Читать книгу Небесное воинство. Рассказы о чудесах - Группа авторов - Страница 7

Один мой знакомый, занимающий высокий пост в министерстве, поведал мне о необыкновенном случае. – Если это вас интересует, – сказал он, – извольте, расскажу. Я не скрываю даже от своих единоверцев мою веру в великого православного святого – преподобного Сергия. Хотя по происхождению я поляк, а по вере католик, но чту православные обряды и верования. Признаться, я не вижу в наших вероисповеданиях той существенной разницы, которая бы эти два лагеря верующих могла разделить на два враждующих стана. Если и есть вражда, то она, по-моему, – дело не столько веры, сколько политики. Скажу вам больше: обряды Православной Церкви мне даже ближе по духу, чем наши, и особенно я люблю вашу Пасхальную заутреню. Это не мешает мне, однако, быть верным сыном своей Церкви.

Может быть, мои взгляды во многом зависят от среды, в которой воспитывался мой дух, ведь я давно служу в России. Женился я, когда служил в судебных учреждениях. Моя супруга и ее семья были людьми глубоко верующими и строго придерживались обрядов Православной Церкви.

В. Васнецов.

«Сергий Радонежский»

В 1862 году я получил назначение в Кострому. В то время у нас не было железнодорожного сообщения с Костромой, и мы с женой весь путь должны были проделать в коляске. А путь был неблизкий: до Москвы верст двести, затем от Москвы до Костромы более четырехсот. Ехать нам надо было в самую жару, в июле.

За месяц или за два до нашего переселения у меня заболели глаза. Вначале я не обратил на это особого внимания, но усилившаяся боль потребовала вмешательства докторов, к которым я вынужден был обратиться. Они нашли у меня трахому и сказали, что эта болезнь требует продолжительного и упорного лечения, но и при этом условии угрожает весьма скверными последствиями, которые могут привести к слепоте. Для моего успокоения они прописали мне всевозможные лекарства и запретили смотреть на свет Божий… Казенная служба ждать не будет, поэтому волей-неволей мне пришлось через два месяца безуспешного лечения пуститься в дальний путь к месту своего служения.

Жара и пыль стояли тогда нестерпимые, и мои глаза до того разболелись, что я не мог взглянуть на свет. Они заплыли гноем, и я мог смотреть только тогда, когда жена мне их промывала теплой водой, да и то смотрел только через очень темные очки.

В таком положении мы добрались до обители преподобного Сергия, расположенной, как известно, на пути из Москвы в Кострому. Как сейчас помню это время – так оно врезалось в память. Жена предложила мне остановиться в Лавре, передохнуть сутки.

– Помолимся вместе – может быть, Господь за молитвы Своего угодника и пошлет тебе исцеление! – сказала она.

Я согласился. Ударили к вечерне. Жена промыла мне глаза, я надел свои темные очки, и мы отправились в тот храм, где покоятся мощи преподобного Сергия. Иду с женой и спрашиваю:

– А что, Машенька, можно покровом, который лежит на мощах, коснуться моих больных глаз?

– Конечно, можно! Да ты помолись только усердно угоднику! Он ведь великий чудотворец. После вечерни мы попросим отслужить ему молебен, а ты после молебна, приложись к мощам и потри себе глаза пеленой.

– Сумею ли я помолиться?

Колокольня Троице-Сергиевой лавры. Фото А. Зеленко

Во время вечерни я стоял истукан истуканом: ни веры, ни теплого чувства у меня не было. Слова молитвы не шли на ум. Сердце было холодно, как лед. Во время службы я занимался больше, насколько позволяли больные глаза, разглядыванием молящихся и обстановки храма, чем молитвой.

Вдруг я заметил за стоящим у мощей иеромонахом большую железную дверь и в ней неправильной формы довольно большое отверстие, словно выломанное чем-то тяжелым. Это отверстие приковало к себе все мое внимание: я уже не видел и не слышал ничего вокруг и был поглощен мыслями, кто бы мог и для какой цели испортить массивную дверь.

Когда закончилась вечерня, я не утерпел и, не сказав ни слова жене, подошел к этой двери, чтобы поближе рассмотреть отверстие. Подхожу и вижу под отверстием надпись, выбитую по железной створке двери: «Это отверстие было сделано польским ядром при осаде Троице-Сергиевой лавры поляками в таком-то году».

