Читать книгу Путь Ариадны - Кристина Вуд - Страница 8

Ответ майора заставил недоуменно глянуть на него. В тот момент я молилась всем богам, чтобы он не заметил страха, затаившегося в моих глазах.

– Что вы… Что вы имеете в виду? Это… это просто какое-то совпадение, – я нервно усмехнулась, и мое состояние явно не осталось без внимания зоркого правоохранителя. – Если бы мой муж хотел меня убить, то в его намерения не входило бы жениться на мне! И вообще… вы… вы так и не сказали, в чем его обвиняют?

Одинцов со стальным и непоколебимым спокойствием облокотился об стол двумя руками, подавшись чуть вперед. В тот момент я была рада, что между нами была хоть какая-то преграда.

– Не обвиняют, а пока что подозревают. Но, чтобы снять все подозрения, ваш супруг должен явиться к нам на допрос. А Власов всячески игнорировал звонки сотрудников СК, также три раза не явился на допрос по повестке.

– Я ни о чем таком не знала… – призналась честно. – Но ведь это не говорит о его причастности к преступлениям, верно? У вас нет доказательств. Я уверена… Уверена, что его подставили. Не знаю… конкуренты, к примеру. Он имеет вполне успешный бизнес, много постоянных клиентов, и конкуренты захотели таким образом устранить моего мужа. Вы же должны рассматривать все версии?..

– Вас никогда не смущало, почему ваш супруг выезжал в рейсы исключительно в зимний период с октября по апрель?

– Нет, никогда не думала об этом, – честно ответила, уже не в силах смотреть в глаза следователю. – Все происходило спонтанно, случайно… Кто-то из водителей заболеет, уйдет в запой или срочно куда-то уедет по семейным обстоятельствам. Это… это просто бред какой-то.

– Быть может, все происходило спонтанно лишь для вас? – предположил Одинцов, самодовольно вскинув бровь. – Вы проверяли, существовали ли те заболевшие водители? Сомневаюсь. Зачем владелец транспортной компании будет сам выезжать в рейсы, когда у него есть большой штат сотрудников? Или, судя по этой логике, в весенние и летние месяцы никто из водителей не болел и не отлучался? – он подался вперед, с напором взглянув мне в глаза. – Анфиса Андреевна, прошу вас вспомнить все мельчайшие подробности о муже. Все, что казалось подозрительным, но вы не придали этому значения. Речь о психопате, который убивает невинных девушек… ваших ровесниц.

Я покачала головой, прикрыв лицо руками. Его убедительный и совершенно спокойный голос сводил с ума, разрушая по кирпичику и без того хрупкое сомнение.

Раз, два, три. Вдох. Раз, два, три, выдох.

– Матвей, воды.

Сделав долгожданный глоток, ощутила, как прохладная жидкость постепенно спустилась по пищеводу. Стало легче, но ненамного.

– Я могу узнать, как… как они были убиты? – зачем-то спросила, все еще гипнотизируя светлую плитку на полу опустошенным взглядом.

Оперативник вновь сел за компьютер, продолжив составлять протокол допроса. А я с силой сжала прозрачный пластмассовый стаканчик в руках. Он скукожился с громким характерным хрустом под давлением моей дрожащей ладони.

– Причина смерти – механическая асфиксия, – констатировал следователь, спрятав руки в карманы черных слаксов. – Все без исключения девушки были задушены, также присутствуют четкие следы сексуализированного насилия. У преступника определенно фетиш на голубоглазых блондинок и изощренная, я бы даже сказал маниакальная форма сексуальной асфиксии. Удушение привлекает маньяков лишь потому, что жертва лишается жизни не сразу, а постепенно. Они поддерживают ее в полуобморочном состоянии достаточно долго, пока не насладятся процессом, – проговорил Одинцов таким спокойным и рассудительным голосом, будто вещал не об убийствах, а о погоде на завтра. – Девушки были найдены не сразу, кого-то нашли уже на активной и прогрессирующей стадии разложения. Неизвестно сколько еще жертв нам предстоит найти вдоль сибирских трасс…

– Вы говорите какие-то страшные вещи… Мой муж… он не такой. Он ни разу не поднимал на меня руку, не говоря уже об удушении, – растерянно пролепетала я, болезненно прикусив губу до крови. – Если бы Олег испытывал такую тягу к удушениям, то за все три года я бы заметила что-то подобное в его поведении. Поверьте, я бы… я бы сразу же… Для меня это неприемлемо… и ненормально! Я бы не вышла замуж за такого зверя!

