Читать книгу Оружейник: Записки горного стрелка. В самом сердце Сибири. Оружейник. Над Канадой небо синее - Комбат Найтов - Страница 3

Штаб полка находился в Южном приюте, топать довольно далеко, но одну из лошадей выдавали непосредственно группе, поэтому снаряжение завьючили на нее. Ее вел в поводу Валерий, который лишь изредка останавливался, чтобы скрутить очередную самокрутку. Часам к девяти вечера, уже в темноте, дошли до приюта. Майор Гришин уставился на меня как баран на новые ворота. Я попросил вызвать начальника Особого отдела. Вошел немолодой капитан с характерными чертами местного жителя Кавказа: либо адыг, либо ларец. Ему я предъявил свое удостоверение личности, но не в присутствии всех, а у него в палатке. Он долго вчитывался в документ, но ничего не понял.

– У вас здесь ошибка на ошибке сидит и ошибкой погоняет! – проворчал он.

– Вы не могли бы сообщить об этих ошибках начальнику Особого отдела фронта, минуя непосредственное руководство. Или отвезти меня к нему.

Он сидел и несколько минут думал. Взялся за трубку, снял ее и положил обратно.

– Давайте, мы пройдем к нашим вещам, я вам еще кое-что покажу.

С этим он согласился. При свете моего фонарика я показал ему ПК и СВД и год выпуска оружия. Тут до него дошло!

– Что ж вы все тут бросили, немедленно несите это ко мне! Давайте я вам помогу.

Совсем другой разговор. Спустя некоторое время мы, уже вшестером, но на лошадях, двинулись вниз в Сухум. По дороге нам навстречу попалась машина, которая затормозила возле нас. Из нее выскочил лейтенант в фуражке с малиновым околышем. О чем-то пошептался с капитаном. После этого тот отвел отца в сторону и начал шептаться с ним. После этого Валера забрал всех коней и поехал с ними обратно – «шахматисту», как его называли в группе из-за разряда по шахматам, не повезло. Всех посадили в кузов, меня в кабину. По дороге лейтенант ни о чем не разговаривал. Я клевал носом и лишь время от времени поглядывал на дорогу. Наконец правый поворот с видом на море, КПП, лейтенант предъявил документы, нас пропустили без проверки. Привезли в школу на улице Фрунзе. Там находился Особый отдел 46-й армии. Начался самый обыкновенный допрос, который длился несколько дней и ночей. На вопросы, не связанные с моим пребыванием на подчиненной армии территории, я отвечать отказался. Только о том, что я делал эти пять дней на Клухоре. Это могли подтвердить люди, участвовавшие в боях. О происхождении «вещественных доказательств», чем стало мое оружие и снаряжение, я отвечать отказался. Только потребовал передать в Москву с пометкой «воздух» информацию об этом. Из воспоминаний наших генералов, мне было известно, что такие сообщения шли только к НЕМУ. То, что я знаю этот «государственный секрет», окончательно испортило мои отношения со следователем, и он попытался меня ударить, наивный индеец. Оказался прижатым к собственному столу, с рукой, взятой на болевой.

– Дурак, у тебя был шанс, ты его использовать не захотел! Если со мной что-нибудь произойдет, Лаврентий Павлович из тебя колбасу сделает!

– Я нэ ем колбасу из человэчины! Что здесь происходит! Отпустите его!

Я отпустил майора, встал и представился:

– Лейтенант Найтов, войска Специального Назначения ГРУ Генштаба Вооруженных Сил СССР.

– Садитэс, лэйтенант! Увэсти! – сказал он, показав пальцем на следователя.

В дверь вошли два высоких лейтенанта, один протянул руку к майору. Тот расстегнул кобуру и передал пистолет лейтенанту. Все трое вышли. Берия обошел стол, поднял мое дело и вытащил из конверта все документы. Внимательно просмотрел их. Особенно его заинтересовал партбилет. Он долго рассматривал его под косым светом. Нажал на кнопку звонка. Вошел один из лейтенантов.

