Читать книгу Уроки мудрости - Конфуций - Страница 43

I

Когда поднялись мы на северный этот хребет,

Мы ив собирали побеги, пройдя через склон.

Мы слуги царя, и любой и могуч, и силен,

И каждый с утра и до вечера службу несет.

Мы знаем: нельзя быть небрежным на службе царю,

Но я об отце и о матери скорбью горю.

Широко кругом простирается небо вдали,

Но нету под небом ни пяди нецарской земли.

На всем берегу, что кругом омывает моря,

Повсюду на этой земле только слуги царя!

Совсем справедливости нету у царских вельмож

Иль верною службой я только, увы, и хорош?

И скачут, и скачут в четверке моей скакуны –

Справлять бесконечно мы царскую службу должны.

И все в восхищенье, что я не дряхлею пока,

Что мышцы на редкость тверды, не слабеет рука.

Поскольку я крепок и спину прямою держу,

В далеких пределах страны я порядок ввожу.

Одни, отдыхая, живут, веселясь на пирах,

Другие же служат стране, изнывая в трудах.

Одни отдыхают, в постелях своих развалясь,

Другие в пути бесконечном и в холод и в грязь.

Одни не услышат и крика в покое своем,

Другие в тревоге и заняты тяжким трудом.

Как птицы на ветках, ленивы одни, посмотрю, –

Другие утратили облик на службе царю.

Предавшись утехам, вино попивают одни,

Другие в тревоге – упрека боятся они.

Одни в пересудах вне дома и дома – везде,

А всякое дело другие свершают в труде.

Большую телегу вперед не пускай –

Сам будешь в пыли и песке.

Не думай о многих печалях своих –

Лишь сам изведешься в тоске.

Большую телегу вперед не пускай –

В пыли затуманится свет.

Не думай о многих печалях своих –

В смятении выхода нет.

Большую телегу вперед не пускай –

Покроешься пылью – взгляни!

Не думай о многих печалях своих –

От дум тяжелее они!

Исполнены светом вверху небеса,

Что смотрят на землю, сияя вдали!

Я с войском походом на запад иду

До дальних пустынь этой цюской земли.

С тех пор как вторая луна началась,

То в холоде я, то в жаре и в пыли,

И в сердце моем безысходная боль –

То ядом горчайшим его обожгли.

Лишь вспомню о тех, кто остался служить,

И слезы мои упадают дождем.

Ужели вернуться домой не хочу?

Боюсь, что немилости сеть навлечем.

Когда уходили мы в этот поход,

Сменились и солнце тогда, и луна[205];

Не знаю, когда мы вернемся домой, –

Год пройден, приходят к концу времена.

Подумаю, как я теперь одинок,

Как тяжесть забот велика и сильна,

И в сердце моем безысходная боль,

Ни отдыха нет, ни покоя, ни сна

Лишь вспомню о тех, кто остался служить,

И думой о них моя грудь стеснена.

Ужели вернуться домой не хочу?

Упрека боюсь, и немилость страшна.

Когда уходили мы в этот поход,

Дни делались теплыми с новой луной.

Не знаю, когда мы вернемся домой.

Теснят нас дела управленья страной.

Год пройден, подходят к концу времена:

Кувшинки сбирают, снимают бобы…

И в сердце моем безысходная боль –

Сам вызвал я эти невзгоды судьбы.

Лишь вспомню о тех, кто остался служить,

Встаю, покидаю ночлег – не уснуть.

Ужели вернуться домой не хочу?

Пред гибелью страхом сжимается грудь.

Послушайте, вы, благородства мужи,

Не вечно бы жить на покое и вам!

Свершайте же мирно на службе свой долг,

На тех опирайтесь, кто честен и прям.

И светлые духи, услышав о том,

Одарят вас счастьем, одарят добром.

Послушайте, вы, благородства мужи,

Не вечно и вам отдыхать без забот!

Свершайте же мирно на службе свой долг,

Пусть честный в любви с благородным живет!

И светлые духи, услышав о том,

Исполнят вас благ и великих щедрот.

То колокол громко звонит у реки,

И воды Хуай высоки, высоки.

И сердце поранено болью тоски:

Я полных достоинства наших царей

Забыть не могу, хоть они далеки.

Гудит и гудит этот колокол там,

К высоким Хуай поднялась берегам.

И сердце тоскует, и горесть сильна:

Я помню достоинства прежних царей,

Их светлая доблесть была без пятна.

Звучит барабан там, и колокол бьет,

Три острова вышли из схлынувших вод.

И сердцу покоя тоска не дает:

Я помню достоинства прежних царей –

Им доблестью равных не видит народ.

И колокол бьет, барабаны звучат,

И цитра и гусли настроены в лад,

А шэны и цины, сливаясь, звенят,

Великие оды и песни поют,

И танцы под флейту так радуют взгляд!

Густые, густые терновники скрыли поля;

От терний колючих очищена эта земля.

Издревле трудились зачем над прополкой земли?

Чтоб просо мое и ячмень в изобилье росли!

И просо мое все пышней и пышней что ни день.

Прекрасный, прекрасный на пашне густеет ячмень.

