Читать книгу Волчий фьорд - Лариса Шушунова - Страница 4

***

Как требует обычай, Сигмунд Трюгвасон сперва побрызгал из рога на очаг, благодаря добрых духов дома за гостеприимство хозяина. Огонь испуганно зашипел и почти угас, но тут же встрепенулся и начал с новой силой поглощать берёзовое полено. Жертва принята. Сигмунд приложил к губам холодный край рога, оправленный в потемневшее серебро. Отпив, задержал взгляд на искусно вычеканенном узоре. Затем открыл рот, чтобы поблагодарить хозяйскую дочь за заботу и спросить её имя…

И напрочь забыл, где находился и что собирался сказать!

На пристани Ингвифьорда он не обратил на эту девушку внимания: мало ли красавиц, увидев парус драккара, высыпало на берег – высматривать судьбу! И она, дочь Синфьотли Арнарсона, ничем не отличалась от них. Разве что шёлковая тесьма да выпуклые узорчатые фибулы на груди позволяли признать в ней дочь богатого человека. А в остальном обычная девушка. Ни ростом, ни статью не отличалась от других… Но почему же теперь его словно огрели по голове чем-то тяжёлым, и очертания вещей стали слегка размытыми?

Сигмунд продолжал делать всё, что полагалось гостю: прикладывался к чашам, жевал, улыбался, отвечая на застольные шутки. Он не забыл и о поручении отца своего, хёвдинга Трюггви Мудрого – передать хозяину приглашение к совместному походе против дэннов… Но всё это – слова, лица, действия, яства, напитки – будто плыли мимо или сквозь него. В голове стоял лёгкий звон; дом и люди казались невзрачной оправой для драгоценного камня, которым было лицо этой девушки. Альдис. Альдис Синфьотлисдоттир, – повторял он без конца её имя.

Может, она подмешала в пиво приворотного зелья? Сигмунд наверняка бы так и решил, если бы не заметил на тонком девичьем запястье золотого обручья – знака недавней помолвки. Кто же он, этот счастливец? Отчаянный викинг, чьё имя навевает страх на все прибрежные народы? Или крепкий бонд и удачливый купец, никогда не плававший дальше торга в Бёрге? Молод ли он? Или старик, чьё богатство и власть позволили ему не только возмечтать о таком сокровище, но и сделать мечту явью? Любит ли Альдис своего жениха или ни разу не видела до свадьбы, и всё решил богатый выкуп?

И ведь ничего уже не поделать, не обратить время вспять! Не подойдёт же он к отцу девушки со словами: погоди ты со свадьбой дочери, я привезу тебе выкуп ещё богаче. Можно только умыкнуть невесту из родительского дома, но для этого надо, чтобы она сама его захотела! А она больше ни разу за весь день не взглянула в сторону гостя… Для чего тогда жить?

Сигмунду стало душно и тошно, он вышел из дома. Не глядя под ноги, несколько раз споткнувшись то ли о камни, то ли о брёвна, вышел он на берег.

Под луной блестели мокрые водоросли, обнажённые отливом, но вдали уже белела кромка наступающего приливного вала. Корабль, накренившись на один бок, терпеливо ждал, когда море вернётся, подлезет под киль и приподнимет лёгкое деревянное тело, натянув якорную цепь… Сигмунд дошёл до края длинной бревенчатой пристани, возвышающейся над обнажившимся морским дном.

Как же быть? Сигмунд знал, что его душа отныне навсегда обручена с Альдис. Она, его душа, не хотела знать о решении, принятом отцом девушки. А как душа с телом будут жить врозь?

Услышав за спиной лёгкий шорох, Сигмунд оглянулся.

Она! Та, которую он уже счёл навсегда потерянной для себя. Стоит на пристани, теребя кисточку пояса, и не смеет поднять взгляд. Сигмунд жадно впился глазами в нежное, словно тающее во мраке, лицо с чуть выдающимися скулами.

– Ты? – Смог лишь он выговорить, не веря глазам.

