Читать книгу Блеск оправы - Корбен Сайкс - Страница 5

Ладони вспотели, и Шон вытер их об штаны, на время отложив свою жертву в сторону. Вчера он не смог похоронить обезображенную куклу, поэтому плохо спал, а редкие сновидения пророчили ему скорое разоблачение. Дождавшись, пока сосед по комнате уйдет, он вытащил выпотрошенную тряпичную куклу и крепко сжал ее в руке, будто под давлением она могла испариться.

Шон издевался над игрушкой второй раз в жизни. И то только для того, чтобы точно удостовериться, что ему это не понравится. Ведь Тесс и его дружки регулярно устраивали подобные кукольные казни. И чем изощренней было наказание для игрушечного друга, тем лучше. Если в руки мальчишкам попадалась деревянная фигурка, от нее долго можно было отпиливать кусочки, топтать или вырезать непристойности на игрушечном туловище. Потом жертву обезглавливали или сжигали – тут кому как больше нравилось.

Шон огляделся по сторонам, прикидывая, где спрятать куклу до вечера. Оставлять ее в комнате небезопасно: если кто-нибудь найдет, Шон сгорит со стыда. Мальчик взглянул на куклу в руках и тут же отвернулся. В конце своей казни Тесс обычно плевал на униженную и уничтоженную им кукольную жертву, а потом складывал руки в молитвенном жесте и невинным голосом велел ей отправляться на небо к Варлоу. Шон сначала тоже хотел так сделать. Он думал, что тогда почувствует себя тем, кого боялись и уважали почти все ровесники и даже ребята постарше. Но Шон почувствовал себя дураком. А еще убийцей. Быть им ему не понравилось. Ни в первый, ни во второй раз.

Шон замотал куклу в летнее покрывало и, открыв шкаф, запрятал сверток вглубь полки. Если ему повезет, он расправится с ней еще до того, как сосед вернется с вечерней службы.

Он сел на кровать, чтобы поправить башмаки. Они еще во время первой примерки оказались ему малы, но Старый Жук, как называли усатого послушника за спиной, и слышать об этом не желал. В придачу к маленькой обуви Шону выдали рубашку на пару размеров больше. Обменивать свои штаны в тот день он не решился.

Спрыгнув с кровати, мальчик с трудом пошевелил упирающимися пальцами и со злостью топнул ногой. Жук сказал, что он их разносит. Шон шаркнул подошвой, будто это могло помочь, и пробубнил: «Разношу. Как же!». Он злился, что не настоял на том, чтобы тесные башмаки поменяли или в крайнем случае отдали обратно старые: они, конечно, износились, но хотя бы не натирали. Шон схватил со стула шерстяную накидку и, в последний раз взглянув на новую пару, задумался, получится ли их обменять. Быть может, его старую обувь еще не выбросили.

Раз в полгода всем детям приходилось наведываться в логово Старого Жука, чтобы обменять свои вещи на одежду больших размеров. В прошлый раз почти все, что досталось Шону, село как надо, в этот – мальчика обрадовала только рубашка, доставшаяся ему от одиннадцатилетнего послушника. Шон надеялся, что остальные ребята, стоявшие в очереди, услышали, что в свои девять лет он носит такие большие вещи, и теперь будут относиться к нему с большим уважением. Вот только башмаки определенно все испортят. Шон нахмурился и поджал пальцы на ногах.

Убедившись, что снующим по коридору послушникам нет до него дела, он подошел к окну и нагнулся, чтобы попробовать растянуть жесткую обувь рукой. Если его сейчас заметит кто-нибудь из дружков Тесса, Шону не позавидуешь: тогда все мечты об их дружбе можно будет навсегда похоронить под Мордастиком.

Шон выпрямился, оставив безуспешные попытки растянуть башмаки, и выглянул в окно. Старый дуб, огромный и необъятный, раскинул массивные, похожие на змей ветви почти до самой земли. Причудливой формы дупло напоминало слегка изогнутый в улыбке рот, а выцарапанные над ним глаза глядели на Шона грустно и обреченно. Мордастик был стар, оттого и так печален. Шон вздохнул и махнул другу рукой. Мордастик не ответил.

