Читать книгу Каролина - Лана В.Гудчайлд - Страница 4

Когда я вернулась, Атсуко не было. Одна из услужливых девушек проводила меня на ее этаж. Не зная, где она, я не хотела беспокоить ее звонком, и написала смс. Вдруг она на встрече? Ответа не было. Я села на диван, натянула на себя одеяло, и открыла книгу «Милые кости». Вообще-то, в гостиной было тепло, но… одеялко… такое уютное, как мамины объятья. Алекс оказался прав, книга написана красиво.

Ближе к обеду появились девушки и стали накрывать на стол. Я впервые разглядела их наряды. Кажется, это платье называется «кимоно». Длина в пол из черного шелка с нежными, розовыми цветами вишни. Атсуко говорила, что вишневое дерево в Японии называется Сакура. На талии широкий, черный пояс, и почему-то очень длинные рукава. Наливая вино в бокал, одной рукой девушка держала бутылку, второй поддерживала рукав, чтобы тот не лез на стол. На ногах у них белые, шелковые носочки, как варежки и деревянные сланцы. Волосы девушек собраны в красивую прическу. Среди смольно-черных локонов проглядывали нежно-розовые розы, бутоны которых размером с грецкий орех.

– Госпоза Вейл. – поклонилась мне самая шустрая девушка, не поднимая глаз, прижав руку к сердцу. – Госпоза Ая не смозет позаловать на обед, но она отень просила, стобы вы обязательно пообедали. Позвольть узнать, сто сказать госпозе Ае?

– Спасибо, я обязательно пообедаю. – слегка поклонилась я девушкам, и они смущенно хихикнули. Наверное, я сделала это не так элегантно, как они.

Друг за другом девушки скрылись в лифте, а я, улыбаясь, села за стол. Атсуко такая заботливая! Не забыла дать распоряжение, чтобы меня покормили. На самом деле, после двойного завтрака кушать совсем не хотелось, но нужно, девушки так старались! Все выглядело так аппетитно! Какой-то супчик с лапшой, с вареным яйцом, грибами и зеленью. Ммм… на рыбном бульоне, с перцовым соусом. Потрясающе! Рядом большое блюдо с роллами и суши разных видов. Я тут же слопала несколько штук с красной икрой и те, что посыпаны сезамом. Сезам любому блюду придает восхитительный вкус, и даже когда съешь его, остается приятное послевкусие. О, а это я знаю! Это темпура! Интересно, что прячется под золотистой корочкой кляра? Ммм… креветки! Изумительно!

Стол ломился от яств. Названия многих блюд были мне не знакомы, но я видела привычные продукты, и пробовала все, что выглядело вкусно. А здесь все выглядело именно так! Вчера я не попробовала рисовую лепешку, и сейчас с любопытством откусила кусочек. Прикольно. Не думала, что из риса можно сделать хлеб. А как мило нарезаны овощи! Вот цветочек из морковки в супе, а рядом что-то коричневое, круглое, и в нем вырезана шестиконечная звездочка. Это вообще овощ?! Или фрукт? А вот что-то красное… фу, капуста! Не люблю капусту. Наверное, ее покрасили пищевым красителем. И она жутко острая. О, а вот это я знаю! Это васаби! Его нужно есть совсем чуть-чуть, для вкуса, потому что он нереальный. Похлеще горчицы! Пробивает на слезы, если съесть больше, чем можешь выдержать, а потом кажется, что еще немного, и изо рта повалит пламя, как у дракона.

Наевшись, я снова села за книгу. Пару часов спустя, побродила по этажу, потом искупалась и, завернувшись в одеяло, уснула. Проснулась оттого, что кто-то гладил мои волосы. Чувствуя тепло руки, я улыбнулась, открывая глаза.

– Извини, сто разбудила. – по детски мило улыбалась Атсуко. – Узе ноть, надо спать. Но я так соскутилась по тебе.

– Я тоже. – стало так тепло в груди. Если не считать Реми и Стива, в Нью-Йорке мне в основном попадались замечательные люди. Девочки из «Чарли», Азалия Мирне – наша хозяйка, Атсуко. Я еще не решила по поводу Алекса. В его отношении все сложно. Будь он женщиной, я бы сразу разобралась, а так…

– Ты кусала? Девотьки кормили тебя?

– Да, конечно. – поспешно кивнула я. – Где ты была?

Я села на диване и мы обнялись. Она была в белом пиджаке, из-под которого выглядывала белая рубашка.

– На встрете по делам аца. – пренебрежительно отмахнулась Атсуко.

– А чем он занимается?

– Персоналом. – хитро улыбнулась подруга. – Мы обеспетиваем хоросых людей хоросым персоналом. Каздый теловек это насе лицо. Если теловек подвел или не соответствует требованиям, это наса проблема, и мы стараемся ее ресыть. Инате это плохая тень на репутицию насей семьи.

