Читать книгу Мы побелили солнце - Ксения Евгеньевна Букина - Страница 4
Бананы и Чебурашка
Оглавление– Так и знала, что найду его здесь!
Голос Колобуси снова превращается в раскатистый гром, которым ругаются обычно здоровенные директора и боссы, но никак не маленькая круглая училка. В любое другое время я бы посмеялся оттого, насколько нелепо это выглядело. Но не сейчас, когда моей репутации недостаточно даже на легкую улыбку. Я больше боюсь не за себя, а что влететь может Игорю. "Вместо того, чтобы отправить хулигана на урок, он распивает с ним чаи!" – так, наверное, скажет Колобуся.
– Вместо того, чтобы отправить мальчишку на урок, вы распиваете с ним чай! – громыхает она, встав в проеме. – Знаете, что он учинил?! Знаете?!
– Боже упасите, – Игорь вскидывает руки и патетично смыкает их в замок. – Даже не представляю, и знаете что? Мне это глубоко до одного места, которое в стенах школы называть не принято.
– Это заметно, – от негодования Колобуся становится еще круглее, раздувается этаким желтым воздушным шариком, на который я смотрю украдкой, чтобы сильно не пораниться. Начинаю бояться, как бы она не лопнула. – По вашему пасынку судят и о вас, вы знаете?
– Да вы что? Какой кошмар! Мне же так важно, что обо мне думают! Я ночами не сплю, только терзаюсь мыслями: а что же обо мне думает Ульяна Яковлевна?
– Даня не успел прийти в школу, а уже…
– У Дани, – отрубает Игорь ледяным тоном, – чуть больше месяца, как умерла бабушка, с которой он жил все детство. Он только недавно вышел из апатии, сидел на таблетках, впервые пошел в новую школу. Так что же он мог натворить такого, что не окупилось бы его психическим состоянием?
– Вам же неинтересно, – истерично фыркает Колобуся, и я, хоть и прячусь под двумя капюшонами и лишний раз стараюсь не натыкаться на ее желтое платье, чувствую: она смотрит на меня. – Я соболезную Даниилу, но в его горе моей вины нет. Если он не может себя сдерживать, то почему он тогда пошел в школу, а не лег на лечение? Или вам все равно, как все равно и на первостепенные обязанности? У меня звука нет уже месяц, сколько еще я буду выискивать видео с текстом?
– Хотите лайфхак? Попробуйте объяснять тему своим чудным голосом, а не врубать всякие занимательные видео про планеты, на которых все спят. Вдруг получится?
– Вы сейчас меня упрекнуть хотите по поводу того, как я веду уроки?! Или намекаете, что звук ремонтировать вы мне не собираетесь?
– Мои намеки обычно слишком толстые, чтобы их не заметить. В последний раз вы говорили мне про звук по телефону – все! А вдруг он у вас наладился? Вдруг проблем уже нет? Почему бы просто не прийти ко мне и лично не дать задачу? Так нет, вы рассчитываете на мои экстрасенсорные способности, спасибо.
– Я жду вас, – слышу, что Колобуся уже не злится, а насмехается, вот только насмехается она на грани истерики. – Вы же сейчас ничем важным не заняты?
– Дайте подумать…
– А Даня пусть имеет в виду: я не из тех колхозных учителей, над которыми он привык издеваться! Если все это будет продолжаться, школу он покинет так же быстро, как и зачислился в нее. Вас, Игорь Павлович, это тоже касается.
Игорь прищуривается так сильно, что его глаза превращаются в тоненькие хитрые щелочки. Усмехается и что-то бурчит под нос, но ни я, ни Колобуся его реплики не разбираем.
– Был очень рад вас видеть, сейчас отвечу одному важному человеку и сразу же отправлюсь ремонтировать ваш превосходный компьютер, – расплывается Игорь в приторной улыбке. – Спасибо за внимание к моей персоне, был рад встрече, я вас не задерживаю.
Слышу, что Колобуся хмыкает и хлопает дверью.
А я скидываю капюшон ветровки и остаюсь в нижнем, от свитера. Вздыхаю, потупив взгляд.
– Спасибо, что вы…
– Екарный Касперский, че с твоей самооценкой вообще, все ок? – Игорь рывком поворачивается ко мне. – Чего ты вечно благодаришь и извиняешься? Чего постоянно мямлишь? Мало того, что словарный запас у тебя, как двоичный код…
– Спасибо.
