Читать книгу Один шаг в Зазеркалье. Мистический андеграунд (сборник) - Константин Серебров - Страница 4

На следующий день Джи сообщил, что принимает мое приглашение.

– Тогда надо срочно собираться, – заметил я. – Георгий в очередной раз решил начать новую жизнь, и хочет избавиться от гостей.

Быстро упаковав вещи, мы втроем отправились на вокзал и сели в подошедшую электричку. Войдя в вагон, я поставил сумки под деревянными скамьями и уже было собрался вздремнуть, как Джи предложил мне сыграть партию в шахматы. Через пять минут игры я понял, что эту партию мне не выиграть. Сон как рукой сняло, а когда он поставил мне мат, я был в полном недоумении. Фея, увидев мой проигрыш, улыбнулась. Мне давно хотелось задать Джи один вопрос, но никак не удавалось найти подходящий момент.

– Что такое Путь? – набравшись храбрости спросил я. Джи улыбнулся и ответил:

– Твой путь длиной в бесконечность начинается с плохой шахматной партии. Знаешь ли ты, что самураи перед смертельным поединком садились сыграть партию в го, и именно тот, кто ее выигрывал, был, как правило, победителем и в поединке. Партия в го показывала, чье намерение сильнее.

– Почему же вы называете наш поединок «смертельным»? – спросил я, насторожившись.

– Да потому, – ответил Джи, пристально глядя на меня, – что борьба с твоим Уроборосом предстоит нам не на жизнь, а на смерть.

Я невольно вздрогнул от его интонации, которая словно копьем пронзила нечто в глубине моего живота.

Фея, казалось, скучала; она, в легком летнем платье, с закрытыми глазами сидела у окна. Ее распущенные золотистые волосы дремали на открытых плечах.

– В каком районе Кишинева ты обитаешь? – поинтересовалась она.

– В большой трехкомнатной квартире недалеко от вокзала, – ответил я. – Каждый день шум поездов напоминает мне о Пути. Этот район города находится в котловине, и по ночам в ней собирается мутный серый туман, несущий в себе тяжелый эмоциональный осадок рабочей окраины. Просыпаясь утром, я вдыхаю отравленную низкими эмоциями атмосферу и впадаю в тупую остекленелость.

– А зачем ты выбрал такой идиотский район? – поинтересовалась Фея.

– Это район выбрал его, – заметил Джи.

Спустя несколько часов наш поезд подъехал к кишиневскому вокзалу, на перроне которого теснились толпы людей, томясь в ожидании под палящим солнцем. Мы взяли такси и быстро доехали до многоэтажного дома, в одной из квартир которого я обитал. Пока Джи с Феей устраивались в маленькой комнате, я приготовил чай. Выпив чая, Фея сказала, что хочет отдохнуть с дороги и вернулась к себе.

– Хотите посмотреть, где я медитирую? – спросил я Джи. Он кивнул, и я провел его в свою келью. Джи бросил взгляд на изображение Бабаджи и фотографию Шри Юктешвара и заметил:

– Хорошо устроился, братушка.

– Вот здесь и проходят мои многочасовые медитации, – сказал я.

– Ну, и каких результатов ты достиг?

– Иногда достигал состояния сатори.

Джи внимательно посмотрел на меня.

– Уже несколько лет медитации не приносят желаемых результатов, – признался я. – Я совсем пал духом, потому что оказался в тупике и не могу найти выход из него.

– Он лежит совершенно в иной плоскости, – сказал Джи. – Ты действовал в одиночку, пытаясь проникнуть в высшие сферы с черного хода. Но даже если тебе и удастся попасть туда на некоторое время, ты в них не удержишься. Это все равно, как если бы конюх попытался войти в высшее общество. Он, конечно, сможет взглянуть краем глаза на великолепную жизнь, но не более того. Ты должен научиться вхождению в высшие миры с парадного входа. Когда тебе удастся это, ты по праву займешь там достойное тебя место.

– Почему вы считаете, что мои медитации являются входом с черной лестницы? Ведь во всех эзотерических учениях обещано окончательное просветление через медитацию.

– Да потому, что кроме видения высших миров необходимо владеть как внешней, так и внутренней культурой. Да и вообще, для начала ты должен изучить всю земную культуру, и только затем пытаться проникнуть на небеса, – произнес он и подошел к окну. Я пришел в замешательство от обрисованной перспективы и, глядя ему в спину, недовольно произнес:

– Мне хотелось бы верить вашим словам, но я не вижу оснований для этого. Я не встречал еще ни одного культурного человека, который бы имел отношение к высшим мирам.

– А знаешь ли ты, – не оборачиваясь, ответил он, – что земная цивилизация была инспирирована из высших сфер?

– Вы хотите сказать, что для того, чтобы проникнуть в высшие миры, мне надо изучить всю современную культуру? У меня едва хватает времени на медитации! – возмутился я.

Джи с сожалением посмотрел на меня и, ничего не сказав, вышел из комнаты. Я был доволен тем, что не уступил, но через несколько минут на меня навалилось состояние бессмысленности, и я перестал радоваться своему упрямству.

Когда на следующий день я вернулся с работы, Джи, сидевший в гостиной с книгой, произнес:

– Не хочешь ли ты, Братец Кролик, немного прогуляться?

– С удовольствием, – сказал я, быстро проглатывая остатки вчерашнего ужина.

Мы вышли на асфальтированную дорожку и зашагали по направлению к городскому парку. На улице было тепло, редкие прохожие улыбались августовскому солнцу, но я, не обращая внимания на красоту мира, задал Джи важный вопрос:

– С чего бы я мог начать свое внутреннее развитие?

– С наблюдения за собой, – ответил он.

– Но какое отношение это имеет к внутреннему развитию?

Джи оценивающе посмотрел на меня и произнес:

– Ты все еще считаешь себя целостным и не хочешь признать, что ты состоишь из многих частей, мало осознающих друг друга.

– Мне не нравится эта мысль, – недовольно ответил я.

– Тем не менее, это так, – улыбнулся он. – Причем, хоть твоя голова и работает как компьютер, но он требует починки и настройки, а твои инстинкты похожи на диких обитателей джунглей.

– Это сравнение нелепо, – заметил я.

– Вряд ли ты помнишь о своем желании развиваться, когда встречаешь красивую женщину, – сказал Джи. – И едва ли ты будешь помнить о высших мирах, если задето твое самолюбие.

– Я никогда об этом не задумывался.

– А ты помедитируй над этим, – сказал Джи.

Весь оставшийся вечер я размышлял над услышанным.

Поздно вечером я прилег на диван в своей комнате. Я долго настраивался на то, чтобы поймать сон, связанный с Джи. Мне удалось найти его возле готического собора. Он стоял у входа, созерцая статую Девы Марии. Я встал рядом с ним, ожидая, когда он обратит на меня внимание. Из собора вышло несколько человек, выглядевших весьма необычно. Они остановились недалеко от нас, и я стал прислушиваться к их беседе. Они говорили о всемогуществе Бога. Высокий человек в темной накидке с серебристыми проблесками произнес: «Бог не является всемогущим. Он сотворил такой камень, который сам не может поднять, и этот камень – человек. Когда Люцифер пал, он увлек за собой в низшие миры все человечество. А вот поднять человечество в те миры, где оно обитало прежде, для Бога оказалось невозможным».

«Не думаю, что это так, – заметил человек средних лет в голубом бархатном плаще. – Поскольку Господь даровал человеку свободу выбора, Он не будет поднимать человечество против его воли. Но если человек возымеет желание подняться в высшие миры, то внутри него засияет божественный Свет, и весь Космос откроет ему свое волшебство. Если же человек отринул Господа, то он остается в тягостном одиночестве, и посмертная жизнь его ужасна. У человека есть божественное будущее: он может возвыситься до Адама Кадмона и, созерцая Господа, творить вместе с Ним. У человека есть дар любви, и, любя мир вокруг себя, он возносится ввысь, ощущая ответную любовь. Любовь и стремление к духовной свободе – это два крыла, на которых человек может подняться к высшим мирам».

В это время на площади раздался пронзительный крик, и появился бегущий в нашу сторону человек. За ним гнались двое стражников с обнаженными мечами. Через несколько мгновений беглец в потрепанной одежде оказался возле меня и, схватив за руку и заглядывая мне в глаза, стал просить о помощи. Я не знал, как можно ему помочь, будучи безоружным и ничего не зная об этой стране. Я попытался вырваться из его цепкой хватки и от этих усилий проснулся в холодном поту. Сон был настолько реальным, что мне стало слегка не по себе.

Когда мои чувства улеглись, я вышел в гостиную. Джи сидел на диване и беседовал с Феей. Увидев меня, он улыбнулся и сказал:

– Ну, заходи, брат Касьян, что-то давно тебя не было видно.

Я сел в кресло и, помолчав для приличия минуты три, решительно спросил его:

– Не могли бы вы сместить мое восприятие за границы обыденного мира?

– Ты думаешь, что уже готов к этому? – испытующе спросил он.

