Читать книгу Любовь есть. Ясно? - Лариса Машкова - Страница 4
Глава I
3
ОглавлениеИ снова зима! Классы, коридоры в серпантине, гирляндах. Разукрашенная ёлка в актовом зале. Школьный бал! Светка в голубом платье с серпантином, конфетти на волосах – глаз не оторвать, ужас как хороша! Может, я просто придумал её себе, а она совсем другая? Ведь так бывает, я читал. Но нет. Нет же! Вон пацаны из соседних классов приглашают её танцевать. А она всем улыбается, смеётся. Ах-ха-ха! Я, кажется, сгораю от ревности. Мне бы в самый раз нарядиться во всё коричневое, как в анекдоте про Вовочку, сесть в углу и портить атмосферу. Я ненавижу себя такого ревнующего и злого, но ничего не могу с этим сделать. А с какой стати вьётся вокруг Светки этот хлыст из 10-б, Вольский? Не отходит от неё. Врезать бы ему. Ну, не умею я драться!
Пацаны втихаря притащили вино. Я залпом заглотил почти стакан винища и решительно направился в зал. Светка с кем-то танцевала. Набычившись, предупреждаю Вольского:
– К Светке не подходи. Понял?
– Чего-чего-о-о? Не понял. Давай выйдем, объяснишь!
Мы выходим во двор. Слово за слово, моя рука первой рвётся в бой, но не достигает цели. Получаю в ответ неслабые удары в скулу, челюсть, нос и падаю в сугроб. Соперник победоносно удаляется. Я барахтаюсь в сугробе, выбираюсь из него, ищу очки, в темноте не нахожу их и возвращаюсь в зал.
– Пойдём, если хочешь, чтобы я проводил тебя, – говорю Светке.
– Ой! – она испуганно хватается за свои щёки. – Гэ Фэ, что с тобой? – говорит она. – Что у тебя с лицом, где твои очки?
– О косяк стукнулся.
– Да от тебя вином пахнет! – ужасается она и, не раздумывая, соглашается: – Идём.
Всю дорогу молчим. Светка ни о чём не спрашивает, и я ей за это безмерно благодарен. Только у своего подъезда она говорит:
– Я, конечно, не знаю, что у тебя там произошло. Захочешь – расскажешь. А ушла я, чтоб тебе не добавили. Ведь тебя побили, да?
– Что значит – побили?!
– Откуда я знаю? Но ты пьяный! Иди домой, чтобы я не думала о тебе плохо. Завтра я уезжаю с мамой в Волгоград.
Светлана уехала на все каникулы. И увезла с собой погоду. Тут такой колотун наступил, прямо-таки крещенские морозы! Мне, конечно, повезло: с моей побитой мордой очень кстати дома отсидеться и никому ничего не объяснять. Отказался от шахматного турнира, к которому так усердно готовился. Как посмотрю в зеркало – самому себе хочется по роже двинуть.
Зато небывалую активность развила Иринка Цапина, вначале по полчаса зависая на проводе, а потом и вовсе: «Я такой тортик испекла! Приходи на чай», «У меня такая книга интересная! Хочешь, принесу?» и так далее. Мне надоело отнекиваться, и я сказал, что заболел заразным гриппом, лежу пластом. Самые тоскливые зимние каникулы в жизни! И тянутся так долго. Долго…
Светка приехала какая-то новая, до неузнаваемости важная, взрослая. Я примчался сразу же после её звонка.
– Фомин, ты когда-нибудь целовался? – спросила она этак снисходительно, за чаем с бутербродами.
– Конечно! – сходу соврал я.
Она понимающе кивнула, и маска бывалой дамы с неё тут же слетела.
– Гэ Фэ… Я тебе что-то по секрету скажу. Я целовалась! – Она мечтательно прикрыла глаза и покачала головой. – До этого я часто думала: а каким будет парень, который первым меня поцелует?.. Некоторые мальчишки, правда, пытались, но до этого не дошло. А тут – по-настоящему. Представляешь?
– Да уж! – еле выдавил я, потому что в глазах у меня потемнело, я готов был задушить Светку, как Дездемону, но с трудом натянул улыбочку: – И как? Понравилось?
– Я не могу этого объяснить, но… но, наверное – да…
– И кто же этот ухарь на сивой кляче?
– Вовка Банан из нашей школы.
– А почему «Банан»?