– Пожалуйста, инфу надо в школе учить.
– Вы собирались ответ кому-то печатать? – не выдерживаю. – Вот и печатайте, а то вас физичка ждет.
Игорь замирает с кружкой, которую уже хотел промыть в маленькой раковине. Медленно разворачивается ко мне.
– Кому я что печатаю?
– Вы только что физичке сказали, что вам нужно ответить важному человеку.
– А, ну да. Тебе, – он ополаскивает кружку. – Будешь печеньку? Овсяная!
– Игорь Палыч, – я вскакиваю с дивана и встаю за его спиной. – Мне… надо вернуться на урок, да?
– А с чего вдруг захотелось?
Осекаюсь. От неловкости прячу руки в карманы. Открываю было рот, но Игорь меня перебивает:
– Я сейчас все равно к ней пойду звук чинить. Скажу, что ты подыхаешь и тебе хреново, но завтра придешь к ней как штык. Подождешь меня здесь? Хочешь – печеньки пока поешь. Да и вообще что в шкафу найдешь – все разрешаю схавать под милую душу. Вон чайник на столе, в шкафу пакетики.
– А… лимон?
– Там же. Можешь в ноуте моем пошариться, только там игр нет.
И такое непривычное ощущение, когда губы сами собой растягиваются в улыбке. Какое-то странное, столь же непривычное чувство облегчения. Я киваю; я киваю, наверное, слишком активно, что Игорь смотрит на меня и издает смешок. Пару секунд разглядывает мою редкую улыбку, коротко кивает и выходит из каморки.
А я чувствую себя избранным. Настоящим сисадмином. Вот сажусь я в его черное кресло и кручусь на нем. Как будто ко мне сейчас будут приходить учителя с просьбами починить звук или отремонтировать комп, а я, важно попивая чай из кружки "попей говна", буду притворно вздыхать: "ой, я так занят, но обязательно вас посещу и больше не задерживаю".
Ноут издает цокот лошадиных копыт. Стул сам разворачивается к экрану. Пришло сообщение.
Сначала хмурюсь, но тут же отмахиваюсь. Если бы там было что-то важное или интересное – Игорь не допустил бы меня к компу с такой беспечностью.
Выхожу из диалогов, но цепляюсь взглядом за кнопку "моя страница" и без раздумий на нее щелкаю.
На аве у него – я почему-то ожидал увидеть нечто такое – доктор таракан из мультика про пришельцев. Фоток у него не так много – в основном, странные мемы и репосты из группы компьютерных лайфхаков. На одном фото он сидит в этой же каморке напротив ноута, но вот прическа у него необычная: волосы спадают на глаза, по моде всяких эмо из нулевых. Темные корни резким градиентом перетекают в снежные пряди. А тот самый прокол в губе украшает серьга в виде кольца!
Я уже начинаю листать дальше, но на одной из фоток обжигаюсь о желтый свитер и в холодном поту спешу закрыть альбомы.
Больше ничего не смотрю. Только заглядываю в статус, где значится почему-то до боли знакомая фраза «У меня есть время, но нет сил ждать», а чуть ниже семейное положение: в гражданском браке.
Игорь Светлаев. Тридцать лет. И Крымский федеральный университет имени В.И. Вернадского в графе "образование". Так он из Крыма?
– Екарный Касперский, да я сто раз вам уже сказал, что это не в мощности компа дело, вы просто память ему забили!
Я не успеваю выйти с его страницы обратно в диалоги, только вздрагиваю и ошпаренным котенком и откатываюсь на кресле к стене, испуганно уставившись на Игоря. Он зажимает плечом телефон и бегло смотрит на меня, а я молюсь, чтобы он ничего не заметил.
Не замечает. Грязно выругивается – и я понимаю, что говорит он явно не с учителем. Выругивается – и бросает трубку.
А я, присмирев, вжимаюсь в спинку стула. Тереблю рукава кофты.
– Вы так быстро? – брякаю, не подумав.
– Нет, ну по-русски же ей сказал: включите звуковую карту! – ругается Игорь, отсоединяет ноут от розетки и кладет его в специальный чемоданчик. – На окошечко нужно было ткнуть и все, а она уже трагикомедию разыграла…
– Вы все? Домой уже? – наблюдаю, как ноутбук отправляется в сумку.
– Почему домой? Тебя провожать.
– А ноут зачем забираете? Можно же просто каморку запереть.