– Я уже давно надеюсь, что смогу вновь пережить состояние сверхсознания, – ответил я.

Джи прошел в мою келью и сел, скрестив ноги, под фотографией Шри Юктешвара; я расположился напротив. Джи слегка прикоснулся правой рукой к моей груди. Во мне внезапно открылась сияющая бесконечность: это был свет бесчисленных звезд внутреннего космоса. Яркая волна благодати разлилась по мне, так что я сам начал становиться этой благодатью. Утратив осознание тела, я почувствовал свое единство со Вселенной, ощутил себя мощным сияющим «Я» простирающимся до границ звездных миров.

– Я дал тебе возможность вновь прикоснуться к высшему «Я»; теперь перед тобою всегда будет сиять маяк вечности, – услышал я, когда мое сознание вернулось в тело.

Мое сердце переполняла неописуемая радость; я видел, что лицо Джи было озарено внутренним светом.

– Я бы хотел научиться у вас самостоятельно входить в состояние сверхсознания, – сказал я как можно спокойнее. Он посмотрел на меня с нескрываемой усмешкой, но тем не менее ответил:

– Это будет не то обучение, о котором ты мечтаешь, а нечто совсем иное, и, может быть, ты еще не раз пожалеешь о своем решении. Высшее «Я» лежит на тысячекилометровой внутренней глубине, на которую не так легко погрузиться.

Ситуация была кристально ясной: Джи имел доступ к сокровищу, которое я желал приобрести любой ценой.

В Кишиневе у меня были единомышленники, с которыми я обменивался литературой, но никто из них не встречал человека, знающего путь к высшему «Я». Мне казалось, что охотники за внутренней свободой будут счастливы встретиться с тем, кто укажет на отраженный свет внутреннего солнца. Мне хотелось предоставить им хотя бы один шанс.

Первым на очереди был мой лучший друг Григорий. Десять лет он пытался достичь высшего «Я», сидя в отрешенной позе на крыше биологического корпуса Академии наук. Он был аспирантом и писал диссертацию. Жил он на запыленном чердаке старой лаборатории, где валялись брошенные столы и сломанные стулья.

Летние ночи он проводил на крыше, вглядываясь, как некий индийский йог, в далекие звезды, чтобы найти в бесконечном небе ту звезду, где провел свою прошлую жизнь. Он был уверен, что пришел на землю для того, чтобы именно здесь найти постоянно ускользающее «Я».

Тело его было красивым и мускулистым – следствие его напряженных тренировок по системе Хатха-йоги. В него постоянно влюблялись студентки университета, но ему удавалось держаться в стороне, избегая мягкого женского плена.

В запыленном углу его аскетического жилища лежала громадная куча книг, в которых он пытался найти метод, ведущий к полному освобождению.

Но когда я вошел к нему на чердак, я понял, что что-то случилось: книги были покрыты толстым слоем пыли и густой паутиной. Я нашел своего друга на крыше, в безрадостном настроении, с потрепанной книгой доктора Штейнера «Как достичь познания высших миров» в руке. Он сидел на низеньком стульчике и наблюдал за медленно бегущим временем.

– Я принес тебе важное известие, – сказал я ему.

В отсутствующем взгляде Григория появился легкий интерес.

– Я встретил человека, который знает, как открыть свою божественную природу! – воскликнул я радостно. – Он, я думаю, и тебя примет в ученики.

– Ты немного опоздал, – безучастно ответил он. И тут я увидел, как из двери, выходящей на крышу, появилось милое существо с худеньким личиком и большим животом, и, не обращая на нас внимания, стало развешивать на веревке рубашки Григория и цветное белье.

– Вот, видишь? – заявил он. – С погоней за просветлением я завязал, оставлю это на следующее воплощение. Я выхожу из игры. Прошу тебя убраться из моей конуры и никогда не напоминать мне о прошлом.

– Ну и влип ты, Григорий, – бросил я ему. – Как говорил Гурджиев, ты умрешь, как последняя собака под забором.

И я с презрением удалился. Григорий молча наблюдал, как я спускаюсь по лестнице, а я не оглядывался, зная, что ухожу навсегда.

Когда я вернулся домой, Джи сидел в мягком коричневом кресле в гостиной; он пил чай и увлеченно читал все тот же толстый том Бердяева. Услышав, что я пришел, он оторвался от книги и вопросительно посмотрел на меня.

– Я вот только что навестил своего давнего друга, много лет мечтавшего о внутренней свободе. Я хотел его познакомить с вами, но опоздал, он успел жениться на молодой барышне.

– Мне кажется, что ты пришел вовремя, а вот он не дождался своего шанса, – улыбаясь, ответил Джи.

– Ответьте мне, каким образом я мог бы начать свою эволюцию?

– Ты можешь начать с изучения себя, – ответил он, осматривая меня, словно не веря моей искренности.

– Мне кажется, что я неплохо знаю себя, – возразил я с некоторым удивлением.

Джи заварил себе зеленого китайского чая, залив его горячей водой из термоса, посмотрел на меня как на бестолкового человека и произнес:

– Ты знаешь себя только как свои физическое и астральное тела, но ты ими не являешься.

– Откуда вам известно, что я часто выхожу из тела? – спросил я в изумлении, – я ведь никогда не рассказывал вам об этом.

– Ты спишь и видишь сны о себе, – сказал Джи, медленно отпивая чай из фарфоровой чашки, – но, в сущности, ты являешься духом.

– Это звучит как некое внушение, – заметил я с подозрением.

– Ты, видимо, позабыл свои опыты сверхсознания, включая и тот, который я тебе подарил недавно.

– Это могло быть моей фантазией, – заверил я. Но его взгляд не оставлял места для сомнений.

– Очень жаль, что ты помнишь себя только в комфортных условиях, – произнес Джи, – но стоит эти условия слегка изменить, как ты теряешь контроль над собой. Тебе следует освободиться от ошибочных представлений о самом себе, – заключил он и подошел к открытому окну. На улице хлестал дождь, и мрачные свинцовые тучи затянули небо до самого горизонта.

Я был огорчен тем, что Григорий, бывший охотник за просветлением, провалился в мирское болото, сойдя с Пути, который был опасен для молодой жены. Следующим искателем просветления был художник Ион. Много лет он гонялся за собственным отражением, изучая эзотерические трактаты и выплескивая найденные в них откровения в абстрактные картины. Мы с Джи отправились к нему вечером следующего дня. Его жилище стояло на окраине города среди закоулков, где днем бродили куры и надутые индюки, а ночью раздавался лай собак. В небольшом уютном дворике темнел сруб колодца с журавлем и росло несколько лоз вьющегося черного винограда.

Мы поднялись по винтовой лестнице к его логову, и я постучал условным стуком. Послышался скрип половиц, и осторожный голос спросил: «Кто это?»

Я так же тихо ответил: «Свои», – и тогда в открывшуюся щель высунулся недоверчивый нос Иона. Убедившись, что все в порядке, он открыл дверь и исчез в глубине темного коридора. Мы шли за ним на ощупь, пока он не открыл дверь в ярко освещенную гостиную. Его усталые глаза недоверчиво вглядывались в мир, словно в непроходимую чащу леса. Белая рубашка мешковато свисала с плеч, а полотняные брюки были испачканы краской.

– Ты напоминаешь мне звездного мечтателя, посаженного в банку из-под маринованных огурцов, – усмехнулся я.

– А ты поживи с мое.

– Садитесь за стол, – захлопотала его миловидная, несмотря на полноту, жена. Она разлила из графина красное вино.

– Я пью за свободных охотников за просветлением, – произнес Джи.

– За достижение внутренней свободы, – произнес я.

– Поднимаю бокал за нашу счастливую жизнь, – пропела жена.

– Да от такой жизни можно только одуреть, – ответил Ион и медленно осушил свой бокал.

– Хватит жаловаться чужим людям, – заметила она, нервно покручивая кольцо на руке. – Если бы не дочь, давно бы ушла от тебя.

– Принеси лучше из погреба вина и закуски, – повелительно произнес Ион, – эти люди только тебе чужие, а мне – близкие.

Подождав, когда она скроется за дверью, я заметил:

– Постарел ты, брат, и книги тебе не помогают.

– Я только и мечтаю уединиться где-либо в скиту и целыми днями созерцать бесконечную красоту Абсолюта, – произнес задумчиво он.

– Так кто же тебе мешает?

– Дочь надо растить, да семью содержать.

– Твоя жизнь напоминает собачий хвост, – заметил Джи.

– Это уж точно, сколько ее не выпрямляю к небу, она опять заворачивает к земле. – Глаза Иона наполнились грустью.

– Не мог бы ты показать мне свои картины? – спросил Джи.

– Здесь нет моих работ, а вот свое жилище могу показать.

Джи осмотрел три небольшие чистые комнаты, а также чердак, напоминавший мастерскую, и произнес:

– Да, у тебя тут славно.

– Я скрываюсь здесь от жены, изучая древние книги о Духе. Если бы она не ставила палки в колеса духовной жизни, я бы давно достиг просветления.

