Читать книгу Уроки мудрости - Конфуций - Страница 45

Были служивые люди в столице тогда:

Шубы из лис понаденут, их шубы желты,

Вид благородный, ему не изменят они,

Красочна речь и тонка, как в узоре цветы.

О, если б снова в столицу вернулись они –

Тысяч и тысяч народа сбылись бы мечты!

Были служивые люди в столице тогда:

Шапки наденут – все черная ткань да камыш!

Жены домов благородных идут ли куда –

Как их прически пышны и красивы, глядишь!

Я их теперь не увижу… Ты, сердце мое,

Радости больше не знаешь и только болишь.

Были служивые люди в столице тогда:

Из самоцветов носили закладки в ушах…

Жены домов благородных идут ли куда,

Инь, говорят, или Цзи[222] эта – так хороша!

Их я теперь не увижу, и сердце мое

Связано горькою скорбью, тоскует душа…

Были служивые люди в столице тогда:

Ходит, и виснут концы на его пояске.

Жены домов благородных идут ли куда –

Локон лежит скорпионом на каждом виске!

Их я теперь не увижу, и сердце мое

Ноет. За ними бы вслед устремился в тоске!

Это не то, чтоб концы опускали они, –

Ткани избыток имели у них пояса!

Это не то, чтоб себя завивали они, –

Сами собой у красавиц вились волоса!

Их я теперь не увижу, и сердце мое

Ноет. Тебя повидать бы, былая краса!

Целое утро рвала я, рвала тростники,

Но не наполнила ими и обе руки.

Волосы все растрепались и вкось развились;

Я возвращаюсь, омою их – будут мягки.

Целое утро рвала я индиго одна –

Даже подола собрать не сумела сполна.

Он мне сказал, что в разлуке мы будем пять дней,

Вот и шестой! Я не вижу его и грустна.

Если, супруг, на охоту захочется вам,

Все приготовив, в чехол уложу я ваш лук;

Если с удою пойдете вы рыбу ловить,

Нить для уды заплету я вам, милый супруг!

Рыбы какой наловил мой супруг на уду?

Он наловил и лещей, говорят, и линей;

Он наловил и лещей, говорят, и линей,

Я поскорей поглядеть его рыбу иду!

Пышные, пышные проса поднялись ростки –

Вспоены долгим они моросящим дождем.

Шаоский князь ободряет всех нас на пути,

К югу, далеко, далеко походом идем.

Тяжести носит и возит телеги солдат,

Нам выводить и быков, и повозки велят.

Только тогда лишь, когда мы закончим поход,

Нам и прикажут, чтоб мы возвращались назад.

Едут в повозках солдаты, проходят пешком,

Службу свою мы в отрядах и ратях[224] несем.

Только тогда лишь, когда мы закончим поход,

Воина также на отдых отпустят в свой дом.

Строго прямые постройки красуются в Се,

Шаоский князь завершил начертания все.

Шаоский князь завершает творением рать –

Вот и идет она в грозной суровой красе!

Ровны низины теперь и высоты, и вот

Мы расчищаем с истоков течения вод.

Город постройкою шаоский князь завершил –

В сердце царя и довольство, и мир настает!

Тут меж холмами редкой стоит красоты,

Листья на туте, я вижу, пышны и густы.

Муж благородный, лишь только увижу тебя –

Радость какая на сердце, что встретился ты!

Тут меж холмами редкой стоит красоты,

Свежие листья, я вижу, сверкают на нем.

Муж благородный, лишь только увижу тебя –

Как не почувствовать радости в сердце моем?

Тут меж холмами редкой стоит красоты,

Листья темнеют зеленые день ото дня,

Муж благородный, лишь только увижу тебя,

Сладость достоинств твоих проникает в меня.

Сердце исполнено нежной любовью к нему.

Но не скажу ему этого я – почему?

Буду хранить и беречь его в сердце моем!

Будет ли время, когда я забуду о нем?

Годный для пряжи беленький этот цветок

С белой осокою свяжут в единую нить.

Стал мне супруг мой ныне и чужд, и далек,

Бросил, заставил меня одинокою жить.

Белая тучка сияет в сиянии дня,

Равно цветок напоит и осоку она.

Он, мой супруг, не такой – он не любит меня;

Трудные ныне пришли для меня времена.

Воды на север текут из проточных прудов,

Рис на полях оросит животворный поток.

Горько вздыхая, с болью на сердце пою:

В мыслях моих человек, что чрезмерно высок.