– Поверьте, он не зверь, а самый настоящий человек, и все его действия вполне можно подвергнуть анализу. Вы ошибочно полагаете, что убийцы не от мира сего. Что их сразу можно вычислить среди близких, друзей, знакомых, – сообщил следователь, все еще глядя на меня в упор. Было дико неудобно находиться под таким его внимательным взглядом, пробирающим до мурашек. – Они очень одиноки, и о своих, скажем так, специфичных увлечениях никому не распространяются. Это совершенно обычные люди, находящиеся среди нас, создающие свои семьи. У них может быть одна супруга на всю жизнь, десять любимых детей и безоговорочно хорошая репутация среди ближайшего окружения. Взять того же Чикатило…

– Нет, не нужно, хватит! Я поняла! – воскликнула, вскинув руки в останавливающем жесте.

– У вашего супруга весьма удобная работа для…

Я мгновенно подскочила со стула, едва не наступив на подол свадебного платья.

– Нет! Послушайте… У вас нет… у вас нет вещественных доказательств! Вы не… не можете так голословно его обвинять! Его мог подставить любой другой дальнобойщик!

Старший следователь сложил руки на груди и молча подошел на расстояние вытянутой руки. Его невозмутимое лицо не отображало ни единой эмоции, а внимательный взгляд спокойных глаз цвета какао с молоком пугал и настораживал. В воздухе раздался едва уловимый аромат спелого граната, но я была слишком возмущена и напугана, чтобы концентрироваться на новом запахе.

– Завтра во время обыска мы возьмем его отпечатки и другие биологические материалы, которые пригодятся в деле, – произнес он тихо с таким стальным спокойствием и уверенностью, что сердце мое забилось в груди как ошалелая птица. – В любом случае, даже самый аккуратный преступник может оплошать на какой-то мелочи и оставить следы. К тому же, мы обыщем его автомобиль, сравним следы от колес и изучим каждое замытое пятно в салоне. В течение времени мы будем находить тела его жертв и рано или поздно отыщем частичку биологического материала. Останется лишь сопоставить полученные данные из вашей квартиры с остатками материала на жертве…

С каждым его словом я все чаще вспоминала Глеба и его предупреждения о том, что следователи могут оказывать давление на допрашиваемого без присутствия юриста. А впрочем, глупо было полагать, что Одинцов окажется «не таким», не похожим на своих коллег. Глупо было полагать, что он окажется исключением.

– Вы… вы мне угрожаете? – смутилась я, изумленно захлопав ресницами. Белая ткань платья под влажными ладонями скомкалась с удвоенной силой. – Вы не в праве осуждать моего мужа! Вы… вы… – от смятения, испуга и его тяжелого, как свинец взгляда, я буквально путалась в мыслях. Слова в сознании растворялись, не успев побывать на кончике языка. – Да вы оказываете давление на меня!

– Я ни в коем случае вам не угрожаю и никого не осуждаю. И уж поверьте, далеко не оказываю на вас давление, – последовал беспрекословный ответ правоохранителя. Его колючий, холодный и самоуверенный взгляд подливал масла в огонь. – Лишь излагаю факты. Работа у меня такая.

На мгновение обессиленно прикрыла веки, попытавшись сдержать поток накопившихся слез. А после отошла от следователя как можно дальше – к единственному окну в кабинете. Я была больше не в силах сидеть на стуле, его мягкая обивка в тот момент была колючей и неровной. Пару минут в воздухе раздавались лишь непрерывные щелчки клавиатуры и компьютерной мыши: оперативник продолжал протоколировать все сказанное в том кабинете.

За окном было уже довольно темно. Мы находились на четвертом этаже здания следственного комитета, и благодаря небольшой высоте сквозь прозрачный тюль, я уловила ночные огни Иркутска. На улицах города бурлила обыкновенная жизнь. Люди наслаждались долгожданным летом, которое вскоре сменится девятимесячной зимой. Смотрела на мимо проезжавшие автомобили, и глядела на то, как сотрудники СК постепенно уходили домой, а кто-то курил возле забора за непринужденной беседой.

Смотрела на них и мысленно осознала, что тот день поделил мою жизнь на до и после.

– Мне больше нечего вам сказать, – произнесла я тихо, беспомощно обхватив себя руками, и даже не удосужилась взглянуть в сторону правоохранителей.

Стало зябко и неуютно находиться в здании следственного комитета.

– Сейчас Краснов подготовит протокол. Просьба ознакомиться с ним. Если все написанное соответствует действительности, в конце каждой страницы напишете "с моих слов записано верно, мною прочитано" и заверите личной подписью, – раздался невозмутимый голос следователя за спиной. – Копию протокола мы вам предоставим. Но имейте в виду, я вправе вызывать вас на допрос неограниченное количество раз, если в ходе расследования появятся какие-то вопросы или вскроются новые факты. Попрошу вас не покидать пределы города и по возможности отвечать на звонки.

