Читать книгу Четвёртая власть Третьего Рейха. Нацистская пропаганда и её наследники - Константин Кеворкян - Страница 7

Мы специально дали довольно подробную картину событий, предшествовавших рождению нацистской пропаганды как государственного феномена, дабы читатель понимал ситуацию, в которой приходилось работать национал-социалистическим пропагандистам, и какие вызовы времени перед ними стояли. Еще несколько отступлений такого рода нас ждет впереди, а сейчас, как говорится, детали.

Никогда в Германии не было крупного политика и государственного мужа, деятельность которого так сильно нуждалась в пропаганде как средстве поддержки, как это происходило при Гитлере в 1933–1945 годах. Современные ему режимы, в частности, советский и итальянский, уже имели мощный механизм государственной пропаганды. Причем, говоря об Италии, можно даже говорить о засилии в правительстве профессионалов от пропаганды. Многие фашистские «иерархи» Италии эпохи Муссолини пришли из мира журналистики, а потому считали своим долгом руководить всяческими новостями. В 1930 году половина министров и половина членов фашистского Большого Совета были журналистами. Двадцать других итальянских газетчиков стали ведущими дипломатами, а шестьдесят восемь оказались в парламенте (1). Так что это скорее корыстный интерес людей, которые ничем другим толком заниматься не могли, а не продуманная государственная политика.

Но вернемся в Германию. Начнем с того, что превосходным пропагандистом был сам вождь НСДАП Адольф Гитлер. Как уже сказано, еще в начале 1920-х годов он досконально понял значение пропаганды и описал его в книге «Майн Кампф»: «Пропаганда – это содержание и форма идеи, дошедшие до широкой массы, а ее правильность измеряется исключительно по ее реальному успеху» (2). Гитлеровские приемы пропаганды состояли в апеллировании к широким массам, в концентрации на немногих вопросах, в постоянных повторениях одного и того же, в настойчивости и терпении в ожидании результатов: «Успех всякой рекламы – и это одинаково относится к коммерческой, и политической рекламе – заложен только в настойчивом, равномерном и длительном ее применении» (3). А Геббельс добавил: «Надо вечно повторять одно и то же в вечно меняющихся условиях. Народ в основе очень консервативен. Его полностью нужно напитать нашим мировоззрением через постоянное повторение» (4). И он же: «Слишком умная пропаганда тоже не пропаганда».

Позже, на основании анализа наследия Гитлера, Геббельса и других ведущих пропагандистов Третьего рейха теоретик журналистики Э. Дофифат сформулировал принципы нацистской пропаганды. «Принципов приводилось два – оба со ссылкой на «Майн Кампф» Гитлера. Они гласили:

1) гуманность и красота «не могут находить применения в качестве масштаба пропаганды» (слова в кавычках – цитата из «Майн Кампф»);

2) пропаганда «вечно должна адресоваться только массе», из чего следует, что «она не научное поучение».

«Из этого вытекают, констатировал позже диссертант доктора Дофифата, основные законы публицистики:

I основной закон – закон умственного упрощения (простота подачи материала);

II основной закон – закон ограничения материала (его должно быть не много);

III основной закон – закон вдалбливающего повторения (вдалбливая, повторять);

IV основной закон – закон субъективности (представляется лишь одна точка зрения);

V основной закон – закон эмоционального нагнетания (драматизация события)».

При этом объективное выяснение истины квалифицировалось – опять-таки со ссылкой на Гитлера – как «доктринерское простодушие» (5).

И еще – мы сейчас не говорим о коммерческой рекламе, хотя многие приемы обработки массового сознания весьма похожи. Теоретики национал-социализма тоже довольно ясно различали эти понятия. Например, инструкция 1937 года для рекламной группы при Организации национальной экономики гласила: «Термин «пропаганда» применим лишь в политической деятельности. Пропаганда используется политиком, который хочет навязать кому-либо какую-либо идею или подготовить людей к изменению законодательства. Производитель или торговец, желающие продать свой товар, прибегают к рекламе» (6).

Чтобы быть убедительными, новые мировоззренческие установки должны выглядеть как естественная реакция на объективное положение вещей. Геббельс писал: «Лучшая пропаганда – та, которая действует незримо, проникая во все уголки общественной жизни и одновременно оставаясь для общества незаметной» (7), то есть якобы органичной – проистекающей из внутренних потребностей народа.

