Читать книгу Миквархар. Кёнигсберг дуз пуа. Альтернативно-историческая проза - Константин Зарубин - Страница 7

Что жандармы и сделали. Не умея отличать друг от друга никакие языки, кроме русского да французского, они без колебаний вошли в турецкую деревню, потрясли своими эполетами и ружьями и знаками потребовали съестного. Испуганные крестьяне пригнали несколько баранов и нанесли целый воз лепёшек и козьего сыра. Жандармы приказали трём мальчишкам сопровождать воз и баранов и двинулись обратно к осаждённой скале.

Один из крестьян, однако, через некоторое время смутно припомнил, что турецкая полиция и турецкие вооружённые силы вроде бы выглядят как-то иначе и, кроме того, в совершенстве владеют турецким языком. Он поделился своими соображениями с остальными. Крестьянам стало жаль отданных врагу баранов. В результате возникло решение поставить ближайший турецкий гарнизон в известность о том, что вероломные русские перешли границу и беззастенчиво грабят подданных Османской империи.

Командующий гарнизоном принял это известие с глубоким душевным удовлетворением. Отправив в Истамбул срочную депешу, в которой говорилось, что наконец-то найден повод для новой войны с русскими, он велел привести гарнизон в полную боевую готовность. К утру следующего дня все ружья были начищены, все сабли были заточены, боевой дух поднялся до критической отметки, и после вознесения необходимых молитв Аллаху турки пошли воевать.

В это время Бабкендорф и князь Вахтанг давились несвежим козьим сыром и в очередной раз пытались прийти к компромиссу.

– Ну на что вам сдался этот несчастный поручик, господин Бабкендорф? – горячо шептал князь. – Скажите ему, пусть отпускает девушку и проваливает ко всем чертям, и его компания с ним. Зачем мучить себя и людей? – князь кивнул в сторону одуревших от солнца солдат, которые пытались свернуться калачиком в куцых тенях за камнями. – Всё это можно немедленно прекратить, господин Бабкендорф. Я не останусь у вас в долгу.

К полудню князь Вахтанг уломал Бабкендорфа. Князь не учёл лишь одного обстоятельства. Дальтонский, придавленный любовью к деве Кисико, наотрез отказался уходить куда-либо без неё. Хотя сама дева, глубоко тронутая мольбами князя накануне, была не совсем против. К тому же, ей надоело сидеть на скале. Площадка на вершине была небольшой, и за сутки на ней установился навязчивый запах человеческих испражнений. Дева Кисико уже успела отвыкнуть от таких запахов.

К середине дня осаждающие и осаждённые погрузились в глубокое уныние. Воздух не двигался, камни накалились, жужжали и кусались мухи. У троих солдат и у корнета Дальтонского случился солнечный удар.

Воцарившееся уныние разогнали подоспевшие турки. Первой их заметила дева Кисико. Турки приближались невероятно быстро, не жалея застоявшихся без работы лошадей. Со слов Кисико Бабкендорф и князь Вахтанг поняли, что ретироваться за русскую границу им не удастся. Бабкендорф нервно вытер платочком лоб, щёки и шею и предложил осаждённым забыть былые разногласия и объединиться перед лицом общего врага. Отряд Дальтонского, теряющий сознание от жары и страха, радостно согласился, хотя сам Дальтонский пробурчал что-то недовольное и невразумительное.

Когда турки, оглашая окрестности боевыми кличами, начали заполнять ущелье, жандармы, солдаты, джигиты и князь с Бабкендорфом следили за этим процессом уже сверху. На одной вершине, конечно, они бы не поместились. Кроме того, это было бы невыгодно с тактической точки зрения. Поэтому Бабкендорф рассредоточил свои силы по всем четырём скалам, окружавшим ущелье.

Князь Вахтанг, впервые увидев младую деву Кисико так близко, сразу же загорелся чувством, которое по интенсивности ничуть не уступало чувству Дальтонского и, возможно, даже превосходило его. Пока все остальные были увлечены прибытием кровожадных турок в ущелье, князь подсел ближе к Кисико и вперил в неё очарованный взгляд. Дева Кисико смутилась и отодвинулась за камень.

