Читать книгу Жозефина: из куртизанки в императрицы. История восхождения к власти - Константин Крохмаль - Страница 5

Мартиника 1780-х годов была миром, пропитанным густым, сладковатым запахом тростника, морской соли и свободы. Для восемнадцатилетней Мари Жозе Роз Таше де ла Пажери, которую все звали просто Роз, этот остров был и раем, и клеткой. Рай – потому что здесь всё дышало чувственной, почти болезненной красотой, – изумрудные склоны вулкана Мон-Пеле, бархатная тропическая ночь, мерцание светлячков в зарослях гибискуса. Клетка – потому что будущее дочери обедневших плантаторов на затерянном в Карибском море острове было предопределено, – выгодный неравный брак, который поправит дела скудные семьи.

Но Роз не желала думать о будущем. Её настоящее было слишком ярким. Она была креолкой – дитя двух миров, воспитанное в роскоши французских манер и в дикой, необузданной чувственности тропиков. Её красота была особенной: нежная, почти прозрачная кожа, высоко ценимая на острове, тёмные выразительные глаза, в которых смешались меланхолия и озорство, и губы, всегда готовые сложиться в обезоруживающую улыбку. Она была создана для восхищения и жадно ловила мужские взгляды на прогулках по Фор-де-Франс.

Воздух на острове был густым и сладким, как патока, пропитанная запахами цветущего жасмина, сахарного тростника и далёкого, но присутствующего везде ощущения моря. Восемнадцатилетняя Роз, будущая Жозефина, была уже не ребёнком, но ещё не совсем женщиной в глазах креольского общества. Её красота, странная и томная, с большими тёмными глазами, в которых читалась не детская наивность, а какая-то глубокая, почти печальная чувственность. Начинавшие вырисовываться женские формы, уже привлекали внимание проезжавших мимо кавалеров. И внимание это было не только милым, но и с явным похотливым оттенком.

Её мир вращался вокруг удовольствий, где молодые офицеры и богатые наследники наперебой добивались её внимания. Тайные прогулки верхом вдоль побережья, когда ветер запутывал ленты в её волосах, ненавязчивый флирт, невинный и не очень, был её главным развлечением и оружием. Она научилась говорить взглядом то, что нельзя было сказать вслух, обещать улыбкой то, что не готова была дать.

Однажды вечером в портовой таверне «У пропавшего моряка», куда Роз заглянула с подругами – не столько закусить, а поглазеть на приезжих моряков и солдат, чьи истории пахли ветром и свободой, и рассказывали о далеком Париже, чужих нравах, роскоши и другой жизни. Покупая какому-нибудь моряку кружку хмеля, он был готов часами рассказывать о своих приключениях и путешествиях.

Сидя и хохоча с подругами, она привлекла внимание компании французских офицеров. Они были шумны, щеголеваты и пьяны от рома и собственной безнаказанности в далёкой колонии. Их предводитель, капитан с надменным взглядом и ухоженными руками аристократа, выделил её из всех девиц. Роз это сразу заметила и её, простую девушку польстило это галантное внимание столичного господина. Его речи были полны намёков, комплиментов, обещаний парижских чудес. Он говорил о балах в Версале, о театрах, о том, что такая жемчужина не должна пропадать в провинции и достойна цвета Парижской аристократии. Темнело, подружки уже разбежались по домам и только Роз с упоением слушала столичного франта.

Было уже глубоко за полночь. Он элегантно с реверансом предложил проводить её до дома. Дорога шла через тёмные, плохо освещённые улочки знакомые Роз с самого детства. Ничего не говорило об опасности, которая её подстерегала. Офицер изрядно пьяный положил руку на плечо Роз и увидев как она сбросила его ладонь, почти строго как учитель произнёс:

– Так мадемуазель себя не ведут в Париже, надо бросать ваши деревенские замашки.

Роз смутилась и тихо произнесла:

– Как вам будет угодно сударь.

Они шли по пустым улочкам, и офицер еще несколько раз пристыдил Роз за излишнее пуританство, рассказывая, что в Париже знатные дамы ведут себя раскрепощенно, открыто, позволяют обнимать и это называется светская жизнь. Он делал недвусмысленные намёки, надеясь на более тесное общение, говоря, что только так он сможет проверить, достойна ли она, что бы он отвез её в Париж и представил Королю.

Постепенно его тон из галантного стал настойчивым, потом грубым, а руки позволяли себе непотребные вещи. Вдруг он резко остановился и огляделся по сторонам. Очарование рассеялось как дым, сменившийся леденящим ужасом неизбежности.

– Не бойся это не больно, – смеясь, произнес офицер, приближая своё лицо и в упор смотря в её испуганные глаза.

Роз почувствовала сильный запах перегара и хотела закричать, но ощутила, как тяжёлые пальцы сдавили её горло, и кроме хрипа она не смогла произнести ни слова. Его смех стал тихим и циничным. Её мольбы разбивались о холодное равнодушие.

Всё произошло быстро, в тени высокой стены, заросшей лианами. Он был сильнее, его руки как тиски сжали её хрупкое тело и не позволяли двигаться.

Он навалился на неё, завернул подол платья и грубо воспользовался слабостью и страхом, сковавшим всю её целиком.

Для него это была забава, мимолётная связь на далёком острове с неграмотной деревенщиной. Для неё – крушение мира, боль, стыд и унижение, смешавшееся в огромный тяжелый комок в горле.

Офицер, шатаясь, поднялся, отойдя в сторону, стал мочиться на стену дома, поглядывая на лежащую рядом девушку. Вытащив платок он аккуратно вытер орган, и приглядевшись, в тусклом свете, увидел на белой ткани красные пятна. Недовольно фыркнув, он скомкал его и бросил в гущу лиан.

– За первость, добавлю монетку, – с издёвкой в голосе, прошипел он и ехидно улыбнулся.

Поправив мундир и застегнув блестящие пуговицы, вынул из кармана мелочь, отсчитал несколько монет и бросил их на дорогу к ногам девушки:

– Шлюхи нынче стоят недорого, – произнес он и рассмеялся.

Превозмогая дикую боль, Роз собрала монеты и в ярости швырнула их вслед уходящему офицеру. Говорить она не могла, спазм душил её изнутри. Она не плакала. Слёзы пришли позже, когда он уже ушёл.

Период жалости к себе быстро прошёл, ею овладела одна всепоглощающая эмоция – ярость. Холодная, острая, как клинок. Ярость бесправной креолки против всесильного французского аристократа, который надругался на ней. Ярость женщины, чьё тело было использовано, а чувства вероломно попраны как нечто незначительное.

Оказалось, что, она лишилась «невинности» – не в теле, а в доверии. Его предательство было ножом, которое рассекло ту её часть, которая верила, что люди говорят правду.

Она не пошла, жаловаться отцу. Она знала, в этом мире сила была на стороне проходимца. Её словам не поверят, они ничто против слова столичного офицера. Её честь стоила дешевле позолоченных пуговиц его мундира.

Роз уже не была, такой как раньше, наивной простушкой и быстро училась. Она была дочерью тропиков, где красивые цветы часто бывают ядовиты. Её неминуемая месть не должна быть громкой и публичной. Она должна была быть тихой, изощрённой и беспощадной.