Читать книгу Сверхпослезавтра - Леонид Бабанский - Страница 2

(пьеса в трёх превращениях)

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

Филимонов Пётр Соломонович – враг перестройки

Тихий Василий – упырёк

Жолудев Леопольд – женщина-вампир

Голоса – неизвестно чьи

Ведьма

Кикимора

Лешачиха – эскадрон смерти

Пронин – подполковник

Сторожиха – тоже ведьма

Действие 1

Роскошная, но загаженная квартира. Полночь. Кладбищенский смотритель Вася Тихий сидит за столом, уставленном разнокалиберной винной посудой. Пытается налить вина в стакан, но из-за тряски рук льёт мимо. Слышится вкрадчивый женский голос.

ГОЛОС. Ку-ку!

Вася хмурится, делает вид, что не слышит. Продолжает упражнения с посудой.

ГОЛОС (другой, очень строгий). Вася! Ку-ку!

Василий поджимает губы, строит надменное лицо. Не прерывает своего занятия.

ГОЛОС (очень грубо). Эй, ты! Васька! Хорош прикидываться! Ку-ку, тебе говорят!

Вася отмахивается.

ГОЛОС. Вот скотина. Опять своих не признаёт! Ты слышишь, Васька? Всем наливай!

Перед Васей выстраиваются в рядок шесть стаканов.

ВАСЯ. Нашлись свои. Да я вас не знаю и знать не хочу! Вы где были, когда я с клиентов денежки снимал? А когда бормотуху сюда тащил, мне помог кто-нибудь? Никто! Раскатали губы. Ничего никто не получит, даже можете не просить. Вот выпью, тогда поговорим.

ГОЛОСА (возмущённо). Подонок. Вот обнаглел! Нет уж, Васька, без нас ты даже не мечтай. Или всем наливай, или ничего у тебя не выйдет. Всё на пол прольёшь, так и знай!

ВАСЯ. Ага. Вот оно что! Толкаться вздумали. А ну, убирайтесь, откуда пришли! Слышите? Пошли все вон!

Вася хватает полотенце, машет им, словно гоняет голубей.

ВАСЯ. Ату их! Улю-лю!

Одна бутылка падает, проливается. Голоса смеются мерзким смехом.

ГОЛОСА. Что, Вася, попил бормотушки? Выжрал одну бутылочку? Как, вкусно было? Или не очень?

ВАСЯ (потрясён случившимся). Ах вы, суки в ботах. Да знаете, как это называется?

ГОЛОС. А тебя предупреждали! Видишь, как нехорошо быть жадным? Это называется – ни себе, ни людям.

ВАСЯ (с надрывом). Знаете, что я с вами сейчас сделаю? Да я сейчас крёстное знамя сотворю! Чтоб вам на том свете пусто было.

Снова хохот.

ГОЛОСА. Ой, Васька, над тобой со смеху по второму разу помрёшь! Душу крестить свою собрался! Да откуда она у тебя, душа-то?! Пропил ты, Васька, свою душу! Пропил, проматерился! Ты у себя на кладбище сам стал хуже покойника.

Нашёлся, Васька-креститель. Вот мы на тебя в милицию стуканём! Что, страшно стало? Тебе милиция хуже всяких чертей! Исполосатят дубинками, как в прошлый раз! Заложить тебя в полный рост, чёртова смотрителя, тем более, что ты вина, сволочь, не наливаешь. Будешь знать, как над людьми издеваться.

ВАСЯ. Родимый! Это когда же я над тобой издевался? Да тебя, как ты помнишь, ко мне готовенького притащили. Вперёд ногами. Не фиг было помирать. Я тебя вообще пальцем не трогал. Потому, лежи там себе и не вякай. Что за разговоры на кладбище? А ну, всем глохнуть! И ты молчи, шкелет вонючий. Ты мне почти пятьсот граммов пролил. Вот изволь сейчас же рассчитаться. Сам побежишь или кого пошлёшь – меня не интересует. Мне некогда. Скоропостижненько прошу представить мне должок. Пятьсот граммов.

