Читать книгу Сеть. Горизонт событий - Конрад Клинч - Страница 3

День седьмой

Город №1. Аркаим. Комната для допросов.

За зеркалом Газеллы сидит человек в окровавленной одежде. Несколько ярких прожекторов направлено в его сторону. На лице заметны явные признаки насильственных действий: синяки, ссадины, порезы. На столе несколько бумажных платков скомканных в окровавленные геометрические фигуры произвольных форм.

Объект номер: № Неизвестен

Город. Какой-то незнакомый мне город. Плохо освещённая улица. Изредка мелькают разноцветные витрины магазинов. Тёмно-серые бетонные плиты произвольно складываются в унылые строения формы небоскрёба. Настроение такое, как будто его вообще нет. Взгляд направлен вниз. Ржавая решётка под ногами практически полностью утонула в воде. Да, вокруг много воды, льёт дождь. Потоки стекают прямо с верхнего яруса, но более-менее равномерно. Лужи. Брызги в разные стороны. Ботинки уже все сырые, воды набрали, даже пальцы на ногах онемели. От холода дрожь по телу. Прохожих не особо много, так, изредка пробегают случайные встречные, накрывшись с головой плащами. Кто-то идёт с зонтами, а я иду, не спеша. Иду и иду куда-то…

Останавливаюсь у какой-то сувенирной лавки. Угол дома. Шесть дробь десять. «Магазин антиквариата у Кристины». Огромная витрина заставлена маленькими статуэтками, картинами, коллекцией позолоченных часов – и всё это в приятном жёлтом ламповом свете. Решил зайти. Колокольчик на дверях, запах аромамасел, небольшой, но уютный магазинчик сверху донизу заставлен различной ненужной мелочёвкой. Наверное, там ещё подвал или кладовая была, в которой ещё больше навалено этих безделушек.

Странно, магазин «У Кристины», а за кассой какой-то престарелый мужик. Тощий, небритый, в каком-то растянутом свитере и небольшой шапочке на голове, прикрывающей только его программатор. Увидел меня, улыбнулся. Посетителей было немного, всего один. Я не вижу, кто это, вижу только здоровую фигуру, чёрный плащ и огромную вазу размером с тридцатилитровое ведро. Ваза красивая, наверное, в подарок, похожа на фарфоровую, с голубым орнаментом на белом фоне, естественно, тяжёлая. Тот незнакомый мне мужик, покупатель, стоит и держит эту огромную вазу двумя руками, а расплатиться не может. На полу грязь, руки заняты, а на кассе нет места, чтобы поставить ту вазу, полно барахла разного. Увидел меня и подзывает к себе, чтобы помог.

И вот я держу её, такой, эту вазу, продавец и покупатель как всегда обмениваются любезностями и добрыми пожеланиями, улыбаются. А потом… тот мужик в чёрном плаще поворачивается ко мне лицом, и я… я как будто призрака увидел. Всё тело сковало страхом, зажалось. Стало страшно. Смотрю на него, а он смотрит на меня. Улыбается, что-то говорит. Пытается забрать обратно эту вазу, а я не отдаю. Почему он меня не знает, а я знаю его? Знаю, но не могу вспомнить, кто он такой. Понимаю, что это всего лишь сон, и мало ли кто может присниться, но в том сне я его боялся. Боялся настолько, что со всей силы швырнул ту огромную вазу прямого в него. Он упал. Ваза вдребезги. Крики, мат. Я выбегаю оттуда и бегу. Бегу без оглядки. Бегу изо всех сил. Бегу по лужам. Бегу мимо бетонных плит и одиноких прохожих. Бегу, в пустоту, в темноту. Бегу и бегу.

А потом просыпаюсь…

День первый

Челнок номер №К987. Спальный отсек.

Стук в дверь. Громкие крики:

– Подъём!

– Вставай, соня! Наша смена через пять минут!

– Или кому-то нужен прекрасный принц, чтобы разбудить «спящую красавицу»?

– Принца нет, зато есть я! Если хочешь, то могу и я поцеловать, да в засос, да так, что ты…

Уже выхожу! Вот идиоты, на весь отсек опозорили, – вставая с кровати, – идите к погрузчику, я вас догоню!

