Читать книгу Каролина - Лана В.Гудчайлд - Страница 3

Не знаю, сколько пробыла в плену. Когда приходила в себя, только и слышала, как Реми ссорится со Стивом из-за синяков на моей груди, и из-за кровотечения. Я устала от всего этого ужаса, от голода не было сил, стало плевать даже на ее ласки. Иногда, оставаясь со мной наедине, она плакала, и о чем-то просила, но я уже не понимала ни единого слова. Мозг отказывался воспринимать смысл чего-либо. Она пыталась кормить меня, но зубы мои сжимались, и ничто не могло заставить меня открыть рот.

Все воспоминания обрывочные, но если я правильно помню, в тот день Реми со своим парнем так поругалась, что он ударил ее. Она грозила, что пойдет в полицию. Дальше, я провалилась в забытье. Я чувствовала, что мое тело движется толчками. Наверное, он снова трахал меня. Даже судорог в теле больше не было. Все чувства умерли. От постоянных пищевых добавок, вроде цитрусовых, и еще хрен знает чего туда, куда не следовало, ощущение было, что у меня между ног огромная опухоль, пульсирующая болью. Это было единственное, что я вообще чувствовала.

Не знаю, что произошло, в глазах все плыло, но краем глаза я увидела, что Стив на полу, а над ним стоит Реми. Потом кто-то кричал, кажется, даже стреляли, я не уверенна, потому что звуки выстрелов слышала только в кино. Я поняла, что выбралась только тогда, когда почувствовала, что кто-то несет меня. Где-то на грани затухающего сознания я думала о том, что совершенно не чувствую свои руки. Наверное, они мертвы и теперь их ампутируют.

Очнулась я в больнице. Первое, что увидела – капельница. В глазах рябило, но я смогла проследить за шнуром, через который прозрачная жидкость вливалась в мою вену. Мои руки на месте! Господи, спасибо! Только они были какие-то синеватые и распухшие, а пальцы вообще красные, как сардельки. В кресле я увидела Алекса, с книгой в руках. Я до сих пор не знаю, что он там читает. Интересно, где Сабрина? Почему она не здесь? Надеюсь, ее не похитили… и что с Реми? Кажется, она убила Стива… неужели из-за меня?

– Привеееет! – необычно для своего баса пропел Алекс, вскочил с кресла и подошел ко мне.

– Привет. – прошептала я, не было сил поздороваться громче.

– Ты нас так напугала, малышка. – сокрушенно покачал он головой.

Я впервые так пристально смотрела в его глаза. Карие, спокойные, как у меня. Ничего примечательного, в общем, кроме нависших надбровных дуг, отчего всегда казалось, что он злой. И массивной челюсти, делающей его похожим на бульдога. Страшновато рядом с ним… как-то.

– Где Реми? – спросила я, вяло наблюдая, как он поглаживает мою распухшую руку. Я так глажу собак… по голове. О… чувство иронии проснулось, значит, я иду на поправку.

– Арестована. – раздраженно выдохнул Алекс. – Почему ты спрашиваешь об этой суке?! – с упреком спросил он.

– Не знаю. – призналась я, закрыв глаза.

– Тебе плохо?! Позвать врача? – забеспокоился мой огромный друг.

– Устала… – пробормотала я, снова проваливаясь в сон.

На следующий день ко мне в палату пришла полиция. Я рассказала все, что смогла запомнить. С самого начала, даже как познакомилась с Реми. Не упомянула только Атсуко, она тут не причем. Не хочу, чтобы ее привлекли в это дело. Я спросила про Реми. Оказывается, она ударила Стива глиняным кувшином по голове, а потом пришла полиция. Стив пришел в себя уже за решеткой. Теперь оба ждут суда. Жаль ли мне Реми? Не знаю.

По словам Алекса, ему позвонила Сабрина, и рассказала, что я не вернулась домой. Он приехал, обыскал комнату и нашел стикер, на котором я записала адрес Клуба. Побродил вокруг, внутри Клуба, ничего не нашел. Он все еще работал вышибалой, и ночами наблюдал за всеми, в поисках чего-то подозрительного. Так посоветовал ему брат, полицейский. Пользуясь статусом охранника, он мог ходить везде, где ему было нужно. Так он заметил, что Реми и босс зачастили в комнату, куда обычно пускали вип-клиентов. Как-то раз он пошел за Стивом, и из-за двери услышал стоны и плач. Он не понял, кто это, и на следующий день позвал брата. Его брат привел своих ребят, одетых в гражданское, и вместе они проследили за Реми, когда та спускалась в подвал. Она не закрыла за собой дверь, и когда Алекс вошел, то увидел меня связанной, без сознания. На полу, среди осколков лежал Стив, его лицо залила кровь, а над ним стояла Реми. Она не сопротивлялась, когда ее схватили.