Меня точно обухом по голове ударило. Вы себе представить не можете, какая буря впечатлений и воспоминаний поднялась в моей душе после прочтения этой надписи! Озаренный каким-то внезапным светом, я вдруг в одно мгновенье вспомнил, что я поляк, католик. В жалованной грамоте на дворянство, выданной польскими королями родоначальнику моей дворянской фамилии, значится, что мой предок участвовал в войнах Польши с Россией. За особые заслуги он и возведен в потомственное дворянское достоинство и пожалован поместьем, носящим название, от которого происходит моя фамилия!

Я вспомнил, что я, как католик, – враг Православию, следовательно, враг православному святому. Во всяком случае, я потомок его врага, пролившего когда-то русскую кровь и, может быть, одной из тех услуг, которые оказал мой предок польскому оружию, и было метко им же наведенное орудие, святотатственно пробившее брешь в двери у самого изголовья преподобного!

Колокольня Троице-Сергиевой лавры. Фото А. Зеленко

Молебен уже начался. Я подошел к раке преподобного весь дрожащий, испуганный и стал молиться со слезами:

– Угодник Божий! Ведь ты святой! Ведь потому что ты святой, у тебя не может быть вражды. Ты, посвятивший свою жизнь Христу, молившемуся на Кресте за Своих врагов, также прощаешь тем, кто наносит или наносил тебе поругание, кто бесчестил твою святыню, кто проливал кровь твоих братьев, твоих чад по духу. Вот я стою перед твоими святыми мощами, я враг твой, враг твоей Церкви, потомок злейшего твоего врага, стою перед то бой, молю тебя об исцелении моего неисцелимого недуга! Ты, святой Божий, должен меня исцелить, должен меня услышать, должен простить! Иначе ты не святой, если не забудешь обиды врагов, иначе ты – не Христов, ведь Он учил благодетельствовать ненавидящим и молиться за проклинающих!

Моя молитва так и лилась из переполненного сердца, орошаемая слезами веры и благоговейного дерзновения к угоднику Божию.

Молебен закончился. Я приложился к мощам преподобного, покровом коснулся больных глаз и мы с женой вышли из храма.

– А ты плакал, когда молился, – сказала жена.

– Да, – ответил я, – хорошо молился!

У святого колодца жена напоила меня святой водой, и ею же обмыла мои глаза, успевшие уже загноиться. Чуда исцеления, которого я так жаждал во время молебна, не последовало, и я, до известной степени разочарованный, опять впал в полное религиозное равнодушие. С женой мы в этот вечер съездили в окрестности лавры, были еще где-то. В лаврскую гостиницу вернулись довольно поздно.

Троицкий собор Троице-Сергиевой лавры. Фото Shesmax

Глаза болели еще сильнее, чем до приезда в лавру, но я не роптал, а смирился. Перед сном, уже почти засыпая, я сказал жене:

– Машенька, завтра перед отъездом сходим к обедне. Ты не забудь встать пораньше и промыть мне глаза. Ведь ты знаешь, что это занимает много времени…

Рано утром я проснулся от шума в соседней комнате – это жена грела мне воду, торопясь к обедне. Я лежал с закрытыми глазами, зная по опыту, что открыть их может только продолжительное промывание.

– Скоро ты там, Машенька?

– Сейчас, мой друг, сейчас иду!

С этими словами жена подошла ко мне, смочила губку в теплой воде и взялась за веко, чтобы его приподнять… В этот момент мои глаза сами собой раскрылись, совершенно здоровые и чистые, как будто никогда не было страшной болезни… Вы можете себе представить, что с нами тогда было!..

С тех пор мои глаза ни разу не болели, а мне уже седьмой десяток перевалил. Из лавры я тогда уехал, никому не сказав о совершившемся со мной чуде. Долго меня это мучило, и я решил еще раз побывать у преподобного Сергия и рассказать о чуде лаврскому начальству. Через три года я, наконец, приехал в обитель, зашел к архимандриту и попросил засвидетельствовать чудо, произошедшее со мной.

– То, что с вами произошло, – это песчинка в море чудес, изливаемых благодатью Божией от мощей преподобного: всего не опишешь и всего не засвидетельствуешь! Для благодарной души вашей довольно и того, что вы мне поведали! – сказал мне архимандрит.

И на этом я успокоился. Теплое воспоминание о совершившемся чуде осталось в моей душе на всю жизнь. Вот откуда у меня такая любовь к преподобному Сергию.