Работа. Каждый новый день для меня всегда начинался одинаково, с работы. Живём, не для того, чтобы жить, а чтобы работать. И так было всегда, сколько себя помнил. И всё этот НитПром. Хотя уже тогда, я знал, догадывался, что был после обнуления. Как это понял? Да всё просто. Не моё призвание. Всегда ненавидел эту каторжную работу.

А если серьёзно, на нашем челноке не я один не помнил своего прошлого. Кем я был до того, как стал искателем, были ли у меня друзья, или враги? Ничего этого я не знал… и многие мои знакомые тоже не знали кто они такие. И это нас объединяло. Все мы хотели «вспомнить» своё настоящее прошлое, а не довольствоваться цветными картинками искусственно вживлённые в нашу память.

Тоже мне – смеясь – мозгоправы! Могли бы хоть поработать над визуализацией картинки. Сюжетную линию сделать нелинейной, добавить новых персонажей. А то одна и та же «проекция» единого прошлого на всех. И у всех нас оно начиналось совершенно одинаково: белая палата, медсестра блондинка, невянущие цветы в вазе и нарисованное солнышко за окном. Будто бы мы счастливчики! Только что после НППГМ и поэтому ничего не помним. Не беда, небольшой побочный эффект, что тут такого? Зато теперь, мы счастливые обладатели только что вживлённого в наш мозг программатора, который и должен был частично спасти нас от радиации и улучшить качество жизни. Перед нами открывались новые горизонты, где доступны практически все современные блага постапокалипсического общества. Настроение приподнятое! Вроде как радуешься такому везению, а потом… Потом мы подписываем контракт с НитПромом. Нас распределяют по челнокам, и мы становимся искателями…

Искатель – это не жизненная позиция и не поэтичная характеристика, описывающая личность героя в каком-нибудь литературном произведении. Красивое слово, казалось бы, с глубоким, романтическим подтекстом должно обозначать что-то возвышенное и духовное, но нет. Это всего-навсего обычное слово. Искатель – профессия, для многих, ставшая навязанным смыслом жизни. Без фамилии. Без отчества. Без прошлого. Только имя и протокол регистрации программатора в Сети.

Тогда, до встречи с мистером Понтом я был одним из тех, кто каждый день начинал своё утро под землёй и трудился по двенадцать часов в день до дрожи в ногах. Тяжело, а что поделать, кто-то же должен был выплачивать кредит за спасение моей никчёмной жизни.

Вы и сами прекрасно знаете, что это были за времена. Времена всеобщей депрессии. Человечество только-только поднималось с колен после сокрушительного поражения от собственной беспечности. Хотели как лучше, удовлетворить население планеты необходимой электроэнергией. Настроили АЭС чуть ли не на каждом квадратном километре. Но, получилось как всегда. В какой-то момент потеряли контроль и… апокалипсис, техногенная катастрофа и всё в таком духе. Нас будто откинуло назад во временной цепочке эволюционного развития. Наступила эра постапокалипсиса. Первое время было тяжело. Кругом разруха. Кругом беспорядок. Кругом враждебная среда. Радиация. Туман. Мир сильно изменился. Стал чужим. Небо, больше серое, чем голубое, постоянно утянуто тучами. Озоновый слой практически разрушен. Воздух, он вроде как бы есть, но по факту его нет. Нет тех нескольких секунд ненавязчивого спокойствия в ожидании следующего вдоха. Вместо этого спазм, жжение и катастрофическая нехватка кислорода. И ты как рыба на суше с жадно открытым ртом глотаешь и глотаешь этот воздух…

Да, жить стало значительно тяжелее, но мы всё-таки выжили. Где наш брат не пропадал? Человечество с достоинством пережило тягостный удар судьбы. Недостатки превратились в достоинства. Нет больше стран, областей и городов в устаревшем понимании этих слов. Теперь есть совершенно новые, автономные Города со своими законами и порядками, которые объединены в некий союз – Постапокалипсическую Конфедерацию Городов, которым управляет Искусственный Интеллект, ласково называемый ЕВА. И всё это связано между собой нейробиологической Сетью. Можно сказать, что Программатор, ЕВА, Сеть и, конечно же, Нитросиритин – это четыре столпа, четыре кита, на которых держится новое общество.