На допросе она отмалчивалась, а когда речь зашла обо мне, заплакала и сказала, что не могла больше видеть, как он мучает меня. Вот так. У этой сучки, оказывается, есть сердце. После полиции пришли девочки из кафе. У Азалии Мирне глаза распухли от слез, я забеспокоилась, думала, кого-то еще похитили, но оказалось, что плакала она из-за меня. Господи, так приятно! Это так растрогало меня, что я тоже заплакала, и она обнимала меня, как родную дочь. Мы лежали на моей койке, в обнимку, а девочки, как птички, расселись вокруг нас. Мне стыдно было смотреть в глаза Сабрине. Я не знала, как вести себя, ведь до нее у меня никогда не было отношений. Как она отнесется ко мне теперь, зная, что меня насиловали?

Врачи говорят, у меня крайнее истощение, я едва не умерла от голода. Ну, я пыталась. С тем, что ниже живота, вообще жесть. Гематомы на внутренних органах, разрывы, кровоизлияния. Видели бы они меня с лимоном в одном месте, вот посмеялись бы. Или не посмеялись… не знаю.

Сабрина приходит каждый день. Мы поговорили. Она все еще хочет быть со мной. Принесла крем от синяков. Оказывается, у меня все лицо и грудь в синяках. А на запястьях… кожа содрана до мяса. Наверное, всю жизнь придется носить браслетики, чтобы скрыть шрамы. Сабрина уже приносит мне широкие браслеты и сама одевает их, после перевязки. Алекс тоже приходит каждый день. Говорит, что выкупил Клуб. Пипец. Но я, конечно, похвалила его. Как-то он говорил, что хотел бы открыть свой бизнес.

В день выписки меня должна была забрать Сабрина, но она не приехала. Я звонила ей, но она не брала трубку. Потом я позвонила Алексу, и он забрал меня. Когда мы подъехали к дому Сабрины, я решила, что он ошибся адресом, но потом узнала улицу, соседние дома. У дома стояли пожарные, полицейские машины. Мешком я вывалилась из форда и бросилась в почерневший, горящий дом. Кто-то пытался схватить меня, но я уворачивалась и бежала вперед. В голове пульсировала только одна мысль – Сабрина там, внутри! Я была уверенна, что найду ее и вытащу. Я уже чувствовала жар горячих стен, когда кто-то схватил меня поперек тела, и я отчаянно закричала:

– Сабрина! Сабрина!!! Там Сабрина! Помогите ей!

– Каролина, ее там нет! – прокричал мне в ухо Алекс и, когда до меня дошел смысл этой фразы, я перестала брыкаться.

– Где?! Где она? – задыхалась я.

– Идем, детка. – он поставил меня на землю и повел к машинам скорой помощи, которую я не заметила сразу. В открытые двери скорой я увидела черный пакет. Он не был пустым. В глазах потемнело. Последнее, что я почувствовала – чьи-то руки, не позволившие упасть.

*****

Мне снились странные сны. Я понимала, что сплю, но все равно боялась. Вокруг меня сновали чудовища, морщинистые, злые гномы, гниющие водяные, протягивающие ко мне склизкие лапы. Во сне я бежала и бежала, казалось, вот, вырвалась, и тут же все начиналось по новой. Меня окружали уродливые дети. Так было больно видеть их такими… один мальчик, совсем пугливый, с одним единственным глазом на лбу. Второй с огромными, распухшими яйцами… они волочились за ним, по земле, ему было больно, он плакал! Кажется, я тоже плакала во сне. Кто-то тряс меня за плечи, уверял, что это всего лишь сон. Я открывала глаза, совершенно не понимала где я, кто будит меня, и снова проваливалась в страшный сон. Из тьмы ко мне тянулись когтистые лапы красных рук. Мужских рук.

Во сне кто-то шептал мне: «Не верь мужчинам. Они твое проклятье». Да, это правда. Мне всего лишь семнадцать, а я уже столько стерпела от них! Во сне я решила, что если когда-нибудь забеременею мальчиком, то сделаю аборт. Не хочу подарить миру еще одного ублюдка. Не хочу! Они с другой планеты. Они чужие здесь.

