Читать книгу Се, стою у двери и стучу - Лариса Розена - Страница 8

Отец Александр проснулся сегодня рано, несмотря на то, что на службу идти было не надо. Нехотя потянулся в постели, механически посмотрел на часы. Вспомнил – нынче свободен. Закрыл глаза. Сладкая дремота обволакивала тело, мысли, чувства. «Эх, поспать бы еще вволю!» Но ежедневная привычка давала о себе знать. Она как бы вызванивала: «Бесполезно, не уснуть!» и разрывала тихость и тепло, приятно окутывавшие тело. Увы, приходилось вставать, заснуть невозможно…

Петухи, точно из глубокого колодца, затянули свое гортанное, резкое: «Ку-ка-ре-ку!»

Вставать, вставать! Отец Александр сел на постели. Лицо в дымке сна выглядело мечтательным. Стряхнув дремоту, быстро поднялся. Прошел на кухню. Дома было тепло со вчерашнего вечера. Старушка мать натопила печку и она, охая и остывая, сохраняла еще животворное благо.

Вышел на веранду умываться. Ледяная вода пронзила иглами лицо, шею, руки. Здоровье, свежесть потоками вливались в тело. Он задыхался от бурной жажды жизни, бодрости. «Эх, вот она – радость! Слава Богу за все! Проснулся, жив, здоров! Господи, как хорошо-то все Тобой продумано, размерено, дадено… Разве человек может созиждить такое?»

Руки сами собой потянулись к полотенцу. Весело растираясь, выбежал во двор. Первый снег, будто рыхлой полупрозрачной ватой, окутал сад, огород, сараи, дом. Вот неожиданность! Он озорно улыбнулся морозной новизне. Все было чистым, отмытым, убранным. Словно опять вернулся в детство, когда мальчишкой купался в первом снеге. Еле сдержал свой порыв. Очень хотелось нырнуть по щиколотку в эту перламутровую нежность. Увы. Сейчас этого делать нельзя. Он в сане священника. Да. Шесть лет служит. И надо следить за собой, чтобы не рассмешить селян. Вернулся в дом. На столе в крынке стояло парное молоко и рядом краюха. Жадно покосился на еду. Но сначала молитва – благодарение Богу.

Долго и с любовью молился за мать, своих прихожан, вымаливая у Господа наставить всех на путь истинный.

Из дома заметно уплывало тепло, врывался холод, неуют. Натянув серый вязаный свитер и коричневые брюки, напевая полушепотом, псалмы из Псалтири, принес вязанку дров, уголь. Благодарная матушка вернулась из хлева, где недавно подоила корову, покормила живность.

– Сынок, выпей топлёненького.

– Сейчас, мама.

Помолившись, сел за стол. Хлеб был аппетитным. Разве невкусно готовит старушка. Ставит сама тесто, печет, варит еду, успевает по хозяйству. Воздав хвалу Господу, встал из-за стола, вытер полотенцем усы, бороду, пригладил волосы. Они были непослушными и слегка вились, будто робкий вьюнок летом. Конечно, он еще не стар. Сорок семь лет для мужчины – не годы. Его зеленовато-голубые глаза светятся, точно разноцветные струи горной реки. В каштановой бороде заметно поблескивают перламутровые ниточки седины. Он еще в самом расцвете лет. Перед рукоположением в сан священника принял обет безбрачия. Одинок. Но так сложилась судьба. Да нет. Он даже не думает об этом. Разве будешь ломать голову о чем-то таком, когда у тебя любимая работа. Ей отдаешься весь, до последних сил. Рядом волнующе родной, словно некий друг, лес, дорогая сердцу поэзия…

Быстро набросив полушубок, перекрестившись, вышел из хаты. Вдохнув всей грудью, свежесть утра, зашагал в сторону лесополосы. Ноги проваливались глубоко в снег, в ботинки вползали скользкие холодные льдинки. Но отец Александр весело спешил к елкам. Остановился, замер на полянке. Деревья, точно ямщики в белых теплых полушубках, были радостны и оживлены. Казалось, они поют милую, задушевную песню.