Мальчик простоял у окна еще немного, наблюдая за беззвучной жизнью на улице, и даже немного отвлекся от неудобной обуви. Среди послушников в белом облачении, которые только вернулись с утренней службы, Шон сразу заметил приближающихся в обычной рабочей форме мужчин. Мальчик не разглядел, что они несли в руках, но заинтересованно проследил, куда направляются. Если свернут направо, значит, точно идут к часовне, решил Шон. Недавно его и самого отправляли туда для помощи, поэтому мальчик надеялся узнать среди незнакомцев своих наставников. Но мужчины не свернули направо: остановились у Мордастика и сложили на землю инструменты.

Затаив дыхание, Шон следил за тем, что они станут делать дальше, и когда понял, что слухи правдивы и старый дуб действительно хотят спилить, волосы у него встали дыбом. Под Мордастиком он похоронил свою первую жертву, там же собирался запрятать и вторую. И если пень выкорчуют, все пропало. Они найдут ее и о том, что он сделал, узнают все!

Не обращая внимания на пульсирующую боль, Шон как безумный сбежал с лестницы и вышел на улицу. Лицо горело; особенно горячими казались уши. В нерешительности остановившись на полпути к Мордастику, Шон ошарашено смотрел на происходящее и не понимал, что ему делать.

– Простите, а что с дубом? – вопрос, больший похожий на писк, вырвался непроизвольно, и проходящий рядом послушник – высокий и худощавый – остановился и тоже взглянул на Мордастика.

Шон почувствовал, как кровь отлила от лица, когда рабочие подошли к старому дереву и взглянули на корни.

– Какой любопытный, – цокнул стоящий рядом мужчина: теперь все его внимание переключилось на Шона. – А ты почему не работаешь? Где твой паха, сынок?

Шон мотнул головой, поклонился и со всех ног бросился бежать. Его сегодняшний паха – наставник – конюх, и опоздание к нему могло вылиться в серьезное наказание. А все из-за Мордастика, кукол и тех мужчин, которые решили спилить дуб именно сегодня.

Пробегая мимо старого приятеля, Шон не улыбнулся Мордастику, как раньше, а хмуро и разочарованно покосился на него. Если бы он только знал, чем все закончится, ни за что не стал бы хоронить своих жертв под деревом. А ведь Мордастик сам подал ему эту идею. В одно из наказаний Шон и остальные сбежавшие с вечерней службы ребята должны были перекопать землю у старого дуба. Но не лопатами, а короткими палками, у которых на конце была изогнутая металлическая пластина, напоминающая огромный коготь. Ночью, когда все ушли, мальчик пробрался к дереву, быстро отрыл яму у самого подножия и сунул в нее изуродованную куклу. С того дня Шон спал спокойно, а оказалось, что Мордастик выдал его тайну.

Шон сбавил шаг, когда почувствовал, что запыхался, и снял с себя накидку. Сложив ее, мальчик прищурился и взглянул на небо: сегодня намного теплее, чем вчера. И зачем он только потащил с собой верхнюю одежду?

Настроение окончательно испортилось. Шон вспомнил и о неудобной обуви, и о том, что так и не зашел к Старому Жуку, а его башмаки отправились на помойку. Грустно вздохнув, мальчик зажмурился и задрал голову вверх, подставляя лицо под теплые лучи. Солнце согрело его, Шон на секунду даже подумал, что по-настоящему обняло, и на глаза навернулись слезы.

Раньше, когда Шон еще жил в Апсаре, ему казалось, что он очень одинок. И только перебравшись в Велибриум, мальчик понял, что значит по-настоящему быть одиноким и каково это, когда до тебя никому нет дела. Подружиться со сверстниками он не смог, да и после того, как его осмеяли за странный говор, к Шону одно за другим стали липнуть обидные прозвища. Ну и кто станет дружить с таким неудачником? Шон даже кукол этих мучил только для того, чтобы ровесники приняли его. А оно вот как обернулось. Мальчик уронил лицо в ладони и глухо замычал, сдерживая крик.

Что бы он ни делал, как бы ни старался, для всех он так и останется никем. Редко кто из послушников будет звать его по имени, и в конечном итоге Шон и сам забудет, как его зовут. Смахнув с глаз выступившие слезы, мальчик шмыгнул носом и вновь ускорил шаг. Отец учил его не плакать по пустякам, но, вспомнив о родителях, Шон не сдержался. Если бы он только знал, что без них будет так плохо, ни за что не уехал бы из родной деревни.

