Читать книгу Гитара в руках твоих - Крисия Ковальски - Страница 6

Пролог. Однажды летом…
Брусничная зима

Оглавление

Этой зимой

Счастливым быть хочется.

Снег бьёт и щекочется.

И тащит домой.

Не гнать руки с талии.

Замёрзшим дыханием

Греть пальцы другим.

Дарья Пурш


Лечащий врач сказал, что подготовит выписку и после обеда они уже могут покинуть больницу. И вот сейчас Полина сидела вместе с Антошей на кожаном диванчике в коридоре и напряжённо ждала, когда её с сыном позовут в ординаторскую за выпиской. Мимо проходили медсёстры, сестра-хозяйка, сестра-диетолог, что-то пересчитывали в тележке с бельём, что-то искали на ресепшен в бумагах, и никто не обращал внимания на женщину с ребёнком, терпеливо ждущих на диванчике. Время уже перешло за час, потом за полвторого, когда их, наконец, позвали. В кабинете врач быстро ещё раз просмотрел историю болезни, отдал на руки выписку и сказал:

– Требуется ещё одна операция на другой глаз. Не задерживайте с этим.

А когда они вернулись в палату и Полина начала собирать вещи в сумку, то на какое-то время отвлеклась от сына и не заметила, как он подошёл к окну и долго и тихо стоял. Она обратила на него внимание уже когда собрала вещи и закрыла сумку. Маленький мальчик стоял к ней спиной, а плечи его мелко подрагивали. Полина подошла к сыну, обняла его за плечи и развернула к себе лицом. На его длинных тёмных ресницах блестели тяжёлые капли слёз. Всё это время он беззвучно плакал, не жаловался, нет, просто тихо стоял и прятал слёзы.

– Ты чего, сынок? – растерянно спросила Полина, – Домой ведь возвращаемся.

– Я не хочу ещё операцию, – пробормотал мальчик. И тут только Полина встрепенулась от того, что ребёнок слышал слова врача. Она подвела Антошу к кровати, усадила и обняла его, прижав голову мальчика к своей груди.

– Не плачь, мой маленький. Это же будет не скоро… В мае только. А сейчас мы возвращается, наконец-то, домой. Переночуем в гостинице, сядем на поезд и послезавтра будем дома. Ты не забыл, что скоро Новый год? А мы ёлку ещё не ставили. Нам так много нужно успеть до праздника, – Полина говорила, стараясь отвлечь мысли сына и поглаживая его по голове, распрямляя непослушные упругие кудряшки, а сердце щемило от жалости. Лучше бы он громко расплакался, требуя внимания! Но так смиренно, безнадёжно, жалобно и беззвучно плакать у окна…

Они собрали все вещи, Полина проверила, ничего ли не забыли, и вышли из палаты, спустились на лифте в подвальное помещение, где находился гардероб, забрали верхнюю одежду, оделись и снова поднялись на лифте на первый этаж. От того, что нельзя просто свободно выйти на улицу, у Полины начиналась развиваться клаустрофобия. И она спешила покинуть это здание, так похожее на бункер. На улице уже начинало смеркаться, было только начало четвёртого, но длинные тени уже ложились на заснеженные тропинки вдоль больничного двора. Полина жадно вдохнула воздух, чистый морозный, не пахнущий хлоркой и духотой запертого помещения. Они поспешили к воротам, за которыми стояли машины. Такси вызвали заранее, и теперь вглядывались в номера проезжающих машин, чтобы не пропустить. Вот подъехала серебристая «тойота», остановилась рядом с воротами. Полина взяла сына за руку и поспешила к машине. Водителем оказался молодой парень кавказской внешности.

– Вы не могли бы остановиться возле какой-нибудь аптеки? – попросила Полина. В зеркале поймала взгляд весёлых чёрных глаз и услышала заверение:

– Остановимся! Дешёвую аптеку знаю. Там остановимся. Карта со скидкой есть, тебе дам. Не переживай, красавица!