Интересное наблюдение сделал уже современный французский философ С. Московичи: «Восточный деспотизм отвечает экономической необходимости, ирригации и освоению новых мощностей. Западный же деспотизм отвечает, прежде всего, политической необходимости. Он предполагает захват орудий влияния или внушения, каковыми являются школа, пресса, радио и т. п.» (8). Когда в эпоху распада СССР некоторые советские товарищи по партии сосредоточились на расхищении социалистической собственности, их более умные зарубежные партнеры сконцентрировались на решении других задач. Может, и не громогласных, тихоходных, но значительно более эффективных в дальнейшем использовании – настойчивое проникновение в сферу образования, обработка представителей СМИ, планомерное сотрудничество с творческой интеллигенцией. Постепенно «внешнее подчинение масс уступает внутреннему подчинению масс, видимое господство подменяется духовным, незримым господством, от которого нельзя защититься» (9).

В описываемое нами время в том же ключе рассуждал итальянский мыслитель Антонио Грамши. По его мнению, гегемония в обществе предполагает не просто согласие, но благожелательное (и активное) согласие, при котором граждане желают того же, что необходимо правящему классу. Элита использует «ненасильственное принуждение» (включая массовую или народную культуру) так, чтобы манипулировать подчиненными группами – вроде бы с их согласия, но лишь в интересах крошечной части общества. Позитивно оценивается то, что служит интересам господствующей элиты, и негативно то, что им угрожает. Соответственным образом формируются массовые стереотипы (10).

Современник Антонио Грамши Йозеф Геббельс в своей речи «О пропаганде», произнесенной им на партийном съезде 1934 года, подтвердил ту же самую мысль: «Пропаганда, в конечном итоге, это только средство. Ее цель – привести людей к пониманию, которое поможет им добровольно и без внутреннего сопротивления посвятить себя задачам и целям высшего руководства. Если пропаганда хочет добиться успеха, она должна знать, чего хочет. Она должна держать в уме ясную и твердую цель и искать подходящие средства и способы ее достижения» (11).

Если монарх или рядовой диктатор просто ограничивает свободу слова, то есть лишает оппонентов возможности вводить свою мысль в информационное пространство страны, а население страны – доступа ко всей полноте информации, на основе которой происходит процесс мышления, то нацистский режим активно заполнял информационное пространство ложью. Логическим мышлением современного человека является такое, которое позволяет получить правильный результат только при точных исходных данных. Но если мы вводим в исходные данные заведомо ложную информацию, мы лишаем отдельного человека (а в «идеале» и весь народ) возможности логически (правильно) мыслить.

С живыми существами поступают так, словно они не одушевленные предметы, но всего лишь объекты манипуляции. Когда данный процесс принимает массовый характер, его результатом становится неуклонное и не осознаваемое снижение статуса человека до уровня легко понукаемого быдла. Разумеется, сначала это действует на человека, не входящего в элиту (она – манипулирует плебеями). Сначала таковой «элитой» себя искренне считает интеллигенция. Грамши указывал: «Интеллигенты служат «приказчиками» господствующей группы, используемыми для осуществления функций, подчиненным задачам социальной гегемонии и политического управления» (12). Но интеллигенты, как правило, не понимают, что данная система перемелет и их, этот порядок машинизирует, овеществляет любого человека.

Отстаивая свое индивидуальное мнение, мы принимаем на себя ответственность за его правильность. Поддаваясь общему мнению, мы снимаем с себя ответственность. Поэтому режиму необходимо обеспечить доминирование общего мнения. «Дурные мысли», которые могли закрасться в общественное сознание, подавлялись; обществу постоянно навязывались и внушались «правильные» идеи. Нацисты вполне обоснованно считали, что сломить сопротивление внешних противников – достаточно понятная и сравнительно простая задача по сравнению с той сложной игрой, которую приходилось постоянно вести, чтобы преодолеть сопротивление внутри страны. Здесь игра шла на их собственные головы: «Тиран может подобреть и помягчеть – и ему будут благодарны. Но манипулятор этой возможности лишен – прозревающий человек приходит в ярость» (13). После краха нацистского режима у Гитлера и Геббельса не было иного пути, кроме самоубийства.

Для того чтобы пропаганда не превратилась в пустой звук и не теряла своего воздействия на население, руководители Германии чутко «держали руку на пульсе общества», а массовые пропагандистские кампании не только сопровождали решения правительства, а зачастую предваряли их. Для систематизации подобной работы 13 марта 1933 года в Третьем рейхе было учреждено легендарное Министерство просвещения и пропаганды (как оно сначала называлось). В ответ на возражения скептиков, недоумевавших по поводу такого вызывающе откровенного названия министерства, Геббельс заявил: «Вокруг пропаганды не должно быть ничего тайного. Мы признаем открыто, что хотим влиять на людей. А для этого самый верный способ – пропаганда» (14).