Альдис молчала, наматывая на палец кисточку и вновь разматывая. Взгляд её был прикован к земле. Дыхание вдруг сделалось частым и прерывистым.

– Забери меня отсюда…

Теперь пришлось усомниться и в собственном слухе.

– Ты хочешь убежать со мной? Против воли отца?

Подбородок у девушки задрожал, она заговорила быстро и неразборчиво: клокотавшие в горле рыдания затрудняли речь. Её выдают замуж. За Энунда хёвдинга по прозвищу Неуязвимый. Нет, отец, конечно, любит её, но Энунд очень богат, и породниться с ним – завидная доля, он ещё три зимы назад приезжал к ним, осыпал подарками, слагал в её честь хвалебные драпы…

– Я очень боюсь этого Энунда, – закончила Альдис свой сбивчивый рассказ, – разные слухи о нём ходят. Ты же мне сразу пришёлся по сердцу, но я не хотела навлечь на тебя отцовский гнев…

А Сигмунд уже молча прикидывал в уме всё, что ему предстояло: как умыкнуть, как держать потом ответ перед отцом. Правда, признанию он не поверил: в её положении и горный тролль покажется краше светлого альва. Но какое это имеет значение, если она в беде, и он один может ей помочь?

– Возвращайся в дом. – Коротко приказал он. – И пусть работники выкатят из погреба ещё три бочки с пивом. Сама жди, когда все уснут, а потом выходи на пристань.

Девушка поспешно кивнула и повернулась с такой готовностью, что её распущенные волосы чуть не хлестнули Сигмунда по лицу. Он проводил её взглядом и снова повернулся к морю.

Ветер дул с берега, замедляя приближение прилива, взбивая пышную пену на гребне надвигающегося вала. Значит, будет попутным. Вот как! Несколько мгновений тому назад Сигмунд счёл свою жизнь завершённой. И вдруг удача круто повернулась к нему лицом. Всё сошлось. Все боги, всё мироздание – от ветра до вон той трепещущей звезды – на стороне Сигмунда. Сам мировой ясень Иггдрасиль склонил ветви к его ногам! Хорошо-то как!

Пир закончился далеко за полночь. Синфьотли Арнарсон к тому времени уже давно спал. Кто-то из родичей и хирдманов хозяина лежал на лавке, иных сморило прямо за столом. Вот чьё-то громадное тело в синем кафтане грузно обрушилось на земляной пол, но упавший человек не проснулся, а лишь засопел измазанным в каше носом, зачмокал лоснящимися от жира губами…

По знаку своего предводителя сигмундовы люди быстро поснимали со стен оружие и направились к берегу.

У пристани их ждала Альдис, закутанная в тёплый плащ. Зеленоватые глаза смотрели из-под наброшенного на голову плаща сосредоточенно и взволнованно. Перед ней лежал мешок, скрывавший за грубой холстиной что-то круглое и твёрдое. Колесо прялки, догадался Сигмунд. Вещь, которую девушка берёт с собой в качестве приданого, когда переходит в дом мужа… Мужа! Она сама изъявила согласие, и теперь никто ему не помешает.

Море уже вернулось в свои первоначальные границы. Волны шлёпались о бревенчатый настил пристани, возле которой покачивался драккар.

– Будет о чём береговой страже, увидевшей наш корабль с утёсов, думать до наступления утра. – Весело сказал Сигмунд, протягивая руку Альдис. – Стоило, скажут, плыть полмесяца, чтобы погостить полдня!

***

В доме хёвдинга Трюггви Мудрого сегодня было многолюдно и весело. Неделю назад младший сын Рагнвальд вернулся к нему из дома воспитателя, где провёл семь долгих зим и лет. По этому случаю хёвдинг и затеял добрый пир.

Год выдался против обыкновения очень щедрым: ячменя хватило не только на пиво, но и на круглые плоские лепёшки, лежащие на длинном столе горками. Деревянные и гляняные миски были заполнены перламутровой рыбой, золотистой капустой, красной брусникой. А над всеми этими яствами возвышался, точно вождь над хирдманами, огромный, зажаренный на углях вепрь.