Молодой шофёр быстро вывел машину из потока автомобилей, подъезжающих к стоянке, и помчал по шоссе, через какое-то время остановился возле аптеки.

– Иди, красавица, покупай! – он протянул ей карточку. Полина помедлила, соображая, может ли доверить ему ребёнка и две сумки. Он, поняв её сомнения, заверил, – Не переживай! Оставляй ребёнка, присмотрю.

Полина вышла из машины, направилась в аптеку. Очереди не было, только какой-то парнишка покупал пластырь. И взяв сдачу, быстро ушёл. Полина купила лекарство, вернулась к машине. Парень – таксист громко включил весёлую восточную музыку и слушал её.

– Скидку сделали? – деловито поинтересовался он.

– Да, спасибо вам большое, – Полина протянула ему карточку.

– Не благодари, – широко улыбнулся он, – Люди должны помогать друг другу, верно, красавица?

– Да, – не смогла сдержать ответной улыбки Полина.

Такси быстро привезло их к дешёвой привокзальной гостинице, Полина отдала деньги и попрощалась с водителем. От того, что в этот день ей встретился добрый человек, настроение заметно поднялось.


В деревне Брусничное падал крупными хлопьями снег. Он ложился на почерневшие деревянные заборы, крыши домов, засыпал разметённые и протоптанные дорожки. Антошку было не удержать дома. И пока Полина носила дрова, топила печку, готовила обед и прибиралась, Антоша бегал по двору, слепил снеговика, в его валенки набился снег, а рукавички стали мокрыми, но он ни за что не хотел домой. И Полина прекрасно понимала ребёнка – почти неделю провести в маленькой больничной палате, в замкнутом пространстве без свежего воздуха и теперь не надышаться, не набегаться вволю!

А после обеда, оставив Антошу с соседкой Надеждой Дмитриевной, Полина направилась на работу. Дорожка, ведущая к зданию конторы леспромхоза, была уже расчищена от снега, на крыльце курили рабочие.

– Привет, Полинка! – окрикнул девушку один из них, её сосед Виталька Чернов.

Полина остановилась.

– Виталь, просьба есть, – несмело начала она.

– Ну, говори, – подбодрил он, не прекращая затягиваться табачным дымом.

– Мне ёлка нужна. Привезёшь, я заплачу, сколько нужно.

– Да брось ты… Заплатит она… Так привезу. С деляны буду возвращаться, спилю подходящую, – пообещал Виталька.

Полина кивнула и поспешила дальше. Стряхнула липкий снег с замшевых сапожек, на ходу сняла пуховик, проходя по гулкому пустому коридору, заглянула в кадры. Обычно после обеда девчонки там пили чай и обменивались деревенскими новостями. Но дверь в кадровый отдел была прикрыта, а за ней тишина, только звук работающего принтера издавал тихий шорох. Даже привычное «Авторадио» не играло, не служило, как обычно, тихим фоном к послеобеденным ленивым разговорам. За столами, припав взглядом к экрану компьютеров, сидели служащие, и каждый из них был сосредоточен на своём деле.

Не задерживаясь, Полина прошла в приёмную начальника, повесила пуховик на вешалку, прошла к рабочему месту. И в это время, вероятно, услышав стук её каблучков и скрип старой деревянной двери, и кабинета вышел новый начальник. Вадим Романович Левецкий. Он остановился в открытых дверях своего кабинета, давая вошедшей женщине возможность его рассмотреть. Полина успела только отметить, что он молодой, около тридцати лет, темноволосый, высокий и с серьёзным, даже хмурым взглядом серых глаз на смуглом лице. Но больше ничего она отметить не успела, так как Вадим Романович начал говорить, и голос его прозвучал так же отстранённо и холодно, как и взгляд его холодных глаз. Впрочем, было всё же что-то живое в холодном звуке его голоса – нескрываемое раздражение, вот что.

– Как это понимать, Полина Викторовна? Вы всё ещё работаете у нас? Или мне искать вам замену?

