Читать книгу Чейнстокс - Константин Лебедев - Страница 2

Раздавшийся в нескольких кварталах к северу взрыв заставил задребезжать обрамленные деревянными рамами окна. Сточенный почти наполовину, карандаш лениво покатился по зеленому сукну стола, уступая всеобщему стремлению сдвинуться с места. Достигнув края, он на мгновение замер, а затем сорвался вниз, чтобы через секунду отстучать по паркету короткий, сухой щелчок.

Скованная в стоящем на ближайшей тумбе хрустальном графине вода начала свой разбег. Волны метались от стенки к стенке, бессильные найти выход и передать наружу полученный импульс.

Сидящий за столом мужчина не вздрогнул. Напротив, казалось, он ждал этого мгновения. Того самого, когда привычный мир придет в движение, а сигналом послужит озарившая утренний рассвет вспышка. Сторонний наблюдатель вряд ли смог бы определить, выражало ли его лицо нечеловеческую выдержку или спокойствие того, кто заранее знал о грядущем.

Проведя рукой по волосам, тронутым преждевременной сединой, он терпеливо отсчитывал секунды. Он ждал, когда за дверью послышится топот. Его предчувствие не обмануло и стук торопливых, но не переходящих в бег шагов, приближающихся по длинному коридору, не заставил себя ждать. Судя по частоте, обладатель этих надежных ботинок спешил, но все еще цеплялся за правила приличия.

Легкая усмешка тронула губы седовласого мужчины, когда массивная двустворчатая дверь содрогнулась от резкого стука. На улицах уже начинался хаос, пахнущий кровью, а его адъютант все еще стучался, веря в нерушимость этикета.

– Войдите, – прохрипел хозяин кабинета и тут же откашлялся, возвращая голосу привычную мягкость.

Двери распахнулись, и в кабинет вошел мужчина в коричневом мундире. Его шаг был отточенным и быстрым. На руке, чуть ниже плеча, красовалась широкая лента с вышитым символом – распахнутым глазом, знаком, внушавшим равный трепет и простому рабочему, и представителю высших эшелонов власти. Нарушитель спокойствия был всего на несколько лет младше хозяина кабинета, но выглядел моложе на целое десятилетие.

– Взрыв в правительственном квартале. Они добрались до арсенала крепости. Скоро будут здесь, – голос адъютанта, пребывающего в чине полковника, был удивительно спокоен, в нем не было и тени страха.

– Вы находите это удивительным? Этот котел рано или поздно просто обязан был взорваться. Теперь, у людей подобных нам есть лишь одна возможность спастись – притвориться частью кипящей внутри этого котла массы, скрывая, что все это время мы на самом деле были фрагментом покрывающей его крышки.

– Вы хотите сказать, что все кончено? Из верховной канцелярии пришел приказ усмирить бунт любыми средствами! Неужели мы не будем действовать? – адъютант не выдержал и, подойдя к графину, налил себе полный стакан едва утихшей воды.

– Идите домой, Вольфганг. Снимите форму, прежде чем покинете здание. Это даст вам хоть призрачный шанс. Поспешите к семье, обнимите жену и детей. И молитесь, чтобы никто из тех, кто сейчас заполняет улицы, не вспомнил ваше лицо, – глаза Штейна смотрели прямо на него, без гнева, но и без жалости.

Сам Штейн был облачен в строгий черный костюм. Шею стягивал тугой галстук, скрытый под жилетом, контрастирующим с белизной рубашки. Завязывая его несколько часов назад, он размышлял, что вскоре эту петлю, скорее всего, заменит другая. Оставалось лишь гадать, будет ли то веревка или струна от рояля.

– А вы? – прежде чем задать вопрос, адъютант залпом выпил воду до дна.

– В Чейнстоксе вряд ли найдется собака, не знающая моего лица. Слишком часто мое ненавистное им лицо красовалось на первых полосах. Не тратьте время, Вольфганг. Секунды, которые вы уделяете мне, могут стоить вам жизни.

Адъютант смутился. Штейн много лет не называл его по полному имени, а за последние минуты сделал это уже дважды. В его голову наконец пришло осознание, что это действительно конец.

– Для меня было честью, – он подошел к столу и склонился в низком, почтительном поклоне.

