Читать книгу Сеть. Горизонт событий - Конрад Клинч - Страница 4

А дальше, на следующий день, я… – долгая пауза – я должен был встретиться с ним на следующий день. Мистер Понт сказал, что он законник, и хочет предложить мне какую-то работу. Но вместо него, в назначенное время, в назначенном месте встречи я увидел совершенно другого человека. Его звали Пшёнка. Гражданин Геннадий Пшёнка.

Вообще, он показался мне каким-то неопрятным раздолбаем, у которого, к тому же, было плохо со вкусом. Новенький кожаный плащ светло-коричневого цвета. Потёртая косуха с цепями, которая явно была ему мала. Из-под неё торчал край рубашки и строгий галстук в полоску, как у офисных служащих. Зато ботинки, тоже чёрные, тоже кожаные, похожие на рокерские, блестели, как у кота шерсть.

Комплекция у него была хорошая. Плотная такая, даже чересчур. Переваливалась через край его «грушевидной» формы тела. Невысокий рост, мясистые руки и округлённое лицо. Скорее всего, в прошлом он занимался тяжёлой атлетикой или борьбой. Чем-то напоминал седобородого мужика с красным мешком. Такой же добродушный и весёлый толстяк, даже смеялся также. Постоянно шутил и был весь на позитиве. Правда, улыбка у него была странная. Он вроде как улыбался, и в то же время не совсем. Половина лица, правая, она у него практически не двигалась. Особенно это было заметно по губам.

Этот Пшёнка сказал, что нам нужно попасть на Восьмой – в город №8. А до того дня я ни разу не покидал пределов своего челнока. Можно сказать, не видел «цивилизации». Да я даже в открытой внешней среде и то не был. Видел краем глаза из шахтёрской клети, когда спускались под землю. А так, чтобы ходить по заражённой земле, такого ещё не было. У нас на челноке ходило много невероятных баек и легенд. Говорили все: и кто был там, и кто не был, даже самый ленивый и тот говорил. Почему-то многие считали, что радиационный фон там превышен в сотни раз. Что это одна сплошная зона отчуждения. Что там нет ничего живого, кроме мутантов и зомби. Что там ежесекундно бушуют грозы и проливаются радиационные ливни. Что там обитают призраки людей, погибших мучительной смертью ещё во времена той далёкой, техногенной катастрофы.

На деле же чёрт оказался не таким, каким его малевали. Да, возможно, суровым, возможно, подозрительным. Но точно не страшным. Скорее, наоборот, впечатляющим. Я никогда не стоял на твёрдой земле и не видел вживую тех потрясающих пейзажей, созданных самой природы. Мы шли по какому-то плато или по дну высохшего озера. Шли к багги, припаркованному в пересохшем буше. Под ногами пересохшая земля белого цвета, сплошь покрытая тонкой соляной коркой, которая, с каждым новым шагом хрустела и крошилась как картофельные чипсы. Слышался надоедливый треск…

Начало осени. Холодно. Вот-вот начнётся сезон дождей. Сильный ветер сгонял в долину тучи с гор и яростно обдувал лицо. От него слезились глаза, и жгло кожу. Но я продолжал всматриваться в горизонт. В эту пылающую линию багрово-оранжевого цвета, где величественные нагромождения гор насквозь пронзали пелену практически неразрывного одеяла из тумана. Хорошо помню те ощущения. Странные и необъяснимые. Во мне что-то пробудилось. Пиломоторный рефлекс, и по телу проскочили толпы муравьёв. И волна приятных воспоминаний захлестнула меня. Как тогда, когда я смотрел на неё…

Беспристрастный взгляд, и душа на распашку. Оттенки, играющие настроением. И звуки, точнее голос. Звонкий и в то же время мягкий голос, который непонятно как, и непонятно почему, но был созвучен биению моего сердца. И линии… Линии, плавно перетекающие в формы. Линии тела. Плавные линии, гармоничные линии. Сотни линий… тысячи линии…

Тысячи лини сошлись на листе,

Образ рисуют. Говорят о тебе

Тысячи мыслей в моей голове.

Страшно признаться, прибываю во сне…

Всё, что там вижу, лишь полный обман.

Кости игральные – сердце в капкан.

Что же там чувствую? Тоже обман.

Жить безрассудством – поэта изъян.

У птицы есть крылья, у меня есть строка,

Линии глаз украдите меня.