На подходе к конюшне мальчик остановился, чтобы отдышаться и привести себя в порядок: он вытер нос, заправил выбившуюся рубашку и закатал рукава. Надеясь, что никто не обратит внимания на его припухшие глаза, Шон прошел через узкий дворик и заглянул в конюшню.

– Вот он, смотрите! – весело воскликнул мальчишка, с которым он столкнулся у самого входа. Его громкий голос заставил Шона поморщиться, – Отходи, Шонан. Видишь, воду несу! Проваливай с дороги, тупица!

Розовощекий послушник сделал резкий выпад в сторону Шона и разлил немного воды. Из конюшни послышались сдержанные смешки.

– Ты полный тупица! Я же из-за тебя разлил!

Шон пожал плечами. Он не имел к случившемуся никакого отношения, но стоящий перед ним мальчишка на несколько лет старше, а еще такой толстый, что мог запросто раздавить Шона. Мысль о том, чтобы превратиться в лепешку прямо на пороге конюшни в ужасных жмущих башмаках, рассмешила его, и Шон с трудом сдержал нервную улыбку.

– Чего застыли? Работы не хватает?

Шон узнал этот голос, обернулся и увидел сердитого конюха, которого больше заинтересовала лужа на земле, нежели сам мальчик.

– Ты балбес! Я сколько раз говорил, чтобы ты носил воду аккуратнее? – отвесив розовощекому послушнику подзатыльник, сухопарый паха взглянул на Шона.

– Но он толкнул меня!

От такой наглой лжи у Шона перехватило дыхание:

– Неправда!

– Чем докажешь? У меня есть свидетели! – розовощекий, лицо которого пылало уже алым цветом, указал на ребят в конюшне, и те с радостью принялись его выгораживать.

Покрытое веснушками лицо конюха скривилось от поднявшегося шума. Мужчина схватил Шона и задиру за уши и с такой силой дернул, что оба закричали, моля о пощаде.

– Быстро за работу, а то сейчас возьму палку и мало никому не покажется!

Шон прижал ладонь к горящему уху, но уйти не успел. Мужчина схватил его за шиворот и поинтересовался, где именно задержался мальчик. Шон замялся, придумывая оправдание, но на удивление конюх сам пришел на помощь:

– Чего мямлишь? Помогал отцу Грэму?

Шон с готовностью кивнул.

– А где он? У себя?

В следующий раз, чтобы получить от мальчика внятный ответ, конюху пришлось встряхнуть его, словно набитую камнями погремушку.

– Он в роще, у Северного храма, – пропищал Шон, прикрывая голову руками. Конюх наотмашь ударил его несколько раз, и дети боязливо притихли.

– Ах ты паршивец! А как ты тогда помогал?

Втолкнув Шона в конюшню, паха пригрозил и остальным, поэтому тут же загремели ведра, заскрипели створки окон, розовощекий задира снова взялся носить воду, но Шон-то знал – стоит конюху отвлечься, как дети тут же бросят работу.

– Надо почистить стойла. Давай, бери щетку, ведро, – паха обвел указательным пальцем почти всю конюшню и направился в комнату для дежурного конюха. Шон заметил, как заулыбались находящиеся неподалеку мальчишки, и со вздохом направился за лопатой и щетками.

Если бы его пахой назначили Старого Жука, Шон бы перебирал сейчас одежду или помогал наводить порядок в логове старика: все лучше, чем убирать навоз под пристальным взглядом ребят постарше. Перепалку с розовощеким ему точно припомнят, и повезет еще, если к Шону не прилипнет новое обидное прозвище.

– Навозный жук, – прошептал моющий окна мальчишка, и стоящие рядом ребята согнулись пополам, будто вот-вот разразятся приступом хохота.

Шон пропустил эти слова мимо ушей, взял лопату для навоза, ведро и зашел в крайнее стойло. Снова послышался голос конюха, но теперь Шон только любопытно выглянул из своего убежища, чтобы понаблюдать за тем, как мужчина отчитает кого-то из его обидчиков.