Полина вздрогнула от неожиданности этого заявления.

– Я работаю, – поспешно ответила она, – Разве Павел Фёдорович вас не предупреждал, что я была в больнице с ребёнком?

– Предупреждал, – всё так же холодно произнёс новый начальник, – У вас больничный лист. Три с половиной дня вы прогуляли. Объяснитесь.

– Два дня мы сдавали анализы, проходили обследования. И больничный закрыли в день выписки, а мы смогли уехать только на следующий день, потому что поезда в тот день не было. И с ребёнком соседка смогла остаться только после обеда… – говорила Полина, и ей всё больше не нравилось то, как жалко звучит её голос, и как жалко при этом она сама выглядит, и почему она вообще должна оправдываться перед этим чужим равнодушным человеком?

– Три дня я оставался без секретаря. И как видите, прекрасно справился. Может, вы мне вовсе не нужны? – с язвительной иронией произнёс мужчина. Полина не ответила, опустив взгляд в пол, как провинившаяся школьница в начальной школе. На глаза предательски начали наступать слёзы, сказалась бессонная ночь, тревоги за здоровье сына, усталость от поездки. Полина прошла к столу, молча выдвинула стул и села на него, ноги почему-то стали то ли ватными, то ли, наоборот, тяжёлыми, но стоять на них перед этим человеком было тяжело, лучше всё-таки сесть и почувствовать хоть какую-то точку опоры.

– Эти три дня вычтут из вашей зарплаты, позже напишите заявление в бухгалтерии на дни без содержания. И сегодня задержитесь, – мужчина бросил быстрый взгляд на наручные часы (Полина успела заметить, что это дорогие часы солидной марки, правда, какой, не поняла), – Вы опоздали на четыре часа, значит на столько же и задержитесь. Ваш рабочий день закончится не раньше девяти вечера. Работы накопилось много.

– Но я не могу! – отчаянно вскликнула молодая женщина, протестуя, – У меня маленький ребёнок останется один…

– Полина Викторовна, – перебил её спокойный холодный голос, – Или мы работаем или вы прямо сейчас можете идти домой, к ребёнку, мужу, собаке. Я вас не держу.

Щёки Полины вспыхнули.

– Простите, Вадим Романович… Конечно, мы работаем, – тихо произнесла она, чувствуя, как внутри всё сжимается от возмущения, страха и обиды. Возмущение – это понятно, но страх откуда? И, тем не менее, она чувствовала нарастающий страх перед этим человеком.

– Зайдите ко мне в кабинет, возьмите документы, которые нужно срочно отсканировать и отправить в головной офис.

Полина прошла в кабинет начальника, следуя за ним в отдалении, сразу заметила, что в кабинете, где обычно любил курить Павел Фёдорович, больше не пахнет табаком и на столе не лежат в помятой пачке его любимые сигареты и нет привычно разбросанных бумаг, наоборот, на столе идеальный порядок. Вадим Романович указал на довольно внушительную стопку бумаг и ничего больше не посчитал нужным сказать. Полина взяла документы и вышла из кабинета.

Ведь остаток дня Полина работала, не отрываясь от документов. Едва она заканчивала одно поручение, как Вадим Романович давал ей другое. И сам ни разу не вышел из кабинета ни покурить, ни чаю выпить. Его дверь была чуть приоткрыта, и Полина знала, что он не просто сидит, а тоже работает. Он с кем-то долго говорил по телефону о каких-то поставках сырья, потом изучал какие-то документы, послал Полину в бухгалтерию за какими-то отчётами, потом с чем-то сверял их в таблице на своём ноутбуке, потом заставил Полину заполнять какие-то таблицы какими-то цифрами, значения которых она так и не смогла понять. Потом вызвал к себе по селекторной связи работников пилорамы и долго что-то с ними обсуждал, а они жаловались ему на устаревшее оборудование. После чего Вадим Романович отпустил рабочих, а Полину заставил просмотреть сайты, торгующие оборудованием для пилорам и провести мониторинг цен. От всего этого Полина устала до невозможности, желая только одного – прийти домой. Она вспомнила, что из-за всей этой суеты забыла позвонить домой и предупредить, что задержится. Выйдя в туалет (потому что теперь говорить по телефону как раньше за рабочим местом уже нельзя), Полина набрала номер Надежды Дмитриевны и предупредила, что задержится.