– Принэсите вэщественные доказатэлства.

Когда их внесли, он осмотрел оружие и снаряжение, номера, пощупал материал, покрутил в руках радиостанцию, плоскую коробочку японского кассетника.

– Унэсите в мою машину и усилтэ охрану. – После этого он повернулся ко мне и мягко сказал: – Убэдительно. Давайтэ знакомиться. Я – нарком внутрэнних дэл Бэрия, Лаврэнтий Павлович. Кажэтся, вы хотели имэнно мнэ рассказат, как это все оказалось в этом кабинэте.

– Так точно, товарищ маршал.

– Я нэ маршал, ви ошибаетесь. Но это не важно. Начните по порядку.

Он внимательно выслушал меня. Его круглое лицо не выказывало никаких эмоций. Несколько раз он поправлял пенсне.

– С этим понятно. А какие боевые задачи вы выполняли в Афганистане?

– В основном, нашей задачей была разведка баз противника, привязка их координат, скрытая установка радиолокационных отражателей и приводов с целью наводки на эти базы фронтовой и армейской авиации. Советский контингент уже полгода находится в этом районе по просьбе правительства этой страны.

– Понятно. Война?

– Да, гражданская война при активной помощи Китая, Пакистана и немного Америки. Но последнее время помощь со стороны американцев значительно возросла. Америка провозгласила это. Пытается нам сорвать проведение первых Олимпийских игр в Москве.

Тут Берия сделал движение, характерное для выключения какого-нибудь прибора.

– У вас на документах нэт ни одного упоминания о товарище Сталинэ. Он проиграл эту войну?

– Товарищ маршал, включите магнитофон. И повторите этот вопрос. Мне кажется, что это важно.

Он усмехнулся, открыл ящик стола, и было слышно, что он включил магнитофон. Он повторил вопрос.

– Нет, товарищ маршал, товарищ Сталин выиграл эту войну! Она закончилась девятого мая сорок пятого года безоговорочной капитуляцией Германии. Но после его смерти власть перешла к Хрущеву, который приказал расстрелять маршала Берию и обвинил товарища Сталина в узурпации власти, создании культа личности и массовых репрессиях. Тело Сталина было вынесено из Мавзолея на Красной площади. Вас, товарищ маршал, расстреляли по приговору Специального судебного присутствия Верховного суда СССР 23 декабря 1953 года. В день вынесения приговора, вы были расстреляны лично генералом П. Ф. Батицким. Место, где вы похоронены, никому не известно.

– А почему вы все время называете меня маршалом? Я – Генеральный комиссар госбезопасности.

– Ваше последнее воинское звание: маршал Советского Союза.

Он спросил, хорошо ли я знаю историю этой войны, и, получив утвердительный ответ, начал расспрашивать меня о текущих событиях. Часа через четыре я попросил его принести из машины мою аптечку, так как несколько суток не спал и могу что-то напутать.

– А там что?

– Стимулятор. Подстегивает и не дает уснуть.

– Нет, это слишком ценное средство! Не стоит его так расходовать. Нам проще дать вам отдохнуть. И вообще, имея такие сведения, лейтенант, вы вели себя неосторожно. Вас бы уже убили, если бы не приехал я.

Я улыбнулся и слегка отрицательно покачал головой.

– Я – военный диверсант первого класса с 1974 года. Мне надоел этот бессмысленный допрос, и я решил уходить. Совать мне руку несколько опасно, все равно что сунуть её в мешок с кобрами.

– Но вы же только начали, а я и мои люди вошли в кабинет. Вы бы не успели!

– Товарищ маршал, вы очень правильно построили первую фразу: сразу представились. Иначе… – Я поднял из-за стола левую руку и разжал кулак.

– Что это? – спросил он, разглядывая маленькую трубочку.

