Читать книгу Не от мира сего. Рассказы о святых - Группа авторов - Страница 16

Светлое весеннее утро. В соборе, в Твери, только что отошла ранняя обедня. У дверей храма толпится народ: люди ждут княгиню Анну. Каждый хочет взглянуть на нее, услышать ее тихий, ласковый голос, увидеть ее светлую улыбку.

– Что-то замешкалась наша княгинюшка, – говорит старик нищий, – давно бы пора ей выйти.

– Видно, опять утешает вдовицу или сироту; никого не оставит в печали, каждому скажет доброе слово, – замечает другой.

– Пошли ей Бог счастья!

– Идет, идет! – проносится в толпе.

На паперти в белом серебристом одеянии показалась княгиня Анна. Еще молодая, высокая, стройная, вся залитая солнцем, княгиня, казалось, сама светилась каким-то лучезарным светом.

Медленно стала спускаться княгиня по ступеням. За нею шли ее ближние боярыни.

Проходя между двумя сплошными стенами толпы, княгиня временами останавливалась, наклонялась к старику-нищему, ребенку или убогой старушке, подавала милостыню, ласково улыбалась и шла дальше.

Вот она дошла до княжеских хором, взошла на высокое крыльцо, повернулась к народу, поклонилась на все стороны и скрылась в сенях. Потом княгиня через длинный ряд богатых покоев вошла в свою светлицу.

Все здесь было скромно, но яркое весеннее солнце придавало комнате веселый, праздничный вид. По стенам стояли лавки, в дальнем углу белела постель, у окна стояли большие резные пяльцы с натянутой канвой, по которой княгиня вышивала золотом для Тверского собора воздухи – особые покровы для священных сосудов. В углу, перед иконами, теплилась лампада, ее дрожащее пламя искрилось и играло разноцветными огнями на окладах икон.

Княгиня села за пяльцы и умелой рукой начала вышивать мудреный узор.

Дверь скрипнула, и вошла боярыня. Она знала княгиню Анну еще малюткой, вскормила ее и вырастила, а когда Анна вышла замуж за Тверского князя Михаила, вместе с ней переехала из Кашина в Тверь.

– Пташка моя ясная, – заговорила боярыня, – не хочешь ли чего откушать? Прикажи, я в миг все приготовлю.

– Нет, родная, – отвечала княгиня, – спасибо, мне не хочется ничего. Не до того.

– Ах, моя красавица, – да разве возможное дело так изводить себя?! Взгляни, ведь на тебе лица нет. Где твой алый румянец? Словно мертвец! И что все сидишь да думаешь: дума сердце гложет. Если изводить себя будешь так, князь Михаил не узнает тебя, как вернется из Орды.

Образ Святой Благоверной княгини Анны Кашинской. Начало XX в.

– Не вернется, не вернется он, – перебила княгиня, и жгучие слезы закапали из ее очей. – Чует мое сердце, недоброе с ним случилось, не вернется он больше к нам.

– Эх, княгинюшка, чем попусту слезы лить, лучше помолилась бы за него.

– Я молюсь, родная.

– А молишься, так нечего и тужить. И, если приключилось с князем лихое (сохрани его от этого Господь и Пречистая Богородица!), так горевать не приходится: князь Михаил не злодей какой был, не осквернил души своей ни словом, ни делом, а сохранил ее чистой и непорочной перед Богом. Как ангел светел он! Верю, голубка, что тяжело без милого дружка, да Бог милостив, ничего с князем твоим не приключилось, и ждет, когда женушку свою увидит.

– Нет, нет, – задумчиво повторила княгиня, – не говори так, не давай грешной моей душе надеяться на это. Дай привыкнуть к мысли, что нет больше Михаила в живых.

Опять княгиня одна, опять неотвязные мысли охватывают ее.

Облокотясь на окно, сидит она, вспоминает. Видит себя девочкой, в родном Кашине, в отцовском доме. Хорошо живется ей, отец ласковый, добрый, так любит свою Аннушку.

– Аннушка, – говорит однажды князь Дмитрий дочери, – тверская княгиня Ксения сватов засылает, хочешь ли быть женой ее сына Михаила?

– Пусть будет по воле твоей, батюшка, – шепчет Анна.