– О, здорово. – кивнула я, не совсем поняв, о каком персонале идет речь.

Они ищут слуг для богатых семей? Но я не стала уточнять. Зачем? Все это не важно. Главное, что Атсуко помогла мне сразу после самолета, и вот сейчас, не бросила одну.

– Обозаю тебя, Карина! – покачала головой она и вздохнула.

– Это плохо? – улыбнулась я, не понимая.

– Это слиском хоросо. – возразила она, встала с дивана и стала раздеваться. – Ты сто думаес, то и говорис. Это больсая редкость, понимаес? Обытьно люди лицемеры. Пытаюца казаца красивее, тем есть на самом деле. Но ты не такая. Ты не притворяесся. Это круто.

– Ммм… – неопределенно промычала я, не зная, что сказать.

– Вот и сейтяс. – развела руками моя подруга, оставшись в кружевных трусиках. – Другая бы просияла, разулыбалась бы, и натяла бы говорить, какой на самом деле она теловек, а ты молтис и не знаес, сто сказать. Ты настоясяя. Я так сяслива, сто встретила тебя, Карина. Я знаю, что произносу твое имя не правильно, но ты прости меня, мне слозно. Я в день говорю на пяти языках, иногда мозг не успевает переклютяться, поэтому.

– Ничего. – пожала я плечами. – Это не важно.

– Это для тебя не вазно. – покачала головой девушка. – А некоторые сердятся. Но я отень стараюсь. Если бы я постоянно говорила только по английски, мозет быть у меня полутялось бы лутьсе. Но, бизнес аца предполагает много стран, и много языков, и приходится прыгать с языка на язык. Я узасно голодная! Хотес кусать?

– Да! – охотно кивнула я.

Ночные полуночники! Мы слишком молодые, чтобы думать о том, во сколько можно есть, а во сколько нет. Атсуко сделала заказ, и ушла купаться. К тому времени, как она вышла, стол уже накрыли. На этот раз кухня была итальянской. У меня слюнки текли от нетерпения!

– Ну, вот. Кусотек Италии. – подмигнула подруга, и мы сели за стол. – О, Карина, в Италии, оказывается, так много вкусного! Мы с тобой будем есть итальянскую кухню всю неделю! И завтрак нас будет итальянский!

– Ты не поверишь! Я мечтаю об Италии, но половина блюд на столе мне не знакома!

– Я тебе все рассказу! Ты, наверное, знаес равиолли? А вот это, – она показала на пельмени. – тортеллини. Это те зе равиолли из пресного теста с мясом, сыром и овосями. От равиолли они, казеца, отлитяются формой. Да?

– Да, равиолли по-другому лепят. – кивнула я.

– А вот в этой кастрюльке суптик минестроне. Здесь фасоль, лук, сельдерей, морковь, помидоры, и мои девотьки добавили немного риса. Мозно еще добавить макароны, но я не хотю. Поэтому.

Бульон у супчика был золотистый, а сам он, благодаря овощам, цветной и аппетитный.

– А это карпатё. Знаес?

– Да, карпаччо знаю. – кивнула я, поморщившись. – Это сырая, говяжья вырезка.

– Детка, нет! – немного возмущенно подняла руки Атсуко, как бы с просьбой прекратить. – Это зе Италия! Ты зе ее любис?! Карпатё – это блюдо из тонко нарезанных слайсов сырой говязьей вырезки, приправленной соусом на основе майонеза. Теперь понимаес?!

– Да! – расхохоталась я. – Прости, я не смогла бы сказать так красиво!

– Утись! Мы с тобой есе покорим Италию, Карина! И я выутю итальянский, и сойду с ума, наверное. – с безумными глазами хохотнула Атсуко.

– Не сойдешь! Ты супер-пупер-мега-крут! – веселилась я.

– Сто?! Сто ты такое сейтяс сказала?! – захихикала Атсуко, прикрыв ладошками рот. – Теперь я поняла, кто я! Я мега-крут! Аха-хах!

– А вот это я знаю! – показала я пальцем в центр стола, смеясь вместе с ней. – Это капоната, традиционное сицилийское блюдо, вид овощного рагу из баклажанов, тушенных с луком, помидорами, сельдереем, с добавлением оливок и каперсов.

– Вот зе! Вот зе! – закричала Атсуко, показывая на меня пальцем. – Умеес зе, когда хотес?!

– У меня учитель мега-крут! – с удовольствием улыбалась я.

– О, тотьняк! – просияла Атсуко. – Ну, все! Давай узе кусать, а то я сейтяс умру совсем. Я целый день не ела, поэтому.

Мы наелись до отвала, но еще нас ждал десерт – мои любимые пирожные тирамису.

– А ты знаес, как переводится тирамису?

– Неа.

Какое нежное! Десертная ложка буквально провалилась в воздушное пирожное!

