Читать книгу Уроки мудрости - Конфуций - Страница 46

Царь Просвещенный – Вэнь-ван[227] – пребывает

теперь в вышине,

О, как на небе пресветлый сияет Вэнь-ван!

Чжоу издревле в своей управляли стране,

Новый престол им небесною волею дан[228].

Или во славе своей не сияют они?[229]

Воля небес неужели не знает времен?[230]

Ввысь устремится Вэнь-ван или вниз низойдет[231],

Справа иль слева владыки небесного он!

Царь Просвещенный был полон усердья и сил,

Слава его бесконечной является нам.

Небо свои ниспослало на Чжоу дары –

Внукам Вэнь-вана, потомкам его и сынам,

Внукам Вэнь-вана, потомкам его и сынам –

Корню с ветвями[232], да жить им в веках и веках!

Людям служилым, что были у Чжоу в войсках,

Разве им также не славиться ныне в веках?

Разве они не преславны пребудут в веках

Тем, что с усердьем исполнили царский завет?

Полных величия, много служилых людей

Царство Вэнь-вана тогда породило на свет,

Царство Вэнь-вана их всех породило, и вот,

Чжоуский дом в них опору нашел и оплот.

Много достойнейших стало служилых людей –

Царь Просвещенный в спокойствии полном живет.

Был величаво-прекрасен властитель Вэнь-ван,

Ревностным был он надолго прославлен трудом.

Воля небес[233], о, насколько она велика!

Шанского дома потомки порукою в том.

Шанского дома потомки порукою в том:

Многое множество их пребывало в те дни,

Волю верховный владыка свою проявил –

Чжоу покорность свою изъявили они.

Чжоу они изъявили покорность свою.

Воля небес не навечно почиет на вас!

Лучшие лучших из иньских служилых людей

Предкам творят возлиянья в столице у нас.

Нашему предку творят возлиянья, надев

Платье с секирами, в прежнем убранстве главы[234].

Вы, из достойных достойные слуги царя,

Вашего предка ужели не помните вы?

Вашего предка ужели не помните вы?

Кто совершенствует доблесть духовную, тот

Вечно достоин пребудет и воли небес,

Много от неба и сам он получит щедрот.

Инь, до того как народ и престол потерять,

Вышнего неба владыке угодна была.

Инь пред очами да будет! Хранить нелегко

Судьбы великие. И сохранившим – хвала!

Судьбы и волю небес сохранить нелегко!

Трон сохраняя, от неба себя не отринь!

Славы сиянье о долге свершенном простри,

Мудро размысли, как небо отринуло Инь!

Вышнего неба деянья неведомы нам,

Воле небес не присущи ни запах, ни звук!

Примешь Вэнь-вана себе в образец и закон –

Многие страны с доверьем сплотятся вокруг!

Светлая, светлая доблесть взошла на земле –

Воля державная неба сошла с вышины![235]

Трудно, однако, на небо одно уповать

Да и царем быть – дела управленья трудны.

Иньский наследник небесный престол занимал

Он и утратил четыре предела страны[236].

Князем был Чжи, говорят. Его средняя дочь,

Жэнь по прозванью, в Инь-Шэн появилась она.

К нам она в Чжоу пришла, чтоб супругою стать,

Жить она стала в столице как Ван-цзи[237] жена.

Ван-цзи, наш предок, совместно с супругой своей

Жили, и долг свой они соблюдали сполна.

Там величавая Жэнь от него понесла,

Там Просвещенного в мир породила она.

Этот Вэнь-ван был наш царь Просвещенный, и он

Сердцем внимателен был и исполнен забот.

Вышнему неба владыке со славой служил,

Много от неба он принял и благ, и щедрот.

Доблесть души и достоинство в нем без пятна!

Царство над миром он принял и с ним его род.

Вышнее небо взирает на землю внизу,

Воля небес поручить ему царство – тверда.

