Читать книгу Привидения живут на литорали. Книга вторая - Леонид Алексеевич Исаенко - Страница 22

Теперь, когда мы немного ознакомились с поведением и нравом мурен, следует развенчать одну легенду, в той или иной форме кочующей из книги в книгу при любом упоминании об этих рыбах. Правда, задолго до меня это сделал Пьер де Латиль в своей работе «Подводный натуралист», изданной во Франции в 1951 году и посвятивший этому целую главу – «Морские угри и мурены, или как создаются репутации».

Но даже после того, как Латиль расставил все точки над «i», тем самым закрыв вопрос, раз от раза миф о кровожадности мурен все же всплывает самым причудливым образом. Скорее все же миф о кровожадности развращенных римских патрициев, которые додумались откармливать мурен рабами.

Итак, дадим слово Латилю. Поведаем о том, как создаются легенды, и каким образом угри превратились в мурен, пожирающих рабов.

Начало всему положил Сенека. Вот, что он пишет: «Однажды, когда божественный Август обедал с Ведием Поллионом, некий раб разбил дорогую вазу. Ведий приказал схватить его и предать смерти необычным образом. Его должны были бросить огромным muraenae, которые жили в рыбном пруду. Раб упал к ногам Августа с мольбой не о том, чтобы пощадили его жизнь, а о том, чтобы ему позволили умереть иной смертью. Август возмутился жестоким новшеством и приказал освободить раба, принести и разбить перед ним все вазы в доме и засыпать землёй рыбные пруды. Так вот Август поправлял своих дружков, используя свою власть на благое дело. Что за блажь посреди пира тащить людей на смерть, на растерзание, на мучения нового рода?»

Латиль иронически отнёсся к этой истории, видя в ней профессиональный подхалимаж Сенеки, место которому в «официальной биографии Августа». «Теперь-то мы знаем, – пишет Латиль, – что вопреки высокому уровню нравственности, проповедовавшемуся им в своих книгах, Сенека не был бескомпромиссным в отношении чистоты своих идеалов, и данный рассказ следует воспринимать с толикой скептицизма, особенно потому, что, весьма вероятно, он приукрасил его, чтобы представить должную иллюстрацию к своему трактату „О гневе“. Но в любом случае, он говорит только о намерении, а не о свершившемся факте. И если бы это действительно совершилось, то это было бы „жестоким новшеством“ (novitatis crudelitatus), мучением „нового рода“ (novi generi)».

Иными словами, в то время никто никогда не слышал о таком наказании раба, и мы можем быть совершенно уверены, что после вмешательства Августа эта жестокая причуда никогда больше не возникала.

Но через пятнадцать лет в трактате «De clementia» Сенека возвращается к этому рассказу, перевирая ранее изложенные им же факты, чтобы они соответствовали его новому тезису. «Кому Ведий Поллион был более ненавистен, чем своим рабам? Он, кто откармливал своих рыб человеческой кровью и бросал тех, кто не угодил ему в пруд, полный настоящих змей. О, человек! Заслуживающий тысячи смертей за то, что приберегал для своего стола тех рыб, которым он давал на съедение своих рабов, или за то, что содержал рыб для того только, чтобы кормить их таким образом!»

«Испорченный телефон» начал работать. Через пятнадцать лет наметившееся преступление стало свершившимся. И не только Сенека в своей более поздней книге представляет дело таким образом, что, подразумевается, этот акт не был единичным случаем, и что Поллион привычно это делал: «он откармливал своих рыб», «бросал тех, которые совершали проступок против него». Вдобавок обвинение в косвенном каннибализме – «он приберегал для своего стола тех рыб…» И в завершении нам говорят, что презренный Поллион держал рыб не для какой иной цели, кроме как для того, чтобы совершать такие гнусные жестокости.

Но на этом дело не кончилось. Немного погодя та же история снова всплывает на поверхность, на этот раз под пером Плиния Старшего: «Благородный римлянин друг божественного Августа имел обыкновение бросать рабов, которых он осуждал на смерть, в пруды полные muraenae не потому, что недоставало обычных диких зверей для такой цели, а потому, что именно это зрелище – человека, мгновенно разрываемого на куски, доставляло ему удовольствие» (Естественная история,1Х, 39).

Так шаг за шагом раскручивается перед нами байка, самый настоящий фейк. И если античные авторы позволяли себе вольности с фактами, достоверность которых нетрудно было проверить, то что ожидать от современных, когда всё бывшее и не бывшее скрылось во тьме веков?

Французский Большой Энциклопедический Словарь, знаменитый Ларусс, без тени сомнения сообщает: «Достоверно, что этот кровожадный обычай был распространён среди римлян».

Латиль удивлён: «Просмотрев всю латинскую литературу того времени на предмет мурены, я могу лишь изумляться „достоверности“ г-на Ларусса».

Другой наш современник – писатель, хорошо известный подводный охотник Бернард Горски идёт ещё дальше и пишет о «садизме человека, способного дать приказание о такой мучительной казни, изощряющегося в том, что сначала он морит рыб голодом, а потом льёт кровь в бассейн с тем, чтобы мурены рассвирепели от голода и злобы, прежде чем бросить им жертвы».

Да что писатели! Может оконфузиться даже человек науки, когда не удосуживается обратиться к первоисточникам. Ихтиолог Луи Руль в своей книге «Рыбы и живой мир воды» (том 2, с.1730) пишет: «Рабовладельцы обрекали на смерть тех, кого хотели наказать, и смерть путём утопления была простейшим и самым скорым способом избавиться от них. Отсюда оставался лишь шаг до того, чтобы кормить рабами мурен, и этот шаг был сделан».