Они проработали бок о бок десятилетия, но Вольф так и не смог до конца понять сущность истинных замыслов своего начальника. Уже стоя на пороге, полковник бросил на него прощальный взгляд.

Терпеливо дождавшись, когда дверь закроется, седовласый мужчина откинулся на спинку кресла, позволив себе на мгновение расслабиться. Он знал, что больше его не потревожат. Со стороны улицы донеслись отголоски выстрелов, но они все еще были далеки, словно предгрозовой гул.

Потянувшись вперед, он взял со стола небольшой канцелярский нож для вскрытия писем. Острие лезвия поддело зеленое сукно, и он принялся методично, с почти хирургической точностью, отдирать ткань от полированной древесины. Работа заняла не больше пары минут, но за это время стрельба успела стать ощутимо ближе.

Сорвав полотно, он небрежно отшвырнул его на пол. Взору открылась поверхность стола, усеянная хаотичными линиями. Казалось, талантливый мастер, создавший этот шедевр, в последний момент безумия изуродовал собственное творение. Тем не менее, в хаосе вырезанных борозд угадывалась своя логика, недоступная постороннему взгляду.

Рука мужчины скользнула под пиджак, нащупав привычный вес в наплечной кобуре. Сухие пальцы отстегнули замок и коснулись прохладной рукояти револьвера. Он выхватил оружие, сдвинул скобу и откинул барабан. Пули, высвобожденные резким поворотом кисти, звонко посыпались на паркет. Не закрывая барабан, он положил револьвер на стол и отодвинул его от себя.

Это был осознанный шаг в попытке избежать двух соблазнов. Первый – пустить себе пулю в висок, уклонившись от суда толпы. Второй – рефлекторно оказать сопротивление, когда за ним придут. Он не знал, как поведет себя в решающий миг, и не хотел рисковать.

Стрельба гремела уже у самых стен. В общем хаосе теперь ясно различались отдельные крики. Горстка верных ему до последнего офицеров тщетно пыталась оборонять штаб-квартиру Видящих. Двор огласил первый стон раненого.

Штейн выдвинул ящик стола и достал оттуда прямоугольную картонную пачку. В этом картонном «гробу» оставалась одна-единственная сигарета. Он не курил много лет, с того дня, как врач озвучил ему смертельный приговор. Если бы не необходимость завершить начатое, он никогда не расстался бы с этой губительной привычкой. Теперь же он был уверен, что в гонке за право стать его убийцей пуля наверняка обгонит любой яд из табачного арсенала.

Щелчок зажигалки. Серебряный колпачок откинут, и пламя коснулось кончика сигареты. Тлеющий табак начал отсчет последних мгновений до появления бунтовщиков. С первой же затяжкой легкие ответили знакомым спазмом, заставив его закашляться. Ему почудилось, будто с них сходит омертвевшая кожа.

Поборов приступ, он уставился на открытую зажигалку. Затягиваясь, он несколько раз прокрутил барабан, призывая и изгоняя огонь. Абстрагировавшись от доносящихся из коридора звуков боя, он размышлял, как общество похоже на это нехитрое устройство. Можно сколько угодно крутить барабан, меняя скорость и нажим, но стоит единожды провернуть его против заданной траектории, и вся конструкция моментально полетит к чертям.

В коридоре послышались приглушенные голоса, а следом выстрел. Пуля пробила дверь, оставив в дереве аккуратное отверстие. Штейн резко крутанул барабан зажигалки против часовой стрелки, и хрупкий механизм сломался с тихим хрустом. Сделав последнюю затяжку, он совершил кощунство, придавив окурок о широко распахнутый глаз Видящих на корочке лежавшей на столе папки.

Двери с грохотом распахнулись, и кабинет мгновенно заполнился людьми. Их движения были резкими, а дыхание сдавленным от ярости. Штейн судорожно скользнул взглядом по их лицам и, не найдя того, кого надеялся увидеть, не смог сдержать горькой гримасы разочарования. Оценив обстановку и убедившись в отсутствии угрозы, стволы, направленные на него, нерешительно опустились.

– Время пришло, герр Штейн, – вышедший вперед командир отряда произнес это с презрительным пренебрежением, в котором одновременно сквозила и робость.