Годы правленья Вэнь-вана едва начались –

Небо готовит подругу ему навсегда.

Там, где находится северный берег у Ся,

В этой стране, что у самого берега Вэй[238]…

Брачного возраста царь Просвещенный достиг.

Царства великого князь был там с дочкой своей.

С князем великого царства и дочка его,

Чистой красою – как младшая неба сестра!

Сделав подарки, о счастье гадает Вэнь-ван –

К Вэй отправляться для встречи невесты пора!

Мост через реку из стругов готовит Вэнь-ван.

Разве не блеском сверкающим брак осиян?

Воля от неба на землю тогда снизошла –

Волею неба и стал на престоле Вэнь-ван:

Стал он в столице, был в Чжоу удел ему дан.

Дева из Шэнь, – государыню-мать заменив, –

Старшая дочь из далеких явилася стран[239].

Милостью неба от ней и родился У-ван.

Небо тебя сохранит и поможет тебе –

Небу покорный, пойдешь на великое Шан!

Иньские, шанские – всюду отряды видны,

Лесу подобные, строятся рати солдат.

В полном порядке, как стрелы в пустыне Муе[240].

Только и наши с достоинством рати стоят.

Неба верховный владыка с тобою, У-ван,

В сердце своем да не будешь сомненьем объят!

Эта пустыня Муе широка, широка!

Блещет сандалом своим колесница, ярка;

Каждая лошадь в четверке гнедая – крепка.

Шан-фу, великий наставник, искусен в боях –

Будто орел, воспаряющий ввысь в облака!

Помощь У-вану несет эта Шан-фу рука.

Шанскую мощную рать разбивает У-ван,

В это же утро страну очищают войска.

Тыквы взрастают одна за другой на стебле…

Древле народ обитал наш на биньской земле,

Реки и Цюй там и Ци протекают, струясь.

В древности Дань-фу[241] там правил – наш предок

и князь.

Людям укрытья и норы он сделал в те дни –

И ни домов, ни строений не знали они.

Древний правитель однажды сбирает людей,

Утром велит он готовить в поход лошадей.

Кони вдоль западных рек устремились, бодры, –

Вот и достигли подножия Циской горы.

Он и супруга – из Цзянского рода сама –

Место искали, где следует строить дома.

Чжоу равнины – прекрасны и жирны они,

Горькие травы тут сладкими были в те дни…

Мы совещались сначала – потом черепах

Мы вопрошали: остаться ли в этих местах?

Здесь оставаться! Судьба указала сама –

Здесь и постройки свои возводить, и дома.

Жителей князь расселил изволеньем своим:

Тех ободрит он, участки укажет другим,

Метит границы, назначит наделы земли.

Между участками – пашен межи провели.

С запада Дань-фу проходит страну на восток…

Всюду он задал работу, все сделал, что мог!

Дань-фу зовет управителя главных работ,

Также зовет уставителя общих тягот:

Здания он повелел возводить и дома,

Мерить веревкой – так будет постройка пряма;

Доски связать и набить между ними земли…

В строгом порядке храм предков сперва возвели.

Рыхлую землю ссыпает в корзины народ –

Плотно ее между связанных досок кладет.

Громко удары звучат – уплотнилась стена,

Мажут, скоблят ее – только была бы ровна…

Многие тысячи футов возвысились в срок;

Рвенье большой барабан соразмерить не мог![242]

Ставят большие ворота в ограде дворца.

Очень высокие эти ворота! С крыльца

Ставят у входа дворцовые двери теперь –

В строгом величии высится каждая дверь.

Духам земли величавый алтарь возведен –

Всем начинаниям – место священное он[243].

Ярость властителя неукротима была –

Слава его преуменыииться тем не могла.

Выдернул он и дубы, и терновник с пути –

Ехать возможно теперь и свободно идти.

Варваров этих – гунь-и – разбежалася рать,

Быстро бежала, пыхтя и не смея дышать!