У зверя есть когти, у меня есть душа,

Линии губ совратите меня.

У многих есть цели, у меня кабала,

Линии шеи сводите с ума.

У мыслей есть вечность, а у нас только век…

В линиях тела живёт человек.

Тысячи мыслей сошлись на листе.

Звёздное небо. И сердце в огне.

Тысячи линий в моей голове.

Страшно. Но не время мечтать о мечте…

Её звали Виктория. Именно из-за неё я согласился на эту работу. Хотел вырваться из кабалы вечного долга, в который меня загнал НитПром, переехать в какой-нибудь город, вместе с ней. Мне многого хотелось. А в тот момент, хотелось, чтобы она была рядом. Здесь и сейчас. Мне хотелось, чтобы мы вместе с ней смотрели на уходящее солнце, на ту пылающую линию горизонта, где величественные нагромождения гор насквозь пронзали пелену практически неразрывного одеяла из тумана. Где золочёные кроны деревьев утопали в остывающих лучах небесного светила. Где розовые облака разбавляли серость окружающей действительности. Где свет и тень создавали причудливые формы и…

Нас трясло. Просто адски. Надо сказать, неприятные ощущения. Поверхность земли вроде бы ровная, но наш багги катился по ней как по стиральной доске. Всю душу вытряс. Сиденье жёсткое, бьюсь об трубчатый каркас, мотает в разные стороны, камни и щебень из-под колёс летят прямо в лицо. Весь в пыли и соли, а этот гражданин Пшёнка довольный сидит. Ещё тот водила. А что ему, он в защитных очках как у лыжников. Едет и радуется, улыбается в половину своего лица. Весело ему, покатушки с ветерком. Треплется без умолку о какой-то там «гнили», показывает свой волосатый живот с огромным шрамом. Рассказывает о том фиолетовом псе, Галстуке и своём шеффе. Не знаю осознанно или неосознанно, но он почему-то удлинял букву «ф» в этом слове. Звучало не привычно.

Я, конечно, слушал его, но думал о своём. Продолжал думать о ней, о Виктории. Не знаю почему, но меня потянуло на романтику при виде всей этой красоты. Если честно, предпочёл бы видеть именно её рядом с собой, а не этого мужика «грушевидной» формы тела. Я пытался ей говорить о своих чувствах. Намекал пару раз, но она делала вид, что не понимает, о чём я. Не знаю, может, я был не «слишком» настойчивым, а может, мои намёки были не такими, какими должны были быть? А может, она меня просто не любила…

Ну, а что с меня взять? Обычный искатель. Каждый день под землёй, в грязи. Чумазый весь. Поговорить со мной тоже не о чем, точнее, я всегда просто молчал. Не знал, что сказать. Дурак. Просто молчал. Боялся, что покажусь глупцом или, вообще, чем-то обижу. Другие кавалеры трещали без умолку, как этот Пшёнка. Щедро комплиментами осыпали, улыбались, дебильные шутки шутили, а я как дурак стоял в сторонке и смотрел на эти «петушиные» пляски. С ними весело, не так как со мной. Но я до последнего надеялся, верил, что она всё-таки распознает фальшь и сумеет отличить слова о любви от самой любви и…

Мы остановились. Встали прямо посередине, или посредине этой безжизненной, солончаковой долины. Солнце уже зашло. Туман стал сгущаться. Где-то в небе высоко-высоко просматривался контур многоликой луны. А звёзд не было, тучи налетели. Из движка валил дым. Густой и белый. Возможно, радиатор закипел, или мотор перегрелся, не знаю. Знаю то, что Пшёнка ходил вокруг моторного отсека взад-вперёд, хорошо так матерился, бил кулаком по капоту и иногда попиновал колёса нашего транспортного средства. И, как назло, начал моросить дождь…

– Вот гадство! Почему я такой невезучий, а?!

– Не вы один такой

– Что?

– Нет, ничего…

– Ладно, здесь недалеко есть железнодорожная станция. Доедем до Восьмого на поезде. А до железки нам с тобой придётся на своих двоих добираться

– А машина?

– Что машина?

– Прямо здесь её оставим?

– Нет, с собой заберём! Чёрт! Конечно, оставим здесь этот кусок… всё равно она не моя!