Расторопные рабы только и успевали подкатывать бочки с пивом и скиром. Они поглядывали на стол: скорее бы гости разошлись, и в их распоряжении оказались недоеденные яства.

Трюггви Мудрый, среднего роста муж с темно-русыми волосами, подстриженной бородой и слегка раскосыми глазами, сидел на хозяйском кресле промеж двух резных столбов. Противоположный край стола – место, предназначенное для именитых гостей – сегодня занимал светлобородый Скегги Ранарссон, воспитатель Рагнвальда. Он получил прозвище Купец за то, что приобрёл своё немалое состояние торговлей, прибегая к мечу лишь для защиты от набегов. Но, несмотря на мирный нрав и добродушную наружность, он считался искусным бойцом, и потому Трюггви доверил ему воспитание сына.

На длинных скамьях вдоль стола сидели хирдманы и гости Трюггви Мудрого, и ближе всех к хозяйскому креслу – Бьёрн Сигватссон, бодрый краснощёкий старик с длинными усами, напоминающими клыки моржа.

– Милостью Вседержителя славные сыновья у тебя, Трюггви хёвдинг, – начал один из родичей Скегги. – Но почему я не вижу Сигмунда, твоего старшего?

Трюггви Мудрый сощурился, ощупывая взглядом рыжего бородача, который явно ничего обидного не имел в виду… Прожевав кусок, он вытер усы и неторопливо ответил:

– Это какое отношение ваш Вседержитель имеет к моим сыновьям? Сам старался.

Все расхохотались, а Скегги наклонился к своему человеку и что-то сказал. Тот поспешно закивал.

– Не сердись, Трюггви хёвдинг! – Крикнул Скегги через стол. – Он не знал о том, что в этом доме молятся старым богам. Мы же приняли Распятого.

– А старший мой сын сейчас гостит у Синфьотли Арнарсона, – ответил хозяин. – У него младшая дочь на выданье. Альдис ей имя. Говорят, она очень хороша собой.

Скегги ничего не ответил, но заметно погрустнел. Чувствовалось: старый друг прямо огрел его, точно умбоном щита по голове, этим известием. Добрый купец давно мечтал породниться с родом Трюггви Эймундссона. Уже и приданое собрал для своей старшей дочери, которую в тайне видел невестой Сигмунда, и вот тебе…

– А я женюсь на Гудрун! – Подал голос сам виновник торжества – младший хозяйский сын Рагнвальд, очень похожий на отца, только гораздо светлей волосами.

Гудрун – это была младшая дочь Скегги Рагнарссона. Она воспитывалась в семье старого Бьёрна, и ей было восемь зим.

– А не боишься, – подмигнул отроку Трюггви, – что эта девчонка тебя закинет на крышу сарая, если не по нраву придёшься? Видел я, как она боролась с мальчиками своего возраста. Не хотел бы оказаться на их месте!

Показалось, что даже пламя в очаге всколыхнулось от дружного хохота, вытолкнутого разом сотней глоток.

Подросток глядел на отца исподлобья, щёки его пылали. Он в смущении покосился на своего ровесника Асмунда, отцовского воспитанника. Тот старательно хмурился, но его рот неудержимо расплывался в улыбке. Тут и Рагнвальд понял, что отец просто испытывает его на способность понимать шутки. Если парень тринадцати зим примется с жаром доказывать, что он сильнее маленькой девчонки, то уж точно все скажут: снимай меч и играй с куклами!

Он кивнул, оторвал кусок лепёшки и начал невозмутимо жевать.

В разгар пира в дом ворвался один из молодых хирдманов:

– Корабль во фьорде!