В голове крутились слова «Сердце Дьявола». Я слышала звуки цепей, чувствовала жар на лице. Мне казалось, я в огне, я горю. Мерещилась сгорающая заживо Сабрина. Она кричала от боли, я тянула к ней руки, хотя горела сама. Не знаю, чем я могла бы помочь ей? Сквозь сон чувствовала что-то холодное на лице и вдруг понимала, что сплю. Наверное, у меня была температура, и кто-то ставил прохладную тряпку на лоб.

Проснулась я в полутемной комнате, на тумбочке приглушенно горела лампа. Когда глаза привыкли к свету, я смогла разглядеть в рядом сидящем здоровяке Алекса. Он спал, свесив голову на грудь. В голове, словно прошлогодняя листва, прошелестело: «Не доверяй». Бесшумно выскользнув из постели, я вышла из комнаты, и пошла по коридору, дико озираясь по сторонам. Никогда я не бывала в его доме и не знала, один он живет или с семьей?

В кухне горел свет, но в доме было тихо. Я нашла свои кроссовки и, взяв их в руки, выскользнула наружу. Не помню, сколько я бежала по улице, не знаю, куда бежала, ведь я понятия не имела, в каком районе оказалась. Когда сердце перестало вырываться из груди, я остановилась посреди одинокой дороги и только теперь почувствовала, что асфальт мокрый. Кажется, совсем недавно прошел дождь. Надев кроссовки на мокрые ноги, я пошла вперед. Не знаю, куда. Знаю только, что оставаться у Алекса не могла. Меня душило чувство, что он тоже мужчина… никогда не знаешь, что творится у них в голове. Мама говорила: «Нужно слушать интуицию. Она никогда не подводит». А интуиция уже который раз кричала мне, но я не слушала, и попадала в беду.

Я вытащила мобильный из кармана и, не знаю, почему, позвонила Атсуко. Она, должно быть, в Японии, у отца… почему я подумала о ней? Ведь могла позвонить кому угодно! Азалии Мирне, например.

– Карина?! – послышался удивленный голос в трубке, и я разревелась.

Было жутко стыдно, но я ничего не могла поделать с собой. Она успокаивала меня ласковыми словами, искренне переживая, спрашивала, где я. С трудом поборов спазмы от рыданий, я смогла выговорить, что брожу по улице.

– Где?! Где ты бродис?! – вскричала она, услышав это. – Посмотри по сторонам! На какой ты урице?!

Я стала оглядываться, но вывесок с названием улицы не было.

– Я не знаю. – всхлипнула я, только сейчас осознав, что совсем одна, ночью, в незнакомом месте.

– Карина! – строго заговорила Атсуко, и я почувствовала себя так, как будто меня встряхнули. – Открой терефон, там есть дипес. Поняра?

– Нет. – выдохнула я, дрожащими руками прижимая телефон к уху.

– Ну, как зе?! – волновалась подруга. – Там карта и стрерка, где ты! Ну, дипес!

– Аааа… GPS?

– Да! Да! – закричала в трубку Атсуко. – Смотри сротьно! Я приеду!

– Разве ты не в Японии? – удивилась я.

– Я узе тут! Карина, смотри сротьно!

– Да… хорошо. – кивнула я зачем-то, как будто она могла видеть меня. Я сделала скриншот и послала Атсуко. Уже через мгновение она сказала:

– О, так я рядом совсем! Стой на месте! Я приеду терез две минуты. Никуда не ходи, Карина!

– Да, хорошо. – улыбнулась я в трубку. – Спасибо.

Я посмотрела на время – два, тридцать три утра. Оглядев темную улицу, задрожала сильнее. Как так можно было броситься бежать, сломя голову, не выяснив прежде, где я?! Можно же было вызвать такси, и по дороге обзвонить подруг и решить, куда ехать. Но, нет… я послушала интуицию и теперь в ужасе от собственного поступка! Два, тридцать четыре. Боже, хоть бы Атсуко быстрее приехала! В темноте мерещатся подозрительные звуки. Яркое воображение услужливо рисует бандитов и насильников, прячущихся во мраке. Два, тридцать пять. Где ты, Атсуко?

Только я подумала, что она не приедет, или приедет неизвестно когда, как услышала звук несущейся, быстрее ветра, машины. Она вылетела из-за угла и, взвизгнув шинами о мокрый асфальт, остановилась передо мной. Дверь открылась, я заглянула внутрь, опасаясь, что это не моя подруга, и тут услышала ее звонкий голос:

– Карина! Садись! Я быстро?

Вздохнув с облегчением, я забралась в машину, и полезла обниматься. Я не видела ее с того дня, как прилетела в сити! Ее немного детский смех успокоил мои растрепанные нервы. Я захлопнула дверь, и машина сорвалась с места. Забавно, моя Атсуко оказалась тем еще Шумахером. Пока она рулила, чуть ли не прижавшись к рулю, я смотрела на нее, и радовалась. Она спасла меня от самой себя.

