Читать книгу Граждане неба. Рассказы о монахах и монастырях - Группа авторов - Страница 11

Вечером мы наняли большую невалкую лодку и отправились вверх по реке к так называемому Святому месту, где устроен монастырский скит.

Меловая церковь Святого Николая Чудотворца в Святогорской Успенской Лавре. Фото Sgiaz.

Весело и свежо на воде; дружно и споро катится нам навстречу вся мощная ширь Донца; нигде на нем ни песчинки, ни камышинки. Бегущая среди лесов и лугов река сохранила девственную глубину и полноводие, которые уже так редко встречаешь и на самых больших реках. Леса на каменных скалах слева, леса на травянистых лугах справа, и неоткуда взяться глинистым и песчаным наплывам. Это тот самый, старый, многоводный Донец, каким он был века назад на пространстве сотен верст своего течения, каким его видел еще князь Игорь, когда бежал из половецкого полона, скрываясь в дремучих чащах берегов.

Мудрый царь Петруша, рука которого до сих пор чувствуется у нас везде, недаром грозил смертной казнью за истребление лесов по берегам рек…

Отвесные горные пирамиды, мимо которых бесшумно скользит наша лодка, ловко управляемая привычной рукой, одевают своим синим холодным сумраком и нас, и прозрачные омуты реки. Мы приросли глазами к их суровой красоте и онемели, охваченные каким-то бессознательно-благоговейным чувством. Безмолвные леса из темных сосен теснятся по скатам и ущельям, будто траурные толпы гигантских монахов. Это – тоже священный храм, требующий молитвенной тишины.

Ясный вечер догорал на небе. И перед нами, и позади нас тянулась прямая, как стрела, водная дорога Донца, обставленная, словно глубокое ущелье, с обеих сторон стенами лесов, переливавшаяся то тьмой, то светом, трепетавшая, будто змеиной чешуей, сине-зеленой зыбью.

Освещенная последними лучами заката узкая полоска неба далеко впереди, не загороженная скалами, дубами и соснами, казалась распахнутой дверью в манящий, таинственный светлый чертог.

У самодельной пристани при подножии лесистой горы – маленькая сторожка. Но ни одной живой души не видно и не слышно на этой пустынной горе. Только голубые сойки и пестрые дятлы суетливо перелетают с дерева на дерево и перекрикиваются резкими голосами, наслаждаясь, вероятно, как и мы, последними лучами солнца в пронизанных им зеленых чащах. Хорошенькая серенькая змейка, вся в мелком кружеве сверкающих чешуек, выскользнула из-под наших ног. Змеи здесь водятся в изобилии; недаром и Андрей Николаевич Муравьев, высаживаясь из лодки в том же Святом месте, когда еще здесь не был построен скит, видел двух змей, переплывавших на тот берег Донца.

Крутая тропа ведет через лес к вечно запертым воротам скита мимо большого, отлично устроенного колодца. Скит построен на том самом месте, где, по преданию, в древности спасались святогорские пустынники, от которых оно, вероятно, и унаследовало название – Святое место. Вместе с тем скит оказался и на месте неведомого древнего городища, земляные валы которого отчасти окружают его и теперь. Было это старинное сторожевое укрепление, какой-нибудь стоялый острожек, оберегавший татарский перелаз через Донец в дни Ивана Грозного или Бориса Годунова, а может быть, это уцелевший остаток гораздо более седой древности, сохранивший в своем имени память о языческом святилище (ведь они всегда скрывались в лесах и на горах, на берегу больших рек). Святые Горы так давно были известны под этим именем, что невольно думается, что они могли быть святыми еще в глазах язычников. Почти все старинные христианские монастыри воздвигались на месте прежних святынь язычества, стараясь заменить их собой в религиозных привычках народа.

Скит в Святогорской Успенской Лавре. Фото Анастасии Федоренко.

Вечером мы наняли большую невалкую лодку и отправились вверх по реке к так называемому Святому месту, где устроен монастырский скит

Скит со всех сторон окружен стенами, вход в него разрешается только четыре раза в год, в дни самых больших праздников.

Три крутые лесистые горы надвинулись на него еще более неприступной оградой. Все тут безмолвно и неподвижно, как в могиле, словно все живое давно вымерло. На воротах и на ограде (как горы, неподвижные и безмолвные) сурово смотрят на нас изможденные лики «начальников пустынножития» – Пахомия Великого, Арсения Великого, Петра Афонского, Антония и Феодосия и многие другие; внушительный строй черных мантий, схимнических облачений, седых бород по пояс, защищающих, словно верная стража, своей траурной дружиной вход недостойным в юдоль покаяния и слез.

В ските день и ночь идет безостановочное чтение Псалтири по усопшим, внесшим в монастырь свои поминальные жертвы. Каждый старец скита обязан по очереди два часа кряду стоять на этом послушании. Влево от ворот, вне стены скита – часовенка, в которой монах записывает вклады на поминовение. У него на прилавке куча больших книг, наполненных именами.

Одни записываются на вечное поминовение, другие – на определенный срок: на год, на полгода, на несколько месяцев, на несколько дней. Все зависит от размера пожертвования. Тут же продаются фотографии скита, портреты его старцев.