– Дорогие гости, – раздался мелодичный голосок, – стол накрыт, садитесь, пока не остыло. Играла тихая мелодия аргентинского танго, было сытно и приятно; все это напоминало сон, от которого не хотелось просыпаться. Я понял, что Иону никогда не выбраться из семейного болота. В атмосфере его дома не осталось ничего, что бы говорило о внутреннем поиске.

На улице уже успело стемнеть, и Джи вышел на балкон отдохнуть от проблем чужого родового древа, а я увязался за ним. Над нами сверкали звезды, рассыпанные по темному бархату необъятного неба. Млечный Путь искрился яркими серебристыми туманностями. Глядя на звездное небо, Джи неожиданно произнес:

– Ты задавался когда-либо вопросом о том, кто ты?

– Да, но несмотря на все мои необычные переживания, я продолжаю ощущать себя как тело.

– Ты являешься чем-то гораздо большим, чем эта бренная плоть. Может быть, эта бесконечная россыпь звезд является твоим отражением.

– Хотел бы поверить в это, но не могу, – грустно усмехнулся я.

– Ты спишь и видишь один из своих бесконечных снов.

– Так кто же я?

– Ты вечный дух, облеченный в плоть.

– Но почему я этого не ощущаю?

– Твои чувства похожи на чувства каменной глыбы, – улыбнулся он.

Такое сравнение больно задело меня. Мы вернулись в комнату и, быстро распрощавшись с художником и его симпатичной женой, вышли на темную улочку и направились ко мне, осторожно обходя глубокие лужи.

– Других ловцов ускользающего отражения Бога среди моих друзей не осталось, – заметил я с сожалением.

– Мне жаль, что они упустили свой «золотой шанс»: их воля к свободе угасла в перипетиях жизни, не дотянув до решающего момента. На пути к Неизвестному остаются только самые отчаянные, – произнес назидательно Джи.

– Среди моих знакомых остались лишь странноватые любители эзотеризма. Может быть, они тоже могут быть вам интересны? – предложил я неуверенно.

– Мне совершенно неважно, кто они; любопытно повидаться со всеми. Может, и среди них попадется интересный персонаж для нашего посвятительного представления.

Всматриваясь в далекие и вместе с тем такие близкие моему сердцу звезды, я спросил:

– Не могу понять, почему моя любовь так часто омрачается ревностью?

– Твоя любовь полностью механична. Механическая любовь из «плюса» легко превращается в такой же «минус», – ответил Джи. – Если хочешь стать рыцарем, то не охоться сладострастно за женщинами, а постарайся найти контакт с их внутренней Золушкой.

Тем временем, заблудившись в темноте, мы вышли на заброшенный пустырь, и мне захотелось поскорее выбраться из этого неприветливого места. Но Джи бодро посмотрел на меня и спросил:

– Можешь ли ты, брат Касьян, как настоящий бойскаут, зажечь костер с одной спички?

– Во мне вы можете не сомневаться, – ответил я и, шаря руками в темноте, насобирал толстых палок. Достав из кармана коробок, который всегда носил с собой на всякий случай, я зажег спичку, но резкий ветер погасил ее. Стало совсем прохладно.

Где-то вдалеке глухо прокричал филин; я вздрогнул от неожиданности. Джи улыбнулся и, аккуратно сложив ветки «шалашиком», чиркнул спичкой. Уже скоро языки пламени взвились к темному небу.

Грея руки у костра, я спросил:

– Могу ли я в тонком теле проникнуть в высшие миры?

– Это не так легко, как ты думаешь, – ответил Джи. – Даже если ты покинешь плотское тело, тебе не удастся попасть туда. По космическим законам духовного роста в начале Пути тебе необходимо познать нашу Землю, осознать ее и полюбить. Только тогда ты получишь право войти в духовные миры, и то ненадолго, ибо впереди тебя в ожидании нового духовного импульса стоит вся Вселенная и все цивилизации, существующие в ней. Тебе надо принять, изучить и полюбить их. Только тогда ты завоюешь право войти в духовный мир, который является достоянием человеческой колонны, освоившей планеты многих звездных систем. Я вкратце описал тебе путь восхождения человека к высотам Духа, путь, по которому проходит тот, кто ищет освобождения. В Махабхарате Кришна обучает Арджуну этому искусству, искусству воина. Только победив все мутное и демоническое внутри себя и став подлинным властелином своего внутреннего царства, ты получаешь право перехода в высшую касту брахманов, пневматиков, истинных руководителей человечества и всего сущего.

– Великолепно, – ответил я, пытаясь скрыть свой скепсис. – Но перспектива, нарисованная вами, рассчитана на десятки, если не на сотни воплощений, а я хочу достичь освобождения в этой жизни.

– Поспешай медленно, – улыбнулся Джи.

На следующий день я решил позвонить Гурию. Гурий изучал в университете теоретическую физику и мечтал стать великим ученым. Но внешностью он больше напоминал Ламме Гудзака – спутника Уленшпигеля, чем выдающегося физика. Да и имя у него было не совсем подходящим для ученого. Несмотря на свой напыщенный вид, Гурий, как мне казалось, пытался проникнуть в суть своего существования, чтобы хоть на мгновение поймать на облаках свое отражение.

Познакомился я с ним год назад, в центре города, у громадного памятника королю Стефану Великому. Гурий с той поры изредка почитывал книги из моей библиотеки, пытался медитировать и говорил, что он – мой ученик. Я не отрицал этого, но и не подтверждал, потому что он напоминал мне пустынное растение, перекати-поле. Было похоже, что нигде он долго не задерживается, и жизнь несет его неизвестно куда.

Набрав его телефонный номер, я услышал радостный голос, отвечавший, однако, с легким упреком:

– Ты исчез на целую неделю, не предупредив меня.

– Я получил важный знак в сновидении, который вывел меня на особых людей. Они теперь гостят у меня, и если хочешь с ними познакомиться, – приходи.

– Буду у тебя через пятнадцать минут, – взволнованно сказал он и бросил трубку.

Я усмехнулся тому, что Гурий отреагировал именно так, как я рассчитывал: он интересовался только значимыми и особыми людьми. Этому он научился у своего отца, важного чиновника, который, несмотря на то, что принадлежал к угасавшему грузинскому дворянскому роду, сумел сделать неплохую карьеру в советской Молдавии. Минут через десять послышался шум подъезжающей к дому машины, быстрые шаги по лестнице и резкий продолжительный звонок. Открыв дверь, я увидел Гурия, с гордым видом держащего увесистый пакет. Он решительно шагнул в комнату навстречу Джи и, поскользнувшись на коврике, растянулся во весь рост, потеряв весь апломб.

– Пришел к вам, чтобы войти в историю, да вот поскользнулся, – сказал он смущенно, и обезоруживающая улыбка появилась на его лице.

Он достал из свертка свою традиционную двухлитровую бутыль чачи и произнес:

– Гурий. Дарю от чистого сердца.

– Ты сообразительный молодой человек, – заметил Джи, и приняв подарок, коротко представился: «Джи». Гурий, довольный тем, что угодил гостю, бодро прошел в комнату и налил себе чашку кофе.

– А как насчет коньячка? – обратился он ко мне.

Я подумал, что Гурий еще менее, чем я, осознает свою духовную природу, и поэтому ведет себя как человек, еще не знающий, какой долгий путь ему предстоит, и ответил ему укоризненным молчанием.

Джи, поставив бутыль на стол, вышел из комнаты, а Гурий прошептал:

– Я сразу понял, что Джи может многое для меня сделать. Спасибо за ценное знакомство.

– Ты сначала удержись в его обществе, а потом благодари, – заметил я. В этот момент вернулся Джи и, устроившись поудобней на диване, спросил:

– Ну что, Гурий, как твои дела?

– Совершено погряз в мирской жизни, – ответил он и принялся рассказывать о своих проблемах, временами посматривая на Джи, который участливо выслушивал его. Через час атмосфера комнаты погрузилась в непроходимый мрак.

– Гурий, не мог бы ты прекратить жалобы на свою жалкую жизнь? – не выдержал я.

– Я скучно рассказываю, – смутился он. Джи облегченно вздохнул и, встав с дивана, подошел к открытому окну, с удовольствием вдыхая прохладный воздух.

– Ну и нагнал ты атмосферку, – заметил он.

Гурий смущенно покраснел и тут же произнес:

– Сегодня вечером я устрою ужин в вашу честь и хочу познакомить вас с моими друзьями. Мои родители сейчас в Ливии, так что можно будет спокойно посидеть и пообщаться. Прошу быть у меня в восемь часов, – и, откланявшись, он поспешно удалился.

– Занятный у тебя дружок, – растягивая слова, произнес Джи.

Я был рад, что Гурий, несмотря на свою молодость и экстравагантность, неожиданно проявился более разумно, чем старые охотники за просветлением. Он, к моему удивлению, сразу распознал шанс выйти из сна своей жизни и попасть на небеса.