– «Взбодри меня». От tira – тяни, mi – меня, su – вверх. И, потему-то, полутилось «взбодри меня». Наверное, надо выутить язык, стобы понять, потему так.

– Кстати, а у твоего имени есть значение? – вспомнила я.

– Да. Это имя дала мне бабуска. У нас так полозено, имя ребенку дает старсая из рода. У нас это бабуска. «Атсуко» знатит «теплый ребенок», а «Ая» – «красотьный сёлк». Поняла последнее слово?

– Шелк?

– Да. – удовлетворенно кивнула Атсуко.

– А я думала, «Ая» твоя фамилия.

– Неа, у насей семьи фамилия не упоминается, это не полозено. Вообсе, дети моего аца и моей мамы носят фамилию «Мисти». А дети моего аца и других его зон насят другие фамилии. Только это секрет, Карина! Никому не говори!

– У твоего отца есть другие жены?! – опешила я, забыв про пироженку. – Но, разве это законно?!

– По насым законам вполне. – кивнула Атсуко. – Понимаес, я из древнего рода, у нас такие правила. Помимо нас в мире есть отень много древних родов, по всему миру, мы не делимся на японцев, американцев. По легенде, нас вид произосол не от Адама и Евы, а от демона, которым стал Каин, и Лилит, первой зены Адама. Но это всего лис легенда, ты не бойся! Это полная ерунда! – заверила меня Атсуко. – Сейтяс узе никто в это не верит! Особенно насе поколение. Но, все зе, правила остались. Понимаес? И молодёз либо будет следовать этим правилам, либо утроит маленькую революцию. Многим не нравится идея многозонства, поэтому. Молодёз сетяс смотрит на свободную Европу, и пытается зыть, как зывут они. Вот так. Ты кусай, позалуйста.

– А… ага. – немного пришла в себя я.

После десерта мы снова пили. Сначала Амаретто – темно-коричневый ликер на основе вишни и пряностей, потом Кампари, тоже ликер, только горький, на основе ароматических трав и фруктов. А потом… потом мы целовались. Хмель кружил голову, я не могла стоять. Атсуко, посмеиваясь, довела меня до спальни и уложила в постель. Боже, как она стоит на ногах?! Мы же пили наравне!

Она медленно раздевала меня, от ее маленьких, теплых пальчиков я изнутри полыхнула, как спичка. Она хотела спуститься вниз, и уже раздвинула мои слабые коленки, но у меня не хватило терпения, и я потянула ее наверх. Только женщина умеет целовать так чувственно, отдаваясь всем оттенкам поцелуя. Это было, как секс, только языками, и приносило столько же наслаждения.

– Хотю трахнуть тебя, Карина. – простонала Атсуко.

– Трахни. – прыснула я.

– Смари, сто у меня есть?! – хихикнула она и достала откуда-то здоровенный резиновый член из черного материала.

– Но ты ничего не почувствуешь…

– Я хатю увидеть, как хоросо тебе. Я потюствую, обесяю!

– Ладно. Только… только… если нежно… – член выглядел слишком настоящим, и мне стало сильно не по себе.

– Карина, я буду отень незной! – пообещала подруга.

Я видела, как ремнями она пристегнула его к себе и легла на меня. Она так целовала мою грудь, мое тело, что я не в силах была сдержаться, и стонала, выгибаясь под ней. Так хорошо мне не было ни с Сабриной, ни с Реми. Атсуко настоящий дьявол в постели. Ее пальчики скользнули меж моих бедер.

– Ты вся мокрая… – глаза Атсуко горели странным огнем, как будто вовсе не были черными. – Хатю попробовать тебя! – прошептала она, и спустилась вниз.

Ее губы свели меня с ума. В отличие от Сабрины и Реми, она пользовалась еще и зубами, и это было так… так восхитительно! Я не могла контролировать себя и, кажется, стонала очень громко. Горячая волна наслаждения накатывала на меня приливами и вот, наконец, не откатила и… я взорвалась. Мне казалось, меня вывернуло наизнанку от наслаждения. Никогда прежде я не испытывала ничего подобного! Я еще задыхалась, млея от неги, когда она склонилась надо мной и впилась в губы. Теперь и я знала, какого я вкуса. Он был теплым, волнующим, головокружительным. Когда искусственный член вошел в меня, я не почувствовала той отвратительной судороги, которая сводила меня с ума каждый раз, когда меня брал мужчина. Впервые я наслаждалась членом внутри себя, и мои бедра двигались в такт ее бедрам. Как восхитительно… мы были вместе.

