Читать книгу Синий камень Алатырь - Лада Щербакова - Страница 3

Снится сон Куриле, будто маленький он бежит по зелёному лугу, а мамка рядом с ним цветы собирает и в венок вплетает. Так легко и радостно на душе у Курилы, как в детстве лишь и бывает. Бабочки пёстрые летают, кузнечики стрекочут, где-то вдалеке, в рощице птаха малая щебечет. Хорошо!

Подбежал мальчик к матери, а у неё откуда-то два крупных красных цветка оказались, похожих на те, что в саду княжеском растут, и она их в тот же венок из скромных полевых цветов пристраивает. Красивые цветы с дивным ароматом княгиня Верея розами называла. Их в дар княжеской семье именитые*(знатные) купцы из самого Ирия*(южные страны, рай) привезли.

Отдельный человек для ухода за ними приставлен был. Летом садовый человек поливал диковинные цветы, рыхлил землю у корней, а на зиму ветошью укутывал. Холодно южным изнеженным цветочкам на вотчине князя Святослава, морозы их убьют.

– Мамка, откуда у тебя они? – удивился мальчик, – Ты украла?!

Испугался сильно. Прознает княжеский тиун*(управляющий), прикажет мать розгами запороть. А Румяна продолжает своё дело, улыбается мягко, ласково, щёки её алым цветом заливаются, и спокойно так отвечает:

– Это, сынок, свадебный твой венок. Не торопись только голову невесте покрывать, та ли твоя суженая…

Что мать сказать хотела, Курила так и не успел услышать. Его разбудили на самом интересном месте. Чёрный мужик с косматой головой, с взъерошенной бородой с проседью, в зипуне, туго перетянутом верёвочным гашником*(пояс), грубо тряс и толкал Курилу.

– Слышь, пойманец, беги быстрее, княгиня-матушка тебя требует! – выпучив белёсые, почти бесцветные, глаза, тараторил мужик.

Спросонья Курила не сразу сообразил, что княгиня – это не Верея, в саду которой цветут прекрасные розы, а атаманша разбойников, под чьим началом ходят несколько сотен матёрых мужиков. Лениво, потягиваясь, парень выбрался из ямы, вздрогнул. В яме тепло было, даже жарко, вспотел он между овечьих шкур. А вылез, так его тут же озноб хватанул.

Разбойник долго приходить в себя парню не дал, тут же уцепил за шкирку*(задняя часть воротника у одежды или загривок у животного) и потащил вон из клетушки. Сонный Курила и не сопротивлялся. Таскают его в последние дни, будто щенка малого.

Атаманша Крепеста сегодня в другом одеянии. Душегрея*(женская одежда наподобие кофты) на ней синего бархату с горностаевой опушкой. Летник*(шёлковая рубаха до пят) лиловый, тяжелый, вошвами*(узорами) богато украшен, при каждом шаге старухи шелестит и речными волнами перекатывается. На шее столько нитей коралловых, жемчужных, что не каждая молодуха сдюжит.

Голову венчает высокий кокошник*(головной убор), щедро драгоценными камнями усыпанный. А убрус*(платок) на ней из такой красивой ткани, какой и княгиня Верея позавидует. Богата атаманша! Кривые узловатые пальцы, конечно же, унизаны перстнями, на каком пальце и по два кольца сидят. Почему-то в голове Курилы мигом пронеслась мысль, что старуха себя так не из жадности украшает, будто доказать кому-то что-то хочет.

Мысль мелькнула и унеслась прочь, а тело вот не слушается, так и норовит снова завалиться. Крепеста поняла это и приказала прислужникам:

– Дайте ему сеть куда, ноги его не держат. От страху, нешто… – добавила она уже тише.

Куриле тут же под зад подставили скамью.

– Садись, болезный*(несчастный), – милостиво разрешила атаманша.

Крепеста прошла к своему трону и тоже уселась. Она молчала, разглядывая пленника. В первый вечер, как притащили его головорезы, расспросить толком не удалось. Бабка достаточно пожила, людей насквозь видит, понимает, что парень тогда не в себе был, потому и нёс полную околесицу.

Бабы базарные, да людишки недалёкого ума придумали невесть что, будто разбойники и не люди вовсе – оборотни. То в волков перекинутся, то в рысей, оттого и поймать их нельзя. Атаман их, и вовсе колдун, ратникам княжеским глаза отводит, а из простого навоза золотые слитки лепит.

Крепеста знает, от зависти наговаривают люди. Да ещё от страха. Страх – вот движущая сила. Жутко боятся разбойники старуху, готовы любое приказание её исполнить, не задумываясь. А саму Крепесту страх покинул так давно, что и с Мораной*(богиня смерти) она сможет говорить на равных, и Белобог*(повелитель Яви) ей не указ. Да что там Белобог, спустись к ней Дый – Бог всех Богов, создатель всего сущего, что есть на земле, и перед ним ниц не упадёт!