– Кабинет! А ты бы запер в кабинете кошку и усвистел бы по своим делам?
– Ну сравнили вы, конечно…
– Ноут, – чеканит Игорь, берется за подлокотник кресла и пододвигает его вместе со мной к себе, – поприхотливей мохнатых будет! Тем более, оставить его в этой психушке… ну вообще! И он не просто ноут, у него имя есть.
– Имя? – веселюсь.
– Да. Валера.
Хихикаю. Пихаю руки в карманы кофты.
– А вдруг это девочка?
– Дурачок? – он стучит пальцем по лбу. – Девки – истерички, а мой Валера который год мне исправно служит и не выпендривается, – Игорь мягко поглаживает сумку. – Идешь?
Он выталкивает меня из каморки. Поворачивает в ней ключ.
– Надеюсь, завтра концерт не закатишь и с урока не сбежишь?
– Ну…
Я правда не знал, как пройдет завтрашний день. Как меня примет Колобуся и коллектив, будут ли сдергивать очки и травить свои дохлые шутки. Я не знаю, как вообще закончу одиннадцатый класс, как стану ходить на консультации и какие вообще буду сдавать экзамены. Я понятия не имею, что я хочу в будущем и куда мне стремиться.
И Игорю я решаю не лукавить.
– Я не знаю, Игорь Павлович.
Он отвечает мне горькой усмешкой.
И снова на протяжении всей дороги ее хранит.
Но я больше не чувствую его скрытой обиды на себя. Я знаю: он молчит не от злости, а из принципа не лезть в мою душу, пока я сам не захочу пойти на контакт. Он был до боли простым, но в то же время я видел в нем какую-то увлекательную загадку. Не стесняясь, я рассматривал его по пути из-под очков и пытался ее разгадать, но напрасно: навряд ли это удастся кому-то без желания самого Игоря.
– Ты дорогу запоминаешь или запоминаешь меня?
Я чуть не спотыкаюсь о любезно брошенную кем-то прямо на тротуар бутылку с подозрительной жидкостью внутри. Отфыркиваюсь:
– Чего?
– Ничего. Это последний раз меня в роли навигатора. Заблудишься – мне будет похрен.
– Не заблужусь.
– Ты номер-то мой хоть запиши.
– А у меня… – тоскливо кошусь на двух цыганят, прыгающих через перила нашего крыльца. – У меня нет телефона.
– Бомжара?
– Я его потерял, – решаю не вдаваться в подробности.
Один цыганенок что-то шепчет второму, косясь при этом в нашу сторону. Тянет пацана за собой и подходит с ним ко мне с щенячьими глазами. Но только я останавливаюсь, как Игорь резко дергает меня за руку и затаскивает в подъезд.
– Ага, – фыркает. – Или подарил. Какому-нибудь бомжу-попрошайке.
– Может, им реально помощь нужна?
– Мне тоже помощь нужна! А кто мне помогает? Никто, я же не инвалид, не беременная цыганка и не черный. Так че с мобилой у тебя? Может…
– Не надо, – быстро протестую. – Не надо мне ничего покупать и дарить.
Игорь останавливается прямо перед лестницей. Резко поворачивается ко мне. Опирается локтями на перила.
– Не-е, Данко, все-таки насчет твоей самооценки я промахнулся. Никто тебе ничего дарить не собирался.
– А…
– Бэ. Я хотел предложить дать денег в долг. Как на работу устроишься – вернешь мне с процентами.
– Я кино видел, – тут же возражаю. Поднимаюсь по лестнице, держась стены. – Там мошенники дурачков так же обманывали, а потом деньги с них трясли.
– Кино случайно не "След" называлось? Как хочешь, мое дело предложить, твое – отка… екарный Касперский! Поналили тут какой-то хлорированной блевотни, а люди потом поскальзываются и лбы расшибают! Чтоб у них эта хлорка поносом из задницы…
– А сколько денег? – затая дыхание, спрашиваю. – А процент какой?
– Я тебе че, банк? Не знаю. Придумаю. А деньги отдам не сразу. Частями.
– В размере? – я вдруг ощущаю себя настоящим важным дядькой, который пришел просить кредит в банке. А эти взрослые и солидные слова только разжигали мой интерес к Игоревской идее.
Правда, на секунду мне кажется, что он рассмеется от моей напускной серьезности. Но он так же серьезно, словно разговаривает с клиентом, отвечает:
– Размер будет колебаться в зависимости от ваших действий, Данила… как вас там по отчеству?