Когда Атсуко довела меня до пика наслаждения, я думала, мы сменим позиции, и теперь я буду в роли мужчины, но она покачала головой. Перевернув меня на живот, она снова спустилась вниз и ласкала меня сзади. Черт возьми! Никогда бы не подумала, что эта ласка способна свести с ума! Я кричала от наслаждения, предприняв несколько бесполезных попыток вырваться, потому что мне казалось, такого кайфа я просто не вынесу! Но Атсуко не отпустила, а после выпитого я не в силах была выбиваться. И когда я снова кончила, она легла на меня сверху и вошла в меня сзади. Сначала я едва не разрыдалась от боли, ведь просила о нежности! Меня настиг шок от размера этой штуки, и ее резких движений, а потом боль отступила, и я снова сошла с ума. Я двигалась под ней уже сама, и снова кричала. Черт… я никогда не вела себя так… я не могла, и не хотела контролировать себя. Мне нравилось то пламя, в котором она сжигала меня.

После, когда она еще была во мне, мы лежали на боку. Она целовала мои плечи, продолжая двигать бедрами. Я млела, не в силах отвечать взаимностью. Я чувствовала себя какой-то разбухшей, пульсирующей, предельно чувствительной, как будто все мои чувства вывернули на максимум. Что она сделала со мной?! Так офигенно…

Засыпая, я почувствовала под рукой резиновый член. Он лежал под подушкой. У нее их два? Ведь первый во мне. Еле шевеля губами, я спросила, и она ответила, что один. Не было сил спросить, что же тогда такое во мне? Я провалилась в сон. Мне снилось, что Атсуко сидит на кровати хмурая, и вертит в руках локон волос моей мамы. Как странно. Этот локон сгорел вместе с Сабриной. От мамы у меня не осталось совсем ничего! Потом, к ней, как будто кто-то подошел, я не могла различить образ, только слышала в голосе какой-то упрек. А она прошипела:

– Я люблю ее! Иди к чертовой матери, дерьмо!

Во сне у нее не было акцента. Во сне она была совсем другой. Она сидела на постели обнаженная, я видела ее маленькую грудь и… настоящий, живой член между ног. Пипец! Это самое страшное, что мне когда-либо приходилось видеть во сне! Член у женщины! Мое вялое внимание отвлеклось тем, что что-то темное потянулось ко мне, и Атсуко закричала, набрасываясь на черную тень.

– Нет! Она моя! Отвали, дьявол тебя побери!

Тень ругалась, пыталась снять с себя разъяренную девушку с членом между ног, но она не давалась и продолжала шипеть:

– Я отдам ее, когда захочу! Я много женщин дала ему! Уж не умрет без секса!

Тень что-то проворчала. Атсуко спрыгнула с нее, скривив лицо.

– От него не убудет! Подумаешь, трахнула. Я же не сожрала ее?! Она целая! Посмотри!

Ох… что только не приснится. Я попыталась перейти в другой сон, зажмурилась, и у меня получилось. Теперь я плыла на каком-то корабле, и потом весь экипаж превратился в зомби. Было так страшно, я плакала, и сквозь сон слышала голос Атсуко:

– Тисе, Карина. Это всего лис сон! Ты в безопасности.

Я в безопасности. Чувствуя ее ласковые объятия, я снова уснула, и на этот раз мне снилось, что мы гуляем по аллее, вокруг пышные, зеленые деревья, чистая дорожка из плитки, и передо мной коляска. Такая модная прогулочная коляска, как рекламируют в инстаграме. Я счастлива, глядя на моего ребенка. Я не вижу его лица, он весь в каких-то покрывалках, но я знаю, что это мой сын. А Атсуко, глядя на нас, счастливых, щебечет, как птичка. Забавно. Я никогда не хотела сына. Была уверенна, что если забеременею мальчиком, а ведь когда-нибудь, наверное, мне захочется стать мамой, то обязательно сделаю аборт. Я была уверенна, у меня будет дочь. Как я у моей мамы. Но во сне… я была горда, что у меня мальчик. Я радовалась, что не сделала того, что обещала.

Утром, когда я проснулась, Атсуко, грустная, лежала на боку, и смотрела на меня. Кажется, она проснулась уже давно. Увидев, что я открыла глаза, она радостно, по детски, улыбнулась, и пальчиками коснулась моих волос.

– Доброе утро, Карина! Как спалось?

– Отлично. – я повернулась к ней лицом, виском прижалась к ее груди, и рассказала ей все три сна. Она слушала молча, не перебивая. – Ты ведь умеешь разгадывать сны, Атсуко? Как думаешь, что все это значит?

– Я не все понимаю в снах. – вздохнула она. – Вот бы тебе поговорить с моей матерью. Вот где профессионал в мире снов. Но некоторые веси сказать могу. Зомби – это люди вокруг, у которых некрасивые мысли, понимаес? Они хотят тебе зла, и все отвратительное нутро проявляется нарузу. В мире много плохих людей, Карина, а ты отень довертива. Тебе нузно быть насторозе, детка. Корабль… казется, это что-то вроде судьбы. Если ты на корабле не у стурвала, то ты не мозес управлять своей зызнью. Все узе предопределено. Понимаес?