Первым, будто посрамляя своё прозвище – Старый, – на пристань выбежал Бьёрн Сигватссон. Рагнвальд невольно задержал на нём взгляд. В последнее время Бьёрн часто поговаривал о близящейся немощи, о холодном ложе Хель1, ожидающем каждого, кто умирает своей смертью. Всё грозился уйти в лес и хотел отдать Трюггви Эймундссону своих трёх жён. Очень уж боялся стать обузой для близких, оттого так воодушевляла его возможность предстоящей битвы.

Сощурившись, Бьёрн уверенно сказал:

– Это корабль Сигмунда.

– Ну и зрение у тебя! – Присвистнул Трюггви Эймундссон. – Вот тебе и Старый! Мне бы видеть сейчас так, как ты!

– А как у тебя так получается? – Пристал к Бьёрну Асмунд.

Воспитанник Трюггви тщетно щурился, вглядываясь в трепещущий блеск воды, окружённой скалами, но видел только самые общие очертания корабля: чёрная чёрточка и пятно паруса над ней. Чтобы узнать корабль Сигмунда на таком расстоянии, надо было поистине обладать зрением орла!

– Да что удивительного? – Пожал плечами старый воин. – Зато на расстоянии локтя я не отличу поясную пряжку от женской застёжки. К старости такое случается: вдаль человек видит лучше прежнего, а вблизи гораздо хуже.

Корабль тем временем приблизился уже настолько, что каждый мог убедиться в правоте Бьёрна. Сердце Рагнвальда запрыгало в радостном нетерпении. Сигмунд уезжал больше месяца назад и ещё не знает, что младший брат за это время вернулся домой, прошёл испытания и надел воинский пояс. Впрочем, Сигмунда этим не удивишь: его-то самого в тринадцать зим уже брали в настоящие походы.

– Сколько лет он ходит в походы на своём корабле? – Спросил Скегги Купец у Трюггви Мудрого.

– Второе лето. Как восемнадцатая зима ему минула, я заложил для него этот драккар. – Торопливо пробормотал хозяин и вдруг воскликнул:

– Но почему так рано вернулся? За это время он мог только добраться до Ингвифьорда и повернуть обратно. Значит, не пробыл в гостях и суток?

Корабль был великолепен: длинный, остроносый, чёрный; яркие щиты вдоль бортов горели, как маленькие солнца или как чешуйки дракона. И имя у него под стать – «Огнекрылый Змей»! Рагнвальд ощутил собственную душу как некое существо, живущее отдельной от тела жизнью – оно трепетало, хлопало в невидимые ладоши, прыгало от зависти и восторга. Скорее бы и его взяли в настоящий поход!

Парус был уже спущен, носовое украшение снято. К собственной пристани ведь не станешь подплывать со скалящимся чудищем на форштевне: зачем пугать добрых духов родного берега?

По бокам «Змея» выросли двадцать пар ног: гребцы просунули в бортовые люки вёсла. Разлетались в обе стороны от острого носа белые хлопья пены. Конечно, издали Рагнвальд не мог разглядеть лица человека, стоящего у форштевня. Но кому ещё стоять на самом почётном месте, как не сыну вождя?

Драккар ещё не причалил, когда многие гребцы попрыгали через борта, торопясь увидеть своих близких. А Сигмунд почему-то медлил. Он покинул место у форштевня и зачем-то скрылся в палатке, белевшей в носовой части корабля. Вскоре он вышел оттуда. И не один.

Трюггви Мудрый ошарашено взглянул на Скегги, затем на своих людей, толпящихся у берега, подающих сходни, тянущих корабль за канаты… Снова на старшего сына.

Тем временем Сигмунд ступил на пристань и подал руку своей спутнице. Девушка зим шестнадцати на вид ступала по колеблющимся сходням, ища кого-то взглядом в толпе. Она была невысока и тонка в стане, одета в серое платье и зелёный хангерок2. Пальцы правой руки теребили молоточек Тора, висящий на шее, а левая сжимала руку Сигмунда. Когда она увидела Трюггви Мудрого, её взгляд будто примёрз к его лицу, стал испуганным и просящим.