– Я слысала про Рему. Вот сука, а? – оглянулась на меня она. – Карина, мне так стыдно, ты не представляес! Прости меня, позалуйста. Это я познакомила вас. И я не знала, что она такая тварь, поверь!

– Все в порядке! – заверила я. – Ты тут ни при чем! Ты не несешь ответственности за чужие поступки.

– Правда?! – обрадовалась она. – Я так перезывала за тебя! Аз прилетела из Японии! Искала тебя везде, и не смогла найти!

Я рассказала Атсуко, как ушла от Реми, и как она угрожала мне, а потом и вовсе подстроила похищение. Моя подруга, забывая про дорогу, поглядывала на меня с ужасом. Еще около получасы мы сидели в примостившейся на обочине машине, пока я не дорассказала все. Она не хотела прерывать меня, а я понимала, что если остановлюсь сейчас, то не смогу продолжить после.

– Тебе отень больно там? – немного смущенно спросила Атсуко.

– Мне прописали свечи, они с обезболивающим эффектом. Но этого не достаточно. Приходится пить обезболивающие.

– Блять, эта Рема. – проворчала Атсуко, хмуро глядя на руль.

Она о чем-то задумалась, словно забыв обо мне.

– Потему ты была на улице одна? – повернулась она ко мне.

И мне пришлось рассказать про Сабрину, сгоревшую в собственном доме.

– Думаес, это кто-то из друзей Ремы? Или того мистера… как его там?

– Стива? – зачем-то спросила я, хотя итак поняла, о ком она спрашивает. – Нет, не думаю. Не знаю… может, случайность? – с надеждой спросила я.

– Карина… – покачала головой Атсуко. – Слиском много с тобой произосло. Все вокруг тебя как будто опалтились против… не знаю, мозет, я не права. Надеюсь, я не права. Идем домой?

Я кивнула, и мы вышли из машины. Руки по привычке искали лямки рюкзака, который остался в доме Сабрины. Я понимала, что она мертва, но все еще не могла поверить. Наверное, потому, что не видела ее тела. Только тот страшный пакет для трупов. Атсуко взяла меня за руку, и повела к вращающейся двери. Кажется, она живет в гостинице… вот только названия нигде нет. У рисепшена стояли два полицейских, угрюмого вида. Моя подруга сердито зыркнула на них, и они вяло выпрямили плечи, пытаясь выглядеть не такими сонными и скучающими, какими были на самом деле.

Я впервые видела лифт с мраморным полом. Этот лифт был такой просторный! И зеркала с двух сторон. А раздвижные двери открываются и спереди, и на задней стороне. Атсуко улыбнулась, заметив мою заинтересованность, и нажала на кнопку 66 этажа. Всего в здании было 90 этажей, судя по кнопкам, и пять подземных.

– Правда, тут красиво? – подмигнула она.

– Да, безумно! – с готовностью кивнула я. – Это отель?

– Не. Это офисное здание моего аца. – пренебрежительно поморщилась она. – Но тут есть этазы, где мозно спать. Сысят сыстой мой этаз. Нам никто не помесает, обесяю!

– Ок. – прикусила губу я.

Ох, нифига ж себе! Кто ее отец?! Я решила не лезть не в свое дело. Главное, что она не оставила меня одну, и приехала сразу, как только понадобилось. И самое главное – узнав про Реми, она прилетела с Японии. Вот что значит настоящий друг. А ведь мы только пообщались в самолете, и это была наша вторая встреча.

Едва выйдя из лифта, она сразу сбросила туфли, и я последовала ее примеру. Повсюду были пушистые, мягкие ковры! Я никогда таких не видела, и даже представить не могла, что такие существуют! А я думала, что Реми живет в офигенно богатом доме… нет, я явно никогда не понимала, что такое богатство на самом деле!