Все лежали смирно – так приказал Бабкендорф. Он очень надеялся, что турки потолкутся в ущелье, никого не увидят и уберутся восвояси. Но турки не оправдали его надежд. В последние годы их военно-промышленный комплекс работал на всю катушку, и война была необходима. Заметив на земле остатки костров и баранов, турки несколько раз призвали русских выходить на битву, а затем послали людей посмотреть, не прячется ли кто на скалах. Бабкендорф привязал свой кружевной платочек к штыку и помахал штыком из-за камня. Турки обрадованно заголосили и принялись стрелять в сторону платочка.

Вести переговоры в такой обстановке Бабкендорф не умел. Поэтому он глубоко вздохнул, перекрестился, отечески похлопал близлежащего жандарма по плечу и выстрелил в шевелящуюся толпу турок. В этом сражении, ввиду ограниченности боеприпасов, русско-грузинские силы могли рассчитывать исключительно на психологию. Поэтому по сигналу Бабкендорфа все джигиты, жандармы и солдаты, как и было оговорено, заорали что было мочи, и начали бросать камни и по очереди палить в турок.

Поручик Дальтонский, не любивший военные действия, спешно отошёл от переднего края, присел за камень, спустил штаны и вдруг обнаружил перед собой деву Кисико. Вначале он устыдился и хотел было натянуть штаны обратно. Но в этот момент провидение послало ему прекрасную мысль.

– Возлюбленная моя Кисико! – взволнованно зашептал он, взяв деву за руки. – Ты видишь, началась война, и, быть может, уже сегодня вражеская пуля разлучит нас навсегда. Конечно, Господь милостив и может пронести эту чашу мимо меня, но, как говорят в народе, на бога надейся, а сам не плошай. Давай же возьмём у судьбы эти, быть может, последние мгновения и полюбим друг друга, как подобает мужу и жене!

И столько страсти и искреннего порыва было в его глазах и голосе, что дева Кисико тут же сдалась и, пока Дальтонский задирал её юбки, принялась осыпать слезами и горячими поцелуями его лицо.

В этот момент князь Вахтанг заметил подозрительное совместное отсутствие Дальтонского и Кисико на переднем крае. Он прошептал несколько грузинских проклятий, выпустил последнюю пулю в паникующих турок и пошёл разобраться, в чём дело.

Когда он обогнул тот самый камень, было уже почти поздно, но всё-таки ещё не поздно. Не медля ни мгновения, князь Вахтанг схватил поручика Дальтонского за плечи, оттащил его в сторону и приставил ему к горлу кинжал. Дева Кисико закричала благим матом.

– Если ты её тронешь, я тебя прирежу, господин Дальтонский, – сообщил князь Вахтанг.

– Вы не имеете права! – неуверенно крикнул Дальтонский. – Она моя законная жена пред Господом! Кто вы такой, чтобы вставать между нами?

– Неправда, неправда! – вмешалась Кисико. – Мы ещё не сочетались законным браком!

– Ах ты, грязный лжец! – прорычал князь Вахтанг, водя бородой по лицу Дальтонского. – Надевай штаны и иди сражаться за своё Отечество, чтоб я тебя здесь не видел.

Дальтонский послушно привёл себя в порядок и пополз на передовую. Князь Вахтанг помолился про себя, чтобы Дальтонского продырявила турецкая пуля. Потом, действуя в соответствии с русской народной мудростью, князь подобрался к одному из джигитов и попросил его устроить для Дальтонского турецкую пулю. Когда это было улажено, Князь опустился на колени рядом с Кисико и стал её утешать.

– Я буду тебе муж и отец, о Кисико! Не плачь! Я богат и знатен. Меня знает сам русский император и уважает весь Кавказ и Закавказье. Ты родишь мне наследника, и мы будем жить долго и счастливо, о моя княжна! Не проливай горючих слёз!

И дева Кисико успокоилась. Она была практичной девой.