А вот она уже в Твери, в соборе. Как радостно у нее на душе! Будущее манит ее, все представляется ей таким светлым. После венца княгиня Ксения благословляет новобрачных. «Любите друг друга, дети», – слышится Анне тихий ласковый голос старой княгини.

«Далекое, счастливое время», – думает с грустью княгиня Анна.

Мысли невольно снова возвращаются к прошлому. Год за годом проносятся перед Анной, и редкий не приносил горя: то страшный по жар опустошает Тверь, и Анна едва успевает спастись, то ужасная язва нападает на город. Глазам княгини представляются страшные картины страданий и смерти. То ужасная, чуть не смертельная, болезнь охватывает князя. Длинные, бессонные ночи проводит Анна у его изголовья. А потом князь Михаил отправляется на битву с грозными врагами.

«Много было горя, – думает Анна, – но ни одно не сравнится с нынешним». И Анна переносится мыслью на год назад.

Она спешит из церкви домой. Не успела войти в сени, как навстречу идет князь Михаил. На лице его следы печали. Он обнимает Анну и говорит:

– Прощай, Анна, видно, пришло время нам расстаться. Хан зовет меня в Орду, и знаю, что уже не вернусь оттуда.

Жгучие слезы капают из светлых очей княгини, тяжело ей становится на душе. «А у него еще тяжелее, – думает Анна, – не плакать, а ободрять, утешать его надо».

– Не тужи, князь мой, без страха поезжай в Орду, Бог не оставит нас.

Наступил день отъезда князя в Орду. Он исповедуется и причащается Святых Таин. Горько Анне навсегда прощаться с любимым супругом, но она всеми силами старается скрыть свое горе, чтобы не печалить Михаила. Князь благословляет сыновей:

– Помните, дети, – слышится Анне его голос, – мое последнее, заветное слово: свято блюдите веру Христову, почитайте мать, заботьтесь о ней.

Анна провожает князя до границ Тверского княжества.

«И вот уже целый год прошел, а о нем все нет весточки, – думает Анна, – как тоскливо тянется время!»

Прошел уже год. День и ночь молится Анна за мужа, надеясь, что Бог поможет князю, выведет его из Орды. Щедрой рукой творит она милостыню, утешает печальных, больных. А в сердце все одна дума в голове: что-то с князем?

Анна так погрузилась в свои невеселые думы, что и не замечает, как над ней склонилась боярыня, и по дряхлым щекам старушки бегут слезы.

– Княгинюшка, голубка!

– Родная, ты плачешь? Что случилось?

– Убили князя.

С ужасом начинает княгиня понимать страшный смысл этих зловещих слов. Знать, недаром предчувствовало ее сердце недоброе.

Печально и жалобно гудят колокола, перекликаются. Что-то тоскливое слышится в этом погребальном звоне.

От реки медленно потянулось к собору похоронное шествие. Впереди идут княжие отроки-певчие, грустно и протяжно раздается в воздухе пение погребальных молитв. За певчими следует духовенство в траурных облачениях. А вот и гроб с останками князя Михаила.

Князь Московский Юрий вернулся из Орды и привез тело князя Михаила. Княгиня Анна направляла в Москву послов с мольбой возвратить тверянам их усопшего князя, и вот тело Михаила здесь. Уже год, как умер князь Михаил, а тело его не было погребено.

За гробом, вся в черном, с длинным траурным покрывалом, идет княгиня Анна с детьми-княжичами. Огромная толпа народа, почти весь город, провожает тело любимого князя. Вот шествие приходит к собору.

Медленно и торжественно вносят гроб по ступеням на паперть, потом в церковь и полагают его на высоком амвоне.

Начинается отпевание. Усердно молятся тверяне об упокоении души князя-страдальца, горячие молитвы возносят они к Богу, но усерднее и горячее всех молится княгиня Анна.

Стоя на коленях, с поднятыми к небу грустными глазами, Анна шепчет слова молитв. Она не плачет. Горе ее так велико, так глубоко затаилось оно в ее душе, что не может вырваться наружу. Нет в душе Анны больше надежды на счастье, со смертью князя Михаила погибло для нее все в земной жизни. Утешения жаждет Анна. А кто может утешить ее? Княжичи?! Они еще дети, им непонятно горе и отчаяние матери.