– А что по поводу ребенка? Это единственное, что действительно взволновало меня. – прошептала я, пальцами касаясь ее нежной, золотистой кожи на груди.

– Ну, ты хоть и не любис музтин, все равно хотес семью. И пол мальтика определяет твой выбор. Ты хотес муза, музтину.

– Ненавижу мужчин! – возразила я. – Я не хочу мужа!

– Ах, Карина, ты сама не знаес, тего хотес. – вздохнула Атсуко. – Будь моя воля, я бы не отпустила тебя никогда! И зыла бы с тобой ветьно! Только ты и я! Но я не могу удерзать тебя силой. Могу, конесно, но не хотю, потому сто люблю тебя. А когда любис, натинаес думать о том, стобы доставить любимому теловеку столько сястья, сколько мозес. Стобы любимая улыбалась искренне, понимаес? Стобы ее глаза блестели ярте бриллиантов.

Как красиво она умеет говорить, а ведь английский не родной для нее язык. Я молчала, слушая биение ее сердца. Мне не хотелось спорить по поводу снов. Какая разница, что мне приснилось? Я уверенна, сны не имеют влияния на реальную жизнь. Просто, человека всегда волнует будущее, и потому он придумал разные способы «узнавать» или «угадывать» его. В той же опере и экстрасенсы, гадалки и многие другие шарлатаны. А для матери Атсуко это просто приятное развлечение, в которое она увлекла дочь. Если бы моя мама увлекалась расшифровкой снов, я бы тоже интересовалась этим. Потому что люблю ее, и для меня важно все, что когда-либо касалось ее. Моей мамы.

– Я хотю подарить тебе сто-нибудь, Карина. – как-то очень грустно вздохнула она. – Есть в мире сто-то, за сто ты могла бы продать дусу дьяволу?

– Есть. – кивнула я. – Моя мама. Но ты не можешь вернуть ее.

– Да, не могу. – пробормотала она задумчиво и прижалась губами к моему лбу. – Тогда мозет сто-то другое?

– Второе по значимости локон моей мамы. – в глазах набрались слезы. – Но он сгорел вместе с Сабриной.

– Тёрт. – пробормотала она. – Мозет, бриллиант? Или сто-то другое? Сто ты любис? Любис украсения?

– Нет, Атсуко. – покачала я головой и поднялась с ее груди. – Мне ничего не нужно! Для меня подарок уже то, что ты беспокоилась из-за меня, ради меня вернулась из Японии, и сейчас ты со мной.

– Тёрт… – проворчала она, глядя на мою грудь. – Детка, твои сиськи просто нетьто. Извини, я не услысала, сто ты говорила? – она смущенно отвернулась, почесала лоб и встала с кровати.

– Не важно. – польщенная, я покраснела, как помидорка.

– Так, ладно. Давай позавтракаем. Оденься, позалуйста, а то я сто-то не сообразаю рядом с тобой.

Как и обещала Атсуко, завтрак был итальянский. Она с удовольствием расхваливала еду, прежде признавшись, что выучила все это в википедии:

– Омлет по-итальянски называется фриттата. Как видис, он приготовлен с натинкой из сыра, овосей и мяса. Неаполитанскую фриттату готовят с использованием макарон. А вот это, дорогая Карина, брускетта. Ты знаес?

– Нет, расскажи! – попросила я.

Этим утром Атсуко была какая-то тоскливая, загруженная, хотя изо всех сил пыталась улыбаться и казаться веселой. Мне было неловко спрашивать. Наверное, если я не понравилась ей ночью, она не признается, и скажет, что все хорошо. А если дело не касается меня? Может, спросить?

– Брускетта – это горятий, хрустясий хлеб, который натирается головкой теснока по поверхности и затем приправляется оливковым маслом. Затем, на этот хлеб мозно налозыть натинку, какую хотес. Мои девотьки сделали несколько натинок, позалуйста, попробуй все! Вот эти с помидорами, базиликом, и с ветиной-просутто, вот эти с заренным сыром, яйцом и сосисками из Тосканы. Сосиски в Тоскане сделаны так, как делала моя бабка, мать моей матери. Она вырезала киску у коровы, тистила ее, высусывала, потом отмативала… не помню тотьно, вроде так… а потом варила смесь из разных видов мяс. Там были и говядина, и свинина, и индюска и еще сто-то, с приправами, как полагается, а потом заталкивала все это в киску и коптила. Ммм… Карина! Я никогда так вкусно не ела, как у бабуски. Если успеем, заедем к ней. Ей сто двадцать лет, но она та есе ягодка!

– Значит, едем в Италию? – улыбнулась я.

– Конесно! Я зе обесяла!

