Читать книгу Уроки мудрости - Конфуций - Страница 32

Давно уже в доме сверчок зазвенел,

К концу приближается год,

И коль не вкусили мы радость теперь –

День минет и месяц уйдет!

Не радуйся слишком, как ты бы хотел,

Но вспомни о жизни, что ждет;

Пусть радость и счастье имеют предел –

Ты должен бояться невзгод!

Давно уже в доме сверчок зазвенел,

И дни убегают в году,

И коль не вкусили мы радость теперь –

Дни минут и луны уйдут!

Не радуйся слишком, как ты бы хотел,

Но вспомни: труды еще ждут;

Пусть радость и счастье имеют предел –

Ты должен быть предан труду.

Давно уже в доме сверчок зазвенел,

Не слышно телег – тишина,

И коль не вкусили мы радость теперь –

День канет и минет луна!

Не радуйся слишком, как ты бы хотел,

Но вспомни, что горесть грозна;

Пусть радость и счастье имеют предел,

Да будет с тобой тишина!

С колючками ильм вырастает средь гор,

А вяз над низиною ветви простер.

Есть много различных одежд у тебя,

Но ты не наденешь свой лучший убор;

Повозки и лошади есть у тебя,

Но ты не поскачешь на них на простор.

Ты скоро умрешь, и другой человек

Весь скарб твой присвоит, захватит и двор.

Сумах вырастает средь горных высот,

А слива в низине растет средь болот.

Есть внутренний дворик и дом у тебя –

Никто их как следует не подметет.

Там есть барабаны и колокол есть,

Никто только в них не стучит и не бьет.

Ты скоро умрешь, и другой человек

Владеть твоим домом богатым придет!

Сумах вырастает на склоне крутом,

Каштаны в низине растут под холмом.

Есть яства, хмельное вино у тебя,

Но гуслей не слышим мы в доме твоем.

Ты счастлив не будешь и дни не продлишь

Игрою на гуслях своих за вином.

Ты скоро умрешь, и другой человек

Хозяином вступит в оставленный дом.

Бурные, бурные воды реки[114].

Чисто омытые белые скалы.

В белой одежде, что с воротом алым,

В У[115] я тебя, милый мой, провожала.

Свижусь ли я, мой любимый, с тобою? –

Только о радости я помышляла.

Здесь, в возмутившихся водах реки,

Белые скалы до блеска омыло.

Белое платье я алым расшила,

В Ху за тобою иду я, мой милый.

Скоро увижусь, любимый, с тобою –

Вот и тревогу забыла.

Бурные, бурные воды реки,

Белые скалы видны над волнами.

Слышу твой зов – не осмелимся сами

Тайну кому-то поведать словами!

Перцового дерева крупные зерна

Обильны, уж полон для мерки сосуд;

Вы ж, сударь, могучи собою и рослы,

Достоинством равного вам не найдут!

Перцовое дерево выросло тут,

На дереве шапкою ветви растут.

Перцового дерева крупные зерна

Обильны, уж пригоршни обе полны;

Вы ж, сударь, могучи собою, и рослы,

И духом своим благородным сильны!

Перцовое дерево выросло тут,

На дереве шапкою ветви растут.

Дважды хворост жгутом охватив, я вязанку сложила,

В эту пору тройное созвездие[116] в небе светило.

В этот вечер – не знаю, что это за вечер сегодня, –

Я тебя увидала – собою прекрасен мой милый.

Почему же таким ты, почему же таким ты

Был прекрасным и добрым, мой милый?

Я связала охапку травы, положила на плечи…

Три звезды нам светили на юго-востоке в тот вечер.

В этот вечер – не знаю, что это за вечер сегодня, –

Но с тобою мы встретились – это нежданная встреча!

Почему же с тобою, почему же с тобою

Так отрадна нежданная встреча?

Я из веток вязанку сложил, опоясал в два круга,

Три звезды перед дверью моею светили нам с юга.

В этот вечер – не знаю, что это за вечер сегодня, –

Но тебя я увидел внезапно – прекрасна подруга!

Почему же собой ты, почему же собой ты

Так мила и прекрасна, подруга!

Груша растет от деревьев других в стороне,

Ветви раскинулись в разные стороны, врозь,

Так же и я одиноко брожу по стране.

В спутники разве чужого не мог бы я взять?

Но не заменит он брата родимого мне!