Скегги Купец уставился на мокрый гранит под ногами, кое-где прорезанный зелёными лезвиями травы. Рагнвальд украдкой метнул на него взгляд: теперь воспитатель чего доброго затаит обиду за невыполненное обещание. Сигмунд же весело и с вызовом сказал, глядя отцу в глаза:

– Я не заплатил за Альдис свадебный выкуп, – сказал он. – Но когда-нибудь обязательно сделаю это.

Трюггви хёвдинг не зря носил прозвище Мудрый. Он и не подумал выговаривать сыну при девушке за самовластное решение.

– Рад приветствовать под кровом Висгарда3 дочь моего друга Синфьотли Арнарсона. – Обратился он к гостье и кивнул своим людям: – Проводите её в гостевой дом. А ты останься! – это уже Сигмунду.

О Рагнвальде словно забыли. Как будто не по случаю его возвращения в отцовский дом затевался этот пир. Даже брат, с которым они не виделись столько зим – и тот едва кивнул. Ну и ладно! Подойдя к выволоченному на песок кораблю, мальчик прижался к нему лбом и заглянул в гребной люк. Круто изогнутые рёбра-шпангоуты, гладко отполированные скамьи, лапы-вёсла, лежащие вдоль бортов. Можно долго стоять, прижавшись к усталому морскому змею и вдыхать резкий запах смолы и соли, от которого у будущего викинга кружится голова. А что там произошло между Сигмундом и дочерью Синфьотли хёвдинга его не касается! А может, и не коснётся никогда. Что за радость в женитьбе конунгу морей?

– Ты думаешь, я когда-нибудь позволю тебе покрыть её голову свадебным платком? – Холодно вопрошал отец. – Или ты забыл, что с Синфьотли Арнарсоном мы до сих пор жили в мире?

– Ты же знаешь: она просватана за Энунда Неуязвимого. И знаешь, какие про него ходят слухи, – нехотя отвечал Сигмунд.

– А ты разве забыл о нашем родовом проклятии? Думаешь, с тобой она будет счастлива?

Рагнвальд знал: подслушивать разговоры старших нехорошо, очень нехорошо. Он и не собирался этого делать. Просто завернул за корабль, чтобы заглянуть в гребной люк. Он же не виноват, что о нём забыли, не затыкать же уши!

– Она сама попросила меня об этом. Как бы ты поступил, если бы женщина просила тебя о помощи, коль скоро её отец и впрямь выжил из ума? Если хочешь, мы с ней уедем куда-нибудь, чтобы не навлекать беду на Висград.

– Не хватало ещё, чтобы люди говорили: Трюггви Мудрый выгнал из дому сына из страха перед соседом, – проворчал отец, но металл в его голосе размягчился, стал податливей. – Что ж, пусть Альдис остаётся у нас. Но она будет считаться нашей гостьей, а не твоей невестой.

***

Первое время все в Висгарде ждали приезда Синфьотли Арнарсона. Время от времени поглядывали на сторожевую скалу – не покажется ли над ней столб дыма, возвещающий о появлении корабля? Гадали, к чему следует готовиться – к нападению или к мирному разговору…

Но вскоре начались предзимние штормы, и стало ясно, что в этом году не предвидится ни того, ни другого. Никакому кораблю не подойди к скалистому берегу, об который разбиваются волны, поднимая брызги на высоту небольшой сосны. Как будто сам морской хозяин Эгир решил взять на себя охрану фьорда от незваных гостей.

– Стало быть, Синфьотли хёвдинг не хочет идти на соглашение. – Вздыхал Трюггви Мудрый. – Явно он замыслил недоброе. Надолго затихают обычно перед местью.