– Атсуко, если ты не хочешь со мной… – начала я, но она перебила:

– Карина, ты сумаседсая! Как это Я не хотю?! Я никогда не делаю то, сто не хотю, запомни, девотька моя! Ну, делаю, конесно, когда бесвыходная ситуация. – угрюмо вздохнула она.

Понятно, ее волнует какая-то безвыходная ситуация. Атсуко подняла на меня глаза и с нежностью улыбнулась:

– Карина, ты не виновата в моем настроении. Прости меня, позалуйста! Я не хотю портить тебе настроение, правда! Но мне нузно кое-сто сделать, понимаес? Это для моей семьи. Если я не сделаю это, моего аца наказут. Ему отрубят голову и дусу его сослют в ад. Ну, про ад – это я образно, конесно! Но… это узас, когда ты долзен делать то, тево не хотес, то, сто притиняет тебе боль, но надо! – в черных глазах ее набрались слезы и она всхлипнула.

Я не выдержала, вскочила с места, села рядом с ней, и мы обнялись.

– Извини, позалуйста… я никогда не плакала!

– Все в порядке, милая. – я гладила ее по шелковистым, смольным волосам. Они пахли цветами. Потрясающий шампунь. – Ты ведь сама говорила, что иногда без слез невозможно.

– Даааа! Просто… просто я впервые насла что-то, сто хотю! Совсем хотю! А мне не дают! Потому сто долг семьи! Потему все так складывается?! Потему я раньсе не насла это?! Потему сейтяс?! Я еще не успела насладиться, и теперь у меня сразу отбирают это! – судорожно всхлипывала моя Атсуко. Температура ее тела подскочила, я трогала ее лоб и боялась, что она разболеется. – Это так не справедливо, Карина! Да, сто я говорю?! Кому, как ни тебе знать, как больно, когда не справедливо?..

– Да, я знаю. – прошептала я, губами касаясь ее лба.

Она подняла лицо, закрыв глаза, и я поцеловала закрытые веки. Ее пальчики потянулись к моему лицу. Она открыла глаза и долго смотрела на меня, потом улыбнулась, и наши губы слились вместе. И снова она не позволила мне ласкать себя, и снова унесла в дальние дали наслаждения. По поцелуям, по движениям, я поняла, что нравлюсь ей. Она была со мной такой, что я чувствовала всеми фибрами души, что она действительно наслаждается мной. А по мне все было видно итак. Я не умела скрывать что-либо, и это вызывало в ней улыбку, полную триумфа.

*****

Мы ехали в аэропорт, держась за руки. Поверить не могу – я лечу в Италию! Не могу описать то, что чувствую. Какое-то ощущение нереальности. Как будто вот сейчас проснусь, открою глаза, и окажется, что я снова в Питтсбурге. Конечно, с переездом в Нью-Йорк жизнь была не сахар, и столько всего произошло за эти шесть недель, сколько не происходило за всю жизнь! Я встретила много замечательных людей, и несколько ужасных. Но теперь, кажется, все наладилось.

В аэропорту Атсуко обнимала меня за талию, разглядывая так, как будто пыталась запомнить. Странно, ведь мы будем вместе весь месяц! У нее столько планов! Я еще не запомнила, куда она хочет повести меня, потому что «крутых» мест в ее списке было очень много. Я спросила по поводу дел, касающихся ее отца, тех самых, из-за которых она плакала, а она ответила:

– Справлюсь, по ходу пьесы. Главное, сто ты со мной. Я люблю тебя, Карина. Позалуйста, запомни это навсегда. И если обидисся на меня из-за тего-то, просто помни, сто я завису от семьи, а зизнь моего аца зависит от меня.

– Я не обижусь. Никогда. – пообещала я.

– Хоросо, если так. – грустно улыбнулась она.

На какое-то мгновение даже показалось, что мне грозит опасность. Но это глупость. Какая опасность рядом с Атсуко?! У нее есть охрана, ее здоровые ребята целый день с нами. Потом я подумала, а не решила ли она бросить меня? Но если так, зачем везти в Италию и планировать наши совместные каникулы? Нет, это глупости. Она не бросит.

Я прижимаюсь к ее плечу, а она мурлычет:

– Ты ласковая, как коска. Люблю тебя!

Даже Реми и Сабрина не были так близки мне, как стала Атсуко. Реми покорила меня внешностью, мне хотелось касаться ее. Сабрина была уютной, теплой, нежной. А Атсуко… она не красавица, но ее кукольная харизма, честность и прямолинейность покорили меня. Сейчас я смотрю на нее, и вижу, что она красива. Красивее Реми, теплее Сабрины. Внешность никогда не играла для меня важной роли, если не считать фиаско с Реми. Но этого больше не повторится.