Вы, что проходите здесь по тому же пути,

Что ж не идете вы с тем, кто совсем одинок?

Близких и братьев лишен человек, почему

В горе ему на дороге никто не помог?

Груша растет от деревьев других в стороне,

Ветви раскинулись, густо листвой обросли…

Так же один, без опоры скитаюсь вдали…

В спутники разве чужого не мог бы я взять?

Только чужие родных заменить не могли!

Вы, что проходите здесь по тому же пути,

Разве не жаль вам того, кто совсем одинок?

Близких и братьев лишен человек – почему

В горе ему на дороге никто не помог?

В барашковой шубе с каймой из пантеры

Ты с нами суров, господин наш, без меры.

Другого ужели нам нет господина?

Служили мы исстари правдой и верой.

Рукав опушен твой пантерой по краю.

Ты с нами жесток – мы в труде изнываем.

Другого ужели нам нет господина?

Мы старую верность тебе сохраняем.

То дикие гуси крылами шумят,

К могучему дубу их стаи летят –

На службе царю я усерден, солдат.

Я просо не сеял, забросил свой сад.

Мои старики без опоры… Мой взгляд

К далекой лазури небес устремлен:

Когда ж мы вернемся назад?

То гуси, шумя, направляют полет

Туда, где жужуб густолистый растет.

Нельзя быть небрежным на службе царю –

Я просо посеять не мог в этот год.

Отец мой и мать моя… Голод их ждет!

Когда, о далекое небо, скажи,

Конец этой службе придет?

Пусть гуси свои вереницы сомкнут,

Слетаясь на пышный, развесистый тут.

Нельзя нерадиво служить – и в полях

Ни рис, ни маис в этот год не растут.

Отец мой и мать где пищу найдут?

О дальнее синее небо, верни

Солдату привычный труд!

Разве можно сказать, что я сам не имею одежды?

Семь различных нарядов теперь у меня;

Только нынешний дар твой, вот эти одежды

Будут много удобней и лучше, поверь, для меня.

Разве можно сказать, что я сам не имею одежды?

Но различных одежд было шесть у меня.

Только нынешний дар твой, вот эти одежды

И теплей, и удобней нарядов, что есть у меня.

Вот одинокая груша растет.

Влево она от пути.

Милый ко мне, одинокой, домой

Все собирался прийти.

Сердцем моим так люблю я его!

Чем напою, накормлю я его?

Вот одинокая груша растет

Там, где пути поворот.

Милый ко мне, одинокой, домой

Звать на гулянье придет.

Сердцем моим так люблю я его!

Чем напою, накормлю я его?

Прочно окутан терновник плющом,

Поле с тех пор зарастает вьюнком.

Он, мой прекрасный, на поле погиб –

Как проживу? Одиноким стал дом.

Плющ протянулся – жужубы укрыл,

Вьется на поле вьюнок у могил.

Он, мой прекрасный, на поле погиб –

Я одинока, никто мне не мил.

Рог изголовья[117] красив и, как свет,

Блещет парчой покрывало – и нет

Мужа со мной, мой прекрасный погиб,

Я одиноко встречаю рассвет.

Летние дни без конца потекут,

Будут мне зимние ночи долги…

Кажется: минут века, лишь тогда

Снова я свижусь с моим дорогим[118].

Будут мне зимние ночи долги,

Летние дни без конца потекут…

Кажется: минут века, лишь тогда

С ним обрету я в могиле приют.

Часто сбором я лакрицы занята

На вершине Шоуянского хребта.

А что люди говорят, – всё лгут они,

Этим толкам не доверься ты спроста,

Эти речи, эти речи отклони!

Не считай их сплетни правдой, помяни:

Всё, что люди ни болтают, лгут они.

Что их речи? Толки лживые одни!

Собирала там я заячью траву,

Я ее под Шоуяном рву да рву.

А что люди говорят, – всё лгут они,

Ты не верь, не слушай лживую молву,

Эти речи, эти речи отклони.

Не считай их речи правдой, помяни:

То, что люди говорят, – всё лгут они.

Что их речи? Толки лживые одни!

Собирать мне репу в поле там опять,

На восток от Шоуяна собирать!

А что люди говорят, – всё лгут они,

Ты не верь, не надо сплетням их внимать.

Эти речи, эти речи отклони.

Не считай их речи правдой, помяни:

Всё, что люди ни болтают, лгут они.

Что их речи? Толки лживые одни!