Вспоминается Анне княгиня Ксения. Вот кто сумел бы ободрить, поддержать, утешить ласковым словом. Но она уж давно умерла, ей хорошо, она у Бога… А почему бы и Анне не оставить грешный суетный мир, почему не посвятить себя Богу?

Мало-помалу эта мысль все сильней захватывает Анну.

«Там, далеко от всего грешного, земного, хорошо, – думает Анна. – Утешать печальных, больных. Молиться, молиться без конца, и день, и ночь за упокой души князя Михаила – вот мое утешение».

Как во сне всходит княгиня по ступеням амвона, прощается с князем.

Медленно проходит княгиня путь от собора. Вот она опять у себя, в своей светелке. Боярыня помогает Анне переодеть тяжелый траурный сарафан и накидывает на нее белый кисейный летник.

– Ты бы прилегла, княгинюшка, чай, устала после долгой службы, – говорит боярыня и гладит пушистые волосы Анны.

Прикосновение этой дряхлой старческой руки напоминает далекое прошлое. Сколько раз ласкала она ее в детстве! И Анна кажется себе такой жалкой, маленькой, несчастной, что слезы душат ее, подступают к горлу, и она плачет неутешно, горько.

– Плачь, деточка, – ласково говорит старушка, – слезы душу облегчат; выплачешь свое горе, и тебе будет легче.

Долго плачет Анна, прижавшись к боярыне, как бы ища в ней защиты и поддержки, плачет, как ребенок, вдруг понявший постигшее его великое горе.

– Не убивайся так, Аннушка, – говорит старушка, – не гневи Бога. Бог даст, еще не одну радость в жизни увидишь.

– Нет, – шепчет Анна, – нет для меня больше счастья. Знаешь, родная, я не могу больше жить в этих пышных хоромах одна, без Михаила. Я хочу уйти в монастырь.

– Что ты, родная?! В монастырь еще успеешь. Полно, не надо отчаиваться, грех!

– Да что же делать? Научи! Все мне немило стало! Одно лишь отрадно: молиться! Я хочу послужить Богу, вымолить Михаилу упокоение души, Царствие Божие.

Боярыня понимает Анну: и сама она давно ушла бы в монастырь, да жаль было оставить свою Аннушку.

«И правда, – думает старушка, – ей там легче будет».

– Благослови меня, – просит Анна, – благослови на новую жизнь, ведь ты моя вторая мать!

– Христос с тобой, Аннушка, – торжественно говорит старушка, крестя склонившуюся княгиню, – дай тебе Бог сил перенести трудную новую жизнь, уподобиться Ангелам Божиим!

Ночь. В монастыре все спят после дневных трудов. Сторож медленно обходит двор и стучит в чугунную доску.

В кельях горят лампады перед иконами, везде темно. Лишь в одном, крайнем оконце виден свет: это горит свеча в келье сестры Софии – такое имя получила княгиня Анна в монашеском постриге. Целыми ночами молится она не зная сна.

Убогая тесная келья, жесткая лежанка вместо постели, стол с лавкой, огромный киот с образами – вот все убранство этого скромного жилища.

На коленях на холодном полу стоит перед образами сестра София и шепчет молитвы. Трудно узнать в этой монахине в черном одеянии, с ввалившимися глазами, бледным, печальным лицом, худыми руками, перебирающими четки, когда-то цветущую здоровьем красавицу, княгиню Анну. Уже много лет питается она лишь водой и хлебом, спит мало, не раздеваясь, день и ночь молится за души мужа, двух сыновей и внука, погибших в Орде.

Не удовольствовались басурманы смертью князя Михаила. Не прошло и двух лет со дня его смерти, как погиб в Орде ее сын, да еще как погиб! Каких мук не перенес, каких страданий не испытал! Даже вспомнить тяжело об этом. А второй ее сын, Александр? Хитростью заманил его хан в Орду, посулил ему множество благ и изменнически умертвил вместе с сыном его, Феодором. Как любила княгиня внука! Он был светлым лучом в ее печальной, страдальческой жизни. Она не хотела пускать его в Орду. Напрасно согласилась она с сыном, напрасно позволила обоим ехать.

Столько горя пережила княгиня, что трудно представить себе, как один человек может так страдать. И всегда, в самые тяжелые минуты отчаяния и горя она находила утешение в молитвах, в горячей безграничной вере в Бога.

