая тропа людская, и не было ни прохожих, ни посетителей, но вокруг со всех сторон стоял лес – безлюдная чаща и глушь. Глядя на нее и тяготясь своей жизнью, Стефан оставил пустыню и родного брата, преподобного пустыннолюбца и пустынножителя, и ушел оттуда в Москву».

Но, возможно, как отмечает доктор исторических наук Н. С. Борисов, в этом заключалась лишь часть правды – главным же было то, что Стефан искал возможности учить, находясь среди людей.

«Отшельническое житие на Маковце было для него не конечной целью, а лишь ступенью на пути укрепления духа. После Маковца он пришел в Москву не как безвестный монах из мирского Хотьковского монастыря, а как отшельник, закаливший дух в борьбе с демонами пустыни. Таков был путь самого Иисуса: после сорокадневного искушения дьяволом в пустыне он вернулся к людям “в силе духа” (Лк. 4:14). <…> Судьба Варфоломея постоянно переплеталась с судьбой его брата Стефана. Каждый из них без участия другого едва ли стал бы тем, кем он стал. Столь разные по характеру, они дополняли друг друга, как Петр и Павел. Оба они ощущали в себе нечто апостольское. <…> Уход Стефана с Маковца Варфоломей отнюдь не воспринял как предательство или же просто малодушие. Вероятно, он успокоил себя простым объяснением: Стефан последовал своему призванию, о котором доподлинно знает один лишь Господь» (Н. С. Борисов. Сергий Радонежский).

«Придя в город, – продолжает преподобный Епифаний, – Стефан поселился в монастыре Святого Богоявления, где нашел себе келию, и жил там, весьма преуспевая в добродетели: он был трудолюбив, проводил в своей келии суровую, постническую жизнь, не пил пива и носил скромную одежду. В то время в Богоявленском монастыре жил митрополит Алексий, который еще не был поставлен в митрополита, но с честью проходил путь иноческой жизни. Они со Стефаном жили общей духовной жизнью и в церкви оба пели на клиросе, стоя рядом…

Когда великий князь Симеон узнал о Стефане и его добродетельной жизни, он повелел митрополиту Феогносту поставить Стефана в пресвитеры – облечь в священнический сан, – а потом велел поручить ему игуменство в том монастыре и взял его себе духовным отцом; так же поступили Василий, тысяцкий; Феодор, брат его, и другие знатнейшие бояре, один за другим» (Преподобный Епифаний Премудрый. Житие преподобного Сергия).

Так благочестивый, богато одаренный Господом инок стал духовным отцом великого князя, на плечах которого лежало тяжкое бремя государственной власти.

Духовник великого князя

«В средневековой Руси, – пишет Н. С. Борисов, – каждый человек должен был иметь “духовного отца” – священника, которому он исповедовался, который назначал “епитимию” – ту или иную форму покаяния за открытые на исповеди грехи. Только после исповеди и отпущения грехов верующий допускался к причастию.

Далеко не каждый священник мог исполнять обязанности духовника. Для этого требовалось особое разрешение епископа. Считалось, что лучшие духовники – иеромонахи. Они “ближе к Богу”, их молитва о духовном сыне более “доходчива”. Монахи лучше, чем “бельцы”, умели хранить тайну исповеди» (Н. С. Борисов. Сергий Радонежский).

Служение великокняжеского духовника было делом почетным, но и очень тяжелым. Став духовником такого человека, как Симеон Гордый, Стефан оказался в самом центре драматических событий 40-х годов XIV века. «Он видел, – по словам Н. С. Борисова, – скрытую для других постоянную борьбу между совестью и политическим расчетом, происходившую в сознании его духовного сына».

«Около 1347 г. над головой Стефана разразилась буря. Великий князь Симеон Иванович задумал вступить в третий брак, против которого решительно восстал митрополит Феогност. Стефан, как духовное лицо, должен был встать на сторону митрополита, но он поддержал князя. Невеста была из тверского княжеского дома, и этот брак должен был содействовать московской объединительной политике, примирению давно соперничавших Москвы и Твери. Стефан в этой истории – не только духовник, но и самостоятельный политик.

В отсутствие Феогноста Симеон Гордый обвенчался с избранницей. Дело было рискованное, все участники его подпадали под церковное наказание вплоть до отлучения от причастия. Стефан, как наиболее ответственное в этом лицо, и пострадал более всех. Он лишился должности Богоявленского игумена и статуса княжеского духовника. Вероятно, митрополит в гневе выслал его из Москвы» (Н.Иртенина. Стефан, брат Сергия).

В то время вокруг Троицкой церкви, построенной святыми Стефаном и Сергием некогда в лесу, образовался монастырь. Узнав об иноке, несущем подвиг пустынножительства, к нему стали присоединяться единомышленники, и Сергий, хотя и стремился к молитвенному уединению, не мог прогнать желавших разделить с ним трудный духовный подвиг. «Каждый из них построил для себя отдельную келию, и жили они для Бога, глядя на жизнь преподобного Сергия и ему по мере сил подражая», – пишет преподобный Епифаний. В Троицкий монастырь и пришел Стефан, когда был вынужден удалиться из Москвы.

«В житии Сергия есть мотив своенравия Стефана. Многие считают, что он завидовал богоизбранности своего младшего брата. Однажды Сергий услыхал, как брат воскликнул: “Кто здесь игумен? Не я ли был на этом месте прежде него?” Никаких распрей не было, просто Сергий на несколько лет ушел из Троицкой обители. Уступил монастырь старшему брату. Этот эпизод Епифаний Премудрый описал в житии преподобного. Казалось бы, Стефан – герой отрицательный. При чтении жития Сергия мы не сочувствуем ему. Но надо иметь в виду, что Епифаний Премудрый писал житие после долгих разговоров со Стефаном. Да-да, это сам Стефан, надолго переживший брата, ему рассказывал о жизни в братии – в том числе и о своих неблаговидных поступках. Не стал скрывать их, не стал изображать себя непогрешимым. Значит, велика была сила его раскаяния. Известно, что после той молчаливой размолвки с братом Стефан ушел в тень, не стал бороться за церковную власть. И не случайно он тоже канонизирован в лике святых. Этот поворот в истории Радонежских святых поразительно интересен» (А. Замостьянов. Притяжение Сергия. Беседа с А. Ю. Молчановым).

«Через несколько лет Сергий вернулся на Маковец по требованию митрополита Алексия, – рассказывает Наталья Иртенина. – Состоялось примирение двух братьев. Мы лишь не знаем, где – остался ли Стефан в Троице или на время ушел из обители. Во всяком случае, много лет спустя, около 1370 г., видим его здесь же, служащим литургию вместе с Сергием и сыном Федором, уже принявшим сан. Это была та самая служба, во время которой два троицких монаха видели ангела, незримо для других шедшего между Сергием и Стефаном.

А далее старший брат Сергия совсем исчезает из его жития. Можно предполагать, что он тихо и невидно для мира доживал свои годы в монастыре».

Преподобный Стефан умер в глубокой старости, пережив своего брата Сергия. В числе старцев, которых Епифаний Премудрый, составляя житие преподобного Сергия, расспрашивал о великом игумене, был и его старший брат, достигший преклонных лет.

После кончины Стефана память о нем сохранялась как о праведнике, он сделался местночтимым радонежско-московским святым. В наше время имя преподобного Стефана включено в Соборы радонежских и московских святых.