– Подарок из Никарагуа. Заряжена иглой кактуса с ядом тропической лягушки. Вызывает мгновенный паралич всех мышц. Ваше тело перекрыло бы сектор обстрела вашим лейтенантам. И у них не было бы ни одного шанса. Ствол майора был в ноль-двух секундах от меня. И я только выгляжу безоружным и беззащитным. У меня сейчас шесть единиц метательного холодного оружия и американский бронежилет, держащий пистолетную пулю. Я бы ушел, забрав снаряжение и документы.

– Вот стервец! Приятно разговаривать с профессионалом! Сейчас на аэродром и срочно летим в Тбилиси, в штаб фронта. Эти сведения надо немедленно передать на фронты и в Ставку.

Поспать мне действительно дали. Но перед этим я попросил генерального комиссара отдать мне хотя бы «стечкина».

– Я без оружия чувствую себя голым.

Он несколько секунд подумал.

– Такой устроит? – спросил он, передавая мне кобур-маузер номер один. – Знаешь? Пользоваться умеешь?

– С детства. Оружие моего деда.

– А он где?

– Погиб под Ошем, в тридцать третьем. У него был такой маузер, хранился у нас дома.

– А твой пистолет надо передать нашим конструкторам. Интересная модель.

В штабе Южного фронта мы встретились с маршалом Буденным. Что меня поразило, так это то, что Берия извинился перед ним за критику в его адрес.

– Семен Михайлович, я вчера вспылил, сами понимаете, когда три дня минируешь и взрываешь нефтевышки под Грозным, причем это приказ Верховного, а порядка на фронте маловато, то поневоле взбесишься. Продолжайте исполнять свои обязанности. Тут от противника вышел наш разведчик. Познакомьтесь с тем, что он видел у немцев. Давайте карту.

Я сидел, поднимал карту, а двое маршалов тихонько переругивались между собой. Когда я сказал: «Готово!» – оба уткнулись в нее.

– Где группа Клейста?

– Вот здесь. Они планируют нащупать перевал, где можно форсировать Большой Кавказский хребет.

– А группа Гота?

– Здесь, у Нальчика. Попытаются захватить вот эту переправу: двести четыре танка, триста орудий и пехота. Начнут одиннадцатого августа.

– Разведка! Тебе цены нет! – сказал усатый маршал и вытер лицо двумя руками. – Лаврентий Палыч! Не беспокойся! Встретим. И Хозяину скажи.

– Все, лейтенант. Времени больше нет. Летим дальше!

Опять Ли-2, или как они тут называются. Сваленные чехлы под заваленными сиденьями. Берия сидит у самой кабины и контролирует летчиков и пространство вокруг самолета. Несмотря на шесть истребителей прикрытия, видно, что он расслабиться не может. Нет. Встал и пошел ко мне, когда увидел, что я проснулся.

– Как тебе Семен Михайлович? – Было отчетливо слышно «тебе»!

– Нормально, Лаврентий Павлович. Он владеет ситуацией. А вообще, никогда себе не представлял, что буду докладывать непосредственно ему.

Берия заулыбался.

– Тридцать третий год… В том году погиб один из комиссаров ОГПУ, фамилию не помню… Василий Николаевич, точно. Северо-Восточное Туркестанское управление. Он? – спросил Берия.

– Имя-отчество – совпадает. Звания и должности не знаю. ЧОНом командовал.

– Он! А вы почему с отцом по другой линии пошли? Он ведь чекист.

– Я выбирал свободно, что хотел, а отца не приняли в летное училище перед войной из-за происхождения. Кстати, товарищ Нарком! Я обратил внимание, что в тех местах, где я появляюсь, идет резкое изменение предыдущей истории: Клухор-баши мы взяли один раз, сорвали немцам два восхождения на нее, немцы пытались отбомбиться по Клухору. Тысяча триста двадцать девятый полк удержал перевал. Сто двадцать первый полк к перевалу не поднимался и не отбивал его у противника. Отец не был ранен на перевале и не улетел в Алма-Ату и Арысь. Если ему целенаправленно не помочь, то генералом ВВС он уже никогда не станет.