Оглядываясь вокруг, я невольно коснулась плеча, в поисках рюкзака. Блин, надо уже свыкнуться с мыслью, что я осталась ни с чем. И тут я замерла посреди зала и вся обомлела – в моем рюкзаке был локон волос мамы! Кровь отлила от лица, я почувствовала, что задыхаюсь, и уже зачем-то пошла на выход. Атсуко подскочила ко мне с перепуганным видом, и выпытала из меня то, что буквально убило меня. Я разрыдалась, закрыв лицо руками, как в детстве. Она утянула меня на диван и, обнимая, напевала какую-то японскую мелодию. От того, что она жалела меня, я совсем раскисла. Вспомнила все свои злоключения, и плакала, плакала, не в силах остановиться. Мне было так стыдно, но она, будто услышав муки моей совести, сказала:

– Нитево страсного, Карина. Плать. Иногда только слезы и помогают. Плать, моя красивая девотька. Хотес, поедем в Японию? Там так красиво, Карина, ты не представляес. Сейтяс там цветут сакуры. Ты знаес сакуры? Это висня, ну, дерево висни, только когда оно цветет. Мы будем гулять с тобой под сакурой. Розовые лепестки будут сыпаться на твои красивые, терные волосы, и ты будес словно вся в снегу. – мечтала Атсуко, и постепенно я успокоилась. – А потом мы будем плавать на лодке Мацуэ Хорикава, под навесом, и я надену тебе на голову бамбуковую касу. Это сляпа такая. Она отень подойдет тебе, Карина. Знаес, мы, японцы, отень любим красивых людей. Особенно таких, как ты, с больсыми глазами. Раньсе мне нравились синие глаза, как у Ремы, но когда я увидела тебя, то поняла, что коритьневые глаза тозе могут быть изумительными. Такие теплые, такие миндальные. Ты отень мне нрависся, Карина.

Она говорила все это так мечтательно, глядя прямо перед собой, как будто пела песню. Как будто меня не было рядом. Она не касалась меня, как Реми или Сабрина. Ее объятия были какими-то безобидными, дружескими. И я решила, что она говорит все это, просто чтобы успокоить. Наверное, она думает, что песни о красоте обязаны успокоить любую девушку, но она очень плохо знала меня. Я никогда не чувствовала себя красивой, и порой, когда видела себя в зеркало, удивлялась, осознавая, что это я. Отчего-то я чувствую себя каким-то большеголовым ребенком с маленьким телом, с огромными тоскливыми глазами, и надутыми губами, как будто меня укусила оса. Наверное, это смешно, но… так я чувствую себя внутри.

Позже в номере накрыли стол. Прислуга, ужасно скромные, японские девушки, не поднимали глаз, слегка пригибались к полу, как будто не могли выпрямиться. Семенили ножками, делая коротенькие шаги, но ходили быстро-быстро, как будто спешили. Такие милые, покорные… и все время улыбаются.

За столом Атсуко говорила про свои мечты, о том, как уедет навсегда в Японию, купит там дом, и больше никогда не будет путешествовать.

– Понимаес, Карина, я устала. Отень устала. – призналась она, подливая вино в мой бокал. – Я столько путесествую по делам аца, узе голова кругом. А у тебя есть метьта?

Я рассказала про Италию, и про магазин цветов и подарков, которые хотела бы иметь там.

– Как хоросо! – обрадовалась Атсуко. – Я отень понимаю тебя! Насы метьты похозы, согласись?!

– Да, ты права. – кивнула я.

Потом мы почему-то разговаривали про сны. Атсуко рассказывала, что ее мама верит, что сны снятся людям не просто так.

– Каздый сон стото знатит, Карина. – уверенно заявила моя милая подруга. – Нузно только правильно рассыфровать его. Мы с мамой тясто разговариваем про сны. Я рассказываю ей свои, она мне свои, и потом мы пытаемся разгадать их. Маме, на самом деле, не нузно разгадывать, она итак все знает сама. Просто она хотет наутить меня, понимаес? Поэтому.

Я вспомнила кошмары, которые мне снились до того, как я очнулась у Алекса. Атсуко заметила мое замешательство и спросила в чем дело. Я рассказала про страшных детей в моих снах, про гномов, про красные руки с когтями, похожие на мужские. Про то, что кто-то рассказывал мне про сердце дьявола.

– Сердце дьявола?! – удивилась она.

– Да. Странно, правда? – пожала я плечами.

– Знаес… я тясто хозу по музеям, я люблю искусство. Недавно в Японии была выставка одного молодого худозника, не помню его имя, и одна из его картин называлась «Сердце дьявола». Но он  не японец. Казется, он из Тайваня.

– Ух ты… – пробормотала я.

– Хотес, забью в гугле?

– Да, почему бы и нет? – кивнула я.

Мы сели на диван, плечо к плечу и стали рыться в интернете. То ли мобильник Атсуко гнал, то ли она делала что-то не то, но ссылки, которые она хотела открыть, никак не открывались, и нас перебрасывало вообще не в ту степь. Ругаясь по-японски, она вскочила с дивана, и подключила мобильный к плазменному телевизору. Выведя поисковик гугла на экран, она успокоилась и села рядом, удовлетворенно улыбнувшись. Я прижалась к ее плечу, и она обняла меня. С пультом ей было легче и вскоре мы уже смотрели картины художника Бэнд Хуанга. Он рисовал игровых героев в 3Д, разные красивые, нереальные места, замки, чудовищ.