И хлеб мой в амбарах, и хлеба в амбарах полно,

В бесчисленных кучах на поле осталось зерно.

Довольно зерна для еды и питья соберу

И жертвою предков почту на обильном пиру.

Да их заместитель[206], покоясь, отведает блюд,

Да счастьем великим меня наградит он за труд.

С почтеньем, с почтеньем достойным иду наконец

Для жертвы чистейших избрать и быков, и овец[207].

Я жертвы и в осень и в зиму вершу что ни год.

Кто шкуры сдирает, кто варит, а кто подает,

Кто мясо раскладывает, кто подносит скорей,

Стоит прорицатель, чтоб духов встречать у дверей[208].

И жертва готова, и блеском наполнен мой храм,

И званые предки явились в величии к нам!

И духохранитель[209] поел, исполняя обряд,

И я, из потомков почтительный, счастлив и рад.

И счастьем великим меня награждают за труд,

На тысячи лет долголетьем безмерным дарят.

С почтеньем очаг возжигают – достойно хвалы,

И с жертвенным мясом готовят большие столы.

И жарят, кто мясо, кто печень, тогда на огне,

В смирении строгом присутствовать – старшей жене;

И много сосудов расставила ныне она.

Я званым гостям наливаю в их чары вина;

Ответные чары скрестились с различных сторон,

И весь мы исполним обряд, как предпишет закон.

Улыбки и наша беседа пристойны вполне.

И духохранитель является ныне ко мне.

И счастьем великим меня награждают за труд,

На тысячи лет долголетием мне воздадут!

В служенье я силы свои истощил; говорят,

Что без упущений исполнен великий обряд.

Придет прорицатель искусный, и скажет мне он:

«Потомок сыновнепочтительный, ты награжден.

Душисты сыновние жертвы во храме твоем,

И духи довольны весьма и едой и питьем.

И сотнями благ, возвещают, тебе воздадим,

И в срок надлежащий, по правилам строгим твоим.

И в жертву ты ныне и просо принес, и зерно,

И в должном порядке разложено было оно.

За это ты примешь немало великих наград

И благ мириады – десятки таких мириад!»

Закончено все – и великий, и малый обряд,

И в колокол бьют, наконец, барабаны звучат.

Потомок сыновнепочтительный занял престол.

И вновь прорицатель искусный к нему подошел,

Вещает, что духи упились довольно… И вот

В величье своем замещающий духов встает.

И бьют барабаны и колокол духам вослед –

Ушел заместитель, и духи уходят, их нет.

И слуги приходят и старшая с ними жена,

И без промедленья остатки уносит она.

И дяди одни остаются и братья со мной,

И только для родичей пир приготовлен иной.

Вот входят в покой музыканты, я слышу игру –

Тогда насладись величанием здесь на пиру.

И подали яства твои, и расставили в ряд,

Здесь нет недовольных, здесь каждый и счастлив,

и рад:

Он вдоволь напился, и яством насытился он.

И малый и старый встают, отдавая поклон:

«Все духи довольны весьма и едой и питьем.

Тебе, государь, долголетие в доме твоем!

Ты жертвы принес по порядку за все времена,

Сыновний свой долг, как и надо, свершил ты сполна.

Сыны за сынами, за внуками внуки подряд

Твои приношенья своими надолго продлят».

Древле, воистину, в этих вот южных горах

Юй[210] управлял, проявляя заботы о них,

Вспаханы были низины и выси кругом.

Правнук – веду полевые работы на них.

Мною размерена вся на участки земля,

И на восток, и на юг протянулись поля.

Вышнее небо тучей закрылось одной –

Хлопьями, хлопьями падает снег над страной.

Дождиком мелким нам влаги прибавит весна –

И плодородна повсюду земля, и влажна;

Влагой напитана ныне довольно она –

Много она в этот год народит мне зерна.

В добром порядке участки мои; что ни день –

Просо тучнеет на пашне, тучнеет ячмень.

Правнук – с полей соберу я немало зерна,

Яств наготовлю, сварю молодого вина,

Предкам моим и гостям приготовлю обед –

Мне долголетье на тысячи, тысячи лет!

Хижины там посредине меж пашен и нив;

Тыквы растут на участках везде по межам –

Их положу я в рассол, на куски изрубив,

Предкам державным соленые тыквы подам.

Правнук – да буду тогда долголетен я сам,

Счастьем угодно меня наградить небесам.

Чистого сделаю для возлиянья вина,

Рыжего выберу после быка без пятна,

Предкам свой жертвенный дар приготовив сполна.

Нож с колокольчиком жертвенный – этим ножом

Шерсти клочок от ушей у быка отстрижем[211],

Жертву зарезав, кровь с салом его соберем.

В дар приношу эти чистые жертвы одни,

Слышен повсюду густой их, густой аромат.

Блеска исполнен обряд мой и храм мой, взгляни!

Предки явились, величия полны они –

Счастьем великим в награду меня одарят,

Тысячи лет ниспошлют, бесконечные дни.

Вижу широкое поле, здесь с каждого му

Жатву стократную в этом году я сниму.

С прошлого года оставшийся хлеб мой я сам,

Чтоб накормить их, моих земледельцев, отдам.