Внешне самый выдающийся пропагандист ХХ века был ниже среднего роста, с крупной головой, острыми чертами лица и большим ртом. «Он обладал едким остроумием и был наделен даром ядовитого сарказма, но, несмотря на это, мог быть совершенно очарователен в общении, если того требовала ситуация, – отмечал в своих мемуарах вице-канцлер Франц фон Папен (15). Уже упомянутый нами Ханфштангль, который хоть и являлся недругом «маленького доктора», также отдавал ему должное: «Геббельс был странным маленьким щуплым типом с косолапой походкой, но у него был прекрасно поставленный голос и огромные карие, как у оленя, умные глаза. Геббельс был дерзким, задушевным и бесконечно увертливым. Он давал Гитлеру всякую информацию, которую тот не мог почерпнуть из своих газет, рассказывал всякие непристойные истории как о врагах, так и о друзьях. Я единственный живой человек сегодня, который видел его без ботинка: его правая нога в носке выглядела как кулак, ужасающе» (16). Гейнц Гудериан в своих «Воспоминаниях солдата» оказался по-военному краток: «Доктор Геббельс был, вне всякого сомнения, одним из умнейших людей из личного окружения Гитлера» (17).

Геббельс один из немногих среди нацистской элиты имел ученую степень – доктора литературы Гейдельбергского университета, хотя в фильме «Семнадцать мгновений весны» голос Копеляна ошибочно наделил его всего лишь средним образованием. Все доклады для Геббельса печатали с тройным по размеру шрифтом: проблема очевидна – близорукость. Он вполне отвечал немецким представлениям о трудолюбивом и умелом работнике, был дисциплинирован и требовал того же от своих сотрудников. Как опытный режиссер общественных настроений он обожал доводить до совершенства детали. (И ведь действительно – дьявол таится в мелочах!) Одна из первых инструкций, изданных Геббельсом на посту министра пропаганды, запрещала кому-либо пользоваться зелеными чернилами и зелеными карандашами – с первого взгляда на бумагу сотрудники видели, какую правку внес сам Геббельс (18). Резиденция министерства до 1941 года находилась в Мюнхене, а потом переместилась в Берлин, в специально отстроенное здание. Интересно, что всего в здании имелось пять подъездов, два из которых предназначались исключительно для министра, его заместителей и высокопоставленных посетителей.

Геббельс досконально изучил американский опыт воздействия на массовое сознание и использовал его для Германии. Но в чем же он состоял? В США через неделю после вступления в Первую мировую войну (14 апреля 1917 года) по распоряжению президента был основан Комитет общественной информации (СР1). Председателем был известный журналист Джордж Криль. На пропагандистские расходы правительство выделили 7 миллионов долларов. Комитет издавал ежедневную газету «Юнайтед Стейтс офишиэл буллетин» тиражом 100 тысяч экземпляров, направлял материалы о войне в 16 тысяч газет и журналов, 9 тысяч библиотек, 17 тысяч отделений профсоюзов, 47 тысяч банков и других предприятий, учреждений, 56 тысяч почтовых отделений. К 1918 году комитет имел 110 тысяч так называемых «Четырехминутных ораторов» («краткость – сестра таланта» – К.К.). Пропаганда велась с экранов 17 тысяч кинотеатров, сотен театров, эстрад (19). В 1918 году по стране пошли агитпоезда. Много внимания уделялось учету всех каналов, средств воздействия и типов аудитории. В Комитете работали специалисты, которые занимались агитацией и пропагандой среди женщин, молодежи, религиозных групп, фермеров, иммигрантов и т. п. Определяющей чертой в деятельности Комитета было комплексное воздействие на аудиторию с помощью средств печати, кино, иллюстрированных материалов, устной агитации и пропаганды. Значительные успехи пропаганды достигаются только за счет комплексного подхода. Последний момент особенно важен для понимания системы работы многому научившихся у американцев нацистских пропагандистов.