– Вот она, «сердце Дьявола», Карина. – сказала Атсуко и я вгляделась в экран внимательнее.

Это была статуя, высеченная из скалы, с раскуроченной наружу грудной клеткой. Ребра статуи напоминали заостренные пальцы, с двух сторон, раскрывшись веером, окружив нечто, что, по видимому, должно было служить сердцем скальному изваянию. Внутри грудной клетки пылало пламя, навесу парило нечто похожее на факел, искрящееся искрами, напоминающими молнии. От этого парящего нечто, что я определила сердцем, шли цепи, которые тянулись к внутренним стенкам грудной клетки. Над грудью статуи возвышалась голова-череп с клыками, как в сказках о вампирах. В черных, мертвых глазницах тлел красный огонек, как и в глубине зубастой пасти.

– Впечатляюще. – похвалила я.

– Тебе такое снилось? – спросила Атсуко, внимательно глядя на меня.

– Нет. – покачала головой я. – Я не видела ничего такого, просто слышала эти слова «сердце Дьявола». Как будто кто-то шептал мне, понимаешь?

– Аааа… понятно.

Мы разговаривали до рассвета, а потом Атсуко захотела мороженое и позвонила куда-то. Нам привезли несколько ведерок! Потрясающе! Я выбрала шоколадное, а она ванильное. Я так объелась холодного лакомства, что мои губы промерзли, и едва шевелились, когда я разговаривала, и Атсуко прикалывалась надо мной, хихикая в ладошки. Я смеялась вместе с ней, у нее тоже обмерзли щеки, губы и подбородок. Она принесла из спальни одеяло, и мы грелись под ним, и смотрели какую-то мангу по ТВ. Я нифига не поняла, да и пофиг было. Пригревшись, прижавшись к Атсуко, я уснула. Биение ее сердца успокаивало. Во сне мне казалось, что я сплю на груди мамы.

Среди ночи мне снилось, что Атсуко нависает надо мной и, как будто любуясь, убирает волосы с лица. Мерещились какие-то голоса. Кто-то разговаривал с ней, я не могла различить, о чем говорит голос. А она ответила:

– Мы не имеем права. Он заявил свои права. Тем более, охотник пометил ее. У нее на запястье печать. Он меня на куски порвет, если я отдам ее тебе.

Какие странные разговоры. Что только не приснится. Этот месяц был жутко стрессовым, тело устало от всего на свете, голова переполнилась информацией настолько, что не было сил удивляться странным снам. Как странно… во сне у Атсуко не было акцента.

Я проснулась на ее груди. Спящая, она была такая милая, прямо, как ребенок. Я улыбнулась и попыталась встать так, чтобы не разбудить, но… она открыла глаза и сонно улыбнулась.

– Доброе утро, Карина. Как спалось? Не было зарко?

– Нет. Я не раздавила тебя? – смутилась я.

У нее на груди остался отпечаток моего уха, пипец.

– Нет, сто ты?! Ты легкая! – широко зевнула она.

– Мне нужно на работу. – я встала с дивана, и собралась идти в ванную.

– Сто?! – возмущенно воскликнула она. – А Италия?! Мы сто, не едем кататься?!

– Эм… – смутилась я, замерев у дверей ванной. – Но… мне нужно работать.

– Хай, иди сегодня, предупреди всех, и возврасяйся сюда! Сказы, сто берес отпуск. Ну, пазалуйста! Я узе билеты купила! Я думала, ты согласна!

С этими надутыми губками она выглядела, как обиженная маленькая девочка. Я вспомнила, как Реми рассказывала, что Атсуко помогает красивым девчонкам устроиться, но потом берет плату с них в виде отношений. В общем-то, это не выглядело, как плата. Наверное, просто из-за постоянных разъездов у нее не было времени на отношения, а именно этого ей и не хватало. Я была так благодарна за отзывчивость, за помощь, что не смогла отказать. Да и зачем? Сабрины нет. Дома у меня снова нет. Есть только работа и больше ничего. На всем белом свете. Будь что будет. Мне нечего терять.

Я работала в кафе всего лишь три недели, потом была в плену, потом в больнице. Не знаю, дадут ли мне отпуск, или скажут, чтобы не возвращалась. Я шла на работу с гулко бьющимся сердцем, пытаясь придумать, почему мне нужен отпуск. Девочки визжали, обнимая меня. Потом плакали, расспрашивая о Сабрине. В общем-то, они все уже знали от полиции, от Алекса, но… наверное, хотелось обсудить это со мной, ведь они догадались, что у нас с ней завязались отношения.