У него не было причин ссориться с отцом Альдис. Но как прогнать девчонку, полюбившуюся сыну? Это означало потерять навсегда и его. А сыновей у Трюггви только двое, и других детей нет. К тому же об Энунде Неуязвимом и впрямь шли дурные слухи…

На окрестные долы и холмы, на ещё зелёную траву, на чёрную воду ложился снег. Иногда колючая крупа сменялась мелким моросящим дождём. И тогда на открытых местах белый покров вскоре исчезал, обнажая мягкие многоцветные мхи, зелёные брусничники, тёмные мокрые граниты… Но в лесной глуши снеговое одеяло с каждым днём утолщалось. Горловина фьорда, захваченная тёплым морским течением, не замёрзнет и зимой, но чуть дальше от открытого моря вода уже схватывалась ледком.

Сигмунд сдержал слово, данное отцу: Альдис жила в Висгарде на правах гостьи. В её распоряжении оказался полностью гостевой дом, поскольку никто больше в ту пору у Трюггви Мудрого не останавливался, а Скегги Купец уехал ещё летом. С наступлением зимней темноты девушке стало страшно в большом доме один на один с гулким эхом, гуляющим между стен. Разжигая по вечерам огонь в очаге, она смотрела на причудливые тени, искривлённые брёвнами, и боялась отойти даже к лавке. Ей казалось, что Энундова душа тянет к ней бесплотные руки. Так и засыпала на земляном полу, свернувшись у очага. Однажды она не выдержала, пришла к Сигмунду и попросилась жить в вместе с незамужними работницами.

– Не дело дочери знатного человека жить вместе с рабынями. – Нахмурился Сигмунд. – Ты моя невеста и будешь спать со мной. Но я не прикоснусь к тебе до тех пор, пока не получу согласие твоего отца. В этом можешь быть уверена. А залогом тому… – И тут Сигмунд вытащил из ножен меч и положил посередине кровати.

– Ты поступаешь, как Сигурд4 – он также сохранил целомудрие Брюнхильд, – робко проговорила Альдис.

***

В середине зимы в усадьбу Трюггви Мудрого пришли на лыжах люди со двора Скегги Купца, расположенного блаже к вершине фьорда. Один из них держал стрелу – знак оповещения о созыве тинга5. В свою очередь хозяин Висгарда отправил гонца к соседу, жившему на другом берегу, и сам начал собираться в путь. Двор решили оставить на Сигмунда и Бьёрна.

– Можно тебя сопровождать, отец? – Подошёл к хёвдингу младший сын.

– Я собираюсь встретиться с Синфьотли Арнарсоном и поговорить о его дочери. – Ответил Трюггви Мудрый, подтягивая подпругу седла. – И не пойму, зачем тебе ехать с нами? Разве мало дел дома? Праздник Йоль скоро, готовиться надо.

Хёвдинг в своём красном кафтане и в плаще, подбитом горностаевым мехом, легко вскочил на кряжистую мохноногую кобылу, подогнал стремена по ноге.

– Я постараюсь вернуться к празднику Йоль. Надеюсь, мне удастся уговорить Синфьотли хёвдинга расторгнуть помолвку его дочери с Энундом Неуязвимым.

Трюггви сжал коленями бока лошади, и отряд двинулся в сторону дальних гор, оставляя следы копыт и санных полозьев на свежевыпавшем снегу.

Рагнвальд откинул крышку сундука, сунул руку под складки сложенных одежд и на самом дне нащупал гладкую овальную пластинку на длинной ручке. Пластинка была серебряная и, точно крошечное озерцо, отражала всё, к чему её подносили. Отец когда-то привёз диковину в подарок матери – выменял у заезжего купца, отдав взамен два моржовых бивня. Оглядываясь и прислушиваясь к шумам за перегородкой, Рагнвальд поднёс зеркало к лицу.

Ты, муж женовидный, сказал он себе, и не стыдно? Девка в штанах! А ещё посвящение прошёл, воинский пояс носишь. Но доводы разума отскакивали от души, точно кожаный мяч от стены. Очень уж хотелось знать: что предстаёт взгляду Альдис, который она вскользь бросает на него? Слегка вздёрнутый нос, веснушчатые щёки, на которых ещё ничего не растёт, по-детски пухлые губы. Телёнок-сосунок! Чтобы казаться мужественнее, он сжал челюсти и втянул щёки… Нет, всё равно мальчишка. То ли дело Сигмунд, который в этом году встретил свою двадцатую зиму! Он могуч телом и красив лицом, как страж богов Хеймдалль. А ещё все говорят, что младший брат – повторение старшего. Врут, наверное.

