Читать книгу Ёнька - Константин Михайлович Ганин - Страница 11

Надо продолжить писать, пока эмоции живы и не перепутались в моей голове со здравым смыслом. Честное слово, если отложу на пару дней, то не смогу даже себя убедить в том, что всё это не приснилось.

Итак, мы шли по тропинке, а тучи висели так низко, что порой голова Ёньки терялась в тумане. Мы несли вперёд свои непохожие друг на друга миры – волшебный и капризный. Иногда моё настроение побеждало и солнечные зайчики рассыпались на дорожке. Ожившие, они прятались по кустам, подсвечивая тёмный парк своей игрой. Когда же Ёнькино настроение брало верх, из земли лезли бледные и скользкие грибы, чавкали и хрустели под ногами, пахли болотом. В такие минуты мой великан становился вздорным и неуправляемым. Он обвинял меня во всех своих ошибках, назойливо требовал внимания. Казалось, что капризы его выросли вместе с телом, а всё хорошее скукожилось в прежних размерах. Я изо всех сил пытался подкормить маленькое доброе, не скупился на похвалы и чудеса. Задобренный, мальчик на некоторое время веселел, становился великодушным. Однако очень быстро всё возвращалось на свои места. Подобная ненасытность в случае со взрослыми людьми – обычное явление, но Ёнька… он рвал моё сердце.

– Где ты был всё это время? – с обидой спросил мальчик. – Даже Причал свой укатил и ничего не сказал!

– Как же? – растерялся я. – Я же тебе сказал, что ухожу.

– Ну да, за Менябросилем, – Ёнька скривился. – Как будто я поверю. И что, нашёл?

– Нет, – признался я. – Одному там сложно. Если хочешь – можем вместе.

– Я с тобой никуда не пойду. Ты врун.

– Но ведь сейчас же идёшь?

– Я за Светкой иду, а не с тобой, – Ёнька пнул камушек.

– Хорошо, – улыбнулся я. – Время пройдёт, остынешь. Нам с тобой ещё много нужно сделать вместе. Вот спасём твою сестрёнку, и я тебе такой красивый мир покажу.

– Нет, – мальчик остановился. – Нет! Не пойду я с тобой ни в какой красивый мир! Обещай, что не заставишь никуда идти с тобой.

– Хорошо, – растерялся я. – Обещаю. Если сам не попросишь – с тобой не пойду. Только лучше бы ты снял с меня это обещание. Так было бы всем лучше.

– Нет! – крикнул Ёнька. – Ты врёшь, а меня потом дразнят! Надо мной до сих пор все смеются.

– Разве это плохо, когда смеются?

Видя, как расстроен мой друг, я понимал, что не улавливаю чего-то важного. Но я и в самом деле не сталкивался с ситуацией, в которой смех мог бы мне навредить. Да, иногда люди думали не так, как я. Бывало, и смеялись недобро. Но ведь это их ошибочные мысли и их неуместный смех. «Может быть, Ёнька забыл, как было? Может, он думает, что обманулся? Перестал себе верить? Или это ворота перевернули его и из неунывающего сделали нытиком?»

– Ёнька, закрой глаза, – попросил я. – Расскажу тебе, как было, пока тебя рядом не было.

– Нет уж, лучше я. Врать я тоже умею, – сердито ответил мальчик. – Сам закрывай.

– Ладно. Тогда давай вместе закроем, но выдумывать будешь ты.

Ёнька состроил недовольную гримасу, но зажмурился. Я тоже. На наше несчастье, чтобы включить фантазию, моему другу потребовалось всего несколько секунд. Дорожка под ногами исчезла. В голове завертелись какие-то яркие и непонятные картинки, мелькнули зубастые пасти монстров из компьютерной игры, айсберг на стене моего Причала. Потом земля снова коснулась ног, крутанувшись на бешеной скорости, и опять пропала. Мы покатились по крутому склону, перелетели через пустоту и растянулись на сыпучей морской гальке. Я замер и отдался чувствам. Ловил лицом брызги, слушал шум моря, облизывал солёные губы. Наконец, не поднимаясь, открыл глаза.

Передо мной раскинулся океан. Бушующий, он ходил бурунами и простирался так далеко, насколько хватало взора. От его дикой, беспокойной красоты веяло силой и прохладой. Хотелось смотреть на это бесконечно, но не получилось и десяти секунд. Бегущая к берегу волна вдруг обрела формы морского чудища. Лупоглазое, с пастью, усыпанной острыми кривыми зубами, оно неслось прямо на нас. Я закричал, схватил Ёньку за штанину, и мы отползли подальше от опасного края. Чудище лязгнуло зубами и зарылось в каменистый берег. Только тут до меня дошла вся нелепость пейзажа. Океан, которым я любовался, стоял на боку. Водяная стена, дышащая волной и пеной. Один её горизонт уходил высоко в небо, а другой подсвечивался где-то далеко внизу, под берегом. Чайки с мощными лапами стервятников орали и метались над беспокойным простором вверх-вниз. Некоторые пикировали, прокалывали берег насквозь и исчезали под ним.