Когда я зашла в кабинет Азалии, она встала навстречу и молча обняла. Называла котенком, я держалась изо всех сил, чтобы снова не разреветься. Я не смогу остановиться, у меня снова случится истерика. Она видела, что мне дурно от всего этого и спросила:

– Милая, не хотела бы ты взять отпуск? Отдохни немного, погуляй, развейся, а?

– Как раз об этом я и хотела поговорить. – кивнула я. – Очень бы хотела. Только не знала, позволите ли.

– Ох, доченька, ну что ты?! Как не позволю? Послушай… тут твоя зарплата и Сабринина тоже…

– Нужно отдать ее родным.

– Дело в том, что они не взяли. Они… ее мама узнала о вас. Ей рассказали, что тебе стало плохо, когда ты увидела тело ее дочери. Она сказала: «Отдайте деньги девочке, которая любила мою дочь». Вот…

Закрыв лицо руками, я застонала от боли в груди. Больше не было сил держаться, но все слезы я выплакала вчера. Азалия села на колени передо мной, и взяла мои руки в свои.

– Каролина, ты такая юная… самая юная из всех моих девочек. Ты как дочь мне, котенок. Знаешь, мои старшие дочки уехали по своим колледжам, и дома осталась только младшая. Переезжай ко мне, девочка моя? Я буду спокойнее, зная, что ты в безопасности, и с тобой все хорошо.

– Извините, я не могу.

– Почему? – расстроилась добрая женщина.

– Моя подруга… уговорила меня поехать с ней в Италию. Я согласилась.

– О… а как зовут подругу? – нахмурилась Азалия.

– Атсуко Ая.

– Понятно. Ты только пиши мне каждый день, ладно? Чтобы я знала, что подруга не бросила тебя неизвестно где! Пиши, Каролина, иначе я всю полицию на ноги подниму!

– Спасибо! – я бросилась в объятия женщины, которая отнеслась ко мне, как к родной дочери. – Спасибо! Никогда вас не забуду! Позаботьтесь о девочках! Им нужна ваша защита.

– Да, котенок, конечно. – всплакнула Азалия.

После она отдала мне обе зарплаты, и я вышла. Повара не заметили меня, увлеченные приготовлением завтрака для посетителей. Девочки носились туда-сюда, я не хотела мешать им. К тому же, мы уже попрощались. Выйдя в зал, я напоролась на Алекса и первая реакция была – сигануть в окно, подальше от него, хотя, это было глупо, ведь он ничего мне не сделал! Кажется, я побледнела, почувствовала, как кровь отлила от лица. Он смотрел обиженно, но взгляда не отводил. Потом кивнул на диванчик напротив. В зале было много гостей, и это позволило мне почувствовать себя немножко храбрее. Я села напротив, скрестив пальцы под столом.

– Добрый день, Каролина. – с упреком проворчал он.

– Добрый день, мистер Харди. – выдохнула я.

– Что, снова «мистер»?! Снова на ВЫ?! – возмущенно поднял бровь он. – Я думал, мы стали друзьями?

– Извините…

Он вздохнул и положил обе руки на стол. Подошла Нэтэли, принесла ему яблочный пирог и латте. Забавно… латте… а раньше он пил американо. Неужели понравилось?

– Что?! Это вкусно! – буркнул он, заметив мой взгляд.

– Каролин, принести тебе что-нибудь? – спросила Нэт.

– Нет…

– Принеси ей грушевый пирог и латте. Ходит бледная, лица на ней нет. Упадет еще где-нибудь, от недоедания. – сердито проворчал Алекс.

– Я уже ела! Не нужно, Нэт!

Нэтэли фыркнула и бросилась на кухню. Кажется, придется позавтракать во второй раз. Мы молчали, он не ел, не пил, пока передо мной не появился кофе и пирог. А потом хмуро зыркнув на меня, буркнул:

– Ешь.

Он не смотрел на меня, и я смогла открыть рот, и откусить кусок пирога. Ммм… грушевый! Мой любимый! Здесь все едят яблочный, или лимонный, а мне нравится грушевый. Если с другими начинками заканчиваются быстро, грушевый есть всегда. Это здорово. Я забылась и съела весь пирог, и выпила всю чашку кофе. Хотелось еще чашечку, но… ничего, потерплю.

– Пей. – велел мистер Харди, пододвинув мне свой кофе.

– Нет, что вы?! – смутилась я.