– Артемович. А действий каких?
Он останавливается на лестничной клетке. Кладет ладонь на перила, но тут же в отвращении ее отдергивает. Кажется, они были запачканы в чем-то мокром и не особо приятном.
– Действий в школе, Данила Артемович. О чем документально будет свидетельствовать твой… простите, ваш – дневник. За пятерку получите пятьсот рублей, за четверку – четыреста, за тройку…
– Триста, – завороженно завершаю его внезапно прерванную молчанием речь.
Он лукаво улыбается. Хочет что-то сказать, но передумывает и взмахивает рукой:
– Ладно, не буду тебя драконить. Да, триста. За двойку – двести, ну а единиц наша гуманная система образования не предусматривает.
– И… а если я получу две пятерки в один день?
– Получишь косарь.
– А пять двоек?
– Тоже косарь. Ты решил испытать мои познания в матане?
– Так я по сути могу хватать двойки и все равно зарабатывать?
– Можешь, Данко, но на пятерках ты на тел заработаешь быстрее, а мое предложение не резиновое и тоже ограничено. Получить пять двоек в один день – еще постараться надо, а эти старания в итоге окупятся копейками, подумай над этим.
– И какой же у вашего предложения срок? – я останавливаюсь, чтобы затянуть растрепанные и вечно развязывающиеся шнурки.
– Две недели. Это десять дней. Если каждый из них получаешь по две пятерки – зарабатываешь десять косарей и покупаешь приличную мобилу. Ну а если получишь тыщенки три – сам смотри, на что их хватит. И больше я такого предложения тебе не сделаю, учти.
Предложение действительно было заманчиво. Отказываться означало быть полным дураком. Игорь словно понимал, что на работу я устроиться в ближайшее время не смогу не только из-за возраста, но и из-за незнания города и ксантофобии.
– Ну хорошо… – осторожно соглашаюсь, пока Игорь, напевая под нос какую-то песню, отпирает замок.
Распахивает передо мной дверь молча. Я жду, пока он зайдет – напрасно. Свою миссию он уже выполнил, а сейчас вместе с Валерой отправится назад в школу.
Я осторожно захожу в черно-синий коридор. Быстро оборачиваюсь, пока Игорь не закрыл за мной дверь.
– Так все? – уточняю. – Сделка в силе?
Он неопределенно пожимает плечами.
– Вступит в силу, когда ты получишь хоть одну оценку, Даниссимо.
Разворачивается, но я хватаю его за край куртки.
– Подождите! А маме-то мне что сказать? Правду?
– Кривду. Я за тебя еще и отмазки должен придумывать?
– Какие такие отмазки? – вдруг раздается за моей спиной. От неожиданности я отпускаю Игоря, и тот успешно ретируется.
А я застаю мать в длиннющей, почти в пол, бежевой с черными веснушками гусеничной шубе. Я моментально опешиваю, потому что под шубой красовались не ботфорты с каблуками, а серенькие носочки с корги, напяленные прямо на голые ноги.
– Ты чего? – вылетает у меня, потому что такого модного приговора я не видел даже по телеку. – Ты куда?
Она смеется. Встает к зеркалу, упирает руки в бока и горделиво вздергивает голову, сделав взгляд настоящей Снежной королевы. Снежной королевы в носочках с корги.
– На ледниковый период иду, – она поворачивается к зеркалу задом, любуясь своей спиной в гусеничной шубе.
– А? На какой?
– Да ни на какой, Дань. Шубу, говорю, заказала. Вчера еще пришла, но забрать только сегодня смогла. Дорогу-у-ущая! Угадай, из кого?
– Из норки? – осторожно предполагаю.
– Ну скажешь! Какая норка, я же не жена нефтяника! Ну? Ну пощупай ее! Из песца, по скидке заказала. Там в закупках все так дешево! Я еще летом ее выписала, а шубы летом вообще… Тебя, кстати, чего так рано с уроков отпустили?
– А ты почему не на работе? – отбиваю, медленно протискиваясь в свою комнату.
– Так сегодня же не моя смена. Зато шубу успела съездить и забрать! А Игорь чего не зашел? Он тебя провожал?
– Ага, – буркаю и закрываю спасительную дверь.