– Ну, рассказывай, пойманец, как тебя звать-величать, каким судом*(путём) сюда прибыл? – важно спросила бабка.

Не ответившего в ту же секунду Курилу, мужик-стражник больно толкнул в бок, одновременно придержав его, чтобы не свалился со скамьи.

– К-курила, – ответил парень.

– А что заикаешься, трусишься? – грозно сдвинула седые брови атаманша.

Парень потёр слипающиеся глаза.

– Не проснулся ещё…

– А на кол тебя посажу, проснёшься?

– Сажайте, – махнул рукой Курила, – всё одно мне терять больше нечего.

Крепеста усмехнулась. Таких людей, которые при смертельной опасности сохраняют чувство духа, она уважала.

– От кого бежал ты, Курила, что у разбойников защиты ищешь?

Защиты? Громко сказано. Да, спрятаться хотел! И куда бежал, не задумывался. Некогда было. Какие мысли могут быть, когда тебя два десятка разъярённых мужиков догоняют, и отнюдь не поговорить по душам желают?

Обнаглел совсем Нетопыра Вселотыч, подкараулил Весняну в узком коридоре боярского терема, стал уговаривать его женой стать.

– Ты поглянь, Весняна, солнце ты моё ясное, бусы-то какие! Яхонты крупные, что тебе жёлуди. Где ты ещё такие видала? Возьми, огрузи шею-то. Выя*(шея) у тебя нежная… Кожа твоя гладкая…

Слышал каждое слово проклятого тиуна Курила, стоя за дверью библиотеки. Он засиделся допоздна, как всегда, разбирая почти истёртые буковки на старом пергаменте. Гостомысл на княжий престол метит, ему библиотека для солидности и весу нужна. Не может Великий князь неучем бестолковым слыть.

Сам Гостомысл с Нетопырой лишь списки богатств накопленных читать любят, им история неинтересна. Кому нужны сказания о былых подвигах давно почивших богатырей? А вот летописи про то, как старые князья правили, вещь необходимая.

Не самому же боярину в истлевших телячьих кожах рыться. Пускай Курила пыль глотает, нужные документы ищет. Он грамоту хорошо знает, да ещё и на грецком*(греческом), и на латинице читать умеет. В толмачи*(переводчик) не годен, потому как не было у Курилы возможности разговаривать с носителями этих языков. А вот писанину их разбирает.

– Возьми, сладкая моя, бусы. Иди ко мне, в покои мои. Услаждаться будем, – жарко шепчет проклятый тиун в маленькое ушко девушки, – Я возьму тебя в жёны, не сомневайся! Как срок вдовца после смерти Парасковеи моей выйдет, так сразу и женюсь. А пока так жёнкой моей побудь, не обижу…

Курилу и самого в жар бросило. Вот чужеяд*(паразит, нахлебник) брыдлый*(гадкий, вонючий), курощуп*(бабник, волокита) похотливый, на что девицу невинную подбивает! Опозорить её хочет. Не бывать тому! Выскочил из двери Курила. Нетопыру едва с ног не сбил. Видит, стоит Весняна, вся пунцовая, голову низко опустив, в кулачке нитку жёлто-оранжевых бусин держит.

Нетопыра крепко девушку к себе прижимает, налитые девичьи перси*(груди) волосатыми ручищами мнёт. Не сдержался парень, так двинул по пухлым губищам подлого тиуна, что руда*(кровь) брызнула, возможно, что и зуб выбил. Потому и не смог Нетопыра сразу на помощь позвать, зажал разбитый рот, захлёбываясь кровью. Схватил Курила Весняну за руку, потащил за собой вон из хором*(большой деревянный дом).

Весняна бежать не хочет, то ли в поневе*(юбка) путается, то ли страхом ноги сковало.

– Бежим, голуба, убьёт нас тиун, егда*(когда) поймает!

– Тебя убьёт, а я-то ему ничего плохого не сделала, – отвечает девушка, пытаясь высвободить руку.

Не в том состоянии был Курила, чтобы понять смысл этой фразы. Нетопыра, оправившись от боли, издал громкий крик, больше похожий на бабий визг. Терем боярский мигом зашевелился, словно муравейник разворошённый.

– Бежим! – с надеждой посмотрел Курила в глаза любимой.

– Ты беги, а я после, – оттолкнула его Весняна, опасливо оглядываясь, – Нам двоим не убежать, быстро догонят. Тебе одному сподручней. Беги!