Я не ответила, продолжив глядеть куда-то сквозь огни ночного города. Позади раздалось гудение принтера, сравнимое с двигателем самолета. Молодой оперативник проверял лист за листом, и спустя какое-то время протянул документ мне на проверку. Концентрация внимания в тот момент у меня хромала. И если еще первую страницу я кое-как прочла, то на второй слова перед глазами расплывались, буквы перемещались, а голова под конец дня стала чугунной и неподъемной.

Прочитав пару абзацев на второй странице, я вскинула уставший взгляд на следователя. Он сидел за столом напротив и что-то молча печатал на планшете. Через пару секунд наши глаза встретились: мои утомленные, растерянные, с остатками слез и размазанной тушью, и его настороженные, хмурые, непроницаемые и холодные как крещенские морозы. Едва сдерживала слезы от бессилия и боли, что колючей проволокой болезненно сковала сердце. Я жаждала взвыть пока в легких не закончится воздух, а в мыслях больше не останется места.

Так сильно желала оказаться дома в нашей теплой постели, накрыться одеялом и больше никогда не появляться в том чертовом следственном комитете. В груди стоял отчаянный крик о помощи, а в глазах мольба, чтобы меня поскорее оставили в покое. Я хотела смыть с себя тот страшный день, снять удушающий корсет, выдрать ту неуместную диадему, смыть три тонны макияжа и раствориться в ванной с успокаивающей морской солью, словно чай в молоке.

Я просто хотела домой.

На лице его, таком невозмутимом, то ли спокойном, то ли до жути равнодушном, не отобразилось ровным счетом ничего. Отчего-то тут же захотелось стыдливо опустить взгляд, словно меня застали за чем-то непристойным. Но я продолжила глядеть на него, крепко сжав челюсть, чтобы не дать волю слезам. Те немые и глуповатые переглядывания длились от силы секунд пять, пока в кабинете не раздался его тихий низкий голос:

– Что-то не так?

Одинцов вопросительно вскинул бровь, в надежде услышать вразумительный ответ.

Я принялась судорожно копаться в запутавшихся мыслях, в уставшем сознании, и в голове не нашлось ничего другого как:

– Пустые места. Я должна их зачеркнуть.

Мужчина коротко кивнул и выдохнул, то ли от усталости, то ли от разочарования. Он мельком вскинул ладонь с немым ответом на лице, мол, «зачеркивайте».

Опустила взгляд на протокол. Глаза остановились на моменте, где я в полной уверенности говорю, что моего мужа подставили. Дальше идет информация о количестве жертв и причине их смерти. Зачеркнула пустые места между абзацами, и практически не глядя подписалась под каждой страницей. С грохотом положила ручку на стол, собравшись уйти оттуда прочь, но тихий голос оперативника тут же заставил остановиться:

– Все верно? Никаких замечаний?

– Все верно, – повторила уставшим голосом.

– Вот ваш экземпляр.

Подошла к столу Краснова, и не глядя взяла в руки несколько бумаг. Лишь в тот момент в полной мере ощутила, насколько ступни ног устали после целого дня ношения босоножек. Хоть каблук и был толстым и устойчивым, усталости и мозолей от этого не убавилось.

– Я могу быть свободна? – тут же спросила, с надеждой взглянув на следователя.

– Да, можете идти, спасибо, – подтвердил он, коротко кивнув. Проводив меня взглядом, мужчина дождался пока я дойду до двери и остановил одним лишь словом. – Постойте…

Я уже была готова взвыть от отчаяния и раздражения. Ну что еще им было от меня нужно?! Поэтому в вопросительном взгляде, который направила в его сторону, отразились все мои мысли.

– Я не обязан вас предупреждать, но… Завтра представитель следственного комитета выступит перед журналистами с заявлением о маньяке и подозреваемом, которого объявят в федеральный розыск. Фото вашего мужа будет мелькать по всей стране, и это не самым лучшим образом скажется на качестве вашей жизни, – сообщил Одинцов, щелкнув колпачком шариковой ручки. Он оглядел меня с ног до головы каким-то несвойственным ему взглядом. Неужто в нем промелькнуло сочувствие? – Мы постараемся сохранить вашу личность и персональные данные. Но будьте готовы к любой реакции общества и окружающих вас людей. Не все воспримут новость адекватно.