Юйский и жуйский князья разрешили свой спор,

Быстро Вэнь-ван возрастил свою силу с тех пор[244].

Я же скажу: те внушали покорность другим,

Те – были первыми, эти – последними с ним;

Те, я скажу, о царе разносили хвалу,

Эти – давали отпор и насилью и злу!

Пышные, пышные – кущею терны стоят –

Дров нарублю я и сделаю добрый запас,

Вы величавы собою, наш царь-государь,

Всюду народ ваш так тесно сплочен вокруг вас!

Царь величавый – творит возлияние он[245] –

Чаши для жертвы подносятся с разных сторон.

Чаши подносят, достоинства сами полны,

Лучшие люди – служилые люди страны.

Вижу: ладья устремилась по Цзину-реке,

Много гребцов – опускаются весла их в ряд.

Чжоуский царь выступает, я вижу, в поход.

Вслед за царем устремились шесть ратей солдат.

Как широка эта звездная в небе река,

В небе узором сияет светла и ярка.

Разве не царь вдохновляет примером людей?

Чжоуский царь – да живет он века и века!

Так вырезают, чеканят прекрасный убор:

Золотом с яшмой украсится тонкий узор.

Царь созидает основы, дал правила нам

В царстве обширном, что нет, не охватит твой взор!

Взгляни на подножие Ханьской горы:

Орешник густой и терновник на нем.

Спокоен и радостен наш государь,

Стяжает он славу в веселье своем.

На яшмовом скипетре кубок тяжел[246]:

Для жертвы в нем желтое блещет вино.

Спокоен и радостен наш государь –

Вот счастье – ниспослано небом оно.

То ястреба в небе высокий полет,

То рыба метнулась под толщею вод!

Спокоен и радостен наш государь,

Не он ли к добру подвигает народ?

Пресветлое в чаше вино, и ярка

Шерсть рыжего жертвенного быка:

Ты в жертву дары принесешь, государь, –

Да будет награда тебе велика!

Дубняк низкорослый – густой он, густой! –

Его на дрова собирает народ.

Спокоен и радостен наш государь,

От духов он множество примет щедрот.

Пышнеет, пышнеет вьюнок по ПОЛЯМ,

Ползет по ветвям и древесным стволам.

Спокоен и радостен наш государь,

Он счастье снискал, непорочен и прям.

Почтенья была преисполнена Тай-жэнь,

Царя Просвещенного матерь она;

Свекровь свою – Цзян[247] – почитала с любовью,

Достойная царского рода жена,

И Тай-сы прекрасную славу блюла[248];

И были потомки царя без числа.

Князьям, своим предкам, царь следовал строго,

И светлые духи не знали обид[249],

И светлые духи не знали печали,

Вэнь-ван для жены образцом предстает,

Он братьям высокий пример подает,

К добру направляет страну и народ.

Согласье и мир во дворце этом царском,

Царь входит с почтеньем сыновним во храм;

Один – а ведет себя будто при людях,

В труде неустанном блюдет себя сам.

Не мог отвратить он великие беды[250],

Но блеск и величье его без пятна.

Деянья, которым он не был научен, –

И те совершенны, в них мудрость видна.

И доблестью духа мужи овладели,

Стремились к ней юноши с этой поры.

Был древний наш царь неустанно прилежен,

И славные царские слуги мудры!

Вышнего неба державен верховный владыка,

В грозном величии вниз он глядит и четыре

Царства предела кругом озирает и ищет

Места народ успокоить в довольстве и мире.

Так увидал он, что оба великие царства[251]

Сбились с пути – потеряли давно управленье;

Так озирал он и стороны света, и царства:

Воли небесной достойных[252] – искал в размышленье.

Выбрав достойного, неба верховный владыка

Царства его захотел увеличить границы,

Взор обращает с любовью владыка на запад…

Земли дарует ему, чтобы в них расселиться.

