Читать книгу Что такое осень. Отборное осеннее чтиво - Королёва Евгения - Страница 19

Чертов будильник! Я опять проспал. Эта осень погружает меня в спячку.

Однажды я прокляну тебя, бездушная машина, ты вечно будешь звенеть в пустоту в чертогах ада. Но сейчас часы бессердечно показывают 10:53, а рабочий день у нас в офисе начался в восемь. Без меня.

Мне нужно 20 минут, чтобы выскочить из дома. Не солдат, но потянет. В 11:30 я железно должен быть на рабочем месте. Тогда, возможно, старая грымза не заметит моего отсутствия. Но около лифта в нашем офисном здании в меня врезается это.

Источником несчастья оказывается девушка, хотя назвать ее так у меня не повернулся бы язык.

– Ты мне губу разбила! – кричу я, отплевываясь от ее черных волос. Губа кровоточит. Только этого не хватало.

– И что?

Она фыркает, смахивает свои длинные черные космы со лба и улетает прочь, напоминая мне уродливую китайскую хохлатую.

– Вот зараза!

11:32. Грымза уже стоит в моем кабинете и барабанит пальцами по столу. Черт.

После серьезной головомойки и завала с отчетами в наказание за дерзость, мучаясь головной болью, я плетусь домой. Как же устал! Я хочу сейчас просто свалиться мордой в подушку и блеять, как баран, пока меня силой не загребут в царство Морфея. Какая чушь в моей голове, однако. Может, взять пива? Или полуфабрикатов, дома ведь шаром покати, жрать. «Была бы жрака, это время доширака» – запел внутренний голос.

Или зарулить в макдачную?

Серый вечер уже подходит к концу. Почему-то захотелось поднять голову вверх, как на этих фотках в инсте с разными идиотами, подставляющими лицо не то ветру, не то солнцу, не то дождю.

Чушь, чушь, чушь. Я просто иду, опустив голову, игнорируя плачущее небо под ногами. Шуршат и падают листья вокруг, шуршит и падает моя жизнерадостность вместе с ними.

Ненавижу осень. Почему этой текущей, склизкой, мрачной стерве посвящают столько слов?

Я слышу, как вдалеке льется чей-то смех. Так красиво, мелодично. Хочу слушать этот смех вечно. Как глупо, закрыть глаза и слушать этот милый звонкий девичий смех. Брякнуть бы себя по башке чем-нибудь тяжелым, да посильнее.

– Ты чего хмурый такой, губа все еще болит?

Знакомый голос вгрызается в череп алмазным сверлом. Я хочу обернуться, но снова этот смех зомбирует меня. Что происходит? Злость улетучивается, утекает из меня. Стоять! Это же…

– Ты?!

Она, точно. И губа сразу дала о себе знать ноющей болью. Я и думать о ней забыл, а она – уже тут, без объявления войны бомбит мой и без того размякший без витамина Д мозг. Зараза.

– Не хмурься. Хочешь макфлури?

– Макфлури? Да х… чт.. Что ты делаешь, не трогай меня! Эй, отпусти, слышишь?

Куда она тащит меня за рукав куртки? Чокнутая! Угораздило же с такой столкнуться. Милочка, тебя сейчас спасает исключительно благородное воспитание, заботливо вдолбленное сердобольной матушкой в мою башку.

– Только мороженое, и я клянусь – отпущу тебя, если сам захочешь уйти.

– Тебя послали Боги показать мне, насколько я неправ?

Снова этот смех, такой легкий, такой заразный. Я что, тоже смеюсь? Боже, какой позор. Одно мороженое, и я навсегда с ней распрощаюсь, это невыносимо. Но смешно, смешно, да.

Мы идем по скользкой мостовой в направлении ближайшего макдака. Как два идиота, прыгаем через лужи, пинаем осенние жухлые листья. Она то тащит меня вперед за рукав, то отпускает и убегает. Не хочу догонять, что за детский сад? Я что, блин, похож на ребенка? Нет. Нет, не побегу я! Нет, я не бегу, это – быстрый шаг. Да что б тебя…

Не разрешу ей заходить со мной в Мак. Еще не хватало этого цирка на людях, вдруг встречу кого-то из знакомых?

– Два макфлури.

Парень, принимающий заказ, смотрит через мое плечо и улыбается. Что ты лыбишься, га… Нееееет… Эта чокнутая за стеклянной дверью устроила целое шоу мимов. Почему мне так стыдно, я ведь ее даже не знаю? Может, сделать вид, что я вообще ее впервые вижу?

– Два макфлури и все? Возьмите для вашей девушки горячий чай, кажется, она замерзла.

Ты бессмертный, что ли?

– Она не…

Она не – что? Не моя девушка? Я не просто идиот, а еще и ссыкливый идиот.

– … не любит чай.

Мороженое вкусное. А у нее – еще вкуснее.

Сидим на спинке лавочки в парке и едим друг у друга мороженое. Я думал всегда, что так бывает только в розовых мечтах маленьких сопливых девчонок. Надо столкнуть ее на землю и убежать, в школе такое прокатывало…

Она постоянно что-то говорит. Болтает без умолку, это так забавно. Можно тупо сидеть, есть мороженое и иногда ржать невпопад. Когда совсем не в тему – она тоже смеется, откидывая со лба копну черных волос. И тогда мы встречаемся взглядом.

Глаза у этой заразы очень красивые. Серые, но неуловимо мерцают зеленым и желтым. И длинные черные ресницы, как цепкие лапки паука. Пухлые мягкие губы. С каких пор я стал таким романтичным? У меня сотрясение мозга?

– Почему ты так пристально смотришь на меня?

– Я не смотрю. В смысле, не пристально. Да отстань ты! Почему ты такая странная?

– Я съела.

Уже?! Когда пойдем в кино, попкорн один на двоих с ней точно лучше не брать.

Это была не моя мысль только что, мне ее подкинули, я клянусь!

Она берет из моих рук пустую банку, а у меня мурашки по всему телу побежали. Такие теплые, мягкие руки.

Я вижу в ее глазах отражение этой осени – золотой, яркой, теплой. «Прекрасная пора, очей очарованье…» – так писал Лермонтов. Или не так. Или не Лермонтов, да и какая разница! На уроках литературы я, в основном, дразнил Катьку с первой парты, швыряя в нее пойманных в коридоре пауков. За что почти всегда тусовался за пределами класса – типа наказанный.

Мы смотрим друг другу в глаза всего несколько секунд. Нужно это прекращать, оторваться, посмотреть на… Взгляд прилипает к ее губам…

– Ешь мороженое, а то у меня руки замерзли.

220 шарахает мне по затылку и утекает в землю через левую пятку. Мне снова холодно и мерзко, ненавижу осень.

Мы бредем по улице до ближайшего метро. Ей ехать до Павелецкой, а мне – тащить свою бренную тушку сквозь слякоть и холод октябрьской Москвы. А дома все то же самое: холод страданий, сырость одиночества, уныние хандры.

Осталось метров сто до станции. Пятьдесят. Десять.

– Ну, пока, что ли?

Она молчит. Улыбается. Так дерзко смотрит мне в глаза. Я снова чувствую себя идиотом. Хочу упасть мордой в подушку и блеять, как баран, пока не…

– Встретимся завтра?