В 1933 году в Министерстве пропаганды собрались лучшие нацистские интеллектуалы (насколько, разумеется, могут быть связаны эти понятия). Его костяк составили бывшие сотрудники управления пропаганды НСДАП, где каждый десятый имел золотой партийный значок. Средний возраст сотрудников составлял 39 лет, большинство из них принадлежало к верхнему слою среднего класса, а половина имела университетские дипломы (20). Ведущим отделом министерства считался не имевший узкой специализации отдел пропаганды. На него возлагалась задача по распространению идеологии НСДАП, партийных документов, правительственной политики, расовых доктрин и т. д. Именно здесь планировались разнообразные государственные агитационные кампании, проводившиеся с большой помпой.

От Министерства внутренних дел Министерству пропаганды достался надзор за печатью и радиовещанием, право утверждать и регламентировать национальные праздники, а также литературная, драматургическая и кинематографическая цензура. От Министерства экономики – особая экономическая деятельность, наподобие организации Лейпцигской и Кенигсбергской ярмарок. Главное почтовое ведомство передало ему сеть агентств, рекламировавших железнодорожные и воздушные линии, равно как и все прочее, связанное с рекламой иностранного туризма. Но самое важное заключалось в том, что, в конце концов, Министерство иностранных дел передало ему право освещать за рубежом события в Германии любыми средствами, какие он сочтет приемлемыми.

Однако Гитлер, верный своему принципу «разделяй и властвуй», несмотря на то, что в 1933 году поручил всю политику в области прессы Министерству пропаганды, диверсифицировал источники поступления информации и дополнительно создал должности «начальника имперской прессы» (Макс Аманн, председатель имперской палаты печати) и «заведующего отделом печати НСДАП» (Отто Дитрих). Дитрих так определял свою деятельность: «Моя работа заключалась в основном в соблюдении гласности и информировании Гитлера по вопросам прессы. Поскольку отделение прессы МИДа имело дело с иностранными корреспондентами и поскольку ОКВ во время войны также взяло на себя многие функции чиновников прессы, диспуты по вопросам юрисдикции не прекращались никогда» (21).

Более того, Гитлер пытался еще и самолично следить за состоянием дел в прессе. Его рабочий день начинался с доклада Ламмерса, главы канцелярии, и Функа, который в то время был правой рукой Геббельса в Министерстве пропаганды. Функ считался в свое время очень хорошим финансовым журналистом и весьма влиятельной фигурой, поскольку знал многих промышленников, но его слабостью была выпивка[11]. «Функ часто появлялся с чудовищного похмелья. Мы всегда знали, когда он находится в плохой форме, потому что на вопрос Гитлера о последних событиях его стандартным ответом было: «Мой фюрер, этот вопрос еще не созрел для обсуждения». Это означало, что у него еще слишком двоится в глазах, и он не может читать конфиденциальные сводки новостей» (22).

Итак, Геббельсу, несмотря на свое огромное влияние, в рамках выстроенной Гитлером системы приходилось конкурировать и с шефом прессы Отто Дитрихом, и с имперским руководителем прессы Максом Аманном, и с министром иностранных дел Иоахимом фон Риббентропом, которые тоже пытались давать указания прессе. Важнейшими сотрудниками Геббельса на тот момент числились Леопольд Гуттерер и его адъютант Гуго Фишер, отвечавшие за нацистскую пропагандистскую машину, первый адъютант Геббельса Карл Ханке и Ганс Хинкель, которого Геббельс поставил управлять кино и театром. Еще Геббельс открыл Эжена Адамовски, второго после Геббельса яркого теоретика пропаганды. Ему «маленький доктор» доверил радиовещание, и тот работал превосходно.

К середине 1933 года в министерстве насчитывалось триста сотрудников и пятьсот человек вспомогательного персонала. А уже в 1934 году численность аппарата министерства составила 14000 человек. Статс-секретарями, т. е. заместителями министра (по штатному расписанию – трое) являлись Герман Эсер – руководитель департамента туризма; по делам прессы – с 1937 года вышеупомянутый Вальтер Функ, а после него – Отто Дитрих. Заместителем министра по надзору за работой департаментов с 1937 по 1940 год был Карл Ханке, затем – Леопольд Гуттерер, с 1944-го – Вернер Науман.

На 1940 год в министерстве имелось 15 департаментов: бюджетный, кадров, юридический, пропаганды, немецкой прессы, иностранной прессы, иностранный, туризма, радио, кино, литературы, театральный, изобразительного искусства, музыки, отдел особых задач в искусстве (в частности, изгнания евреев из области культуры). Постепенно, по ходу нашего повествования мы подробно остановимся на деятельности большинства из них. Также в министерстве имелись специальные службы, которые готовили материалы для различных пропагандистских кампаний, а также сводки по экстренным и политически острым вопросам. Эти материалы по специальным указаниям руководства направлялись на радио и в прессу.