Я благодарно кивнула, крепче стиснула сумочку подруги и подол длинного платья, который надоел за весь день настолько, что в тот момент хотелось разорвать его в клочья.

– Анфиса Андреевна, вас подвезти? – вдруг раздался обеспокоенный голос молодого оперативника. Я на мгновение прикрыла веки и громко выдохнула. – Уже ночь как-никак на дворе, а вы одна в таком одеянии… Мало ли что может произойти. Вы же знаете наш город…

Старший следователь метнул в сторону парня забавный взгляд в сочетании с вялой ухмылкой, и с немым укором едва заметно покачал головой.

– Я не… Спасибо. Я вызову такси, – попыталась отмахнуться от назойливой помощи Краснова.

– Позвольте хотя бы посадить вас в машину, – продолжил настаивать Матвей. – Только схожу сейчас за парочкой документов и сразу после провожу вас.

Он уже встал с рабочего места и на ходу взял бомбер со стула. Я оглянулась на него и молча согласилась, отойдя от двери. Когда оперативник вышел из кабинета, следователь бросил на меня короткий взгляд исподлобья, в котором отразилось некое беспокойство. Но произнес совершенно другое:

– Вы поедете к матери или подруге?

Я смутилась столь личному вопросу, но виду не подала. Мужчина не спеша встал из-за стола, скрестил руки на груди и подошел ко мне на расстояние в несколько шагов. От неожиданности и волнения я нервно закусила нижнюю губу.

– Допрос все еще ведется? Я обязана отвечать? – ехидно произнесла, криво улыбнувшись, силясь скрыть страх и тревогу за дерзостью.

В тот момент отчетливо услышала нотки спелого граната и осознала, что тот аромат исходил исключительно от него. Он пах как обещание: сладкая плоть плода и горькая реальность кожуры. Манящий и предостерегающий одновременно. Его аромат говорил о глубине, скрытой страсти, интеллекте и некой тайне, которую хотелось разгадывать. Человек, имеющий такой запах одновременно и соблазнитель, и воин.

Я недолюбливала, но окончательно приняла тот факт, что с самого детства все люди у меня ассоциировались с различными запахами. От мамы всегда пахло хозяйственным мылом; тот отвратный запах был с ней даже тогда, когда она перестала им пользоваться; он был с ней и по сей день и являлся моей четкой ассоциацией. Кристина представлялась мне с запахом кустовой розы, такая же свежая и прекрасная, но в любой неподходящий момент могла уколоть своими великолепными шипами. Её запах не бил, а ласкал обоняние, навевая чувство безмятежности и умиротворения, как тихая музыка для души. Олег для меня пах едва уловимым ароматом Кока-колы. Резкая, щекочущая ноздри игристость – шипение миллионов углекислых пузырьков. Они несли с собой холодок и лёгкую цитрусовую остроту. Не знаю совпадение или нет, но с того момента как с ним познакомилась, я стала дико зависима от этого напитка. Ассоциировался с запахом даже Глеб: от него исходил шлейф ромашки, такой спокойный и умиротворяющий, с ним я всегда чувствовала себя в безопасности.

Одинцов проигнорировал мою ухмылку, глядя на меня по-прежнему непроницаемым и немигающим взглядом.

– Я заметил, вы в не очень хороших отношениях с матерью.

– А я заметила, что вы очень наблюдательны, – натянуто улыбнулась, пытаясь максимально сделать вид, что не заинтересована в дальнейшем разговоре.

– Трудно было это не заметить. Тем более, когда она лично мне сказала, что вы ни за что и никогда не пересечете порог ее дома. Даже в такой ситуации, – признался следователь. Он слегка сощурил веки и принялся внимательно изучать мою реакцию.

Все мышцы в моем теле молниеносно напряглись, но виду я старалась не подавать.

– Она не солгала, – ответила я, всеми силами пытаясь скрыть предательскую дрожь в голосе. – Но в жизни бывают ситуации, когда следует переступить через собственные принципы. Мне некуда деваться. Денег у меня нет, муж в бегах, а домой без Олега идти не хочу. К тому же, вы завтра перевернете там все верх дном. У друзей своя личная жизнь… сами понимаете. Кто меня ещё примет, кроме собственной матери?

Я натянула улыбку, искусно стараясь прикрыть наглую ложь. В тот момент вернулся младший оперативник, и я была бесконечно благодарна ему, что больше не пришлось оставаться со следователем наедине.

– До свидания, Анфиса Андреевна, – раздался невозмутимый голос Одинцова.

– Угу… до свидания, – ответила, пробубнив себе под нос.

Хотелось бы, чтобы это «свидание» больше не повторилось.