Давно словно умерла Анна телом, теперь она живет лишь духом, общением с Богом. Богу угодны ее святые молитвы: множество странников и больных приходят к ней, и Господь исцеляет их по молитве монахини Софии.

Но и здесь, далеко от людей и от мира, томится княгиня: болит ее душа за младшего сына, Василия. Один остался он у нее. Что-то с ним? Давно не имеет она о нем весточки. Уж не случилось ли с ним чего недоброго?.. Эта мысль пугает княгиню; с новой горячей мольбой поднимает она свои исхудалые руки к небу. На глазах появляются слезы.

«Господи, пусть будет по воле Твоей, – шепчет она, – но, если возможно, огради меня от нового испытания. Сохрани мне Василия. Ты Один знаешь, как люблю я его». Долго молится монахиня София. Начинает светать, звезды меркнут и гаснут. Вдруг гулкий удар колокола проносится в еще дремлющем воздухе и замирает. За ним раздается другой, третий.

Образ Святой Благоверной княгини Анны Кашинской. Конец XIX в.

«К заутрене звонят», – думает княгиня и спешит в церковь. На ее пути стоят больные, бедняки, простирают к ней руки.

– Помолись за нас грешных, – слышится кругом.

Церковь уже полна народа. На клиросах стоят певчие-монахини, священник выходит из алтаря, начинается служба.

Раннее, утреннее солнышко приветливо смотрит в окна храма и освещает молящихся. И у княгини становится светлее на душе, мрачные мысли уходят.

«Господи, как хорош Твой мир, как сладко жить».

Молитвенное настроение охватывает монахиню Софию: ей хочется молиться, молиться без конца, молиться за всех людей. Она забывает все, где она и что, она видит лишь Бога, Создателя мира, Спасителя.

Служба окончена. Еще вся охваченная возвышенным настроением, идет монахиня в свою келью.

– Сестра София, у вас гость, – говорит ей молодая послушница, встречая княгиню на пороге кельи.

– Гость?

В келье у окна стоит стройный молодой князь. Его прекрасное открытое лицо, светлые глубокие глаза, ласковая улыбка поражают сходством с княгиней. Рядом с князем сидит, болтая ножонками, мальчик лет пяти.

– Василий!

– Матушка!

Князь бросился к матери. Светлые, радостные слезы счастья показались на глазах княгини.

– Проси, Михаил, бабушку, проси, – говорит князь.

– Поедем, бабушка, я тебе саблю подарю… хорошую, большую, мне папа ее дал, – залепетал внук.

– Дорогие вы мои, – обнимая и целуя внука, говорит княгиня, и голос ее дрожит, – как я могу устоять против ваших просьб? Видно, Бог услышал мою молитву, послал мне утешение. Поедем, Василий, я согласна. Хочу увидеть родной Кашин, поклониться его святыням, жить близко от тебя, на родине послужить Богу.

– Великую радость доставишь ты нам, матушка, – говорил князь, целуя ее. – Так в путь!

Через несколько недель княгиня была уже в Кашине.

С радостью и торжеством встретили ее кашинцы:

«Вернулась к нам, наше красное солнышко».

Многие кашинцы знали княгиню девочкой, еще до замужества. Они помнили ее кроткий, ласковый нрав, ее бесконечную доброту, милость и заботу о бедных и несчастных, видели в ней защиту и поддержку.

Дряхлые, седые старики, давно уже не слезавшие с печей, и те кое-как добрели до городских ворот, куда весь город вышел навстречу княгине-инокине. Со слезами взирали на нее люди, простирали к ней руки, как к источнику счастья и милости. А она, глубоко потрясенная этой сердечной искренней любовью, всем сердцем воздавала хвалу Богу и благодарила за великое утешение, какое послал ей Господь.

В великих подвигах христианской любви и самоотвержения провела княгиня остаток своей жизни: ни один бедный не ушел от нее без подаяния, ни один несчастный не ушел без утешения. Больные приходили к ней искать облегчения и нередко получали полное исцеление, грешники приходили каяться в своих прегрешениях и уходили от нее с примиренной совестью и твердой решимостью больше не грешить. Здесь, в Кашине, монахиня София постриглась в великую схиму с прежним именем Анна и вскоре отошла ко Господу.

Искренно и горько оплакивали кашинцы кончину княгини Анны, вознося горячие молитвы об упокоении ее многоскорбной души.