– Ты думаешь? Хотя что-то в этом есть.

Сели в Астрахани. На борт подсел какой-то трехзвездный генерал. Лицо знакомое, но вспомнить его не могу. Я успокоился и уснул. Спустя некоторое время я проснулся и увидел, что генерала перебинтовывают. Чуть ниже правой лопатки у него ранение. Я заметил жест Берии, который означал: «Подойди сюда!»

Начал отвечать на заданные вопросы по Сталинградскому сражению. Особенно я подчеркнул форсирование Дона в районе Крыловатки и подвиг зенитчиц Сталинградского фронта. До 19 и 23 августа оставалось около десяти дней. Прилетев в Сталинград, Берия снял Гордова, которого он действительно нашел пьяным на окраине Сталинграда с какой-то военврачихой в постели. Их расстреляли прямо возле дома. Командующим фронтом стал генерал Рокоссовский, прилетевший вместе с нами. В Сталинграде мы тоже не задержались, тем более что с Рокоссовским говорили и в самолете, и в штабе довольно долго. В Москве меня поселили за городом на какой-то даче. Довольно комфортабельно, покормили.

– Лаврентий, проходи. Что там на юге? Все успели взорвать? Кто вместо Буденного?

– Буденный. Он хорошо справляется. Наступление противника в основном сорвано. Фронт закрепился на естественных рубежах обороны. Я снял и расстрелял Гордова, вместо него – Рокоссовский.

– Он же ранен!

– Он согласился принять командование фронтом.

– Ты понимаешь свою меру ответственности, Лаврентий? Положение у нас катастрофическое, гораздо хуже, чем было под Москвой в прошлом году. На что ты надеешься?

– На историю, Коба. Подожди! – Он прошел к двери кабинета и открыл дверь. – Заносите!

Два чекиста пронесли в кабинет несколько предметов, завернутых в мешковину, и положили все на стол. Начали распаковывать, но Берия их остановил.

– Все, спасибо, вы свободны. – И сам начал распаковывать и раскладывать предметы: пулемет, снайперскую винтовку, гранатомет, мину направленного действия, радиовзрыватели и остальное.

Сталин заинтересованно подошел к столу и в первую очередь взял в руки пулемет.

– Откуда это?

– Из Афганистана, из 1980 года, Коба. Оттуда вышел человек, наш, советский. Вот его документы. Ты на партбилет посмотри: все тайные знаки на месте, порядок не перепутан, добавлено три новых знака. Три раза меняли партбилеты, но – это НАША ПАРТИЯ!

Сталин начал рассматривать партбилет под косым углом. Да, постановление 1925 года, зафиксировавшее эти знаки, исполнялось в 1974 году, в год выдачи этого партбилета.

– Что этот человек сказал об этой войне?

– Мы ее выиграли, Коба! Он военный, войсковая разведка. Грамотен, обладает хорошей, я бы даже сказал, очень хорошей памятью. Профессионал. Дал ценные сведения по положению на всех фронтах. Поэтому я и оставил Буденного на месте: военные историки мира признают, что отступление Южного фронта, проведенное им, это шедевр маневренной войны. Он сумел отойти, потрепать противника, растянуть его коммуникации и закрепиться на естественных рубежах обороны. Дальше немцы не пройдут на том участке. А вот Тюленев себя проявил как нерешительный и безынициативный комфронта, который сорвал «Большой Сатурн».

– Какой «Большой Сатурн»?

Берия вынул из планшета карту.

– Вот операции, которые будут проходить в этом и следующем году. Вот «Большой Сатурн». Он провалился из-за действий Закавказского и Северо-кавказского фронта.

– Где этот человек, Лаврентий?

– В Монино.

– Привези его ко мне, вечером. Все это поставь вон туда, в шкаф. И до вечера.