– Ты посмотри! – ахнул я и дёрнул Ёньку за палец. Но мальчик, как зачарованный, смотрел в океан.

Ожидая угрозу и с других сторон, я огляделся. Галечная полоса была такой ширины, что едва ли уместила бы двух китов, реши они вывалиться на берег. Напротив стены океана возвышалась каменная стена. Верхней её границы также не было видно. Меня коротко посетило чувство страха, и я снова изо всех сил дёрнул Ёньку за палец. Он моргнул, будто очнулся, и в тот же миг в стене распахнулись ворота. Нам явился шумный и пёстрый восточный базар. На покатом косогоре за воротами были намешаны палатки и люди. Пространство виделось, словно на ладони. Среди шумного гама развевались ткани и флажки. Смуглые серые карлики курлыкали что-то на непонятном языке. Они бегали на коротеньких ножках, задевали друг друга и покупателей, ковали длинные сабли, которые тут же раскрашивали красной краской. Огромные дети носились по рядам, таская за собой непослушных, но обезволенных родителей. Синие верблюды с голубиными головами, переливаясь чешуёй, караванами выходили из ворот и терялись под набегающими волнами. Другие, с головами дельфинов, выходили из моря и шли к городу, нагруженные тяжёлыми мокрыми тюками.

– Там была мама, – произнёс Ёнька, вернувшись взглядом в море. – Она была на той лавочке.

Я опешил. Казалось, что мальчик не замечает ни волн, ни опасностей, ни разноцветного рынка. Он указывал куда-то перед собой, но я, сколько ни всматривался, ничего там рассмотреть не мог.

– Ёнька, ты что? Там же вода. Ты лучше посмотри вон туда! – я указал в сторону рынка. – Ты видишь Светочку? Ведьма там? Тебе же видно сверху?

Мальчик поднялся и принялся вглядываться в рыночную толкотню. В этот момент чернявый парень в длинном арабском платье спрыгнул с проходящего верблюда и подбежал к нам. Он оказался вполне обычных размеров, непомерно улыбчивым и очень подвижным. Молодой человек с разбега хлопнул Ёньку по плечу.

– Привет, – сказал он, умудрившись одним словом обратиться и к мальчику, и ко мне. – Как дела? – спросил, глядя на Ёньку.

– Отстань, – хмуро произнёс мой друг.

– Вы здесь не видели девочку с Обидой? – поинтересовался я у незнакомца.

– У старухи в дальнем конце нора, – ответил тот, не глядя на меня, – там всегда на ужин много народу. Такие вот, как он, – молодой человек опять хлопнул по плечу моего друга.

– Хорошо кормит? – продолжал я расспрос.

– Ха-ха! – засмеялся шутник. – Она не кормит, она ест их.

– А, ну да… – не удивился я.

– Как это ест? – спросил Ёнька.

– Так, а куда ей вас ещё девать? Сами же идёте, – пожал плечами парень. – Что-то у вас тут не так, – он постучал пальцем по голове.

– Покажи нам дорогу к норе, – попросил я.

– Вот приставала! – нахмурился молодой человек и посмотрел в сторону ворот. – Да вон же твоя ведьма, – он указал на рыночную аллею. – Кого-то уже прихватила. Если ещё и этого дуралея приведёшь, то без ужина не останется.

– Это кто дуралей? – глаза моего друга сузились, пальцы сжались в огромные кулаки.

– Да что с тобой не так-то? – удивился чернявый.

– Мы к тебе приставали? – набычился Ёнька. – Тебя кто звал? Это что, твой берег?

Длинные волнистые волосы чернявого прямо на глазах раздулись и ожили змеями. Зашипели, оголили зубы, задвигались перед глазами. Парень же, не переставая улыбаться, собрал их в пучок и перевязал резинкой.

– Слушай, а пойдём на закате в «Штаны» играть? – предложил он Ёньке, словно ничего и не произошло. – Ты как раз подходишь, а у нас одного не хватает. Идёшь?

– Извините, у нас дела, – сказал я и отвёл друга. – Ёнька, да что с тобой? – прошептал я. – С такими мыслями нам не Свет-ланку спасать, а самим бы уцелеть.