Вот очищают там землю от мертвых деревьев –

И подгнивающих стоя, и павших на землю:

Всё подровняли, приводят в отменный порядок

В парках аллеи и буйно растущие чащи;

После всего прорядили как надо катальпы,

Лишние прочь удалили прибрежные ивы,

Лишние ветви у всех шелковиц отрубили,

Горные туты, почистив, подстригли красиво.

Светлого доблестью ставит Тай-вана владыка,

Варвары в страхе дороги заполнили… Милость

Небо явило, царю приготовив супругу:

Воля небес над Тай-ваном тогда укрепилась…

Вот озирает небесный владыка и гору:

Чащи колючие он разредил и дубравы,

Сосны и туи нечастыми стали. Владыка,

Царство воздвигнув, достойного ищет державы.

Жил-был Тай-бо, а при нем младший брат его

Ван-цзи[253],

Следовал сердца влеченью – Тай-бо возлюбил он!

Нежно любил, почитая как старшего брата.

Ван-цзи свое торжество укрепил, возвеличил –

Был одарен он за это сверкающей славой,

Принял щедроты от неба… Приняв, не утратил –

Так завладел он и всею обширной державой.

Этому Ван-цзи великий верховный владыка

Сердце измерил – и всюду разносит незримо

Славу о доблести духа и верности Ван-цзи.

С доблестью духа все стало тому постижимо!

Вещи он мог постигать и умел различать их,

Мог наставлять он и был государем народу,

Правя всей этой великой страною, снискал он

Всюду покорность и преданность царскому роду –

Время настало царю Просвещенному править!

Доблесть духовная в нем навсегда безупречна,

Много щедрот он от вышнего неба владыки

Принял и передал детям и внукам навечно.

Молвил царю Просвещенному неба владыка:

«Людям изменчивым не уподобишься ныне,

Не уподобишься алчным и сластолюбивым!

Шествуя прямо вперед, поднимайся к вершине!»

Люди из Ми[254] непочтенье свое показали,

Дерзко осмелясь перечить великой державе,

Вторглись в пределы Юани и Гуна достигли!

Царь поднимается, грозный и в гневе и в славе, –

Царь Просвещенный отряды свои собирает,

Чтоб подавить этой рати пришедшей дерзанье,

Благо для Чжоу еще укрепить, приумножив,

И утолить Поднебесной страны упованье!

Царь наш спокоен в столице, а царские рати,

Выгнав врага из Юани за наши границы,

Горы проходят высокие; войско чужое

Больше на наших холмах не осмелится биться.

Нашими стали источники, наши – озера.

Хочет наш царь поселиться в прекрасной долине.

Циской горы избирает он южные склоны,

Там, где поблизости – вэйские чистые воды.

Тысячи стран в нем достойный пример обретают,

Снова царя обрели в Поднебесной народы.

«Светлую доблесть и мудрость свою полюбил я, –

Молвил царю Просвещенному вышний владыка, –

Праведный гнев твой, глубоко в груди затаенный,

Вдруг не проявишь ты громким и яростным криком.

Не полагаясь на знанья свои и на опыт,

Ты подчинился владыкою данным заветам».

Молвил царю Просвещённому вышний владыка:

«Царства союзные все призывая к совету,

С братьями выступишь ты в единении ныне,

Лестницы ваши стенные захватишь с крюками,

Башни осадные двинув и взяв катапульты,

К городу Чун приступи со своими войсками».

Медленны, медленны так катапульты и башни,

Высятся, высятся мощные чунские стены.

Чунских людей одного за другим изловили;

Суд учинив, мы обрезали уши у пленных.

Небу и богу войны совершили мы жертвы,

Этим покорно пристать к нам всех пригласили –

Нас не обидел никто в Поднебесной отказом.

Башни по стенам осадные били и били…

Чунские стены стоят нерушимо и крепко…

Царь, нападая, войска посылает, и боле

Рода их нет – он прервался, совсем уничтожен!