Спустя десять часов,  мы прилетели в Неаполь на собственном самолете отца Атсуко. Я впервые видела такие самолеты. Невероятно роскошно, комфортно, просторно! Внутри была даже кровать и огромный, плазменный телек. Мы валялись в постели, под одеялом и хрустели чипсами, запивая их вишневой колой. Потом занимались любовью, а после вместе принимали душ. Потом вместе смотрели карту, где пролетает наш самолет. В этот момент я подумала, вот здорово было бы побывать в кабине пилота, и она сразу предложила это! Кажется, она научилась читать меня, как книгу, написанную на родном языке.

Боже, сколько кнопок на панели управления пилотов! Как они разбираются во всем этом?! Такие молодые ребята, я не ожидала. Почему-то в голове сложилось устойчивое мнение, что пилот должен быть как минимум лет пятидесяти, с благородной сединой в волосах, а тут парни лет тридцати. Увидев Атсуко, оба побледнели, напряглись. Как странно. Неужели она строга к подчиненным? Отчего они боятся ее?

Десять часов полета, а я нисколько не устала. И все благодаря Атсуко. Я чувствовала себя так, как будто отдыхаю в роскошном отеле. А чем не роскошный отель? Частный самолет, класса люкс, и кровать, и ТВ, и наедине побыть можно. Отель в воздухе. Шикарно! Поскорее бы увидеть Италию!

– Кстати, почему ты выбрала Неаполь? – спросила я. – Ты не хотела бы посетить столицу? Рим?

– Хотела бы, Карина! – состроила рожицу подруга. – Но атец требует срочно прилететь. Он там, поэтому. Я ресу дела, и потом поедем везде, куда захотес, ладно?

– Да, ок.

Самолет приземлился в аэропорту Интернатионале ди Наполи. Нам выделили отдельную полосу.

– На самом деле не выделили. – покачала головой Атсуко. – Просто в каздом аэропорту, я про больсые, есть полосы для тястных самолетов.

На двух машинах, вместе с охранной, мы полчаса ехали до места, которое называлось Кумы. Господи, как красиво в Неаполе! Такие милые домики, прямо, как в моих мечтах! Узкие улочки, едва ли не исторические строения на каждом шагу! Мы ехали на возвышенности, и я даже увидела вдалеке океан! А между нами в ущелье стелились деревья. Иногда дорога шла чуть ли не вспарывая узкие тонели, прорезанные прямо в горе, и над нами нависали холмы, а на них белели домики. Каких только видов пальм я не увидела! И каких только видов кактусов! Мы проезжали мимо довольно бедных домиков, и мимо шикарных вилл. И везде, везде цвели кусты, и цветы в аккуратных горшках, расставленных, развешанных повсюду! В итоге мы заехали в какое-то удаленное от центра место, чуть ли не деревню. Здесь стояли пустые автобусы, они ждали своих туристов. Видимо, это какое-то место с достопримечательностью. Хочется спросить у Атсуко, но она не в настроении, смотрит в окно, грызет ногти, часто вздыхает. Наверное, волнуется из-за отца.

На этой крошечной улочке примостился ларек с напитками и закусками, и крошечное «кафе», на два столика с четырьмя стульчиками на каждый. У кафе, под деревом, спала собака, а сбоку от него стояли три мотоцикла. Здесь были и частные машины, но людей практически не было. Атсуко вышла из машины и подошла ко мне. Она через силу улыбнулась.

– Хотес посмотреть, сто туристы покупают? – спросила она, кивнув на ларек у «кафешки».

– Хочу. Если не торопишься. – кивнула я.

– Ой, Карина. – покачала головой Атсуко. – Я вообсе не тороплюсь. Ты не голодная? Поедим? Настоясяя итальянская еда в Италии, а?

– Мы же только ели. – покачала головой я. – Идем, просто посмотрим, что там покупают туристы?

Я взяла ее за руку, мы пересекли стоянку, и подошли к ларьку. В общем-то, ничего интересного, магнитики, солнцезащитные очки, панамки, открытки. Когда из ворот повалили туристы, Атсуко тяжело вздохнула и потянула меня туда, откуда вывалилась толпа. Мы прошли несколько узких улочек, поднялись по нескольким узким ступенькам, и взобрались, наконец, на какую-то возвышенность. Мне показалось, что я попала в древний, полуразрушенный дворец.

– Что это за место, Атсуко? Это замок? – спросила я, не понимая, зачем мы пришли в туристическое место. Разве дела решаются в таких местах?

– Это место было обнарузено в 1932 году. Здесь есть песера, Карина, в которой зыла Кумская Сивилла. Именно в Кумах была первая гретеская колония, появивсаяся здесь, на Итальянском поберезье. Эта колония была основана примерно в VIII веке до н.э. здесь сохранился храм Юпитера и остатки храма Аполлона. А неподалеку отсюда, в вулканитеском кратере, находится знаменитое озеро Авернус, для римлян и греков являвсееся входом в ад. Но мы с тобой не пойдем на то озеро. Огранитемся песерой Сивиллы, ладно?