Натыкаюсь на незаправленную кровать и на кружку недопитого чая на полу возле нее. Подбираю ее, чтобы не споткнуться и не пролить остатки. Задерживаюсь возле ромбовидного зеркала, прикрепленного к раскрытой дверце шкафа. С усмешкой цепляюсь взглядом за отпечаток маленьких губ на высоте моего живота: видимо, раньше здесь жила семья с маленькой дочкой, которая целовала зеркало и представляла на месте своего отражения принца или любимого актера.
А затем поднимаю взгляд на свое больное, осунувшееся лицо.
На Баскова я уже не походил точно. И даже волосы потеряли тот басковский цвет и стали тусклыми, соломенными, совсем неживыми. Если бы Знаменитого Николая укусил зомбак, певец, возможно, стал бы и походить на меня.
Кривлюсь. Хлопаю дверцей шкафа и бухаюсь на кровать. Слава богу, мать теряет ко мне интерес и больше не лезет со своей шубой, а я могу спокойно поиграть в глючную охоту на ноуте. Мой охотник останавливался каждые три секунды, животные странным образом телепортировались с одного места на другое, а пуля летела по полчаса. В конце концов, на уровне с саванной и стадом слонов игра пошла быстрее, ведь в такие огромные туши сложно промахнуться, да и бегают они медленно, а у меня есть конь. И все равно я должен был приспосабливаться к капризам ноута, терпеть каждый глюк и радоваться, когда их не появлялось хотя бы минуту.
Вскоре мне надоедает. Я решаю зайти в соцсети и с удивлением обнаруживаю, что Яна со школы каким-то образом нашла мою страницу, кинула заявку в друзья и даже сообщила домашнее задание.
"Привет! Колобуся на тебя сильно орала :) И.П. сказал ей, что тебе плохо. Поправляйся <3
По физике задали доклад про Майкла Фарадея. Можешь тупо с инета качнуть, она все равно их даже не читает :) По остальным предметам не думаю, что тебя будут спрашивать, но на всякий случай – вот…".
Далее шли предметы, параграфы и номера.
Я невольно улыбаюсь. Печатаю ей торопливое "спасибо" и задумываюсь, что буду делать из скинутой домашки. Учебники пока мне все равно не выдали, так что единственное, что даст мне шанс заработать пятьсот рублей – пара минут копирования доклада.
Но очень скоро понимаю, что это займет далеко не пару минут.
Комп зависает. Конкретно зависает. Крутит, крутит и крутит, когда я безуспешно тыкаю на новую вкладку. Невыносимо! Это ж даже чтоб один вордовский документ создать, нужно пройти девять кругов ада!
Взвыв, отталкиваю комп от себя подальше и падаю на кровать. Хочется выйти поесть, но мать весело щебечет с кем-то по телефону, хвастается новой шубой и смеется. А отвлекать ее от разговора не рискую.
– … там прямо коллекция выставлена! Нет-нет, по сравнению с "Полярной совой" там цены просто супер! Я еще хочу шапочку меховую там заказать, а… нет, сапоги у меня прошлогодние еще хорошие, они мне так нравятся. А? Пальто? Нет, я хотела бежевое, чтобы… ой, я потом тебе перезвоню! Да, Игорь пришел, его кормить надо. Ну все, целую!
Навостряю слух. Уныло смотрю на прогружающуюся страницу и сажусь в кровати.
– Ты поздно сегодня, – слышу веселый голос матери. – Стой, я тебе сейчас шубу новую покажу!
Глотаю слюну, потому что чувствую запах жареного мяса. Выйти, что ли? Попросить рыбных котлет? Я слышал, как мать хвасталась по телефону, что купила рыбные котлеты и сейчас их размораживает.
– Ты есть будешь? – спрашивает у Игоря мать. Я несмело подкрадываюсь к двери комнаты и застываю.
– На работе в столовке омлета перехватил.
– Мне кажется, ты скоро вообще перестанешь дома питаться… Смотри! Смотри, какая шуба пришла! Мне идет?
Игорь молчит некоторое время. Через пару минут тихо отвечает:
– Честно? Ты в ней похожа на огромную толстую гусеницу. И цвет еще такой, как ветрянка. А чего котлеты нетронуты? Ты Даньку-то кормила хоть?
Теперь уже замолкает мать. Кажется, она ждала от Игоря кучу комплиментов и похвал, а теперь была просто обескуражена.
Уже значительно тише и печальнее она отвечает:
– А он и не просил. Как закрылся в своей комнате с утра, так и…
– Он же целый день ничего не ел, – в голосе Игоря чувствуется удивление, смешанное с раздражением.