Мальчик злился на себя за то, что не мог унять противную слабость в коленях, когда Альдис проходила мимо. И за то, что в её присутствии язык присыхал к гортани, а сердце начинало часто-часто колотиться. Он закрыл глаза и представил… Тепло её тела, нежные губы, к которым он прижимается своими, пересохшими от волнения. От одной мысли становилось тяжело внизу живота – там росло и распирало плоть что-то огромное, чужое, не желающее оставаться в границах тела и повиноваться разуму. Какой-то враг, зверь поселившийся в нём, мешающий спокойно жить! Хотелось вскочить и разорвать в клочья что-нибудь мягкое, разнести в щепки что-нибудь твёрдое.

Он, конечно, давно в нём жил, этот зверь. Впервые заметив, что мягкий лоскуток между бёдер затвердел и поднялся, малыш закричал и уткнулся лицом в передник матери. Не бойся, улыбнулась тогда мать, – это маленький волчонок вылез из своего логова. Посмотри лучше, какую уточку выстругал для тебя дед! Малыш тут же потянулся к игрушке, забыв обо всём…

Уточка помогла – зверёныш надолго затаился. Но с тех пор прошло много зим. За это время зверёныш вырос, от него уже не отделаешься деревянными уточками… Мысли понеслись вслед за отцом на тинг. Захочет ли Синфьотли хёвдинг отдать дочь Сигмунду? Подросток и желал этого, и боялся. Ведь если она останется у них, её можно будет постоянно видеть. Но как жить рядом и не иметь возможности прикоснуться к ней?

До Йоля оставалось меньше недели, и в ожидании праздника Рагнвальд особенно сблизился с отцовским воспитанником.

Как-то они втроём с Асмундом и Бьёрном Старым пошли в лес – рубить для праздника ель. Зима бесшумно ступала по земле на мягких кошачьих лапках. Каждый звук, будь то скрип шагов, хруст ветки или лёгкий посвист санных полозьев, выпукло и остро выступал из ровной тишины. Деревья, похожие на белых великанов, казалось, почтительно расступались по обе стороны дороги. Бьёрн остановился возле приметного места – две высоченные берёзы стояли так близко друг к дружке, что их ветви переплелись, образуя причудливые белые узоры на голубом шёлке небес. Затем старик свернул в чащу.

– А у нас в Керингвале зимой вообще не бывает дня. – Сказал Асмунд. – Целую зиму ночь правит миром. – А летом – день.

В нескольких шагах от дороги росла не очень высокая ёлка, укутанная в белый плащ. Тёмные лапы слегка прогибались под тяжестью снега.

– Вот она. Я облюбовал её ещё в прошлую зиму. Прости! – Проговорил старик, подходя к ёлке. – Твоя прабабка, Рагнвальд, велела всегда просить прощения у дерева, которому предстояло послужить людям.

Бьёрн отвязал топор, снял шапку и шубу и бросил их на сани, затем примерился для удара.

– А кто такой Энунд Неуязвимый? – Вдруг некстати всплыло в памяти имя, столь часто произносимое отцом и братом. Рагнвальд осёкся. Он знал, что добыча священного дерева требовала особого сосредоточения и отвлекать человека в такой миг не следовало. Вечно что-нибудь некстати спросит! И тогда на пиру пообещал жениться на Гудрун – кто его за язык тянул?

– Хёвдинг из Грюннефьорда. – Терпеливо объяснил Бьёрн. – До двадцати зим он безвылазно сидел дома. Но первый же поход принёс ему славу и богатство. Сейчас ему тридцать четыре, и он не знает поражений.