– Да, конечно. – кивнула я, гадая, где именно она собирается встретиться с отцом.

Мы прошли к прямоугольному порталу, ведущему в пещеру, и Атсуко снова заговорила:

– Знаес, интересно то, сто песера совсем не похоза на строения римского стиля, но имеет невероятное сходство с туннелем, ведусем к гробнице короля майя, а Паленке. Кроме того, именно такой стиль есть у многих строений, разбросанных по всему миру. Тем самым возникает вопрос, как именно люди, зывусие на разных континентах, и в разное время, смогли прийти к одному и тому зе уникальному архитектурному стилю?

Я не ответила, не зная, что сказать, но Атсуко не ждала, что я поддержу разговор. Взявшись за руки, мы вошли в пещеру.

– Песера длиной 142 ярда. – продолжала рассказывать Атсуко, не глядя на меня. – Она полностью прямая и закантивается залом с тремя нисами, которые ситаются домом Сивиллы. По данным исследователей, эти песеры выдолблены еще древними греками, и лис спустя несколько веков, римлянами были построены залы оракула и галереи. А сама песера является особым местом в подземном царстве. Ты знала, сто на всей Земле есть около тридцати входов в Ад? – на полном серьезе спросила Атсуко.

Я покачала головой, решив, что она рассказывает про мифы.

– Да, и сейтяс мы стоим в одном из таких мест, Карина.

– Почему именно здесь? – спросила я.

– Потому сто атец велел. Нузно заверсыть натятое дело. Вот только не думала я, сто будет так слозно. Мне страсно, Карина. – тоскливо вздохнула Атсуко.

– Но, ты ведь не одна? – улыбнулась я подруге, желая поддержать. – Я с тобой, все хорошо. Чего именно ты боишься?

– Нузно найти кое-сто. – вздохнула девушка и опустила глаза в пол. – Я поставила охрану на вход, стобы нам не месали. Ты помозес мне? – снова подняла она глаза.

– Да, конечно! – заверила я.

– Дай, поцелую! – потребовала она, и с силой притянула меня к себе. – Нитего не бойся! Я с тобой, рядом, поняла? Я всегда буду присматривать, Карина. Я не позволю тебе погибнуть!

– Погибнуть?! – удивилась я, и Атсуко, не ответив, с жаром впилась в мои губы.

Еще мгновение горячих губ и… я осталась одна. Атсуко как будто растворилась в воздухе… как будто ее и не было рядом. Я оглянулась в обе стороны тоннеля и не смогла вспомнить, с какой стороны мы пришли. Страха не было, я вдруг подумала, что это всего лишь сон. Ведь я чувствовала ее губы и уже через секунду ее не стало. Так не бывает. Значит, это сон. Если верить той Атсуко, что была в моем сне, тоннель длиной в 142 ярда. Вначале – выход, в конце три ниши – дом Сивиллы. Коридор прямой, без поворотов, значит, я не заблужусь. И я пошла влево.

Никогда мне не снились настолько красочные, детально продуманные сны. Я не торопилась, уверенная, что сплю. В пещере было светло, в скале выдолблены сквозные ниши, из которых открывался вид на верхушки зеленых деревьев, небо в белых облаках и океан. Вид изнутри был великолепен, но мне хотелось выбраться наружу. Таких ниш становилось все меньше и меньше. Казалось, я уже два раза прошла по 142 ярда, а тоннель все никак не заканчивался. Что ж я удивляюсь?! – сама себя одернула я. Ведь это сон! А во сне все всегда необъяснимо. И вообще, откуда эта цифра – 142?! Я никогда не бывала в Италии, нигде не читала про эту пещеру! Значит, все это выдумала я сама.

Хотелось уже проснуться, и увидеть Атсуко. Надеюсь, она-то мне не приснилась?! В тоннеле стало темнее. Задумавшись, я не заметила, когда перестали попадаться ниши. Теперь на стенах были только горящие факелы. Может, обратно повернуть? Нет, если поверну, это никогда не кончится. Это всего лишь сон, не надо бояться! Наверняка, я сплю под боком Атсуко, и она обнимает меня. Эта мысль успокоила встрепенувшиеся было нервы. Но вот я попала в огромный зал, свод которого терялся где-то в черноте сверху, докуда свет факелов не доставал. Прямо как в фильмах про школу магии.

За спиной послышался хруст, как будто крошились камни. Я обернулась и обмерла от ужаса. Никогда я не видела ничего подобного! Передо мной в стене разверзлась огромная дыра, такая черная, что во всем мире не сыскать настолько всепоглощающего мрака. И из нее на меня смотрели тысячи глаз, словно жидкая лава скаталась с тысячи шариков. Меня обдало таким жаром, что сердце подскочило к горлу, виски напряглись, угрожая взорвать мою черепную коробку.

Больше ничего не помню.