Слышу шаги в свою комнату, отшатываюсь от двери и плюхаюсь на кровать, чуть не сбив ноут.
Но я просто выпадаю с того, что Игорь, прежде чем войти – стучит. Стучит, ждет пару секунд и деликатно спрашивает:
– Можно?
А вот теперь он вгоняет в потрясенное молчание уже меня. Я смущаюсь от такой неожиданной вежливости, обнимаю колени и, сглотнув, киваю:
– Угу.
Он заходит. Футболка с Цоем, как неотчуждаемая часть его образа, колыхается на тощей фигуре. Теребит прокол в губе, прислоняется к косяку. Спрашивает:
– Есть будешь? Там котлеты. Из рыбы вроде.
– Ага. Сейчас приду.
– А чего ты сам у мамки не попросил?
– Не знаю. Занят был.
– Домаху на завтра узнал?
– Да, только… Игорь Палыч!
Приподнимает брови.
Я прокашливаюсь. Сплетаю взмокшие пальцы между собой. Увожу взгляд.
– Игорь Палыч, у меня комп сильно тупит. Прям ну вот вообще невозможно ничего сделать. Он вкладки загружает по часу, игры глючат, страницы вылетают. Он же не совсем старый, ему пятый год только, так почему он тогда так…
– Жесткий диск нужно периодически дефрагментировать, – перебивает. – И память, конечно, не забивать. Ну и херню вирусную не скачивать, у тебя Касперский есть?
– Был, но у него срок истек, нужно новый покупать.
– А ты у нас человек честный, на лицензионках живешь, – он усмехается и садится на краешек кровати. – Дай посмотрю.
Не снимая с Игоря взгляда, передаю ему раскрытый ноут.
– О, а чего он у тебя черно-белый? – с интересом всматривается в экран.
– Да просто. Так прикольней.
– Интересно, конечно, ты живешь. И память всю бедному ноуту забил… Игр-то сколько!
– Да он их все равно не тянет.
– Ну и чего ты их тогда коллекционируешь?
Вздыхаю. Рискую заглянуть ему через плечо. Он копошится в настройках и что-то ремонтирует, но что – я все равно не понимаю.
– И чего он у тебя так нагревается? – он проводит ладонью по нижней части ноута. – Сколько раз ломался?
– Ну, – я запинаюсь. – Мы с бабой возили его в ремонт…
– Когда на кровати лежишь, нужно под ноут подкладывать что-то твердое, а то кондер своим пузом ему забиваешь. Он перегревается и ломается.
– А вы всегда так делаете? Вот прямо что-то под него подкладываете, когда на кровати с ним лежите?
Я хотел съязвить, но моя попытка его лишь веселит. Попутно скользя тонким пальцем по интерфейсу, он смотрит на меня.
– Я никогда не лежу с ноутом в кровати, – осаждает меня Игорь. – Мне так неудобно. Я же рисую.
– Вы рисуете? – восхищаюсь. – Прям… на компе? В фотошопе?
– В "Крите".
– А что рисуете?
Он криво улыбается. Щелкает на каком-то пункте, и на экране высвечивается загрузка. Зеленая полоса только начинает зарождаться и медленно, лениво расти.
А Игорь откидывается рядом со мной на подушки.
– Комиксы, – признается, почему-то пряча взгляд.
– Серьезно? – пододвигаюсь к нему ближе, пока загрузка тянется на экране ленивой улиткой. И ведь действительно: он держит ноут приподнятым с одной стороны, чтобы поступало охлаждение. – Сами придумываете? А про что?
– Ну-у, – он смеется. – У меня мозгов не хватит самому что-то придумывать, я ж не писатель, – стучит пальцем по лбу. – Беру известные мультики и книги, переделываю на современный лад, рисую – и вуаля!
– Какие уже взяли?
– Ну, например, сейчас я работаю над "Крокодилом Геной".
– Хуманизируете?
– Не, хуманизировать я не умею. Рисую в стиле фурри. Все по стандарту, только у меня крокодил не в зоопарке работает, а живет в качестве экзотичного питомца у чокнутых хозяев.
– Ага…
– Да, и эти хозяева его кастрировали. Поэтому теперь наш Гена уже и не мальчик, и не девочка, а просто асс. Как-то раз он знакомится с молодым парнишей Чебурашкой, а Чебурашка у меня гей. Конечно, он влюбляется в красавчика-крокодила и страдает от безраздельной любви.