Тутовых дров, что годятся в очаг, собрала –

Я их в жаровне сожгла, проливающей свет[225].

Ты и высок, но к жене уважения нет!

Много ты делаешь сердцу и горя, и зла.

Бьют барабаны и в колокол здесь, во дворце,

Слышны, однако, снаружи удары и звон.

Я о супруге своем вспоминаю с тоской,

Но на супругу взирает с презрением он.

Наглая цапля на нашу запруду взошла,

Скромный в дубраве журавль все страдает от бед[5].

Ты и высок, но к жене уважения нет –

Много ты делаешь сердцу и горя, и зла!

Селезень с уткой сидят на запруде у нас,

Левым крылом прижимаясь друг к другу, смотри!

Нет, о супруг мой, добра, как я вижу, у вас –

Чувство два раза меняете вы, даже три!

Низок тот камень, что он избирает для ног;

Низок и тот, кто поднялся на камень такой!

Стал мне супруг мой отныне и чужд, и далек,

Сделал больною меня он, измучив тоской!

Желтая иволга песню поет,

Села она у излучины скал:

«Путь нам далекий, далекий лежит, –

Как поступить мне – я слаб и устал?»

Дайте воды, накормите его,

Дайте совет, научите его!

Кто же обозным приказ передаст,

Скажет: «В повозку возьмите его»?

Желтая иволга песню поет,

Села у края холма на логу:

«Смею ль бояться походных трудов?

Страшно, что быстро идти не смогу».

Дайте воды, накормите его,

Дайте совет, научите его!

Кто же обозным приказ передаст,

Скажет: «В повозку возьмите его»?

Желтая иволга песню поет,

Села внизу у холма на пути:

«Смею ль бояться походных трудов?

Страшно, что мне до конца не дойти»»

Дайте воды, накормите его,

Дайте совет, научите его.

Кто же обозным приказ передаст,

Скажет: «В повозку возьмите его»?

Вижу, трепещут, трепещут на тыкве листы,

Ты соберешь их и сваришь, подашь их гостям.

Друг благородный, есть и вино у тебя –

В чарку его наливаешь и пробуешь сам.

Есть у хозяина заяц, да только один –

Зайца поджаришь на угольях прямо в шерсти.

Друг благородный, есть и вино у тебя,

Ты разольешь его в чарки, гостям поднести.

Есть у хозяина заяц, да только один –

Зайца изжаришь, как надо, гостям на обед.

Друг благородный, есть и вино у тебя –

Гости хозяину налили чару в ответ.

Есть у хозяина заяц, да только один –

Зайца изжаришь, как следует быть, над огнем.

Друг благородный, есть и вино у тебя –

Снова гостям наливаешь, и снова мы пьем!

Камни и скалы нависли –

Кручи отвесных высот,

Дальние горы и реки –

Трудный, опасный поход!

Воин в походе восточном

Поутру не отдохнет.

Камни и скалы нависли,

Острые пики, гляди…

Дальние горы и реки

Кончатся ль там, впереди?

Воин в походе восточном,

Выбраться скоро не жди!

Белы у вепрей копытца –

Бродят в воде – и как в дом,

Месяц в созвездье стремится

Би[6] перед буйным дождем!

Воин в походе восточном,

Думать не смей о другом!

Распустились цветы на вьюнке

И теперь темно-желтыми стали…

О, сколь сердце жестоко скорбит,

Сердце ранили больно печали.

Распустились цветы на вьюнке,

Посмотри на листву голубую…

Не родиться б мне лучше на свет,

Если б знал про судьбу я такую.

У овцы голова велика[7],

А мережа лишь звезды поймала;[226]

Знаю: люди, конечно, едят…

Сытых вижу так редко и мало!

Какая трава, не желтея, растет?

Есть день ли такой, чтоб не шли мы в поход,

И есть ли в пределах страны человек,

Свободный от бремени ратных тягот?

Какая трава не буреет в лугах?

Кто вместе с женой, что ему дорога?

О горе нам, воинам, взятым в поход!

Не люди лишь мы, что идем на врага.

И разве я тигр или ты носорог –

По дикой пустыне шагаешь, дружок?

О горе нам, воинам, взятым в поход!

С утра дотемна отдохнуть я не мог.

И только пушистым хвостом промелькнет

Лисица – в траве одичалой пройдет;

Да наши телеги, что грузы везут,

Идут по великой дороге вперед.