Когда Берия вышел, Сталин сказал Поскребышеву, что занят, подошел к шкафу и вытащил из него пулемет. Легкий, меньше 8 килограммов, с ленточным питанием и сошками. Сталин поднял крышку и посмотрел вовнутрь. Отбросил в сторону ленту и закрыл крышку. Поднял пулемет к плечу, даже с его не очень хорошо работающей рукой это оказалось совсем нетрудно. Оптический прицел. Нет, сейчас это – лишнее. Покрутив его еще немного в руках, поставил на место и взял в руки винтовку. Отсоединил магазин: стандартный винтовочный патрон, сдвинул предохранитель и оттянул затвор, отпустил, затвор глухо щелкнул, Сталин вскинул винтовку и прицелился через окно. Тоже очень удобная и легкая винтовка. Сухо щелкнул спуск. Сталин присоединил магазин. Несомненно, нужно копировать и запускать в производство. «А это что?» – подумал он, подняв легкую, слегка изогнутую, явно пластмассовую вещицу. На одной стороне было написано «к противнику». Крутить ее в руках он не стал, аккуратно поставил на место. С таким же интересом осмотрел пистолет в пластмассовой кобуре. Он ему не понравился: слишком тяжелый для него. Тем не менее большое количество патронов в магазине – это удобно в бою в городе и стесненных условиях. Патроны ему были незнакомы. Дослав магазин на место, Сталин вложил пистолет в кобуру и еще раз взял в руки партбилет. Что-то насторожило его в нем. Да, вот что! Нигде он не увидел ставший уже привычным собственный профиль. «Если он говорит, что мы выиграли эту войну, то почему снят мой профиль? Странно!» Он взял пакет с личными вещами неизвестного разведчика и пошел к столу. Неторопливо набил трубку и прикурил. Так, что здесь: газета «Правда» за 21 июля 1980 года. Странный орден, он достал лупу: Октябрьская революция. На первой странице: открытие Олимпийских игр в Москве, странного вида пузатый медвежонок, победа в стартовом матче чемпионата по футболу: СССР-Венесуэла – 4:0, прыжки в длину: золото и серебро у СССР. В борьбе победил Вахтанг Благидзе из Грузии. На пятой странице мировые новости. Странно, если он говорит, что идет война, то почему в газете об этом ни одного слова? Они что, не понимают, что это сплачивает народ? Так, это что? Фотографии. Это, видимо, он сам, какой-то странного вида парашют, незнакомые танки и машины. Огромный толстопузый самолет без винтов, из которого выезжают танки. Фотографий немного. Это что? Он вздрогнул, когда неожиданно открылась крышка плейера. Внутри лежала еще одна коробочка. Захлопнув крышку, он отложил в сторону незнакомый прибор. Пластмассовый карандаш c металлическим грифелем. Провел им по бумаге и попытался стереть появившуюся черту. Не стирается, это – ручка. Покрутил в руках, отложил в сторону, взял опять фотографию и внимательно рассмотрел лицо. Он считал себя хорошим физиономистом. Лицо ему понравилось, даже несмотря на большой шрам, пересекавший его. Отодвинув от себя вещи, Сталин раскурил погасшую трубку. «Это знак! Знак свыше! И его надо использовать! На все сто. Этот человек знает многое и может повлиять на весь ход войны. Интересно, как он сюда попал? А вдруг удастся попасть обратно и получить помощь от СССР восьмидесятого? Зря я сказал, чтобы его привезли вечером. Надо немедленно с ним поговорить». Он снял трубку и попросил соединить его с Берия.

– Лаврентий, я передумал. Привези его сейчас! – и положил трубку.

Я вышел из душа посвежевшим и чисто выбритым. Куда-то надо повесить выстиранную гимнастерку. Я вышел из комнаты, напротив сидел сержант. Он встал и спросил:

– Вам что-нибудь требуется?

– Где можно повесить и просушить гимнастерку?

– Давайте, я сейчас распоряжусь об этом. А вас просили не выходить из комнаты.