Ульрих Штейн знал его. В личном сейфе даже пылилось досье на этого человека. Когда-то, строя свою сложную игру, он размышлял, стоит ли устранить его заранее или еще можно использовать. Теперь эта, не стоившая внимания пешка, ставила точку в его великой игре.

– Я безоружен и готов следовать за вами. Прежде чем приговор будет исполнен, у меня есть последняя просьба. Мне необходимо встретиться с герром Хартманом, – пленник произнес эти слова с таким чувством внутреннего достоинства, что даже пропитанные ненавистью бунтовщики прониклись к нему легким уважением.

Отклонено, – отрезал лидер группы мятежников, после нескольких секунд замешательства.

Уверяю вас, это в наших общих интересах, – мягко, но настойчиво повторил Штейн.

С таким палачом, как ты, у нас нет и не может быть общих интересов! – в голосе зазвенел легкий намек на истерику.

Ульрих позволил себе слабую, печальную улыбку. Он поднялся и протянул руку к столу. Привычным, почти церемонным жестом он взял шляпу и так же плавно водрузил ее на седые волосы.

– Что ж, идем, – тихо прошептал он и уверенным шагом вышел из кабинета, не оглядываясь на конвоиров.

Спиной он ощущал их ненависть, тяжелую, как свинец. Осуждать их он не мог. Слишком долго они были свидетелями того, как Ульрих Штейн калечил их судьбы. Во дворе все еще слышались выстрелы, но их стройный хор говорил о том, что бой закончен и пришло время суда над теми, кто сегодня оказался в числе побежденных.

На повороте к лестнице один из конвоиров, молодой парень с перекошенным от гнева лицом, не выдержал и ударил его прикладом под лопатку. Штейн покачнулся, но удержался на ногах. Никто из конвоиров не сделал замечания, осуждающего импульсивность товарища.

Шестьдесят четыре ступени вниз. Он сосчитал каждую. Распахнутые двери впустили свежий утренний воздух, пахнущий дымом и порохом. Высокая арка, еще восемь ступеней, и их маленький отряд оказался во внутреннем дворе. Ульрих понимал, что следующая арка, ведущая в город, для него закрыта навсегда.

Его грубо развернули и прижали спиной к потрескавшейся кирпичной стене. Всего несколько часов назад она была безупречна. Рядом громоздилась груда тел. Среди мундиров выделялось одно, в гражданском. Распахнутые, невидящие глаза Вольфганга Зауэра смотрели в небо и говорили о том, что их прежний хозяин теперь где-то далеко.

Ульриха с силой прижали к кладке, заставив осыпаться кирпичную крошку из свежих пулевых отверстий. Расстрельная команда состояла всего из четырех человек, но этого было достаточно. Когда сегодняшние палачи и подсудимые занимали противоположные стороны, милосердия было куда меньше.

Он снял шляпу и отбросил ее в сторону. Его взгляд холодно оценил оружие в их руках – винтовки из арсенала внутренних сил. Качество хорошее, осечек быть не должно. Штейн видел, как дрожат их руки. Они еще не привыкли быть палачами. Для его убийства хватило бы и одного. Четверо были отобраны не для верности выстрела, а чтобы разделить груз вины за убийство.

– Зарядить оружие! – скомандовал руководитель карательного отряда.

Ульрих расправил плечи. В теле чувствовалась лишь невероятная, копившаяся десятилетиями усталость. Он сделал все, что мог и теперь заслуживал того, чтобы обрести покой.

– Приклад к плечу! – вспотевшие от напряжения подушечки пальцев легли на курки, готовясь отправить стоявшего у стены мужчину в самый глубокий из возможных снов.

В последние секунды Ульрих Штейн думал о том, что если чудо есть и все пойдет по его плану, то этот выстрел станет концом не только для него, но и для всего старого мира. Единственный фонарь, освещавший двор, заставлял его отбрасывать длинную тень, кончик которой почти касался ботинок его убийц.

– Огонь! – услышал он прозвучавший приказ.

– Не стрелять! – новый, властный и запыхавшийся голос ворвался во двор, едва опередив залп.

Знакомый голос и появление в арке постороннего человека заставили вздрогнуть стрелков, нервы которых были натянуты до предела. Эхо двух выстрелов, сорвавшихся все же с курков, пронеслось под сводами арки и растаяло в городе.