– Вы закапайте каплями Антоше глазки перед сном и, когда он уснёт, не ждите меня.

– Как это не ждать?! А если ребёнок проснётся и поймёт, что один? – возмутилась пожилая женщина.

– Но я не могу прийти раньше, Надежда Дмитриевна! Здесь новый начальник… – едва справившись с чувствами, произнесла Полина, – Он не разрешает уйти!

– Понятно… – вздохнула в трубку соседка, – Только если такое дело, ищи другую няньку, я так долго сидеть не могу, своих дел дома по горло.

Полина вернулась в кабинет с покрасневшими глазами. Это, как нестранно, заметил Вадим Романович.

– Сделайте перерыв, Полина Викторовна, дайте отдых глазам, – произнёс он, не отрываясь от лежащих перед ним накладных и отчётов, – Можете выпить чаю. И, если не трудно, заварите чай и мне тоже. И позвоните в бухгалтерию, попросите главного бухгалтера зайти ко мне.

– Эмма Николаевна уже ушла домой, – ответила Полина, бросая многозначительный взгляд на часы, стрелки которых показывали половину седьмого.

– Тогда пригласите ей завтра с утра, – невозмутимо ответил начальник, – И чай можете взять на верхней полке, чёрный байховый. Если предпочитаете другой, то за ним нужно идти в буфет.

– Спасибо, заварю этот. Буфет тоже уже закрыт, – Полина не смогла сдержать раздражения в голосе, Вадим Романович бросил на неё быстрый взгляд, ровным счётом ничего не выражающий, и углубился в изучении документации.

Полина вскипятила воду в чайнике, заварила чай, разлила его по кружкам, одну кружку поставила перед начальником на стол, а вторую забрала с собой и вышла из кабинета в приёмную, плотно прикрыв за собой двери.

Домой Полина возвращалась в десятом часу по темной пустынной улице, только изредка лай собак нарушал морозную звенящую тишину. Мороз всё крепчал, к утру обещая температуру ниже сорока градусов. Уже зайдя во двор, Полина заметила срубленную небольшую, но пышную сосёнку, прислонённую к стене сарая. «Это Виталя сдержал своё обещание», – подумала с улыбкой молодая женщина и прошла в дом. Жаль, что сегодня не успели нарядить ёлку, хоть Полина так рассчитывала сделать это сегодня вместе с Антошкой. Сын спал в своей комнате на стареньком диванчике, а Надежда Дмитриевна смотрела детективный сериал в гостиной, устроившись в кресле и накрывшись стареньким китайским одеялом с пёстрыми узорами в виде экзотических цветов.

– Ну наконец-то, – с упрёком произнесла она, – Я уже думала, заночуешь там с этим начальником своим.

Полина не смогла сдержать улыбки.

– Какое там! – махнула она рукой, – Даже поговорить с людьми нормально не может.

– Темень такая… Хоть догадался проводить тебя? И чего держал так долго, спрашивается… – ворчливо сказала соседка.

– Не провожал, там остался. Ещё работает.

Надежда Дмитриевна с подозрением взглянула на Полину, но ничего не сказала, тяжело поднялась с кресла, откинула одеяло. А когда надела валенки и полушубок, укутала голову в пуховую шаль, то уже на пороге произнесла:

– Назавтра с кем другим договаривайся. Или в садик веди.

– В садик ещё рано… Нужно капли по часам капать, – растерянно произнесла Полина.

Соседка, ничего не ответив, вышла за порог, обдав Полину облаком морозного воздуха.

Гитара в руках твоих

Подняться наверх