«Блин, как под арестом! Впрочем, это, скорее всего, и есть арест, а я теперь – подопытный кролик! Фиг с ним. Потерпим». Отдав постирушки сержанту, вернулся в комнату, открыл окно и закурил. Все, кроме гимнастерки, брюк и кроссовок у меня забрали. Хорошо, что оставили сигареты и одну зажигалку. Время тянулось мучительно медленно. В дверь постучали.

– Войдите!

– Вас просили быть готовым к выезду.

– Мне нужна моя гимнастерка, утюг и чистый подворотничок.

– Одну минуту.

Оба на! А я таким утюгом пользоваться не умею! Пришлось сказать об этом лейтенанту госбезопасности. Он странно посмотрел на меня, но, вышел в коридор, и, через минуту, вместе с ним вошла женщина, которая быстро отпарила и просушила гимнастерку, и, так же быстро, пришила подворотничок, с интересом рассматривая полевые погоны.

– Мне еще сапоги нужны, сорок второй размер.

Принесли сапоги, а я прикрутил на место Красную Звездочку. В комнату вошел Берия.

– О, на человека стал похож. Поехали!

Насколько я ориентируюсь, мы где-то в Монино, недалеко от аэродрома. Едем в Москву, в центр.

– Вас вызывает товарищ Сталин. Обращайтесь к нему только так, пожалуйста.

Мы вошли в кабинет, я никогда не был в этом дворце Кремля и с интересом его рассматривал. Кабинет Сталина особого впечатления не произвел: длинный, т-образный стол, развешенные карты Европы и Европейской зоны СССР. Отмечены фронты. Даже представляться не пришлось!

– Здравствуйте, товарищ Найтов!

– Здравия желаю, товарищ Сталин.

На столе разложено мое снаряжение. Даже камуфляж, все, до последней мелочи. Кроме духовых трубок. Так как на столе стоял и диктофон, я понял, что Сталин прослушал запись моего допроса Берией.

– Товарищ Найтов, вы знаете, кто изобрел это оружие и где оно производится?

– Да, конечно. Это пулемет Калашникова модернизированный, образца шестьдесят восьмого года. Калашников сейчас сержант и служит на каком-то танковом полигоне под Москвой. Кроме этого пулемета, вся армия вооружена его автоматами и пулеметами калибра 5,45 мм, до этого его же автоматами 7,62 мм. Все это оружие считается лучшим и самым безотказным в мире. Это – снайперская винтовка Драгунова, он служит сейчас в Приморском крае оружейным мастером. Пулемет и винтовка сделаны на Ижевском оружейном заводе. Автоматический пистолет Стечкина сделан на Тульском оружейном заводе. Создан там же. Конструктор Стечкин должен быть на заводе. Это управляемая противопехотная мина МОН-50. Это вот – прицел, позволяющий навести ее на цель. Это – два отверстия для взрывателей. Используется или с радиовзрывателем, или с обычным. Внутри – картечь и взрывчатка. У нас изготавливается четыре вида таких мин. «Пятьдесят» – это дальность разлета осколков. Одна такая мина может уничтожить взвод. Очень проста в изготовлении и очень эффективна в обороне и на отходе. Ну и для засад хорошо использовать.

– Что значит управляемая?

– Ее подрыв осуществляет человек, который приводит ее в действие, когда в створе действия мины находится противник. Или когда противник сам приводит ее в действие, задевая растяжку или датчик объема. Датчиков объема у меня с собой нет. Только радиовзрыватели. Вот, девять штук осталось. Вот, можете посмотреть, сами взрыватели отдельно. Они и сейчас у вас выпускаются. Не менялись. Это ручной одноразовый противотанковый гранатомет РПГ-18 «Муха». К сожалению, он только один, и его нельзя раздвигать. Вот тут, сбоку, инструкция по использованию. Несмотря на небольшой вес, стреляет на двести метров и пробивает стапятидесятимиллиметровую броню.

– Зачем так много?

– Скоро под Ленинградом будет захвачен новый немецкий танк «Тигр». Он имеет толщину брони сто миллиметров. Будут и еще более тяжелые танки – до двухсот миллиметров.