Шли мы недолго, где-то с час. Может, чуть меньше. Туман окончательно сковал долину, ограничив нас в видимости всего в паре десятков метров. Дождь по-прежнему моросил. Под ногами уже ощущалась солевая жижа, и идти становилось значительно труднее. Ботинки нацепляли грязи и становились неподъёмно-тяжёлыми. И тут я услышал не совсем привычные звуки, как будто дождь стучал по…

– Вы слышите?

– Да

– Что это за звуки?

– Звуки дождя

– Спасибо, это я понял, – вытирая обжигающие капли радиационного дождя с глаз, – почему такой звук? Как будто здесь металлические крыши или сотни пустых кастрюль?

– Это ферма – ускорившись – чья точно, не знаю, но думаю, что местных, они как раз в этих местах промышляют. Поэтому давай живее. Тучи чернеют, сейчас гроза начнётся

– А что за ферма и что за местные? Не думал, что в открытой внешней среде в этой пустоши кто-то живёт

– А где им ещё жить? Местные – это группировка Несостоявшихся Элементов Цифрового Общества, которые так себя и называют. Контрабандисты, наркоторговцы, налётчики, в общем, нехорошие люди. Мы их пока не трогаем, не лезем в их дела. Живут в зонах отчуждения и ладно, лишь бы к нам в города не совались. Сейчас не до них, своих проблем хватает

– А ферма?

– Наверное, знаешь про дефицит энергоресурсов? Ты же искатель, должен знать. ЗФ17 уже давно перестал покрывать наши потребности, его просто не хватает на всё и всех. Вот эти местные предприниматели и придумали заниматься «фермерством» – смеясь – природу доят. Возобновляемые источники электроэнергии на чёрном рынке приносят не плохую прибыль. Конечно, до нитросиритина им далеко, но всё же. Грозы и ветра здесь сильные, так что они неплохо устроились, – указывая в сторону, – вон она, грозовая чаша. Их здесь сотни и все с накопителями. Каждая такая накапливает электричество на тысячи киловатт или мегаватт, в общем, очень много – оглядываясь – где-то здесь должна быть подстанция…

Я никогда прежде не видел ничего подобного. Та чаша, на которую указал Пшёнка, она была просто огромной. В диаметре, наверное, метра два с половиной или три. Напоминала барабанную тарелку или параболическую антенну только из какого-то потемневшего сплава металла. Возможно, из меди, или другого, доступного проводника. Она крепилась к штырю, который был похож на увеличенную копию пневматической стойки амортизатора автомобиля. Только здесь ещё были провода, какие-то электрические счётчики, тумблеры и индикаторы, моргающие красным и зелёным цветом. Возвышаясь на несколько метров над землёй, эта чаща была полностью покрыта выбоинами, местами оплавлена. В ней уже было полно дождевой воды, переливалась через края. Кое-где, несмотря на внушительную толщину условно медного сплава, она имела сквозные отверстия с рваными краями.

Барабанная дробь дождя усиливалась. Это уже было похоже на ливень. Тридцать вторые доносились со всех сторон. Туман прибило к земле как пыль. И тут я увидел очертания сотен точно таких же чаш, выстроенных в строгие линии. А где-то позади них, тусклым, еле заметным свечением мерцали огни…

– Это и есть подстанция? Там вдалеке?

– Похоже – присмотревшись – да, точно она. Молодцы, предприимчивые ребята. На месте бывшего порта построили, – присмотревшись внимательнее, – вон видишь, рыболовный траулер на боку лежит. А вон и шхуна какая-то. Такого добра здесь должно быть навалом. Да, раньше строили на века, а теперь всё это в прошлом. Жизнь непредсказуемая штука и никогда не знаешь, что будет завтра. Да и будет ли оно вообще, это «завтра». А жить нужно. Нужно продолжать жить.

Каждый раз, когда я вижу подобные руины или остатки прежних цивилизаций, мне становится как-то не по себе. Грустно что ли? Не знаю. Наверное, я слишком впечатлительный, ранимый – уточняя – так мне многие говорят. В общем, видя такие вот картины, начинаю задумываться о смысле жизни. Нет, не о какой-то там философии, а о реальном смысле жизни. Для чего все эти сложности? Для чего мы живём? Вообще, есть ли в этом какой-то смысл?

Вот как сейчас, тот порт и корабли, они ведь когда-то были востребованы. Всё это кто-то же строил, с какой-то целью, не просто так. А теперь они никому не нужны. Из-за радиации их даже на металлолом не распилили. Тогда, может, и не нужно было их строить?