Ровно в восемь мы с Джи и Феей, которая была очень эффектна в платье из черного шелка, вошли в квартиру Гурия. Там уже была группа молодых людей, которые посматривали на нас с легкой иронией. Джи представился свободным художником. Гурий подошел к нему и прошептал:

– Мои друзья, хоть и не заботятся о своем просветлении, но очень достойные люди.

Затем деловито приказал своей сестре:

– Цира, немедленно накрой на стол.

Цира исполнила приказ со скоростью, которая говорила о том, что ей это было не впервые, и Гурий внес в комнату огромное серебряное блюдо с ароматным шашлыком из баранины.

– Какой молодец наш Гурий! – послышались со всех сторон радостные возгласы.

Когда голодные гости расселись вокруг блюда, Гурий разлил по стаканам душистую сорокоградусную чачу и произнес:

– Я хочу выпить за то, чтобы все сидящие за этим шашлыком люди, рано или поздно, достигли просветления.

По тому, как гости лихо опрокинули в свои глотки прозрачную чачу, я определил, что эти люди никогда не станут на Путь.

– Что за идиотов ты привел? – спросил я шепотом у разомлевшего Гурия. – Разве ты не видишь, что их души намертво прилипли к телам? Их невозможно пробудить от сна даже самыми светлыми учениями.

– Извини, брат, – пролепетал он, – это все, что у меня есть, остальные – гораздо хуже.

– Не расстраивайтесь, по мне все люди хороши: потенциал роста есть у всех – тихо заметил Джи, так, что это было слышно только нам.

Гости сосредоточенно поедали мясо и зелень, в обилии лежащие на серебряном блюде. Наконец скатерть опустела и повисло тягостное молчание: друзья Гурия чего-то ждали от нас.

– Гурий, не мог бы ты рассказать о встрече с Касьяном? – неожиданно попросил Джи, – я думаю, это будет любопытная история.

– Вы застали меня врасплох, – смутился он. – Но желание уважаемого гостя, по обычаю этого дома, является законом…

В прошлом году мне исполнилось 20 лет; я учился в университете, готовя себя к карьере ученого. Но моя внутренняя жизнь была скучна и однообразна, ибо я ничего не знал о Просветлении. Я пил со своими друзьями по университету, рассуждал о мироздании и волочился за красивыми девушками.

Однажды на одной из вечеринок ко мне подошел молодой человек и, подав руку, произнес: «Антон». Это был тоже студент физик, младшего курса, и выглядел он броско: красная рубашка, белые, с острой стрелкой брюки и черные дорогие туфли. На плече у него висела черная кожаная сумка. Но, хотя он и был на полголовы выше меня, я заметил, что мой пристальный взгляд внушал ему почтение. Бледность его лица говорила о долгом сидении дома. Его серые глаза заинтересованно изучали меня. Я был довольно известной личностью в университете, и многие искали моего общества.

Пригласив его присесть рядом, я подал ему стакан коньяка и спросил: «Чем обязан твоему интересу?» Антон достал из своей сумки стопку переплетенных в виде книги пожелтевших фотографий. Это была фотокопия книги некоего индуса, по имени Шивананда; ее название, «Медитация и жизнь», ничего мне не говорило. Антон спросил, не интересует ли меня такого рода литература? Я просмотрел ее, и нечто в этой невзрачной книжонке зацепило меня. Я воспитывался на произведениях Достоевского, Толстого, Пушкина и Диккенса, обожал читать фантастику, но эзотерическую литературу никогда еще не встречал. Поскольку Шивананда писал о просветлении, о чем никто в моем окружении, и, в первую очередь, я сам, ничего не знал, я взял эту книгу, надеясь впоследствии блеснуть перед друзьями новыми знаниями.

Через несколько месяцев Антон неожиданно решил эмигрировать со своей матерью в Израиль. Прощаясь, он сказал мне:

– Я очень хочу переписываться с одним своим знакомым по имени Касьян, но чтобы не привлекать к нему внимание посторонних людей, писать письма я буду на твой адрес, а он будет тебе звонить.

Я легко согласился, ибо отец мой занимал важный пост в одном из министерств и мог меня защитить в случае повышенного интереса со стороны КГБ.

Время от времени раздавались звонки, и человек, представившийся Касьяном, осведомлялся о письме. Ни единого письма от Антона так и не пришло, но примерно через полгода мне вдруг пришла в голову мысль о том, что мне нужно познакомиться с Касьяном. Мы встретились с ним и я, представившись восходящей звездой в мире физики, стал рассуждать о потусторонних мирах с точки зрения новейших открытий в области твердого тела некоего, изгнанного из Академии наук, физика Чугаевского. Касьян слушал меня чрезвычайно внимательно и этим завоевал мое доверие. Я пригласил его к себе в гости. Мы сели в гостиной, я предложил отличного коньяка, но он отказался, попросив чая. Я налил себе коньяка и закурил. Пачка сигарет сушилась на настольной лампе. Касьян осматривал дорогую обстановку комнаты, не проявляя особого интереса, а затем спросил:

– Ради чего, дорогой Гурий, ты родился на этой земле?

– Хочу стать великим ученым.

– Я думаю, – сказал Касьян, – что пройдет еще двадцать лет, а ты все так же будешь сушить на лампе сигареты и мечтать. Что же до Шивананды, которого ты мне недавно цитировал, то книгу эту, среди прочих других, Антон одолжил из моей личной библиотеки.

– Можешь ли ты предложить мне нечто более интересное? – спросил я с любопытством.

– Самое лучшее, что может сделать человек в жизни – это следовать учению Великих Посвященных и достигнуть высших миров. Ведь ученый не обладает ни способностью проходить в тонкие миры, ни сверхсознанием, которые есть у просветленного человека, – ответил Касьян.

Эта идея меня заинтересовала: я с детства хотел быть причастным к чему-нибудь великому или хотя бы очень значительному. Касьян пригласил меня в гости и обещал показать книгу о Великих Посвященных, которую он никому не давал на руки.

Недели через три после приглашения я решил посетить его. С трудом отыскав улицу Пугачева в захолустном районе города и найдя дом, напоминавший бетонный ящик, я позвонил в дверной звонок. Касьян, в простой отечественной светлой рубашке, но в настоящих штатовских «пиленых» джинсах, открыл дверь, и я с неудовольствием заметил на его лице тень недоумения и удивления: он словно забыл, что месяц назад сам пригласил меня в гости.

– Долго ты до меня добирался, – заметил он, изучающе глядя на меня. – Да с тебя, видно, свалилось несколько килограммов кармы, поэтому и объявился; ну, проходи.

– Хочу изучать путь к просветлению, – быстро выпалил я, вдруг забыв длинное весомое объяснение причин моего прихода, которое сочинил по дороге.

– Какой молодец, – усмехнулся он.

Я сделал вид, что не заметил иронии.

Он показал мне свою келью, в которой, как я сразу почувствовал, он провел долгие часы в медитациях, сидя на соломенной циновке перед фотографиями индийских гуру.

Потом он поднял сиденье большого дивана в комнате, и я увидел там десятки книг, отпечатанных на машинке или на фотобумаге, в самодельных переплетах. От всего этого веяло некой таинственностью. Касьян бросил на меня пронзительный взгляд, и я неожиданно вспомнил давно забытое страшное переживание, терзавшее меня в детстве несколько лет: по меньшей мере пару дней в неделю, когда я лежал в своей постели ночью без сна, я явственно чувствовал, что покидаю свое тело и оказываюсь в каком-то безграничном, но темном пространстве. У меня вырастали крылья и я летел куда-то, но конец был один и тот же: я подлетал к какой-то пропасти и крылья переставали держать меня: я падал в пропасть, исчезая во тьме, теряя свое «я». Я начинал кричать от ужаса и моя мама, знавшая об этой напасти, просыпалась от моего крика, вбегала в комнату и крепко сжимала мои ступни руками. Тогда я возвращался в тело. Я осознал, что жизнь моя, перед лицом этого кошмара, была никчемной и малозначащей, и в ней не было ничего, что могло бы меня защитить. Это все пронеслось в моем сознании в одно мгновение. Интерес к карьере ученого пропал, как будто его никогда и не было, и я сказал Касьяну:

– Не мог бы ты взять меня в свои ученики, так, как это описывается у Шивананды? Я тоже хочу познать самого себя.

– Ты не похож на человека, который сможет это сделать, – заметил он с сарказмом. – Я тебе советую для начала почитать книги, которые я подобрал для тебя, – и он протянул увесистый пакет. – Но книги могут помочь лишь частично, для настоящего развития нужен реальный Мастер.

Я стал увлеченно читать книги по йоге, Раджниша, Карлоса Кастанеду и так вдохновился этими учениями, что вскоре позвонил Касьяну.

– Мне срочно нужна твоя помощь, не мог бы ты зайти ко мне на пару часов?

– Неужели тебя увлекла идея внутренней свободы? – усмехнулся он. – Твоя душа похожа, как говорят суфии, на собачий хвост, который не выпрямить. Бесполезно говорить тебе о святом учении.

– Все равно, я жду тебя, – проглотив колкость, ответил я и положил трубку.

