Читать книгу Мои каникулы в голове физрука Клюшкина - Константин Костенко - Страница 10

Инесса Блинова вместе с Тузиком ждали в лаборатории. Подошли мы. Вместе с Шариповым. В первую секунду я даже как-то удивилась: почему Шарипов на поводке, а физрук просто так? Мог бы, по крайней мере, натянуть намордник. (Я, наверное, злая, да? Sorry!) Но он был, что называется, при параде: серые отутюженные брюки, белая рубашка с галстуком в горошек…

– Это что? ― грозно вытянул палец физрук.

– Это? ― с обаятельной улыбкой переспросила мама. ― Это наш домашний питомец. А это необходимые справки. Вот… Прививки от бешенства, от чумы… Он у нас послушный, вы не думайте. Знает команды. Шарипов, сидеть. Сидеть, я говорю. Что за непонятливый пёс!

– Ещё насидится, ― сказала я.

– Вы собираетесь взять его с собой?

– Послушайте, если нас всех временно растворят каким-то лучом, то какая, собственно, разница ― собака это будет или человек?

– Но он станет рыть ямы.

– Кто вам такое сказал?

– Все собаки роют ямы.

– Но это не норовая собака, вы же видите. Он декоративный. Мопс.

– Сверху, может быть, мопс, а внизу у него что?

– Согласна, ― вздохнула мама, ― лапы у него действительно отцовские. Но судя по их длине, его папа был псом гончей породы. Борзой. Нет, такими лапами ямы не пороешь.

– Ну, почему же, если очень постараться… ― с сомнением прогнусавил папа.

– Гена, где ты в последний раз видел, чтобы Шарипов рыл ямы? Когда такое было? И вообще, ― мама вновь обернулась к физруку, ― с чего вы решили, что у вас там непременно должна быть земля?

– Что же там? ― спросил физрук. ― Вам же придётся где-то стоять, ходить.

– Может, у вас там песок. Или опилки. Или то и другое в смешенном виде. Не думаю, что в опилках так уж удобно рыть ямы.

– Издеваетесь?

– Ну, что вы! Даже не думала.

Спор обещал быть длительным, поэтому я решила вмешаться.

– Валерий Палыч, ― сказала я, ― беру Шарипова под свою личную ответственность. Если начнёт разгребать землю, я его остановлю. Буду строго следить, обещаю.

– Валерий Павлович, ― с убедительностью сказал Миша, ― это действительно так: расщепляясь на субатомные соединения, материальные субстанции, включая людей и животных, делаются практически неотличимы. То есть я хочу сказать, что наличие вместе с путешественниками небольшой комнатной собачки на вас никак не отразится. Вы этого не заметите.

После этого нам, как туристам, дали необходимые инструкции: как себя вести, даже как дышать во время перемещения. Мы взобрались на площадку «Д». Физрук отправился к той, что с буквой «Р». Надев защитные очки, сотрудник Блинова пошла колдовать с пультом. Штатив с перемещателем, прожужжав, выдвинулся из пола. Сам перемещатель слегка надломился. Его пушки, медленно опустившись, нацелились в нас. На стене рядом с Блиновой, на двух мониторах я увидела лица своей семьи и Клюшкина. Я поглядела на папу с мамой. Прижимая сумку с вещами к себе, папа вспотел и выглядел взволнованным. Не часто ему приходилось бывать туристом. Ему привычнее бухгалтерский стол.

– Спокойно, ― подбадривал всех Миша, ― ничего страшного.

Вдруг я заметила, что на одном из мониторов изображение исчезло: Клюшкин куда-то делся. Я поглядела на противоположную площадку… Упав на пол, Клюшкин отжимался на руках.

– Валерий Павлович, что вы делаете? ― спросил консультант.

– Мне так удобнее. Сгоняю стресс, ― ответил Клюшкин, продолжая отжимания и негромко считая: ― Двадцать один, двадцать два…

– Валерий Павлович, встаньте, прошу вас.

– Сейчас. Тридцать семь… Сорок один… Пятьдесят… Всё. Можно, ― бодро вскочил на ноги Клюшкин. ― Я готов.

– А я нет, ― положив сумку, заявил вдруг папа. ― Требую вернуть наши деньги назад.

– Дорогой, что такое? ― в недоумении воззрилась на него мама. ― Всё шло нормально.

– Он отжался, ему хорошо, ― с обидой произнёс папа. ― А как быть другим? Может, он не знает, но у него поднялось кровяное давление. Вдруг это отразится на путешествии?

Физрук приложил большой палец к запястью.

– Пульс в норме, ― сказал он.

Папу ещё какое-то время уговаривали ― мама, сотрудники… Я бы сама попросила отдать нам деньги, чтобы мы вернулись домой, но было поздно: что я скажу Задавакиной? Нет, папу надо было срочно успокоить.

– Пап, ― сказала я, ― погляди на меня. Я не боюсь. И тебе не надо. Поехали, раз уж собрались.

– Кто вам сказал, что я боюсь? ― оскорбился папа. ― Я с удовольствием. Я лишь требую, чтобы господин физрук стоял на месте и не мельтешил.

– Валерий Павлович… ― с мольбой произнёс Миша.

– Хорошо. Стою, ― заверил всех физрук.

Но как только камеры, вмонтированные в пушки, повторно нащупали наши лица, я увидела, как физрук приседает на одной ноге: пистолетиком.

– Господин Клюшкин, вы снова? ― Голос консультанта сделался строже.

– Это всё они, ― балансируя на ноге, пожаловался физрук. ― Сначала я не нервничал, а теперь ― вот. Мне нужно срочно согнать стресс.

– Вам-то чего нервничать, не понимаю? ― спросила мама. ― Кого здесь расщепят, меня или вас?

– Тогда стойте и ждите, ― ответил физрук. ― Одиннадцать, двенадцать…

В конце концов, было принято решение: принесли стул, усадили Тузика, и мама, пользуясь профессиональными навыками, ввела его в гипнотический сон.

– Теперь будет спокоен, как удав, ― отряхнув ладони, словно у неё там налипла пыль, сказала мама. ― Перемещайте нас уже скорее, а то я сейчас начну курить.

Я ещё раз взглянула на мониторы… Папа, мама с Шариповым на руках, я… Откинувшийся с открытым ртом на спинку стула, бесчувственный Клюшкин.

– Приготовились… ― сказал натянувший защитные очки Миша. ― Пять, четыре, три… Приятного путешествия!

Всё-таки в конце я немного испугалась. Схватила маму за локоть и крепко зажмурилась.