Нет в Поднебесной противников царственной воле.

Чудесную башню задумал построить Вэнь-ван,

Он выполнил все измеренья и вычертил план.

И вот весь народ принимается строить ее,

И дня не прошло – завершает, усерден и рьян.

Вэнь-ван, начиная, сказал: «Не спешите к концу!»

Приходит народ наш к Вэнь-вану, как дети к отцу.

Вот царь Просвещенный идет в свой чудеснейший

сад –

Олени и лани повсюду спокойно лежат,

И шерсть на оленях лоснится, лоснится, блестит,

И птиц белоснежных сверкает чистейший наряд!

Вот царь Просвещенный выходит на берег пруда –

В нем рыбки резвятся, чиста и прозрачна вода.

Звучащие камни висят под узорным гребнем,

А мы в барабаны большие и в колокол бьем.

И стройно звучат барабаны и колокола,

И в школу средь круглого озера радость пришла!

Как стройно звучат с барабанами колокола,

И в школу средь круглого озера радость пришла![255]

Из кожи каймана ритмично звучит барабан:

Слепые поют свои песни, чтоб слушал Вэнь-ван.

Ныне У-ван[256] утверждает правление Чжоу…

Мудрыми слыли цари у былых поколений:

Чжоуских три государя отныне на небе[257] –

Их продолжатель в столице обширных владений.

Их продолжатель в столице обширных владений,

Хочет поднять он всю доблесть державного рода,

Вечно достоин он неба верховных велений,

Он пробуждает и веру в царя у народа.

Он пробуждает и веру в царя у народа,

Землям подвластным примером пребудет надолго.

Вечно сыновней любовью он полн и заботой,

И да пребудет примером сыновнего долга!

Был он один над землею, любимый народом,

Доблесть покорная стала народа ответом.

Вечно сыновней любовью он полн и заботой,

Тем он прославлен, что следовал предков заветам.

Так он прославлен, что много грядущих потомков

Следовать будет примеру их предка У-вана.

Тысячи, тысячи лет от всевышнего неба

Будут щедроты они получать непрестанно.

Неба щедроты да будут для них непрестанны;

С данью придут Поднебесной предела четыре!

Тысячи, тысячи лет протекут, а потомки,

Разве опоры себе не найдут они в мире?

Царь Просвещенный, он славу имел:

Да, он великую славу имел!

Мира для царства искал он; удел

Мудрого – зреть торжество своих дел.

Был Просвещенный воистину царь!

Небо царю повеление шлет,

Он совершает свой ратный поход –

Чун[258] покарал Просвещенный – и вот,

Город на фынской земле создает[259].

Был Просвещенный воистину царь!

Стены возвел он по вырытым рвам,

Фын он воздвиг соответственно им.

Мелким не стал предаваться страстям,

К предкам – сыновнепочтителен сам.

Был он, державный, воистину царь!

Славными были заслуги царя,

Только лишь стены он Фына воздвиг,

Стали едины пределы страны –

И точно столп царь державный велик.

Был он, державный, воистину царь!

Фын свои воды стремит на восток –

Юй совершил свои подвиги встарь![260]

Стали едины пределы страны –

Царь наш державный им всем государь!

Он, наш державный, воистину царь!

Круглый, как яшмовый скипетр, пруд

В Хао-столице[261]. С востока идут,

С запада, севера, юга… Смотрю:

Нет уж нигде непокорных царю!

Он, наш державный, воистину царь!

Судит наш царь и гадает о том,

Будут ли в Хао столица и дом.

Будет! – решил черепаховый щит. –

Царь наш Воинственный дело вершит.

Он, наш Воинственный, – истинно царь!

Травы питает река наша Фын.

Разве У-ван не трудился один?

Планы исполнил для внуков своих,

Будет доволен почтительный сын![262]

Царь наш Воинственный – истинно царь!