– Ну, что у тебя еще за проблемы? – недовольно спросил Касьян, едва войдя в квартиру, – не успел прочесть пару эзотерических книг, как зовет на помощь.

– Помоги мне создать в комнате нечто вроде твоей кельи: я хочу начать двигаться к Просветлению.

Касьян посмотрел на меня недоверчиво и с усмешкой произнес:

– Неужели ты серьезно собрался исправить свою жизнь?

Он приказал мне выставить в коридор два больших кресла и импортную стереосистему, сказав, что все эти вещи только будут мешать работе по достижению Просветления. Затем, по его указаниям, я отгородил угол комнаты с помощью платяного и книжных шкафов и застелил пол в углу шерстяным одеялом. Получилось что-то вроде тесной кельи, похожей на касьяновскую.

– Теперь садись в центре своей кельи в полулотос, – приказал Касьян. – Ни в коем случае не прислоняйся к стене, ибо тогда вся твоя наработанная тонкая энергия уйдет в нее. Можешь обвязать, как делают тибетцы, ноги и поясницу веревочным кольцом, тогда будет легче сидеть долгими часами.

Я повиновался, поняв, что отныне мне лучше не препираться с ним. Касьян достал из сумки большую фотографию Раджниша, которую я давно уже безуспешно выпрашивал у него, и прикрепил ее к задней стене шкафа на уровне моих глаз.

– С чего мне начать? – спросил я озабоченно.

– С ежедневных двухчасовых медитаций. Хватит тебе почитывать перед сном эзотерическую литературу и мечтать о просветлении, – сказал Касьян и обучил меня методу внутреннего погружения. Затем он покинул меня, и я остался наедине со своими беспорядочными мыслями.

Я стал следовать его советам, и моя жизнь наполнилась внутренним смыслом.

Уже через несколько месяцев нерегулярных занятий у меня начались сознательные сновидения. Это был один и тот же сон: мне снилось, что я сижу в своем медитационном углу за шкафами. Внезапно приходило осознание, что я нахожусь во сне, и я погружался в медитацию. Несколько раз я сновидел, что Раджниш выходил из своей фотографии, и я о чем-то подолгу с ним беседовал. Во время одного из таких сновидений я решил выйти в комнату, и увидел свое тело, спящее в постели. Испытав что-то вроде шока, я проснулся. А не так уж давно во время медитации невидимая сила вытащила меня из тела, и я полетел по длинному туннелю, испытывая необычайную легкость; я попал в светлое, сияющее пространство, которое завертело меня в серебристом вихре. Оно было полной противоположностью пространству, в которое я попадал в своих детских темных видениях. Я стал растворяться в открывшейся светлой бесконечности. Когда я вернулся в свое тело, то твердо решил достичь Просветления уже в этой жизни, поняв, что это наиболее достойная цель для человека.

Гурий закончил рассказ, и на лице его сестры появилась презрительная усмешка:

– Мало тебе уютной домашней жизни, – недовольно произнесла она. – Все только и делают, что исполняют твои желания, а ты еще какого-то там «просветления» захотел.

– Я с тобой разберусь попозже, непутевая девица, – сказал с недоброй интонацией Гурий.

Возникла напряженная тишина, и только настенные часы тихо отсчитывали ускользающее время. Несмотря на атмосферу скептицизма, исходившую от большинства гостей, я спросил у Джи:

– Каким образом можно войти в более высокий мир? – Джи пристально посмотрел на меня, затем на присутствующих и заговорил:

– Если вы хотите попасть в иной космос, то избегайте легких путей, ищите трудности, идите на смерть каждое мгновение. Ибо в другом космосе другие законы. И вы, такие как есть, не годитесь в Высший Космос. Но если вы изменитесь, то, уходя отсюда, я смогу взять вас с собой. Однако для ориентации в том пространстве вам надо развить тончайшее восприятие различных вибраций голоса, поскольку в некоторых высоких посвятительных центрах все указания даются только в слове. Если тонкий слух не развит – ничего не поймете.

Я усиленно пытался осознать услышанное, а в это время молодая девушка в ситцевом платье, едва прикрывавшем ее стройные ноги, задала интересный вопрос:

– Что мне делать? Я поняла, что нельзя серьезно воспринимать поведение моих родителей, иначе можно сойти с ума от их деспотизма. Они говорят: «Делай что хочешь, ты свободна», – а сами контролируют каждый мой шаг.

– Учитесь играть в жизни, – ответил Джи. – Если вы не будете привязываться к внешнему миру, то всегда сможете разыграть перед ним любую роль. Внешняя жизнь является лишь тончайшей пленкой над нашим основным внутренним бытием. Поэтому никогда не привязывайтесь к своим действиям. Если вы научитесь действовать в вашей жизни как актер на сцене, вы перестанете привязываться к тому, что вас окружает. Если вы вспомните, что вы всего лишь актер на одно воплощение, вы сможете осознать тот факт, что ваша пьеса вскоре закончится и не стоит прилепляться к ней всей душой. Ваша жизнь является затянувшейся пьесой, – повторил он. – Вы пришли сюда выполнить определенную работу над собой, и когда пьеса вашей жизни закончится, вы вернетесь обратно, туда, откуда пришли.

– Спасибо за вдохновляющий ответ, – сказала девушка.

– В одиночку трудно стремиться к Духу, – добавил я. – Для этого нужен Мастер, нужна Школа.

– Я хотела бы услышать о том, что является Школой, – сказала интересная брюнетка в длинном платье бирюзового цвета и вопросительно посмотрела на Джи.

– Корабль Аргонавтов, стремящийся за Золотым руном, может стать для вас своеобразной школой. Представьте себе, что мы плывем на судне аргонавтов, которое каждый час меняет галс, и каждый час надо меняться.

– И этот Корабль действительно существует? – удивленно спросил Гурий.

– Да. На него можно попасть, вернувшись на две тысячи лет назад, ко времени пришествия Христа. Мы имеем прямое отношение к Господу нашему Христу. Чтобы вам легче было это понять, попробуйте взять на себя роль одного из апостолов, и попытайтесь ощутить Голгофу Христа.

Джи вышел на минуту из комнаты. Воспользовавшись паузой, несколько приятелей Гурия покинули квартиру.

– Как-то стало легче дышать в комнате, – вернувшись, заметил Джи. – Видимо, кто-то впитал в себя свинцовые элементы нашей ситуации и, отяжелев, удалился, с душой полной скепсиса.

Гурий разлил по стаканам остатки чачи и произнес:

– Я предлагаю выпить за облегчение нашей ситуации и ее освобождение от людей, погрязших в мирском болоте.

– Я лучше выпью за тех, кто в него еще не успел окончательно провалиться! – возразил молодой человек в строгом черном костюме.

– Мы здесь говорим о какой-то ерунде, – возмутилась полная женщина лет двадцати восьми, в длинной коричневой юбке и блузке с крупными цветами. – Я не люблю тратить свое время попусту. Гурий, ты меня обманул. Обещал встречу с умными людьми, а тут собралась какая-то подозрительная компания. – Она яростно выдернула свою сумочку из кучи вещей, сваленных на полу, и, хлопнув дверью, пулей вылетела из квартиры.

– Что это за сумасшедшая? – спросила Гурия Фея.

– Это отличница нашего факультета. Она много лет мечтает познакомиться с мужчиной, который забрал бы ее в Москву, и я ей пообещал встречу с московским человеком.

– Какой же ты чудак, – упрекнула Фея.

– Ну, видите ли, – извиняющимся тоном произнес он, – она мне казалась нужным человеком в моей карьере. Похоже, что я ошибся.

Я понимал, что обстановка не располагает к глубоким вопросам, но все-таки решился спросить:

– Когда возник мистический Луч?

– Несмотря на неадекватность ситуации, я все-таки попробую тебе ответить, – произнес Джи усталым голосом. – Корабль Аргонавтов, плывущий за Золотым руном, является проводником некоего таинственного Луча, который упал на Землю в шестидесятые годы. Под влиянием его инспирации появились Beatles – предвестники новой волны. Луч продолжал работать в этом направлении. Рок, диско, – в общем, вся современная музыка, – это некое выражение идеи Луча, его скорости, стремительности, дикости и мгновенного ухода в неведомое. Сила Луча такова, что нет для него никаких преград. Можно уйти на тысячу лет в прошлое и будущее, улететь в иную галактику. Сможете ли вы спуститься на такую внутреннюю глубину, на которой каждый ваш день по насыщенности был бы равен всей предыдущей жизни? Вот к чему надо стремиться, господа!

В комнате струилась золотистая атмосфера космического романтизма.

– Твои друзья – позабытые Богом миряне, – сказал я Гурию, заметив, что он устало зевает. – Они приземляют твое стремление ввысь.

– Не стоит стричь всех под одну гребенку, – сказала девушка, хотевшая узнать как защититься от деспотизма родителей. Обняв Гурия за плечи, она игриво посмотрела мне в глаза. – Разве вы не видите, что я отличаюсь от его приятелей? Я с детства знала, что мое тело является лишь приятным костюмом для моей души.