А стройные одинокие елочки напротив, словно бестелесные схимники-монахи, забыв обо всем, с жаром воссылают молитвы к Господу…

«Здравствуйте!» – так и рвалось с губ отца Александра.

«Здравствуйте!» – как бы вторили деревья.

Волна счастья окутала священника. И от этого переполняющего его чувства, он обомлел. Застыв на пригорке, стал слагать гимн-благодарение Всевышнему за радость дарованной жизни ему, людям и всему-всему, что окружало его в этот божественный миг…

Живу во зле, живу в добре

Отец Александр всегда носил с собой блокнот и карандаш. Записав музыку сердца, медленно повернул назад. Огромные хлопья срывались с верхушек деревьев. И чудилось, что кто-то швыряет в него снежками, как в детстве. Ядреный воздух поил диковинной чистотой. Снег переливался всеми цветами радуги, точно драгоценные каменья, при ярком свете.

Перед домом встретил незнакомых людей из другого села: понурых мужчину и женщин. Точно они попали в ледяную прорубь. И когда совсем замерзли и посинели, их спасли. Потемневшие лица сотрясала дрожь. Объяснили, что привезли усопшего с просьбой отпеть. И как-то после этих слов померкло утро, притушилось его сияние. Стало тревожно.

Забежав домой и, облачившись, отец Александр заспешил в храм.

Сторож нехотя поворачивал ключ в старом замке. «Не хочу, не могу, не буду!» – слышалось его ржавое поскрипывание. Открыли. Несколько человек прошли в церковь.

Воздух от дыхания людей робким паром разливался вокруг. Скорбные фигуры стоящих напоминали недогоревшие огарки свечей. Поразило лицо одной женщины, похожее на пень старой замшелой сосны. Ни одной слезинки не вытекало из стеклянных глаз. На душе у батюшки сделалось холодно, как в погребе.

Отпев покойника, закрыл храм. По дороге домой все казалось безжизненным. Снег сползал с деревьев, как сусальное золото, нарочито оголяя грязные плеши. Темные лица прохожих таяли перед глазами.

Из сердца холодным ручейком рвались строки:

«Как грустно, Господи, в природе,

Твоей обители лесной.

Как грустно, Господи, в народе,

Как будто в храме на страстной…»10

«Да, вот она – жизнь. То преподносит восторг и счастье, то страдания и грусть… Но унывать не стоит. На все воля Божья. Слава Создателю за горе и радость! Разве без боли осмыслишь всю эту извечную гармонию и красоту, что подарил Господь в Своей неизреченной любви и милости к нам, людям…»

Уже дома, встав перед иконостасом, долго читал Псалтирь. Закончив молиться, перепечатал появившиеся на свет стихи. Седые сумерки смело забирались в комнату. Посмотрел в окно. Почувствовал: заглянул в другой мир. На улице вновь падали большие пушистые ватные хлопья снега. И, казалось, они припорашивают боль, раны природы… Жизнь с ее буднями, радостью и горечью – продолжалась по воле Всевышнего.

Скоро должен приехать приятель. Они ни разу не виделись. Познакомились случайно. Тоже поэт. Но чувствует как-то все иначе. Прочитал его сборники и решил, что так бы, как он, писать не смог. Несколько сентиментально, банально. Но бывают и свежие, оригинальные места. А впрочем, то и ценно. Пусть остается самим собой.

Трепеща, сгущавшиеся сумерки заволокли синью всю хатенку, зажег свет. Вновь помолился. Взял в руки один из сборников нового друга. И принялся вчитываться в текст. Почему раньше эта книга не нравилась? Он не понимал. Сейчас она звучала в полный голос, проникновенно и умоляюще, захватывая сердце, уводя в дорогую страну чистоты и надежды. Священник не заметил, что мягкая ночь укутала его покоем, сняла заботы и, как когда-то в юности, умчала в волнующую страну поэзии. В доме тепло, романтично. И вновь из души полились строки:

«Сердце снова окутали

Старой болью стихи.

Тихо так, что на хуторе

Слышны все петухи…

……………………….»11

Посмотрел на часы. За полночь. Припозднился. Спать, спать. Завтра вновь на службу…