Со временем, двое из братьев покинули этот мир, а двое других всё ещё остались танцевать на костях наших предков. Два вестника постапокалипсиса – Хаос и Потребление. Если с правлением первого человечество ещё как-то мирилось, то вот со вторым мириться было подобно смерти. Потребностей было больше, чем возможностей их удовлетворять. Всеобщий регресс. С продовольствием нашли выход, заменив натуральную, свежую продукцию суррогатом и вкусовыми пластырями, а вот с топливом, с ним пришлось туго. Нитросиритина на всё и на всех не хватало. Постапокалипсический мир в очередной раз пал или впал в сырьевую зависимость. Такое уже случалось на этой планете. Мы знаем: нефть, газ, не хватка электроэнергии, теперь вот – нитросиритин. И его нужно добывать. Помногу и постоянно. И это была моя работа.

А начиналась она с огромной, ржавой консервной банки, которую было принято называть челноком, и которую нужно было давным-давно отправить на металлолом. Никто толком не знал, когда и кем он был построен. Потому как челноки, постоянно перестраивались, расстраивались, достраивались. В общем, с ними делалось всё то, что имело подобную форму слова, я имею в виду окончание. Местные умельцы-самоучки, проектировщики с очень большой буквы, уже не обращали внимания на такие вещи как чертежи и планы. Они попросту делали то, что им нужно было сделать, не вникая в детали и не задаваясь лишними вопросами. А зачем напрягаться? Надзорного органа нет, начальство подгоняет – строили так, как могли, а если не могли, так как надо, то всё равно строили так, как могли. Дверь, ведущая в дверь, которая ведёт в никуда…

Большой иллюминатор с орнаментом кирпичной кладки, заложенной в него. Узкие, ржавые коридоры, в которых линии перспективы могли и не сходиться из-за банальных просчётов при проектировке. По ним, прямо посередине, мог пролегать трубопровод из десятка разноразмерных труб, причём как под ногами, так и над головой. Устаревшие, но дешёвые источники освещения, напоминавшие лампы накаливания, размещались то друг напротив друга, то на значительном отдалении друг от друга. Вентиляционные шахты, с которых сыпался песок, уходили в никуда. Километры проводов, перепутанные и перемотанные между собою обычной изолентой, приматывались к проржавевшим опорным конструкциям со следами повторной сварки и кривыми швами. Хорошо, что я не занимался обслуживанием этой рухляти. Моя работа заключалась в другом.

Бризантные взрывчатые вещества, капсюли, детонаторы – во всём этом я разбирался, как пивовар разбирается в сортах свежесваренного пива. А разобрался, пройдя всего пару инструктажей на месте, в шахте, – как будто это было у меня в крови. Я взрывник. Ремесло моё опасное, но зато не пыльное. Нет, пыли, конечно, много, даже очень, но только после того, как я поработаю. Рутина. Так было всегда, пока я не встретил его…

Тот день стал особенным для меня во всех смыслах. Тогда я ещё не знал, что судьба как горизонт событий тянет меня к той самой точке невозврата…

Три тысячи метров под землёй – глубина шахты. Я спустился ниже зоны выработок, разрабатывая новые участки. Производил забой нужных пород урансодержащих руд для следующей смены. Ничего особенного, всё как всегда: вручную пробурил шпуры, вручную заложил взрывчатку, вручную подорвал. Почему вручную? Да потому, что у нас на челноке, да как и везде, применялся в основном ручной или механизированный труд. Глобальная роботизация, как межзвёздные перелёты и космическая колонизация других планет потерпели сокрушительное фиаско. На то были свои причины. Поэтому нам – искателям – ничего не оставалось, как рассчитывать на собственный ручной труд, как по старинке.

В тот день я заработался. Было уже поздно, восемь часов вечера. Начал выбираться. К тому времени как добрался до клети, в шахтах уже было пусто. Вся смена давно отдыхала на челноке. Не сильно расстроился, начал выбираться.

Поднимаюсь, значит, вверх, и тут, в одном из прилегающих штреков, вижу синего зайца. У нас, у искателей, есть поверье одно. Кому повстречается этот самый синий заяц, всполохи метана под куполом выработки, того ждёт счастье. А счастье – это всегда хорошо. Вот только заяц был не синим, а фиолетовым. Никогда не был суеверным человеком, но еле различимое, отдаляющееся фиолетовое свечение в темноте я точно видел. Принудительной вентиляции здесь не было, может, надышался радоном или ещё чем, подумал я. Потом ещё раз подумал и решил проверить свои догадки. Остановил клеть, вышел.

Так я и познакомился с мистером Понтом и странным существом фиолетового цвета…