– Позвольте и мне прикоснуться к этому знанию, – ответил я подходящей к случаю двусмысленностью.

– Прикоснетесь, когда будете готовы, – рассмеялась она. – Пока ваши глаза говорят о другого рода интересе.

И она исчезла в дверях соседней комнаты.

– Ты что-то слишком увлеченно интересуешься моей девушкой, – буркнул Гурий, и подошел поближе к Джи, который в этот момент говорил:

– Я плаваю на мистическом Корабле Аргонавтов, который бороздит как звездные просторы, так и нашу планету в поисках Золотого руна, символа объективной внутренней свободы. На Корабль могут попасть лишь избранные.

– А мне можно поступить на Корабль, хотя бы юнгой? – смущенно произнес Гурий. Джи, бросив на него пристальный взгляд, сказал:

– Я беру тебя, но при одном условии: ты будешь соответствовать всем требованиям, которые предъявляются Аргонавтам.

– Я буду делать все, что от меня потребуется, – решительно заявил Гурий.

– Ну хорошо, я подумаю, – ответил Джи. Мы попрощались с Гурием и вышли в сияющую ночь, под яркие летние звезды. Джи галантно вел Фею под руку.

– Сегодня ты вдохновила меня на тонкую инспирацию, – сказал он ей с благодарностью, – иначе я не стал бы ни о чем говорить в такой сырой компании.

– Когда уже ты перестанешь ходить по этим бесконечным ситуациям; сколько можно метать бисер, читать лекции камням в пустыне? – заметила недовольно Фея.

– Ты не права. Хотя, может быть, в твоих словах и есть определенный смысл, но мне кажется, что в этом городе я обрел единомышленников, а говорил я в основном для них. Имеющие уши да услышат. Ну, а эта бедная отличница, полностью отождествившаяся со своим временным телом, тоже когда-нибудь поймет свою ошибку.

– Только в момент смерти, – усмехнулась Фея. – Хотя Вселенная открыта для всех нас, и всегда, в любой момент приглашает нас в романтическое путешествие, – и она поцеловала Джи в щеку. – Давай забудем обо всем и куда-нибудь скроемся от толпы, я хочу побыть с тобой наедине.

Джи и Фея попрощались со мной и скрылись в темноте ночи.

Постоянно наблюдая за Джи, я открыл, что его внутренний мир вмещал в себя целый космос, и временами из глубин его высшего «Я» лучился загадочный золотистый свет. Я тоже стремился воссоединиться с высшей частью своей души, но не знал как, а спрашивать не решался, ибо знал, что в словах нельзя найти ответ.

Долго я размышлял об этом, глядя на бледный диск Луны. Черный купол неба манил своей таинственной красотой, и каждую ночь я пытливо вслушивался в напряженную тишину звезд.

Было уже около трех ночи, когда я вернулся домой, но в маленькой комнате горел свет. Постучавшись, я приоткрыл дверь: Фея, все еще в черном шелковом платье, сидела неподвижно на стуле, и взгляд ее таинственно блестящих глаз был устремлен в пустоту. Она даже не заметила моего присутствия. В комнате ощущалась некая прохлада, а воздух дрожал от странной наэлектризованности. Мне показалось, что она отсутствует, и ее душа блуждает в далеких пространствах, а тело застыло в непривычной позе. Я, как завороженный, забыв о приличиях, продолжал стоять у приоткрытой двери, наблюдая за нею. Через некоторое время легкая дрожь пробежала по ее рукам, и ее душа вновь вернулась в тело. Она бросила на меня недовольный взгляд, затем холодно улыбнулась и сказала, отвернувшись:

– Что это еще за неожиданный ночной визит?

Я смутился, сообразив, что мой интерес мог быть расценен ею как нечто совсем иное, и робко сказал:

– Горел свет, и я хотел узнать, все ли у вас в порядке, и не нужно ли вам чего? Но, честно говоря, я хотел бы узнать у вас, как научиться быть более сознательным во сне, поскольку уже встречался с вами в сновидении, и понял, что вы можете очень многое.

– Ветер твоей души веет в другую сторону, – ее голос звучал словно из иного мира. – Для начала научись перемещаться в сновидении с помощью намерения, и тогда сможешь достигать цели.

– Без вашей помощи у меня это вряд ли получится скоро, – заметил я. Фея посмотрела сквозь меня и неторопливо достала из своей дорожной сумки загадочный пакет. Осторожно открыв его, она передала мне небольшую картину, написанную маслом на твердом картоне. Я стал с любопытством ее рассматривать: это было искусное изображение головы тигра, его шерсть переливалась различными оттенками, а взгляд изумрудных глаз тотчас пронзил меня холодным потусторонним огнем. Затем ощущение живых глаз тигра пропало.

– И что мне делать с этим тигром?

– Перед сном концентрируйся на нем, расфокусировав взгляд, – ответила она серьезно. – Этот образ – вход в миры Зазеркалья.

Я собирался задать следующий вопрос, но она молча указала взглядом на дверь. Я отправился спать и, с наслаждением вытянувшись под одеялом, почувствовал, что смертельно устал за этот длинный день.

Несколько часов сна вернули мне бодрость. Утром, наслаждаясь ароматным кофе, я уже раздумывал, как бы построить новый день поинтересней. Поскольку Джи интересовался людьми, которые стремились к Просветлению или хотя бы утверждали, что стремятся к нему, мне пришло в голову съездить вместе с ним к одному чудаку-философу, который покинул Питер и приехал просветляться в молдавскую деревню. Осторожно постучавшись в дверь Джи, я дождался мягкого «да» и заглянул в приоткрытую дверь. Джи, в легком льняном костюме, сидел в изголовье кровати Феи, углубившись в чтение «Философии свободы». Получив от него согласие на поездку за город, я удалился на работу.

Я с трудом дождался конца рабочего дня. В пять часов вечера мы втроем сидели на блестящих сиденьях местной электрички, теснимые деревенскими жителями. «Никто из них ни разу в жизни не задумывался о просветлении», – подумал я, разглядывая их озабоченные лица.

Через пару часов мы сошли на пустынной платформе, где, кроме кружащих ворон, не было никого. С трудом отыскав весь увитый виноградом домик с красной черепичной крышей, я толкнул скрипучую калитку, и мы оказались в небольшом дворике. На нас бросился огромный черный пес, но не достал: спасла железная цепь, которой он был прикован к бетонному электрическому столбу. Навстречу вышел среднего роста плотно сбитый человек, в старой зеленой рубахе и мятых черных штанах; на ногах его красовались начищенные до блеска хромовые сапоги. Он подозрительно покосился на моих гостей.

– Это свои люди, – сказал я ему.

Тогда он протянул широкую ладонь и представился: «Виктор». Он настороженно всматривался в Джи прищуренными глазами, сверля насквозь острым зрачком. При взгляде на Фею он слегка смягчился, а на лице появилась сдержанная улыбка. Поцеловав ей руку, он, галантно поклонившись, пригласил нас в просторный кирпичный дом, в гостиную, и предложил сесть за стол, накрытый узорчатой молдавской скатертью.

Вскоре в дверях появилась молодая симпатичная женщина в длинном крепдешиновом платье. Ее черные густые волосы были собраны на затылке в косу, и при каждом движении головы коса причудливо извивалась. Она внесла на расписном блюде жареного цыпленка, аромат которого подействовал ободряюще на наши голодные желудки. За ней шла десятилетняя дочка с графином молодого молдавского вина. Мое лицо просияло в предвкушении праздника.

– Не духом единым жив человек, – произнесла мелодичным голосом хозяйка.

Она белою рукою разлила по граненым стаканам вино и села рядом с хозяином.

«Эх, и отхватил же себе красотку», – завистливо подумал я.

– Первый тост предлагаю выпить за нежданных гостей, – произнес Виктор и легко опрокинул стакан в жилистую глотку.

– Хорошо живешь, Витя, – произнес умильно Джи, попивая терпкое вино.

– Все это создано своими руками, – сказал Виктор назидательно. – Я это творил ради внутреннего Пути. Уехал вот из Питера, от городских соблазнов, а здесь, на воле, одна дорога – к Богу. – Он налил следующий стакан и с наслаждением выпил. – Здесь я живу один на один со своей совестью. Она мне каждый день подсказывает правильное направление.

– И жена у тебя, словно Елена прекрасная, – пропела нежным голосом Фея.

– Да вот, уж такая краса ненаглядная, что как только загляжусь на нее, так все на свете и забываю, и уже она становится Богом, на которого хочется молиться и оберегать от заезжих завистников.

Виктор бросил недобрый взгляд в мою сторону, и я, почувствовав вину, отвел слишком мечтательный взгляд от горячих глаз его женщины. Тут Витя ударил с размаху кулаком по столу и решительно произнес:

– Предлагаю выпить за настоящего Абсолюта, который создает вот таких замечательных женщин, которые одним видом доказывают, что Бог не зря есть.

– За твое стремление к Богу через женскую красоту, – подхватил эхом Джи.