ГОЛОС. Да ты, пёс, мне больше должен!

ВАСЯ. Тебе?! Ни копейки! С тебя и брать-то было нечего. Вспомни! Хотя, тебе и вспоминать-то нечем.

ГОЛОС. Не бойся, я-то помню, как ты с моей родни последние гроши сорвал.

ДРУГИЕ ГОЛОСА (завывают). Помним! Мы всё помним!

ВАСЯ. Грех не сорвать, когда денежки сами в карман прыгают. Вот вы какой народ смешной – вечно хотите быть в самой серединке. При жизни – в жизни. После смерти – прямо чтобы в серединке моего кладбища!

ГОЛОС. Да какое же оно твоё! Оно ж казённое!

ВАСЯ. Да уж ты сгнил давно! Какая тебе-то разница, моё оно или казённое? Лежи, куда положили, и голову не подымай. Не то завтра же всех вас в братскую, одним бульдозером. А самых разговорчивых на помойку. А ну-ка, все за бормотухой – шагом арш! Жду один час. Не вернёте должок – так вас всех перерою, что костей не сосчитаете.

Гробовое молчание.

ГОЛОС. Да, Вася. С трезвым с тобой ещё можно хоть о чём-то поговорить, а пьяный ты совсем дурак. Чуть что – сразу лопату хватать. Что за дурная у тебя привычка. Ты лучше, Васенька, прими-кась телефонограммку.

ВАСЯ. Диктуй, нехристь. Так запомню.

ГОЛОС. Вась, ей-богу, не я писал. Мне только передать велено.

ВАСЯ. А-а, ты, значит, у нас этот … передаст! Ну, бухти. Пока что слушаю.

ГОЛОС. Тут, значит, такие слова. Чтобы ты, пёс смердячий – так и написано! – был бы сегодня ночью в «Золотых рогах», в зеркальном зале. Разговор, значит, будет. Ну, с кем надо. Так, значит, когда за тобой приедут, чтобы ты не дёргался, а ехал без звука. Понял?

ВАСЯ. Всё, что ли?

ГОЛОС. Тебе ещё чего надо?

ВАСЯ. Кто передал?

ГОЛОС. Иванов, тебя устроит?

ВАСЯ. Да хрен тебя знает – Иванов, Петров. А подпись чья?

ГОЛОС. В другой раз, когда ты потрезвее будешь, постараюсь тебе привидеться. А подписал твой начальник. Царь тьмы.

ВАСЯ. Интересно! Я-то тут при чём?

ГОЛОС. Я откуда знаю? Ну всё, Васютка, Бог даст, ещё повидаемся. Пока что связь окончена. Ку-ку! Не скучай!

ВАСЯ. В гробу я вас всех видал. В белых тапочках. Меня на пушку не возьмёшь, плесень.

Из оставшихся на столе бутылок Вася сливает содержимое в один стакан. Раздаётся стук в дверь. Вася крадётся к двери, накидывает цепочку. Не успевает вернуться к столу, как вздрагивает от грохота упавшей на пол цепочки вместе со щеколдой. Дверь отворяется, входит женщина в мужской одежде. Это бывший автомеханик Леопольд Жолудев.

ЛЕОПОЛЬД (разглядывает Васю). Извиняюсь, Вася Тихий здесь живёт?

ВАСЯ (тычет себя в грудь). А это тебе кто? Наведи резкость.

ЛЕОПОЛЬД. Ни черта себе. Ну и рожа! Ты зубы, что ли, вставил?

ВАСЯ. Какие зубы?

ЛЕОПОЛЬД. Иди, глянь в зеркало.

ВАСЯ (подходит к зеркалу, разевает рот, шарахается). Ты смотри, что делается. Как у бульдога. Да пусть, так ещё лучше. А ты кто?