Взволнованно молчу. Услышанное меня будоражит и заставляет вспотеть ладони. Я даже чувствую, как заливаюсь краской, но все равно спрашиваю – чтобы Игорь не посчитал, что мне неинтересно:
– А… Гена?
– А что Гена? Он же асексуал, ему фиолетово.
– О…
– Да, а конец обязательно будет трагичным. Но я пока не придумал, Гена помрет или Чебурашка. Или все сразу. Хэппи энды на дух не переношу, люди их не запоминают.
Прокашливаюсь. Поправляю очки и осторожно уточняю:
– Игорь Палыч, а разве, – я останавливаюсь, подыскивая подходящее слово. – А разве крокодилов кастрируют?
Он запинается. Строго смотрит на меня.
– А ты держал хоть одного крокодила?
– Нет, но я б на вашем месте хотя бы в инете уточнил.
– Я че, пособие по разведению крокодилов пишу? Кому надо, те сами загуглят.
И я снова замолкаю. Но Игорь же при упоминании любимого занятия так воодушевился…
Поэтому осмеливаюсь спросить еще.
– А еще у вас какие комиксы есть?
Его взгляд снова светлеет. Гордо вскинув голову, делится:
– Мне нравится "Простоквашино". Родители Дяди Федора были маньяками и садистами, содержали незаконные бордели с несовершеннолетними. Мать Федю избивала, отец – насиловал, поэтому мальчик спасался от них в подвале вместе со своим котом Матроскиным и собакой Шариком. Разрушенная родителями психика повлекла за собой шизофрению, и пацану казалось, что животные с ним разговаривают, а подвал – спроецированная больным сознанием деревня "Простоквашино".
– Нихрена себе, – вылетает у меня. – Вот это триллер… А вы еще говорите, что придумывать не умеете!
– Да разве ж я придумываю? Я только чужие идеи переделываю. О, или "Малыш и Карлсон"! А, не, – он будто бы впервые смотрит на меня за вечер. – Такое я тебе рассказывать не буду, ты еще маленький.
– Еще хлеще "Простоквашино" и "Чебурашки"? – не верю своим ушам и не верю той стороне личности Игоря, которая стала мне открываться.
– О-о, гораздо! Главное, что людям нравится. Аудитория пока не то что бы большая, но она есть. Читателям сейчас что интересно? Либо порнография, либо расчлененка, либо и то, и другое. Вот я вкусам большинства и следую, а лично мне все эти извращенства до фонаря. Просто рисовать очень люблю.
– Это прикольно, – делюсь неуверенно, обнимая колени. – В смысле, что вы нашли себе любимое дело, и что людям нравится. Да и сами сюжеты классные, только странные немножко. Но я бы почитал. Хотя бы про Чебурашку.
– Как-нибудь дам, – обещает. – Только бананы все зацензурю.
Меня привычно перекашивает в судороге.
– Бананы? – закашливаюсь. – А откуда вы зна…
И вновь чувствую, как к щекам приливает кровь. Да что ж сегодня такое! Игорь будто надо мной издевается!
– Ты в деревне на улицу хоть выходил? – задумчиво смотрит на меня. Полосочка загрузки доползает до конца, Игорь закрывает ноут. – Такое ощущение, что ты всю жизнь просидел в своей комнате.
– Ну… да. Вечером. Иногда.
Он вдруг подскакивает, отложив комп. И, судя по его горящим глазам, идея ему в голову пришла и впрямь суперская.
– Ты домаху на завтра сделал?
Решаю не лукавить.
– Мне физичка доклад задала.
– Да утром скачаешь. Я показать тебе кое-что хочу. Собирайся.
И настолько уверенно он произнес это "собирайся", что у меня не возникло даже мысли отказать. Да и собираться мне, в общем-то, было не нужно: любимое худи было на мне, очки – на мне.
– Так я уже собран.
– Погнали тогда! – оживленно восклицает Игорь и чуть ли не вылетает из моей комнаты.
Снова большими шагами, а я снова не поспеваю за ним. Мать что-то кричит нам вслед, но ни мне, ни Игорю это неинтересно. Он раскрывает дверь и приглашает меня выйти.
А я еще не знал тогда, что прямо сейчас меня ждет самое ужасное и самое прекрасное, что будет сегодня со мной впервые и станет сопутствовать до конца моих дней…