Рядом с конюхом стояла Малышка Бэт. Как обычно угрюмая и нелюдимая, она скрестила руки на груди и обвела помещение скучающим взглядом. Попадаться ей на глаза Шону не хотелось, поэтому мальчик бесшумно юркнул к стене и пригнулся. Бэт была не только уродливой, но еще и жестокой. Старик Грэм предупреждал Шона, что следует остерегаться красивых людей, потому что обычно за милым личиком скрывалась жестокая и уродливая душа. Но внешность Бэт была неискаженным ее отражением. Тонкие, почти бесцветные изогнутые в кривой усмешке губы были олицетворением жестокости, прищуренные, глубоко посаженные глаза – признак зависти, а круглое, почти всегда грязное лицо с поличным выдавало ее жадность. Он будет трусом, если признается, что боится ее, но Шона передернуло даже от одной мысли о Малышке Бэт, а ведь она стояла неподалеку. Стоило только поднять голову, и он увидит ее прямо перед собой.

Вскоре после того, как паха покинул конюшню, порученные дела стали выполняться спустя рукава, а мальчишек, что собрались у одного из окон, больше волновало происходящее на улице, чем возможное наказание. Шон украдкой поглядывал в их сторону, пытаясь понять, чем именно любуются остальные ребята. Однако те так столпились у окна, что взгляд мальчика то и дело упирался им в спины. Шон хотел подойти ближе, но опасался нарваться на задир, поэтому, пока они отвлеклись, быстро собрал навоз, чтобы отнести его к общей куче.

Выглянув из убежища, Шон с облегчением понял, что Малышка Бэт была занята уборкой соседней комнаты, а почти все мальчишки собрались у окна. До Шона никому не было дела, и если раньше от этой мысли у него наворачивались слезы, то сейчас он едва не подпрыгнул от радости. Удерживало его только ведро навоза в руках. Жмущие башмаки и обидные прозвища тут же ушли на второй план. Шон с удовольствием появился на улице и даже подумал о том, что это утро выдалось не таким уж и плохим. Возможно, его жертву и найдут, но кто докажет, что мучил ее именно Шон? Мальчик улыбнулся и не без гордости подумал о том, что поступил по-взрослому осмотрительно, распотрошив забытую на улице куклу только через несколько недель, когда о пропаже забыли.

Шон хмыкнул и уверенным шагом направился обратно в конюшню. Отчасти он догадывался, почему отношение сверстников к нему было особенным. Дело было не только в странном говоре или в том, что мальчик не знал некоторых слов, которые часто употребляли варлоулиане. Шон был особенным. По-другому не объяснить такое пристальное внимание со стороны одного из основателей Велибриума. Старик Грэм учил Шона всему тому, что знал сам, а еще был единственным, кого по-настоящему заботила судьба мальчика. Такое внимание со стороны почитаемого всеми святого отца Шону не простили. Ему завидовали и знали, что сдачи мальчик не даст: слишком худощав и неуклюж – бояться такого никто бы не стал. Но вот отца Грэма боялись. И Шону думалось, что только поэтому он еще не стал первой неигрушечной жертвой подростков.

Когда он вернулся в конюшню, уверенности поубавилось, и Шон вновь поспешил спрятаться от посторонних глаз. Собирать навоз в этот раз пришлось еще быстрее, мальчишкам наскучило стоять у окна и они разбредались по конюшне.

– Смотрите, наш навозный мальчик за работой!

Шон напрягся, но виду не подал. Как ни в чем не бывало он продолжил уборку стойла, хотя от взглядов и смешков уши начали предательски гореть.

– Навозный жук, – кто-то поддакнул розовощекому задире, и Шон с дрожью в руках схватил наполненное ведро и обернулся.

Они не выглядели опасно: кучка детей, таких же, как он. Но Шон чувствовал себя так, будто его заперли со стаей голодных волков.

– Чего не отзываешься? Слова все забыл? – толстяк вальяжно приблизился к нему. Шон поставил ведро на пол и, вернувшись за щеткой и лопатой, выставил их у следующего стойла, чтобы не возвращаться лишний раз. Мысль о том, что мальчишки могли закрыть его там, пришла в голову совсем неожиданно, и Шон решил не испытывать судьбу, а заранее подготовиться к возможному наказанию. Прямо как с куклой.

– Эх, затолкать бы тебе это в рот, – с печальным вздохом произнес подросток и указал на ведро с навозом. – Глядишь, и понимать бы тебя стали…

Шутка ребятам понравилась, они поддержали ее, что только сильнее подстегнуло задиру: он преградил Шону выход из конюшни.