Вино после этого тоста так легко вошло в меня, что я не заметил, как слегка опьянел. Следующий тост я предложил выпить за бесконечность Нирваны.

Фея, насмешливо поглядывая в мою сторону, еле слышно добавила:

– Только сам не нанирванься, а то земля закрутится под ногами не в ту сторону.

Но я уже ничего не слышал, ибо краем глаза пристально сканировал неведомое пространство у туго стянутой талии молодой Елены. Еще немного и моя кровь закипела бы от нахлынувшего чувства…

Но тут громко залаял дворовый пес. Я вдруг вспомнил себя. Резко спохватившись, я припомнил, что давно хотел узнать у Джи о том, каким образом можно погрузиться во внутренний мир. Набравшись смелости, я, наконец, спросил его об этом. Джи подозрительно осмотрел мою, видимо, не очень трезвую физиономию, и, нахмурившись, произнес:

– Начни с работы над собой.

– Что значит – работать над собой?

– Вряд ли сейчас тебе это можно объяснить, ибо ты находишься не в том состоянии, чтобы получить ответ. Но я попробую хоть что-то сказать по этому поводу. Работа над собой является длительным и сложным процессом, под наблюдением специалиста в этой области, то есть Мастера.

– А разве я не могу быть для себя Мастером?

– Нет, не можешь, ибо не знаешь направление Пути.

– А могу ли я узнать это из книг?

– Кое-что – да, но вряд ли сможешь применить, – ответил он и улыбнулся моему замешательству.

– Вы хотите сказать, что я глуп?

– Ну, это и так понятно, – засмеялась Фея. – Любая информация, которая имеется в твоем распоряжении, – это лишь некая ментальная схема минувших событий, а реальная жизнь является совершенно другой.

– Не совсем понятно, – заметил я.

Джи достал из кармана потертую карту Москвы и протянул ее мне. Я повертел ее в руках, не понимая, что с ней делать; мне показалось, он подтрунивает надо мной с этой картой, но я из уважения развернул ее.

– Ну, что ты там видишь? – спросил заинтересованно он.

– Обычную карту Москвы, – не понимая, к чему он клонит, ответил я.

– Вот и отлично, а как ты думаешь, есть ли какое-то сходство между картой и настоящей Москвой?

– Карта – это всего лишь бумажная схема, а Москва реальна.

– Ну, теперь-то ты понимаешь? – насмешливо спросил он.

– А что я должен понять?

Он посмотрел в окно на голубое небо, по которому величественно плыли многослойные вечерние облака, дав мне возможность почувствовать собственную глупость и произнес:

– То, что написано в книгах о Пути, имеет такое же отношение к реальности, как эта карта к городу.

Такого заключения я не ждал, его логика вывела меня из состояния сонного отупения.

Он наблюдал, как внутри меня нечто бесповоротно разрушалось, как мне было трудно расстаться со своими любимыми иллюзиями. Я столько лет жил в них и привык к ним, как к красивым обоям, прикрывающим неведомую реальность.

– Эх, уж эта работа над собой, заведет она вас неизвестно куда, – сумрачно и глухо проговорил Виктор и выпил еще стакан вина. Его голова неуклюже опустилась на руки, небрежно раскинувшиеся по столу, и вскоре раздался глухой прерывистый храп.

Я понял, что он никогда не пойдет с нами, ибо его душа храпела по-мирскому.

Его храп вернул меня в состояние внутреннего сна, и я вновь стал заглядываться в волшебные глаза его жены. Ее горящий взор завораживающее действовал на меня, доставляя странное наслаждение. Через некоторое время в моей душе заструился легкий огонь.

«И снова кровь моя красной станет от любви», – подумал я. Я был готов броситься в этот бездонный омут чувств и наслаждений, как вдруг раздался голос Феи:

– Этот любовный напиток не для тебя.

Я тотчас вспомнил себя, и мне уже не хотелось задерживаться в этом доме. Жизнь Виктора показалась вдруг мне скучной и ограниченной, и я порадовался своей свободе.

На гравюре алхимик указывает на то, что старания неофита самостоятельно приступить к Великому Деланию похожи на попытку неподготовленного человека подняться без лестницы на отвесную стену башни. Он обречен на провал, на незамедлительное падение. Алхимик также напоминает о том, что обычная земля и земля философов имеют принципиальное различие. Неофитом здесь назван человек, стремящийся восстановить потерянное сияние души.

Дни, проведенные в обществе Джи, пролетали легко и незаметно, как птицы в Зазеркалье, но я так и не смог представить точной картины своего пути в поисках высшей Анимы. Джи собирался вернуться в Одессу, чтобы, как он выразился, «подремонтировать Георгия и его пространство», а потом ехать в Москву. В последний день перед отъездом он вдруг обратился к нам с Гурием:

– Предлагаю вам обоим съездить с нами в Одессу на несколько дней.

– Я не могу ехать, – ответил я, – мои свободные дни уже использованы, а работы в лаборатории невпроворот.

– Когда-нибудь тебе придется сделать выбор между определенностью насиженного места в жизни и Путем, – сказал Джи, и обратился к Гурию:

– А каковы твои планы?

– У меня нет планов, – гордо ответил Гурий, – я живу мгновением. Вот только возьму деньги, пару вещей с собой, и готов ехать.

«Мне он так залихватски еще никогда не отвечал, – подумал я. – Видно, надеется теперь занять место поближе к Джи, ввиду моего отсутствия».

– Вот и отлично, – сказал Джи, – проверим твое бытие. По-настоящему все сильные и слабые стороны человека раскрываются, когда он отрывается от насиженного места и отправляется туда, не знаю куда, за тем, не знаю чем.

Перед отходом поезда, на пустом уже перроне, когда Фея и Гурий поднялись в вагон, я признался Джи:

– Когда вы уедете, я останусь совсем один. Мне трудно с людьми. Если я долго общаюсь с человеком, я начинаю подавлять его, поэтому предпочитаю одиночество. Может быть поэтому, встретив девушку своей мечты, я испытываю непреодолимое смущение и неловкость.

Джи, после некоторой паузы, ответил:

– Те женщины, к которым ты тянешься вовне, являются лишь отражением твоих внутренних дам. Твое общение с ними зеркально отражается в отношениях с дамами твоего внутреннего мира. Если ты подавляешь женщин, то этим самым подавляешь и своих внутренних дам, что делает тебя бескрылым, неспособным к звездному полету. Небесная Пифия обитает как вне тебя, так и внутри. Она может повести тебя к звездам и к высшим прозрениям.

Те люди, которые ограничивают других, на самом деле ограничивают и себя. Ибо вся внешняя Вселенная заключена в нас, и лишь небольшая перегородка разделяет эти миры. То, что вовне, то и внутри. Человек – это весь мир, Вселенная, и если мы боремся и давим что-то во внешнем мире, то тем самым давим эту часть и в себе. Бороться против внешнего мира – дурная бесконечность.

– Ну, сколько можно говорить? – сказала недовольно Фея, выглянув в открытое окно вагона. – Может быть, ты хочешь остаться?

– В минуты расставания время уплотняется настолько, что в пространстве образуется окно, и в этот момент можно сообщить нечто очень важное, – ответил Джи и продолжил:

– Любя всех людей, мы тем самым освобождаемся от плена этого мира, ибо каждый человек является копией чего-то внутри нас. Любя его, мы даем возможность расцвести чему-то внутри нас. Это великая тайна и мудрость. Весь внешний мир на самом деле есть отображение нашего внутреннего мира. Поэтому Христос сказал: «Возлюби ближнего своего, как самого себя». Ибо это единственный способ дать расцвести и уравновеситься всему, что внутри нас. Каждый заморыш и урод вовне – это зеркало того, что есть внутри тебя и внутри каждого человека. Не подал пятачок старушке с протянутой рукой, а внутри тебя тоже есть нищий, который просит подаяние – а ты надменно прошел мимо. Так и мимо тебя проходит удача.

Джи продолжал говорить, уже стоя на подножке вагона:

– Вселенная находится внутри нас, но не каждая душа готова к пониманию этого. Полюбить каждого всем сердцем – единственный во Вселенной путь к восхождению. Тот, кто умеет наладить контакт с любым человеком или существом, тем самым может войти в контакт с любым своим внутренним существом. Наблюдая отношения между людьми, ты поймешь, как относятся друг к другу твои внутренние существа и что из этого выходит. Может быть, тебе нужен контакт даже со змеями и иными неприглядными тварями. Ибо все это – вывернутый наружу внутренний мир. И никому никуда от этого не деться. Это самая странная загадка человека во Вселенной, и ему надо ее разгадать.

Я восторженно слушал Джи, но в то же время понимал, что для меня является невозможным полюбить всех. В это время поезд тронулся, и проводник закрыл дверь. Фея, стоя у окна, помахала мне на прощанье рукой. Мое сердце защемило от печали и на глаза навернулись слезы. Присутствие Джи открывало вход в таинственный волшебный мир, в котором оживала любая сказка, но когда он уехал, невидимая дверь закрылась, и вход в Зазеркалье исчез.