С древних времен урожай у нас в каждом году;

Вот и теперь я на южные пашни иду.

Полет один, тот земли присыпает к корням,

Просо мое и ячмень тучным-тучные там.

Место, где больше удобства и больше земли,

Самым способнейшим людям теперь отвели.

В жертву чистейшего сам отберу я зерна,

Выбран уже одномастный баран без пятна –

Духов земли и сторон четырех[212] уважай!

Если на поле, бывало, хорош урожай –

Счастье моих земледельцев являлося тут.

Бьют в барабаны, и гусли, и цитры поют –

Встречу готовлю я предку и нив и полей[213],

Сладостный дождь, умоляю, на землю пролей,

Чтобы ячмень уродился и просо под стать,

Чтоб земледельцев и жен их зерном напитать!

Правнук, пришел посмотреть я на землю отцов,

Вижу я жен, выходящих в поля, и юнцов –

С пищей на южные пашни скорее спешат…

Вот и надсмотрщик полей – подошел он и рад.

Справа и слева беру принесенный обед,

Пробую пищу: вкусна ли она или нет?

Хлеб мой возделан прекрасно вдоль каждого му –

Добрую жатву, обильную жатву сниму.

Не в чем людей упрекнуть мне, нет гнева на них.

Трудятся люди проворно на нивах моих.

Вижу, колосья, как в крыше солома, часты;

Точно ярмо, изогнулись они с высоты.

Кучи зерна, что на поле оставили мы,

Как острова на реке или в поле холмы.

Тысяча, верно, не меньше, амбаров нужна,

Тысяч десяток телег для отвозки зерна!

Если и просо, и сорго, и рис возрастут –

Счастье моих земледельцев проявлено тут.

Благо, наградою будь земледельцам моим,

Тысячи лет долголетья безмерного им!

Много нам сеять на поле – большое оно.

Мы приготовили все – отобрали зерно.

Все приготовили мы, за работу пора;

Каждая наша соха, как и надо, остра.

С южных полей начинаем мы землю пахать,

Всяких хлебов мы довольно посеять должны.

Княжеский правнук доволен, что всходы пышны,

Прямо они поднялись, высоки и сильны.

Вот уж и колос встает, наливает зерно,

Вот и окрепло, и стало добротным оно.

Травы и плевелы время выпалывать нам

И уничтожить грызущих ростки червяков,

Корни, коленца и листья грызущих жуков,

Чтоб не вредили в полях восходящим хлебам.

Предок полей, собери их, не медля ни дня,

Духом могучий, их ввергни в пучину огня![214]

Туча возникла, все гуще и все тяжелей.

Дождь наплывающий, каплю за каплей пролей!

Общее поле[215] сначала дождем ороси,

После коснись ты и наших отдельных полей!

Вот молодые колосья не срезаны там,

Связку вот эту оставим на поле смелей;

Горсть оставляем иную на поле зерна,

Эти колосья не тронем, совсем не сожнем.

Вдовым на пользу оставлено – вдов пожалей!

Правнук, пришел посмотреть он на землю отцов,

Видит он жен, выходящих в поля, и юнцов –

С пищей на южные пашни скорее спешат.

Вот и надсмотрщик полей – подошел он и рад.

Духам сторон четырех мы усердно моления шлем,

Рыжего в жертву быка да и черного также избрав,

С собранным просом моим и также с моим ячменем

В дар вам, о духи, мы жертвы свои принесем.

Счастье великое, правнук, на доме твоем!

На Ло[216] поглядите, как воды реки

Разлились широко и как глубоки…

Не так ли является нам государь?

Как травы, в нем счастье и благо сплелись.

Его наколенники красным горят,

Когда он выводит шесть ратей солдат.

На Ло поглядите, как воды реки

Разлились широко и как глубоки…

Не так ли является нам государь?

Нефриты блестят, и горит самоцвет

На ножнах меча. Так да здравствует царь

И дом сохранит свой на тысячи лет!

На Ло поглядите, как воды реки

Разлились широко и как глубоки…

Не так ли является нам государь?

И полное счастье и благо при нем.

Да здравствует царь наш, на тысячи лет

Он царство свое сохранит и свой дом!

Прекрасны, прекрасны, я вижу, цветы,

И пышно листва их растет…

Я ныне на этого мужа смотрю –

И в сердце покой настает,

И в сердце покой у меня настает.

Хвала тебе, мир и почет!

Прекрасны, прекрасны, я вижу, цветы,

Собой они темно-желты…

Я ныне на этого мужа смотрю –

И тонкой он полн красоты!

Исполнен он тонкой такой красоты.

И радости будут полны и чисты!

Прекрасны, прекрасны, я вижу, цветы,

То желтый, то белый видны.

Я ныне на этого мужа смотрю,

В четверке все кони черны.

Он сам в колеснице, все кони черны,

И вожжи блестят у коней вдоль спины.

Коль слева поставишь такого у нас –

Он места достоин как раз;

Коль справа такому мы место найдем –

Достоинства многие в нем[217].

Достоинства признаки вижу я в нем,

Внутри и снаружи на нем.