И старик обрушил топор на еловый ствол – наискось. Дерево вздрогнуло от удара, стряхнуло с себя тяжесть снежного одеяла. Рагнвальд закрыл лицо рукой, попав на миг в маленькую метель. За шиворот поползли ледяные струйки подтаявшего снега. Бьёрн махнул мальчишкам рукой, чтобы отошли подальше, и снова ударил. Летели щепки, по лесу разносился гулкий стук. Подростки вдыхали запах свежей древесины и глядели на раскрасневшееся лицо старого хирдмана. Да, рановато Бьёрну сокрушаться о своей никчёмности! И по меньшей мере лет двадцать ещё будет рановато. Перерубив ствол на три четверти, он подналёг плечом… Стрельчатая вершина, темнеющая на ясно-голубом фоне, накренилась, и дерево медленно, с нарастающим шумом, начало падать, пока не ухнуло в сугроб, взмахнув лапами и подняв снежную круговерть…

– А почему Энунду так везёт? – спросил Рагнвальд на обратном пути.

Бьёрн, держа вожжи, обернулся:

– Говорят, на нём лежит заклятие.

Трюггви Мудрый вернулся за пару дней до начала праздника.

Немного радости принесло его возвращение. Синфьотли хёвдинг вовсе не захотел разговаривать с бывшим другом. Твоё счастье в том, прошипел он, что люди считают преступлением обагрять кровью оружие во время тинга. И с этими словами крепкий старик погладил рукоять своего меча, ножны которого были перевязаны по обычаю ремешком.

– Что же такого пообещал ему Энунд? – Досадливо восклицал Сигмунд, ходя по дому большими шагами. – Сколько же стоит для Синфьотли Арнарсона счастье дочери?

Услышав эти слова, Альдис вздрогнула, точно от удара.

– Мой отец любит меня и желает мне счастья! Он просто не хочет ссориться с Энундом. Он сказал так, чтобы люди передали моему бывшему жениху эти слова, и тот ничего не замыслил против него.

– Прости меня. – Прошептал Сигмунд, остановившись перед ней. – Верно, я дурак, раз так подумал о твоём отце.

Сквозь дрёму Рагнвальд слышал из-за перегородки, отделяющий спальное место Сигмунда, от остальной части дома, взволнованный шёпот Альдис:

– Ты, наверное, прогонишь меня, если услышишь то, что я расскажу тебе сейчас. Я очень боялась Энунда берсерка, и потому обратилась за помощью к вёльве по имени Гуннхильд. Она дала мне сушёных трав, велела приготовить из них зелье и подмешать в пиво человеку, который мне понравится. Когда я увидела тебя, мне помнилось: если кому и суждено спасти меня от Энунда, то лишь этому воину.

Рагнвальд распахнул глаза. Что скажет суровый брат? Прикажет отослать обманщицу домой к отцу? Просто прогонит? Вот если бы это было так! Уж он-то, Рагнвальд, знал бы, как поступить тогда. Пусть попробует кто-нибудь её обидеть!

– Вёльва Гуннхильд? – С притворным изумлением воскликнул Сигмунд. – Она и до вас добралась? На попутном корабле? Удивительно, сколько сил в этой старухе. Нам ведь тоже не раз приходилось просить её о помощи.

– И больше ты ничего не хочешь сказать? – В голосе девушки слышалось удивление.

– Глупая ты! – Рассмеялся Сигмунд. – Боялась, что я рассержусь, узнав о приворотном зелье? Да я сразу о нём подумал, ещё на пиру у твоего отца! Ну и что из этого? Ты, верно, думаешь, нить судьбы может порваться или завязаться узлом от каких-то заговорённых трав? Да я и без всякого зелья полюбил бы тебя и выкрал из дома отца!

Шёпот потонул в звуках поцелуев, тяжёлом дыхании, скрипе. А потом до слуха Рагнвальда донёсся смешок брата:

– Ох, подожди с этим! Я ведь обещал хранить твою невинность, как Сигурд хранил целомудрие невесты Гуннара!