Я стал похож на Буратино, который остался сидеть у нарисованного камина в каморке Папы Карло, не имея возможности проникнуть по ту сторону реальности. Корабль Аргонавтов покинул Молдавию, а с ним ушли и все надежды на достижение Золотого руна. Мой мир опять сузился и превратился в отвратительную точку, где все было известно до мелочей. Я не мог выйти из замкнутого круга, в котором душа была обречена на постепенное умирание.

Через несколько дней вечером в моей опустевшей квартире раздался телефонный звонок.

Я поднял трубку и услышал взволнованный голос Гурия:

– Касьян, я вчера вернулся из Одессы, и со мной сегодня ночью произошло нечто странное, ты просто не поверишь.

– Сначала расскажи, что происходило в Одессе, – охладил я его эмоции, которые успели нагреть телефонную трубку.

– Сейчас приеду к тебе, и все расскажу, – ответил Гурий и положил трубку.

Не прошло и получаса, как он уже звонил ко мне в дверь, на лице его была написана смесь восторга и недоумения.

– В Одессе все было очень странно. Джи представил меня твоим одесским друзьям как своего оруженосца, и они смотрели на меня недоверчиво, но с уважением. Я наслаждался их вниманием, пока Джи не сказал вдруг, что его оруженосец – то есть, я – отличный повар, который даже из остатков может изготовить отличное блюдо. Ты ведь знаешь, что я терпеть не могу готовить, но пришлось сделать вид, что я действительно таков. У Георгия к тому же ничего и не было, кроме каких-то усохших овощей, и я долго тушил их вместе, пока не получилась какая-то малосъедобная масса, которую я выдал за особое грузинское блюдо. Хотя одесские эзотерики плевались, попробовав эту стряпню, Джи, к моему удивлению, съел все поданное ему, нахваливая мою способность к импровизации. Но вот Фея даже не прикоснулась к своей тарелке. Эзотерики холодно посматривали на меня; я расслышал шепот одного из них: «Опять Джи привел одного из своих недоделанных воспитанников». Несколько бутылок чачи, которые я захватил с собой, исправили положение: атмосфера сразу потеплела.

Джи, немного выпив, спросил меня вдруг, улыбаясь:

– А видел ли ты, брат Гурий, фильм про козла-провокатора?

– Нет, – ответил я настороженно.

– Представь себе стадо овец с белым шелковистым руном, которые послушно идут за козлом. У козла гордо поднята голова, на шее висит колоколец. И вот стадо подходит к огороженным проходам, попадает прямо на бойню, под ножи мясников. А козла освобождают, и он ведет следующее стадо на бойню.

Джи рассказывал это с какой-то особой интонацией, и я вдруг почувствовал, что все это происходит внутри меня: я внезапно вспомнил все несправедливости и подлости, которые я делал другим, а другие – мне. Мне стало так не по себе, что я только и смог, что пролепетать:

– Зачем вы мне это рассказали?

– Эх, Гурий, да чтобы слегка поджарить твою наивность: если ты хочешь встать на духовный Путь, то ты должен знать, что и на нем существуют подобные ситуации.

– Но ведь я уже выбрал путь: следовать за вами, – ответил я.

– Если ты хочешь следовать за мной, то должен быть готов идти per tenebrise ad lucem.

– Что это значит? – спросил я.

– Сквозь тьму к свету, – ответил Джи.

– Я готов к этому, – ответил я.

Джи встал со стула и, подняв руки вверх, держа их параллельно, спросил:

– Готов ли ты так же, подняв руки, что символизирует полную отдачу своей воли, шагнуть за мной в неизвестность?

Я сомневался, говорит ли он серьезно, или разыгрывает меня, но на всякий случай тоже встал и поднял руки.

Джи сказал:

– А теперь делай шаг за мной.

И он сделал широкий шаг к окну, а я последовал за ним.

Все это показалось мне какой-то эзотерической шуткой. На следующий день я вернулся домой. Ночью, когда я лег спать, под окном вдруг раздался заунывный собачий вой. Я вдруг вспомнил, что, по народному поверью, бродячая собака воет к чьей-то смерти. Эти мрачные мысли не оставляли меня до полуночи, и я так измотался, что в какой-то момент забылся сном. Внезапно я проснулся, поднял голову и огляделся. К своему удивлению, я обнаружил, что нахожусь в лодке посреди широкой реки. На корме сидел мой отец, в строгом черном костюме и белой рубашке с галстуком, крепко держа в руках большой портфель. Отец сидел неподвижно, глядя перед собой отсутствующим взором. Вниз по течению виднелся древний город с высокими потемневшими от времени башнями и белыми колоннадами храмов. Течение быстро несло лодку вниз, и вскоре мы причалили к пристани. Над нами возвышались высокие каменные стены. Пришвартовавшись рядом с небольшим кораблем, легко покачивающимся на волнах, я выбрался на берег и направился к воротам города.

– Куда ты пошел? – резко окликнул отец.

– Меня ждут в этом городе важные события и люди.

– Чепуха, – уверенно заявил он, – мы с тобой никогда не бывали здесь.

– Отец, я все-таки пойду, а ты подожди меня.

– Ты еще слишком молод, чтобы указывать мне – стал горячиться он, – я пойду с тобой и докажу тебе, что ты глупый мечтатель.

Я быстро направился к высоким дубовым воротам, которые служили входом в таинственный город, отец пошел за мной, посмеиваясь над моей торопливостью. Но огромные ворота оказались крепко заперты.

– Ну вот, так тебя здесь и ждали, – рассмеялся отец и стал озабоченно копаться в коричневом портфеле. Я стал отчаянно стучать в почерневшие врата. Внезапно со скрипом открылась боковая дверца, и из нее вышел стражник в синей накидке, с коротким мечом у пояса и копьем в руке.

– Кто вы, и что вам здесь нужно? – спросил он, положив руку на меч.

Я хотел назваться, но не мог вспомнить своего имени, как ни пытался.

– Свое имя я забыл, – сказал я стражнику, – но за меня могут поручиться Джи и Касьян.

Стражник молча отступил в сторону, пропуская меня, но я задержался в дверях, наблюдая за отцом.

– Кто вы? – обратился стражник к отцу.

– Симон Степанович, заместитель министра, – гордо ответил он.

– Предъявите документ, – приказал стражник.

Отец запустил руку в свой портфель, потом перевернул его и потряс: портфель был пуст.

– Я не могу вас пропустить, – ответил стражник и захлопнул дверь перед растерянным лицом моего отца. Избавившись от навязчивого отеческого контроля, я радостно направился вперед по широкой улице, которая вела к городской площади. Улицы были пустынны, но на душе было тепло и спокойно, словно после длительного отсутствия я вернулся на Родину.

Я долго бродил по улицам, не понимая, зачем я сюда прибыл. Вдруг из большого здания с арками послышались голоса, я поспешил туда, поднялся по каменной лестнице и оказался в просторном зале, где на длинных скамьях сидело множество юношей и девушек.

Они были одеты в длинные хитоны светлых тонов и молчали, и казалось, что они ожидали начала какого-то важного события. У стены стоял высокий белый алтарь на котором я с удивлением заметил золотой крест, а под крестом стояла золотая чаша, украшенная драгоценными камнями.

Рядом с алтарем стоял иерофант, высокий мужчина с поседевшими волосами и белой бородой, одетый в длинный белоснежный хитон. Нечто в его лице напоминало мне Джи. Два юноши в белых длинных одеждах повели меня через весь зал к алтарю, люди в зале затихли, устремив на меня любопытные взоры. Иерофант торжественно взял с престола белый сверток и протянул его мне.

– Отныне ты посвящен в Аргонавты. Теперь ты можешь отправиться в плавание за Золотым руном. Я даю тебе новое имя – Язон, надеюсь, ты оправдаешь его. А это – твое новое одеяние, – громко произнес благородный муж.

В зале послышался шум приветствия. Меня облачили в белый хитон, подпоясав веревкой. От восторга мое сердце сильно забилось. Моя старая одежда, лежавшая на полу, вдруг вспыхнула от невидимого огня и в одно мгновение превратилась в пепел. Я склонился перед старцем, и он возложил руки мне на голову; затем слегка подтолкнул меня и знаком показал, что я могу идти. Я повернулся и пошел к выходу. Юноши и девушки поднялись и пошли за мной, воодушевленно крича: «Язон, Язон!» Моему счастью не было конца: сбылась моя сокровенная мечта, теперь я могу отправиться в долгое странствие за Золотым руном. Гурий умер, и возродился как Язон.

И тут видение померкло и я ощутил, что возвращаюсь в свое тело через какой-то проход в центре груди.

– Ты получил в сновидении посвящение в Аргонавты, – сказал торжественно я, – поздравляю тебя с успешным началом Пути, теперь ты обязательно попадешь к небожителям.

– Спасибо, ты меня успокоил, – ответил Гурий, – а то я подумал, что все это – плод воображения.

– Нет. Это высшая, духовная реальность, в которую тебе посчастливилось проникнуть.