– Так что насчёт «Штанов»? – крикнул нам чернявый.

– Вы извините, пожалуйста, – рассердился я, – но нам надо это… – и я махнул в направлении ворот.

– Так вас всё равно не пустят. – Молодой человек подошёл и засунул руку Ёньке в карман. – Деньги за вход надо, а у вас нет.

Я покопался в своём и достал оттуда маленькую плоскую ракушку да пару слизняков.

– Ну хоть так. Пускай морские, – чернявый, кажется, огорчился. – Пока разменяйте, а я вернусь.

И он убежал.

– Вернусь… – проворчал Ёнька, с некоторой грустью глядя вслед чернявому.

– Он вернётся, – невесело ответил я.

– В карманы лазает, – буркнул Ёнька, но при виде слизняков оживился. – Можно я сам денежки поменяю?

И он протянул ладошку размером с тазик. Я пожал плечами и отдал мальчику и раковину, и обоих слизняков.

Обменный пункт нашёлся без труда. Прямо за воротами, у самой дороги, стояла маленькая старушка со сплющенным лицом и раскосыми глазами. При ней не было ни ларька, похожего на мой, ни даже столика. Только она и длинная очередь желающих поменять морские деньги на городские. Получив от очередного клиента слизняков, старушка засовывала их в правый карман, а из левого доставала липовые листочки. Тщательно проверяла их на свет, перед тем как отдать. Слизняки тут же выбирались из дыры в платье и вереницей тянулись обратно к морю. Ракушки же обменщица бросала на дорожку. Несмотря на то что бизнес её выглядел весьма сомнительно, очередь завивалась змейкой. Стоило нам пристроиться в её хвост, как за нами тут же встали другие.

Обмен шёл бойко. Раскосая торговалась за каждую ракушку и пыталась навязать клиенту лишний липовый листок. Тот ругался и отказывался брать. Старушка притворно соглашалась, но стоило бедолаге отвернуться, как она умудрялась всунуть лист ему в карман. Все это видели, но снова и снова попадались на коварство обменщицы.

– Обманет, – произнёс Ёнька. – Бамалей, она нас обманет!

– Всё будет хорошо, – ответил я и сжал толстый палец.

Когда очередь дошла до нас, мальчик отдал и ракушку, и слизняков. Торгашка поступила с ними так же, как и со всеми остальными, но, покопавшись в том кармане, где держала липовые листочки, пожала плечами.

– Всё! – объявила она в очередь. – Деньги закончились. Обменный пункт закрыт. Кому очень надо, можете идти вон туда, – она указала рукой куда-то вдаль, – капусту рубить. Ещё кислая, но красная. Можно.

– Где наши денежки? – вдруг взревел Ёнька не своим голосом и навис над старушкой.

– А нету! – дерзко ответила та и развела руками.

– Отдай обратно! – потребовал мальчик.

– Ёнька, да что ж это такое-то? – растерялся я. – Где тебя так?

– Ну не ной уже, а! – фыркнула обманщица. – Тоже мне ценность! Надо – нагнись и насобирай.

И в самом деле, земля вокруг была усеяна ракушками и расползающимися слизняками. Ёнька нагнулся было, пытаясь отыскать свои, но передумал. Зло засопел и двинулся вперёд.

– Я без денег пройду, – набычился он.

Пройти у него не вышло. Прямо на наших глазах старушка исчезла. На её месте возникла собачонка со злобным человечком на спине. Ростом человечек был невелик, но головаст, лохмат и одноглаз. Посмотрев на нас, он зло ощерился и сдавил когтистой лапой голову бедного зверька. Собачонка зашлась истошным лаем. Эта парочка была совсем маленькой и для Ёньки угрозы не представляла, меня же обидеть могла. Понимая, что сила на нашей стороне, я спрятался за Ёньку.

– Какая страшная! – пожаловался мой друг и попятился назад, рискуя меня раздавить.

– Ёнька, она же маленькая, – пыхтел я, толкая его вперёд. – И Страх, который на ней, тоже пока ещё невелик. Ты же хотел драться? Ну? Самое время!

– Она огромная! – взвыл мальчик. – И этот! Одноглазый!

Я выглянул из-за ноги и увидел, что злобная парочка и вправду значительно подросла.

– Ну что я им всем сделал? – захныкал Ёнька.

– Ну нет, так мы кого надо не спасём, – произнёс я ровным и тихим голосом.

Я вышел из-за ноги моего друга и встал прямо перед носом разъярённой собаки. Затем развернулся к ней спиной и сел на дорожку. Собачка зарычала, но не очень уверенно. Притихла.