– Куда собрался?

– Пусти, – Шон оторвал взгляд от пола и решительно сжал кулаки. Розовощекого это развеселило.

– Значит, когда я шел с водой, ты меня не пропускал, – протянул он, издевательски скалясь, – А теперь сам хочешь выйти? Нет уж, постой.

Розовощекий раскинул руки, и в какую бы сторону Шон ни бросился – не пройти. Да и бегать с полным ведром оказалось не так просто. Самым разумным решением в этой ситуации было бы просто потерпеть: поставить ведро на пол и постоять до тех пор, пока мальчишкам самим не надоест его дразнить. Но Шон решил бороться.

– Лучше отойди, – предупредил он тихо, но отчетливо.

– Ты что, мне угрожаешь?

Шон отступил назад, когда толстяк приблизился, и уже успел пожалеть, что открыл рот. Просить прощения тоже было поздно. Да и здесь, в конюшне, где полно его дружков, пытаться извиняться перед розовощеким все равно, что копать самому себе могилу под Мордастиком. Жизни после этого Шону не дадут. Тут уж никакой отец Грэм не поможет.

– Брось, – мальчик вновь попытался пройти к двери. – Это уже не смешно…

– Почему же? Очень даже смешно, – хохотнув, выдал толстяк.

Шон нахмурился, скрежеща зубами, и стал судорожно придумывать, как миновать живую преграду. Внезапно раздавшийся позади грубый голос едва не заставил его вздрогнуть:

– Дай пройти!

Мальчик обернулся и застыл на месте, не в силах оторвать испуганный взгляд от послушницы: она была слишком близко. Тучная и мужеподобная Бэт стояла прямо перед ним, и прежде, чем Шон успел сдвинуться с места, его толкнули в спину.

Потеряв равновесие, он разжал ладони и выпустил ведро из рук. Шон услышал, как оно отлетело куда-то в сторону и с грохотом приземлилось на пол, но помешать этому не успел. Он и сам больно ударился, когда упал, а смеющиеся неподалеку ребята, которые принялись весело хлопать в ладоши, стали последней каплей. Шон шмыгнул носом и незаметно вытер слезы, стоя на коленях.

Хохот не прекращался. Мальчик вскочил на ноги. Перед ним все еще стояла Малышка Бэт, но на это раз лицо ее было красным. Шон опустил взгляд, и у него перехватило дыхание. У ног послушницы лежало ведро, а выпавший оттуда навоз теперь красовался на женском ботинке.

Мальчик в ужасе отступил назад. Он уже не слышал ни голосов, ни смеха, которые отчетливо раздавались еще мгновение назад. Перекошенное от злости лицо послушницы обездвижило его, лишило слуха, и даже боли Шон больше не чувствовал. Только страх. Свалив стоящие у стойла инструменты ей под ноги, он бросился бежать.

На ватных ногах, забывая дышать, Шон обогнул конюшню, добрался до колодца и пригнулся. Ненадежное убежище оказалось единственным спасением: Бэт не отставала и в первую очередь искала мальчишку в сарае и за стогом сена. Раздосадовано прикусив кулак, Шон ударил себя по лицу за оплошность. Какой же он болван! Нужно было найти другое место…

От Бэт не спрятаться, и Шон боялся даже представить, что она сделает с ним, когда поймает. Может, распотрошит его прямо как ту куклу, над которой он издевался, а потом похоронит его в куче навоза – под Мордастиком мест уже не было.

Украдкой проследив за тем, как послушница направилась к бочкам, Шон улучил момент для побега. На этот раз он бежал без оглядки и намеревался спрятаться там, куда бы раньше и не подумал войти без приглашения. Взбежав по лестнице, Шон приоткрыл дверь, ведущую в дом конюха. Комната оказалась пуста. В последний раз обернувшись, мальчик зашел внутрь и прикрыл входную дверь.

Дыхание сбилось, и, прикоснувшись ко рту рукой, Шон заметил, что к вспотевшим ладоням прилипли комочки земли. Быстро вытерев ладони об штаны, он обернулся и прислушался. В соседней комнате, судя по голосам, находилось двое. Шон старался никогда не подслушивать чужие разговоры, отец часто повторял: то, что не предназначено для его ушей, однажды может стоить Шону жизни. Однако голоса, доносившиеся из-за двери, были достаточно громкие, чтобы без особого труда разобрать разговор:

– Ну, если не побоятся, пусть приходят. Встретим их со всем радушием, на которое способны негодяи и убийцы… – ответил кому-то конюх, и Шон услышал, как следом раздался уверенный хрипловатый голос незнакомца:

– Не шути так.