– Я сказал, пей! – сердито сдвинул брови злой амбал, и я решила, что безопаснее будет послушаться. – Молодец. – одобрительно кивнул он и, перестав хмуриться, улыбнулся.

Когда я допила кофе, то поняла, он хочет поговорить. Отставив чашку, я опустила глаза и стала ждать упреков. Так и случилось. Он говорил о том, что совсем не ожидал от меня такого подлого поступка, что бегал по улице, пытаясь найти. Потом звонил брату, и брат сказал, что если я не появлюсь утром, то они объявят меня в розыск. Пипец. Мне стало стыдно, но… в то же время в сознании выросла холодная, неприступная стена, не позволяющая поверить в его искренность и отсутствие корыстных целей.

– Знаешь, Каролина, я живу один. Совсем один. Я думал, что ты поживешь у меня, и если не против, будешь готовить еду. Домашнюю еду, а не всю эту уличную хуйню, извини за выражение. Я жутко соскучился по домашней еде. Мне ведь ничего не нужно от тебя. Абсолютно! Только еда, и то, если ты не против, и если умеешь готовить. И если ты не одна из этих сумасшедших феминисток, которые считают ниже своего достоинства накормить голодного мужика.

–Я не феминистка.

– Хорошо. Это хорошо. Я думал… думал, уговорю тебя пойти в колледж. Ты совсем юная, и мне жутко жаль то время, которое ты растрачиваешь на кафе, и на все остальное. У меня есть хорошие сбережения, мне некуда девать их. Я хотел отдать эти деньги на твое образование. Просто так, поверь мне! Мне ничего не нужно от тебя взамен! Абсолютно! Я понимаю, ты натерпелась от ублюдков, детка, но я не такой!

Я молчала, не зная, что сказать. Совсем не верилось, что у него были такие хорошие планы на мой счет. Наверное, потому, что я видела, какими глазами он смотрит на меня. Вздыхает, кусает губы, глядя на мои. Как сказал кто-то в моем сне: «Мужчины – твое проклятие». Да, так и есть. Я еще ни разу не встречала мужчину, который был бы адекватным рядом со мной. Во взгляде которого я не видела бы похоть, желание показать, что он самец, и обладает всеми привилегиями, а я, женщина, должна подчиниться. Да, я не феминистка. Я не буду кричать о своих правах на каждом углу, и участвовать в шествии по площади, и скандировать о правах женщин. Я просто хочу спокойной жизни, в гармонии с собой, со своими мечтами, желаниями. Хочу милый домик на тихой улочке в Италии, и маленький магазин цветов. И… возможно, подругу.

– Что читаете? – спросила я, не зная, куда деть глаза.

Он понял, что я не хочу больше говорить об этом и, тяжело вздохнув, ответил:

– «Милые кости», Элис Сиболб.

– О чем эта книга?

– О девочке, которая была изнасилована и убита в 14 лет.

– Нравятся такие истории? – похолодела я внутри.

– Нет. – ответил он. – Но я видел фильм. Несмотря на тематику, фильм не пошлый, Каролина. Он красивый, наверное, благодаря тому, что эту историю рассказывает милая девочка. Эта история о любви, о семье, о верности. Я уже дочитал эту книгу. Вижу, ты считаешь меня извращенцем, чудовищем. И я прошу тебя, возьми ее, и прочти. И если она понравится тебе, то обещай, что дашь мне шанс стать твоим другом. Просто другом. Ничего больше! Клянусь!

Алекс придвинул ко мне книгу, и я взяла ее.

– Наверное, не стоит спрашивать, где ты теперь живешь? – спросил он.

– Не стоит. – покачала головой я, не глядя на него.

– Ладно, не буду. Просто знай, что я беспокоюсь о тебе. Если у тебя будут проблемы, вот моя визитка. Позвони мне, Каролина. В любое время дня и ночи. Я всегда подниму трубку, и всегда помогу тебе и не стану ждать от тебя что-либо взамен. Договорились?

– Да. – кивнула я, подняв глаза.

– Хорошо. – кивнул он. – Ну, чтож… мне пора. Я теперь директор Клуба. Хочу сменить название, сделать там ремонт. Приходи в гости, если захочешь. Только позвони прежде, чтобы я встретил тебя, сама знаешь, ходят тут всякие…

Я кивнула. Не прощаясь, он ушел. Забыв про книгу в руках, я еще некоторое время сидела на диванчике и смотрела в никуда. В голове не было ни единой мысли. А потом я вспомнила про свой сон и подумала, а не рассказать ли его Атсуко, может она сможет расшифровать его и сказать, что меня ждет в будущем?