– Пытался я по-твоему, Ёнька, да что-то никак. Давай-ка присядем. Думать будем.

– Не хочу.

– Садись-садись, – позвал я и очистил место от слизняков.

Мальчик отошёл, с подозрением глядя то на меня, то на собаку.

– Да садись ты! – потребовал я. – У меня шея уже болит голову задирать.

Ёнька сел, но смотрел не на меня, а на страшную парочку.

– Слушай, отрок, – улыбнулся я, – фантазии твои забавные в некотором смысле, но я к ним без восторгов, уж больно на игру компьютерную похожи… Сейчас будем ключ искать, потом с монстрами сражаться? Так? Да и ты в них какой-то… – я попытался подобрать слова, но не подобрал. – И страхи плодятся с такой скоростью, что никакого веселья не хватит. Ты почему о себе так плохо думаешь? Ты же хороший! Разве ты жадный? Разве злой или трусливый?

– Да, я злой, – отозвался Ёнька.

– Так это только в твоём мире! Я бы хотел, чтобы ты внимательнее со своими мыслями. Они же у тебя кислые и червивые!

– Как думаю, так и думаю! Кому какое дело?

– Да всем! – воскликнул я. – Хочешь посмотреть, какой ты на самом деле? Пойдём в мой мир. Вы с собой подружитесь. Там ты отличный мальчишка. Мой друг.

– Я не твой друг.

– Если и дальше будешь плохо думать, то так и будет, – согласился я. – Только хватит уже ссориться и со мной, и с собой. Иначе у нас не останется ни малейшего шанса быть хорошими. Можем и наброситься друг на друга.

Сказав это, я поймал себя на мысли, что почти готов к безобидным подлостям. Ёнькины страхи начали давать результат. Даже подумалось: «Доброго Ёньку я бы ни за что не надурил. А такого здоровенного и бестолкового балбеса – хочется».

Мои отвратительные мысли перебил крик чаек. Жутковатые птицы пролетели вниз, едва не задев нас. Пронзили каменистый берег и исчезли.

– Ты можешь на меня наброситься? – переспросил Ёнька.

– Ой, ну хватит! Ты сам это лучше меня делаешь, – ответил я и поругал себя за сказанное. – Лучше скажи, ты море-то зачем на бок поставил? Остальное – куда ни шло, но это…

Ёнька пожал плечами, поскрёб голову.

– Вот так навыдумываешь себе, а потом и вот оно, – вздохнул я. – Знавал я как-то одного соловья-разбойника. Пират как пират, но так любил себя жалеть, аж до слёз. И остальные его жалели, чтобы порадовать. И ты знаешь, как-то у него стали находиться причины для жалости. Невезучим прозвали. Чего только с ним не случалось!

– А что потом?

– Потом не знаю.

– Зачем тогда рассказывал?

– Просто так. Хочу, чтобы ты с собой помирился.

– Это всё из-за тебя, – пробормотал Ёнька. – Я бы уже давно всех тут… – он сжал кулак и показал мне.

– Понятно, что из-за меня, – вздохнул я. – Пойдём-ка обратно на берег. Пока и вправду я чудить не начал. Заодно и подумаем, что нам дальше делать.

– А как же… – начал было Ёнька.

– Нельзя тебя такого к ведьме, – предугадал я ход его мыслей. – Настолько ты готовенький, даже подогревать не надо.

Я встал и направился к морю. Повернулся, позвал собачонку:

– Малявка, иди ко мне!

Она словно ждала, когда её позовут. Стряхнула одноглазого и завиляла хвостом. Не оглядываясь на чудище, мы втроём вернулись к морю. Путешествие заняло не больше минуты.

– Буду я теперь с конём, – рассуждал я, стоя на берегу. Поглаживал собаку, которая не уступала мне в росте. – Псина ты здоровенная, выдержишь, а звать я тебя всё равно буду Малявка. За кормёжку твою отвечать будет Ёнька – ему полезно.

– А не укусит? – спросил мальчик, робко поглаживая нашего нового друга. – Может, ей конфету дать, чтобы приручить?

– Такой ты мне нравишься, – похвалил я друга. – Но конфеты здесь ни к чему. Собак на сладостях приручают те, у кого голос фальшивый. Хорошая псина чистый звук любит. На то ей и уши дадены вон какие! Давай-ка промой свой голос – и займёмся.

– Чем?

– Приручением.

Ну а дальше всё было в рамках обыкновенной небылицы. Сначала Ёнька засовывал голову в море и полоскал горло. Потом вместе с рыбами мы разучивали песню, так как друг мой не знал ни одной, а рыбы в прошлом сезоне на этом собаку съели. Когда с горлом и с мелодией разобрались, Ёнька отмытым голосом спел что-то ужасное. Смеялись, глядя, как киты высовывают головы из стены океана.