– Да, такой танк мы уже захватили. Но пока не можем его доставить на полигон.

– Насколько я помню, все компоненты для подобных гранатометов уже существуют, кроме пьезоэлектрического головодонного взрывателя. Так что необходимо его извлечь и сделать такой же.

– Как он устроен, вы знаете?

– Да. Кремниевый кристалл, закрытый алюминиевым колпачком, от него идут два провода к электровзрывателю. Тот же принцип, что и в проигрывателе грампластинок, только монокристалл большой. Где-то десять на десять миллиметров.

Еще немного поговорили об оружии и о моем образовании. Сталин обрадовался, что по основной специальности я – инженер-электромеханик по системам наведения крылатых ракет морского базирования.

– Инженеров у нас очень не хватает!

Дальше он перевел разговор о положении на фронтах, пришлось вкратце рассказывать весь ход Великой Отечественной войны. Он что-то записывал в блокноте. Очень удивился, узнав о предательстве Власова. Нервно раскурил трубку. Но после этого он внезапно перешел, видимо, к основной части разговора. Был задан вопрос о сегодняшнем руководстве СССР. Из всех перечисленных мной он знал только Косыгина, Устинова, Черненко, Пельше, Суслова и Громыко. Затем попросил меня рассказать о «переходе».

– Товарищ Сталин, я сам не понял, как это произошло. Яркий свет, в пещере несколько темновато было. А потом сразу же пришлось вступить в бой.

– А вы не пробовали вернуться назад?

– Нет. Я, честно говоря, не знал, как выбраться из того района. До ближайшего нашего поста почти двести километров. Район контролируется людьми Ахмад Шах Масуда. Только если идти к нашей границе…

– Покажите на карте: где это место!

Я показал.

– Кто такой Ахмад Шах Масуд?

– Афганский полевой командир. Примерно моего возраста. Контролирует несколько рудников с лазуритом и изумрудами и несколько лабораторий по переработке опиума-сырца в героин.

– Сколько у него дивизий?

– Нет у него никаких дивизий, товарищ Сталин. Ополчение, что-то типа партизанского отряда. Днем – мирные, ночью – стреляют. Но неплохо вооружены, китайцы и пакистанцы постарались. И склады армейские почистили. В том районе проживает примерно полтора-два миллиона человек. Население его поддерживает.

– А вы туда как попали?

– На вертолете. – Видя, что Сталин не понял термина, я назвал его «геликоптером». – Взлетает и садится вертикально или с небольшого разбега.

– Мы бы хотели установить связь с руководством Советского Союза. Если это принципиально возможно, товарищ Найтов. Как вы думаете, это может быть осуществлено?

– Не знаю, товарищ Сталин. Но в «треугольник» никто из руководства не полетит. Это точно. Там стреляют. Хотя мне бы хотелось вернуться туда и похоронить то, что осталось от моей группы.

– Сначала вам нужно помочь нам здесь, а мы подумаем, как сделать так, чтобы у вашего руководства возникло желание сотрудничать с нами.

Далее пошли вопросы по тем самолетам, фотографии которых были у меня в кармане. Разговор плавно перетек к ядерному оружию, ракетам, электронике, средствам навигации и управления. Узнав, что я знаком со спецбоеприпасами, Сталин тут же дал указание подключить меня к группе Келдыша.

– И вообще, товарищ Берия, вы у нас курируете оборонную промышленность, поэтому постарайтесь извлечь из этого случая максимальную пользу. И продумайте, кого дополнительно подключить к операции «Горный стрелок».

После этого Сталин поинтересовался ситуацией с теперешними союзниками СССР. Разговор получился долгий, закончился он глубоко за полночь. Ни одного человека, кроме Берии, Сталин к разговору не подключил. Берия отвез меня обратно в Монино. Судя по тону разговора, он был очень доволен произошедшим. Все мои вещи погрузили в эту же машину, но в Монино их не выгрузили. Мне было сказано, что подъем в десять, в 10.30 за мной заедет машина.