Геббельс утверждал: «Государство, принявшее авторитарный режим управления, не должно позволять себе отклонений от избранного пути, если оно уверено в его правильности. Если в демократическом государстве национальный политический курс во многом определяется общественным мнением, то в авторитарном государстве именно оно само определяет свою политику и само же руководит общественным мнением, направляя его согласно своим целям» (23). В развитие данного тезиса, ежедневно в Министерстве пропаганды высшие чиновники, нередко сам Геббельс, проводили закрытые пресс-конференции, явка на которые представителей центральных органов немецкой пропаганды была обязательной. Собиралось около 200 человек. На пресс-конференциях сообщалось о внутренних важнейших и международных событиях и их оценке нацистским руководством, давались указания о необходимых комментариях, а также определялись основные тактические и стратегические задачи пропагандистских кампаний.

Геббельс ввел в современную пропаганду один из ее ключевых принципов: человек, сказавший миру первое слово, всегда прав. Срабатывает один из эффектов восприятия – при поступлении противоречивой информации, проверить которую невозможно, люди часто склонны отдавать предпочтение той, что поступила первой.

Изменить уже сформировавшееся мнение очень трудно. И современные опыты по психологии подтвердили, что наибольшее воздействие на испытуемых оказала информация, поступившая первой[12]. За кулисами Нюрнбергского процесса к тому времени подсудимый Ганс Фриче откровенничал: «Можно пропагандировать как угодно. Можно даже лгать при помощи правды, просто вырывая отдельные факты из цепочки взаимосвязей – вот тебе и кривда». (24)

Ну, и конечно, соловья баснями не кормят. Чтобы «соловей» пел и заливался, начиная с 1935 года Министерство пропаганды на плановые расходы истратило 67 миллионов марок, плюс 65 миллионов внеплановых расходов, 35 миллионов на заграничную пропаганду, 45 миллионов для Германского агентства новостей, 40 миллионов для Трансокеанского агентства новостей («Транс-оушн»), 40 миллионов на театр и кино, а кроме того, в распоряжении Геббельса находился ежегодный тайный фонд в 45 миллионов марок (25).

Как следствие всех этих без преувеличения титанических усилий, в 1930-х годах в Германии стало практически невозможно читать книгу или газету, слушать радиопередачу или смотреть фильм, не вступая в контакт с нацистской картиной мира. Подобно гражданам любых других обществ современного типа, жители рейха верили фактам, приводимым экспертами, документальным фильмам, научно-популярным статьям, учебникам, выставкам. А говорить о том, что Геббельс превратил политические митинги в пышные зрелищные мероприятия, карнавалы с музыкой, флагами и парадами, даже и не приходится – почти ежедневные красочные зрелища стали визитной карточкой нацистского режима. Успешное функционирование подобной системы позволило «маленькому доктору» не без удовольствия записать в своем дневнике: «Мы сохраняем народ в едином мировоззрении. Для этого служат кино, радио и печать, которые фюрер характеризовал как самые значительные средства для воспитания народа. От них государство никогда не должно отказываться» (20.06.1941) (26).

Сегодня нас тревожит не только легкость, с которой солдаты вермахта расправлялись с населением на оккупированных территориях, но и популярность государственной системы, сумевшей мобилизовать представителей самых разных слоев общества на службу чудовищному беззаконию. Этот механизм убеждения имеет мало общего с тупым вдалбливанием. Они воевали на совесть, поскольку разделяли действовавший консенсус, укорененный в этнической гордости, идеале самопожертвования и презрении к своим жертвам. От понимания насколько данная система сохранила свою функциональность и привлекательность в глазах масс, зависит и наше собственное будущее.

В пропаганде нацистского режима впервые проявилось то, что ныне составляет самую неприятную черту современного массового общества. Конформизм и бесцветность, к которым рано или поздно приводит демократическая уравниловка, очень похожи на уравниловку тоталитарной системы. Демократия основывается на популярности, для достижения которой используются самые примитивные трафареты, и сама популярность подвержена манипулированию. А значит, формированию заинтересованными особами.

Геббельс в свое время пророчески заметил: «Кто после этой войны будет владеть средствами духовного руководства, тот будет определять будущее». И это действительно так.