В целом было забавно, так как я менял мир и показывал его в нужном свете. Учитывая, что океан по-прежнему стоял на боку, это было непросто, но главное у меня получилось – мальчик вернул краскам полную радугу. Все были довольны. Кроме Ёнькиной сестрёнки, которая по-прежнему оставалась у ведьмы.

– Бамалей, нам нужно Светочку найти, – беспокоился мой рослый друг.

– Давай сначала тебя найдём, – отвечал я. – Сегодня больше ни с кем ничего плохого не случится.

– Ты уверен? – сомневался Ёнька.

– Уверен. Именно поэтому и не случится, – успокаивал я.

Полуденный закат

Устроившись между океаном и чайками, мы сидели и разговаривали.

– Ёнька, а кого ты любишь больше? Маму или сестрёнку? – решился я на опасный вопрос, увидев, что друг мой успокоился. – Можешь не отвечать.

– Маму, – сказал Ёнька. Подумал и добавил: – И Светку.

– Ты молодец, – похвалил я друга. – Не все так любят сестрёнок, пока они маленькие. Девчонки – болтушки. Даже я не успеваю вслушивать в себя все их мысли.

– А я успеваю, – ответил мальчик и почесал голову. Сейчас процесс выглядел жутковато – рука была такого размера, что могла запросто повредить и голову, и самого Ёньку.

– Раз ты так любишь сестрёнку, может, просто попросить у неё прощения? – предположил я. – И домой шлёпать… А так придётся с ведьмой сражаться.

– Прощения? И всё? – удивился мальчик.

– Да. Если Светланка простит. Обида таких не держит.

– Так не бывает.

– Ещё как бывает! – убедительно сказал я. – Хорошее прощение дорогого стоит. А без него иди не знаю куда, сражайся непонятно зачем… – Я вздохнул.

– Я не люблю прощения просить, – признался Ёнька.

– Никто не любит, – согласился я, – крайне неприятное занятие. Но тут у нас случай особый: не любишь просить прощения ты, а съедят сестрёнку.

– Ну да, – Ёнька тоже тяжело вздохнул. – Но у меня не получится.

– Я же и не настаиваю, – я похлопал приятеля по ботинку. – Давай ты у моря попробуешь попросить, а мы с Малявкой где-нибудь рядом посидим. Только ты это… с морем по-честному. Оно хитростей не терпит.

Мы с Малявкой отошли и притворились, что не видим, как Ёнька о чём-то спорит с морем. Наконец мальчик позвал нас.

– Ну что? – спросил я, усаживаясь рядом.

– Кажется, не очень получилось.

– Ну и ладно, вместе поговорим. Вот у меня однажды был такой случай. Без вранья…

И мы принялись вспоминать людей и всякую всячину. Спустя время мне показалось, что Ёнька подсократился в размерах. Я не поверил глазам и полез в карман за рулеткой. Да, мой друг и в самом деле уменьшался. При этом я – совершенно не рос. «Каковы амбиции, таков и размер», – подумалось беззлобно.

Когда солнце поднялось в зенит, Ёнька стал почти обычным мальчиком. Тем временем где-то высоко-высоко солнце и море соприкоснулись. Мы все трое задрали носы и смотрели, как вода серебрится и переливается в лучах полуденного заката.

– Аж голова кружится, как красиво. Бамалей, ты как думаешь, море на нас упадёт?

– Вряд ли, – засмеялся я. – Ты видел, чтобы море целиком падало на кого-то?

– Нет, не видел, – тихо ответил мальчик, но зажмурился.

Я тоже не был уверен в собственных выводах, но закрывать глаза не стал. Подумал о хорошем и успокоил волну до глади. Солнце к этому времени уже окунулось в пучину. Лучи изнутри пронзали её, воды светились нежной бирюзой. Заходящее за море солнце вскрывало морскую глубину. В толще воды стали видны диковинные рыбы, прекрасные чудища. Солнце же погружалось всё глубже и глубже. В его свете пучина хвалилась припрятанной красотой: мерцали кораллы, виднелись останки древних кораблей. Прямо перед нами высветилась лавочка, похожая на любимую лавочку Ёнькиной мамы. Я толкнул друга, и он открыл и глаза, и рот. К лавочке в море подплыли три рыбины, на рыб не похожие. Одна была копия Ёньки, вторая – как Ёнькина мама, а третья – сестрёнка. Рыба-мама уселась на скамейку, поджала хвост и стала совершенно неотличимой от человека.