Так к чему же сводится суть дела, если вообще в этом деле есть хоть сколько-нибудь правды? Римский рабовладелец разгневан тем, что одна из его наиболее ценных ваз разбита неловким рабом и угрожает бросить виновника на съедение рыбам. Но не осуществившаяся на деле угроза реализуется под пером писателей, и тем ярче, чем дальше от дней минувших…

Но Бог с ними, с рабами и рабовладельцами. Латиль поступает совершенно верно, ибо он биолог и естественно рассматривает саму биологическую вероятность кормления именно мурен, а не других рыб, рабами.

Он рассуждает: «… что касается самих рыб, то ими оказываются обычные угри, выращиваемые в имплювии (бассейне), являвшемся частью каждого достаточно богатого римского дома.

В те времена не очень разбирались в систематике животных, делавшей только первые довольно наивные шаги, используя название muraenae для обозначения всех известных угреобразных рыб. Уточняющими же названиями были: для пресноводных угрей – anquilla, морских угрей – conger и собственно мурены – fluta. Это последнее не очень известно. Словарь Фройнда разъясняет: «Fluta, это разновидность крупной мурены». А Варро в своём «Res rusticae» пишет: «Эти flutae у берегов Сицилии – отличная еда…» и снова Варро, цитируемый Макробиусом: «Мuraenae называемые flutae вылавливаются у берегов Сицилии». Римский автор Колумелла, перечисляя лучших рыб, разводимых в прудах, пишет: «К ним мы должны добавить flutae muraenae, пользующихся наибольшим спросом рыб».

Может быть, в те времена в Средиземном море были два вида muraenae против одного вида в наши дни? Однако самое простое решение состоит в том, чтобы предположить, что эта fluta, о которой древние авторы говорят, во-первых, что она больше, чем «обычная» muraenae и, во-вторых, что она морская рыба, есть просто-напросто наша старая знакомая – мурена. Эта мурена, конечно же, гораздо более морская рыба, чем угорь и их, кстати, особенно много у скалистых берегов Сицилии.

Здесь будет удобным упомянуть, что от обобщённого «мурена» произошла фамилия – прозвище римлян Лициниев. О чём повествует всё тот же Плиний Старший в Естественной Истории. Это прозвище дали сыну Публия Лициния основателю рода и претору в 113 г. до н.э., потому что он держал рыбные пруды, в которых разводил мурен (теперь мы знаем, кем они были). Именно одного из членов этого семейства Лициния Мурену защищал Цицерон, когда того обвинили во взяточничестве. Сочинение Цицерона «Pro muraena» людям, изучающим латынь, приходится зубрить по сей день. Далее Плиний сообщает: «Примеру Лициния Мурены последовала знать… а Лукулл даже велел прорыть насквозь холм возле Неаполя, не поскупившись на затраты – это обошлось ему дороже, чем постройка собственной виллы – для того, чтобы морские воды текли в его рыбные пруды. Но первым стал держать рыбные пруды специально для мурен П. Гиррий. Это он поставил шесть тысяч рыб для триумфального пира диктатора Цезаря, и он велел всех их тщательно взвесить, так как хотел, чтобы ему вернули их натурой, а не уплатили за них серебром или иным образом».

Так кем же были древнеримские мурены? Несомненно угрями, ибо всем, кто мало-мальски знаком с муренами и их образом жизни ясно – наловить шесть тысяч особей задача непосильная не только для римлян, но и для современного рыбного флота. Ибо мурены – рыбы одиночные, не то что стаями, даже группами в несколько штук живут они очень редко. В океане легче встретить десять мурен разных видов, чем стаю в десять штук одного вида, в то время как угри и живут, и встречаются громадными стаями.

Но, по-видимому, в прудах римлян жили и настоящие мурены, о чём мы можем судить по следующему свидетельству римского писателя и агронома Колумеллы. Он пишет: «Чтобы защитить обитателей рыбных прудов от летнего солнца, владельцы сооружали гроты, сообщавшиеся с прудами. Некоторые из этих гротов были весьма простые и служили убежищем для чешуйчатых рыб. Другие, не будучи слишком просторными, имели различные ниши, в которых могли укрываться мурены, хотя некоторые люди не пускали в пруд этих последних вместе с другими рыбами, потому что если мурены бывали раздражены, чему они подвержены подобно собакам, то часто случалось, что они набрасывались на чешуйчатых рыб и очень многих уничтожали».

Ну а может ли мурена съесть живого человека? Нет. Укусить и пребольно, да. Но съесть, конечно, нет. Несмотря на то, что пасть её и челюсти достаточно устрашающи, зубы остры и часто столь длинны, что мурены вынуждены держать рот полуоткрытым, но всё это не так уж и огромно, а зубы, загнутые назад, приспособлены скорей удерживать добычу, чем рвать и кромсать её. Мурены нападают на добычу соразмерную их пасти и заглатывают её, как это делают змеи, но не вырывают куски по-акульи.

Так, по частям, на протяжении веков складывалась очень интересная, но, увы, ненаучная история, и мы с вами, вслед за Латилем, проследили, как она родилась, как росла, и как к ней делались прибавления. Легендарный раб Ведия Поллиона не мог быть целиком сожранным муренами, даже если бы не вмешался император Август. Настоящей жертвой оказался не тот первый несчастный раб – он вообще не стал жертвой – а научная истина.