– Шутка ли? Аметистовый офицер убит!

Шон затаил дыхание, решив, что ему это послышалось. Офицер мертв? Быть такого не может. Они ведь неуязвимы.

– Помалкивай!

– А чего помалкивать-то? Об этом все равно скоро узнают.

– Надеюсь, что без твоей помощи.

Конюх хмыкнул, и следом раздался скрип половиц: кто-то из мужчин принялся нервно расхаживать по комнате. Вскоре звук прекратился, и на мгновение воцарилась такая тишина, что Шон испугался: вдруг громкое дыхание сейчас предательски выдаст его? Через секунду половицы под весом мужчины снова заскрипели.

– Шутка ли… Кто-то из наших, – паха цокнул языком. Незнакомец хранил молчание. – Хороши нахалы! А не боятся, что всех их перерубим?

– Да помалкивай ты! Вот из-за таких разговоров слухи и ходят.

– Пусть боятся! – конюх презрительно фыркнул.

– Лучше заткнись, иначе затребуют тебя, как виновника.

– А я что? – удивленно воскликнул мужчина. – Я тут был. Все подтвердят. А вот кто докажет, что это я порезал офицера? Да и силы откуда с такими совладать? Они же божью силу используют – вот пусть и расплачиваются… Чего смотришь? Не прав, что ли?

– Да прав, прав…

Шон услышал, как незнакомец отодвинул стул и встал.

– К отцу Грэму не попадешь сейчас, – предупредил конюх. – Иди сразу к святому отцу Дэймону. Хочу услышать, что он на это скажет…

– А где он?

– Отец Грэм-то? В священной роще у Северного.

Шон кивнул, подтверждая слова конюха. Вход туда разрешен только священнослужителям и детям до десяти лет. А насколько Шон успел узнать отца Грэма – слепой священник проведет там целый день.

– Проклятье! Как не вовремя.

– Да какая разница? – спросил конюх. Шон тоже не понял, почему это так раздосадовало мужчину, и прислушался. – Скажешь отцу Дэймону, и все. Давай, хочу знать, как Его Святейшество на это отреагирует…

– Это срочно, – перебил незнакомец, и, видимо словив на себе удивленный взгляд, объяснил: – Не могу сказать, дружище.

Шон любопытно прикусил губу.

– Ладно, возьми одного из моих ребят. В конюшне работают, и проку меньше, чем от лошади с тряпкой!

– До десяти будет?

– Даже мальчишка Грэма будет, – самодовольно заявил конюх.

– А, этот худой, что ли?

– Ага. Пусть сбегает.

Шон схватился за ручку, как только послышался скрип половиц, и выскочил из дома. Перепрыгивая сразу через несколько ступенек, он быстро миновал лестницу и успел прильнуть к стене до того, как мужчины вышли на крыльцо. Шон со всех ног рванул обратно в конюшню, но теперь его не волновала поджидающая на пороге Малышка Бэт. Она не тронет его. Не успеет.

– Вот он! Вот! Ловите его, ребята!

Шон остановился и в страхе обернулся на мужчин. Мальчишки заметили его, но поймать не успели. А сам розовощекий подстрекатель при виде пахи трусливо спрятался за сверстниками.

– Что вы здесь устроили?! – завопил конюх.

Застигнутые врасплох ребята, не успев разбежаться по углам, так и остались стоять у выхода.

– Это он начал!

Оправдаться Шон не успел. Второй раз за сегодняшний день конюх схватил его за шиворот и громко произнес:

– Не интересует кто! Убрали! Живо, я сказал! А ты, – он обратился к Шону, – быстро за отцом Грэмом. Скажешь, что срочное сообщение от Галлы, как он и просил. Понял?

Мальчик кивнул.

Конечно, он понял. Шон даже знал, что именно незнакомец должен был передать Грэму. Аметистовый офицер мертв, и по странному стечению обстоятельств его смерть, похоже, спасла Шону жизнь.