Курила добежал до конюшни, выхватил броздо*(уздечка) из рук конюха, который чистил жеребца –  водил скрученной соломой по гладкому крупу, вскочил на коня, со всей силы ударив пятками в крутые бока. Седла на коне не было, хорошо хоть уздечку конюх не успел снять. На ком скачет, Курила не разглядел, лишь когда конь под ним пал, сражённый сразу несколькими стрелами, понял, что это любимец Гостомысла каурый рысак по кличке Боряк.

Умирающий конь споткнулся, Курила слетел с него через нагнутую голову, кувыркнувшись в воздухе, упал лицом в снег. Хорошо, что седла не было. Застряла бы нога в стременах, и остался бы Курила, придавленный тушей, на холодном льду Волыни навсегда.  И ещё ему повезло, что в сугроб попал, иначе бы и костей ему не собрать.

Охранники боярские быстро нагнали беглеца. Один сулицу*(маленькое метательное копьё) метнул, едва не попал. Как-то умудрился Курила в последнюю секунду в сторону отпрыгнуть, в нокте*(мера длины равная, примерно, 1 сантиметру) от грудины копьё пролетело. Но это бы ничего не решило, подъехав, гриди*(телохранители) боярские закидали бы бедного парня копьями, изрешетили стрелами, сделав из него длинно игольчатого ежа.

И снова Куриле повезло. С гиканьем, с уханьем скакали в сторону расправы над беглецом лихие разбойнички. Гриди тут же развернули коней обратно в Талынец. Свою бы шкуру спасти. Наверняка доложили Нетопыре и Гостомыслу, что Курила убит, посчитав, что разбойники всё одно боярского писаря в живых не оставят.

Они оставили почему-то, к атаманше пред светлые очи привели. Курила находился в шоковом состоянии, с бабкой грубо разговаривал. Не удаль то была, а избыточный страх. Когда долго идёшь под дождём и промок до последней нитки, то уже без разницы лужи у тебя под ногами или ручьи текут.

Потому-то и не боится Курила сейчас ничего. И старухе об этом сказал. Ну, убьют его, пусть даже долго и больно станут живота*(жизни) лишать, всё равно больше одного раза казнить нельзя. Близких у Курилы нет, к боярину Гостомыслу вернуться нельзя, а куда ему идти, если лихоимцы его отпустят? В лес? В чисто поле? От холода и голода подыхать?

Крепеста не разозлилась, напротив, залилась громким лающим смехом, который несмело подхватили стражники, что по обе стороны от Курилы стояли.

– Порадовал ты меня, пойманец Курила. Шустрый ты малый, раз от гридей боярских ушёл, – отсмеявшись, промолвила атаманша, – Дальше куда плюсны*(стопы) свои направишь?

– А куда скажешь, матушка, туда и пойду, – легко ответил парень.

Старуха задумалась на пару минут, подперев чушку*(подбородок) кулаком. Приняла решение быстро, как всегда, по-видимому:

– Ко мне на службу ступай. Мышата сказывал, ты грамоте обучен, так и мне летописец хороший надобен. Чем я хуже князя? Обо мне пиши.

Что терять человеку, у которого ничего нет? Маленький сундучок со скромными медными украшениями покойной матери Курилы, остался во владениях Гостомысла. Туда ему ходу нет на веки вечные. Кафтан красивый, что Мышата позавидовал, с чужого плеча Куриле пожалован.

И то лишь потому, что не подошёл разъевшимся, обнаглевшим прислужкам боярским. Гостомысл с Нетопырой людишек под себя подбирают, чтобы совести у них мало было, а подлости с избытком. Кто-то из посадских*(жители посада – место вокруг города) одёжкой подать боярину заплатил. Для боярина и сыновей его скромновата бекеша*(короткий кафтан).

Вся челядь перемерила, да застегнуть на кляпыши*(пуговицы) не смогли. Жаркого*(оранжевого) цвета кафтан из мухояра*(ткань из шерсти и льна), с бобровой шкуркой на подкладке понравился всем, а достался писарю. Боярин в хорошем расположении духа был, перед приехавшими гостями богатством бахвалился.

Гостомысл собирается всех своих гридей в терлик*(униформа) обрядить на манер княжеский. В снах себя уже на престоле Златоградском видит, боров толстобрюхий. А Нетопыра у него воеводой заделается, вместо Будимира.

Да только пустые всё это мечты, пока Будимир спину Святослава прикрывает, не видать подлым людишкам Златограда, как своих ушей. Отвагой, смелостью, мудростью никто ещё княжеского воеводу не переплюнул. Ну, разве что Крепеста. Тут уж по правилам – бабий-то ум изворотливее.