– И в чём же смысл жизни? По-вашему?

– Каждому своё. Для меня, его нет

– Как так?! Вы же сами сказали, что всё в этом мире создаётся для каких-то целей. Получается, и у вас она есть. Вас же создали. Вы же существуете

– Я не знаю – неуверенно – правда, не знаю. Может я и нужен этому миру, чтобы исполнить какое-то предназначение, но для меня самого ничего этого нет. Во всяком случае, ничего такого я не чувствую. Всё одно. Можешь отнести этот вопрос к очередной загадке вселенной с пометкой «риторический»

– Нет, это не ответ. Должен быть смысл во всём

– Мало ты пожил малец. Поживи с моё и потеряешь этот свой, «эфемерный» смысл, – посмотрев в небо, – гадство! Ещё скажи, что в этом тоже есть смысл!

Я поднял голову вверх. На фоне тёмно-синего вечернего неба иссиня-чёрные тучи смотрелись как-то очень зловеще. Там в вышине, уже мелькали тонкие прожилки молний и слышалось глухое рокотание грома. Надвигающийся грозовой фронт одним только своим видом внушал не то что уважение к силам природы, скорее первобытный страх, а то и целый ужас. Всё в округе моментально погрузилось во мрак. Ветер усилился. Дождь усилился. Начиналась гроза.

Мой сопровождающий, Пшёнка, крикнул что-то матное и резко подорвался с места. Я никогда в жизни не видел, чтобы человек такого крупного телосложения как у него, мог так быстро бегать. Он настолько неприлично быстро отдалялся от меня, что я никак не мог его догнать, хотя бежал изо всех сил. Пятки, конечно, не сверкали, только брызги и грязь в разные стороны. Безуспешная погоня длилась не долго. Ровно до того момента, пока в одну из чаш, что была в паре метров от меня, не ударила молния.

Гнев небес. Ярким столбом искривлённой, зигзагообразной формы, разряд природного электричества впился в медную чашу. От мощнейшего удара она завибрировала и подсела на пневматической стойке амортизатора. Ужасный звон. Брызги и искры в разные стороны. Шипение. Пар. А затем… миллисекундная задержка и грянул гром. Он как будто тоже бежал следом за этой молнией и тоже откуда-то сверху. Бежал, бежал. Долго бежал, а потом плюхнулся на землю, в то же самое место, в ту же грозовую чашу, что и молния. Мощь ударной волны была настолько сильна, что меня как пушинку отшвырнуло на несколько метров назад. А вместе со мной разлетелись и клочья тумана, капли дождя, грязь, камни. Всё это одним сплошным потоком окатило меня с ног до головы.

Лежу на спине, в грязи. Какое-то время не мог подняться, потом протёр глаза, осмотрелся. Пшёнки, конечно же, не было, зато молнии сверкали по всей округе. От многочисленных ударов потряхивало землю. Вся впадина была усеяна разрядами электричества. Сотни молний, как проросшие семена растений, своими «высоковольтными» корешками тянулись к земле. И те, кто говорят, что молния не ударяет в одно место дважды – не верьте им. Это не так. Как голодные псы вгрызаются в брошенную кость, так и разряды высоковольтного тока вгрызались в одну и ту же чашу, по нескольку раз подряд. Казалось, они вот-вот должны были разорвать эти антенны и насытиться, успокоиться, но на деле аппетит их только увеличивался.

Я кое-как поднялся. В ушах звенело, в глазах резь. Руки и ноги трясёт от переизбытка адреналина, и что делать? Бежать? Конечно же, бежать! И я побежал. Кроссовки утопали в грязи. Каждый шаг давался всё труднее и труднее. Ноги путались, постоянно спотыкался. Ударные волны швыряли в разные стороны, и я вновь, и вновь падал в грязь. Лицом. Захлёбывался, вставал и опять падал. Давалось тяжело. Но я как мог, так и бежал. Бежал, что есть сил. Не знал куда бежать, но бежал… лишь бы подальше от эпицентра грозового фронта.

И в какой-то момент, бег перестал быть бегом. Такое случается. Человек устал. Выбился из сил. Одежда набрала воды, грязи уже было по колено. И как часто бывает, один случайный разряд молнии всё-таки настиг неугомонного беглеца.

Да, вендетта стихии страшна. Грязная лужа. Абсолютная тьма. Во время грозы звучит тишина…