– Фамилия у него такая, Ананьев. Он учился на класс старше, теперь в институт поступил. Мы с ним в прошлом году немножко гуляли, в кино сходили, а потом я уехала. Он написал мне письмо. Я пока думала – думала, что ему ответить, потом поздно стало, неудобно.
– И долго вы с ним целовались? – допытываюсь я.
– Нет. Ну, стрёмно как-то, у меня аж голова закружилась. Да ещё в подъезде. Я убежала домой, мы у маминой подруги гостили. А на следующий день мы с мамой уезжали.
– Он провожал, конечно, с цветами, хлопушками и фейерверком! – Кажется, я разозлился, и меня понесло!
– Да ну тебя! Он вообще не провожал. Я не разрешила. Мама, тётя, подружки!.. И он, да?
И тут, сам не знаю, что на меня нашло. Я накинулся на Светку с горячим намерением поцеловать её! Она, как ошпаренная, отскочила от меня, я догнал, схватил её за руку, она вооружилась большой теннисной ракеткой и стала махать ею передо мной.
– Фомин, ты что! Белены объелся? – крикнула она.
– А что? Другим можно, а мне нельзя? – процедил я, отпустил её руку и удалился, хлопнув дверью.
Она даже не вышла меня проводить.
Перед первым в новом полугодии учебным днём я почти не спал. Воображал себя то мачо, то суперменом, а то и вовсе – чмом или хиляком. Я жаждал мести. Это непременно!
Светку перед занятиями я не ждал. В школе подошёл к Ирине Цапиной:
– Скажи Беловой, чтобы слиняла куда-нибудь. Я с тобой сяду.
Ковалёва оказалась в одиночестве за нашей партой. Нас она могла видеть сбоку, краем глаза. Заметив такой расклад, добрые ребятишки стали подначивать:
«Возвращение блудного друга?» «Совет вам да любовь!» «Старый друг лучше новых двух! Правда, Фомин?»
Кажется, я Светке отомстил. Она наверняка сидела «не в своей тарелке». Я торжествовал! Весь урок мы с Цапиной перешёптывались, пересмеивались и получали замечания от математички, которая призывала нас вести себя прилично.
Прозвенел звонок на перемену.
Светка проходит мимо меня, бросает на парту скомканный тетрадный лист и, не останавливаясь, говорит:
– Тебе. Прочитай.
Такой злой я её видел всего пару раз – когда она становится холодной, надменной, говорит очень тихо и презрительно.
С удивлением и скрытой радостью разворачиваю, разглаживаю изрядно помятый листок, читаю:
– Сижу над игреками, иксами,
А в голове – стихи.
Вроде бы выпрыгнули мы сами
Из недр математики.
Как Пифагоровы дети,
Мы в треугольниках этих.
Унылые катеты —
Ирка и ты,
Гипотенузы веточка —
Я, Светочка!
С ней у вас угол прямой,
Тупее, чем острый мой.
Заметь, к тебе я ближе.
Вместе взятые вы же
Не стоите меня одной!
Я торжествую, ликую. Неужели Светка ревнует?
– Ковалёва, а зачем ты стихи так измяла? – спрашиваю на перемене.
– По-твоему, надо было свернуть их в трубочку, перевязать розовой ленточкой и облить духами? Это не любовное послание! Ты хоть понял?
– Но и не бумага для туалета, – продолжаю препираться.
– Вроде того. Иди, используй по этому назначению, – фыркает Светка и поворачивается ко мне спиной.
Я готов истерзанный листок поместить в рамку и повесить над своей кроватью.
Удивительная Светка!
На следующем уроке в кабинете физики возвращаюсь на своё место. Ребята опять подтрунивают, хихикают. Им-то чего надо!
С Ковалёвой не разговариваем. Общаемся на уровне междометий. Посередине парты выцарапываю рейсфедером:
ЛЮБВИ НЕТ! БРЕХНЯ!
Светка читает и ниже пишет ручкой такими же буквами:
ЛЮБОВЬ ЕСТЬ. ЯСНО?
Позже, когда мир и дружба торжествуют, я спрашиваю:
– Откуда ты знаешь, что любовь есть?
– Из книжек, кино… – отвечает.
– Сказки! У тебя-то как с этим?
– А у меня всё ещё будет!
– Ну-ну… – киваю. – Флаг тебе в руки.