ЛЕОПОЛЬД. Друга не узнаёшь?

ВАСЯ. У меня таких друзей отродясь не было. Ни друзей, ни подруг.

Леопольд слегка бьёт Васю. Тот падает в кресло.

ВАСЯ. О-о, Леопольд, здорово! Слушай, скажи, пожалуйста, ты зачем так морду разрисовал?

ЛЕОПОЛЬД (садится в другое кресло). В общем, такое дело. Неладное творится. Хуже КРУ. Хуже любого госконтроля.

ВАСЯ. Не может быть.

ЛЕОПОЛЬД. Может. Ты понимаешь, второй день чувствую, что я женщина. С трудной судьбой.

ВАСЯ (трезвея). Не может быть!

ЛЕОПОЛЬД. Весь век свободы мне не княпать.

ВАСЯ (застёгивает брюки). Ничего себе. Что делается. Слушай. А как это у тебя? В каком смысле?

ЛЕОПОЛЬД. Не задавай глупых вопросов.

ВАСЯ. Лихо. Ну, а какие, в общем, ощущения?

ЛЕОПОЛЬД. Что тебе сказать. Разные. В основном – замуж хочется. За хорошего человека.

ВАСЯ (глотает слюну). Ни хрена себе! Так ты это. Выходи за меня! Прямо сейчас. А?

ЛЕОПОЛЬД (холодно). Ты думаешь, мне порядочного не найти?

ВАСЯ. Дурак, соглашайся. Принца ждать вознамерился? Ассоль, едрёна вошь.

ЛЕОПОЛЬД. Будешь приставать – в рыло дам.

ВАСЯ. Да я ж те денег кину!

ЛЕОПОЛЬД. Сейчас не время глупостями заниматься. Я по делу.

ВАСЯ. Взаймы больше не проси. Как ты ко мне, так и я к тебе. Накося, выкуси.

ЛЕОПОЛЬД. Господи, как ты глуп. Я раньше не замечал. Вернее, не замечала. Да разве ты не чувствуешь, какая чертовщина творится вокруг нас с тобой, Василий?

ВАСЯ. А что такого? Ничего особенного!

ЛЕОПОЛЬД. Нами с тобой большие люди заинтересовались. Куда там ОБЭП. Даже не спецназ. Хотя, какие там ребята. Короче, собирайся.

ВАСЯ. Сейчас! Мне и здесь неплохо.

ЛЕОПОЛЬД. От некоторых приглашений не отказываются. Ты что, телефонограмму не получил?

ВАСЯ. Слушай, давай здесь переночуем.

ЛЕОПОЛЬД. Дурашка. Смотри в окно, какую тачку за тобой прислали! Техника за гранью фантастики! Автобус с вертикальным взлётом. Не «копейка», небось. Переоденься, я отвернусь.

ВАСЯ. Видал я вас в гробу. Не поеду.

ЛЕОПОЛЬД. А мне без тебя неудобно! Я всё-таки девушка! И страшно (волочёт Васю к двери).

ВАСЯ (немелодично орёт). А бумбера уштосали, на кичу повели.

Зеркальный зал ресторана «Золотые рога». За столом дремлет или глубоко задумался врио Люцифера Пётр Соломонович Филимонов. Бывший автомеханик, а ныне женщина-вампир Леопольд Жолудев вталкивает в зал Васю, волочёт к столу, роняет в кресло. Делает Филимонову глубокий реверанс.

ЛЕОПОЛЬД. Ваше благородие. Все в сборе.

ФИЛИМОНОВ (долго, как Вий, открывает глаза). Сейчас, мадемуазель, благородиев нету. Мы с вами нынче либо господа, либо товарищи. Или просто друзья. Понятно?

ЛЕОПОЛЬД. Так точно, товарищ Филимонов! (Снова делает реверанс).

ФИЛИМОНОВ. Да, Лёпушка. Впервые я был Их благородием давненько. Ещё во времена волхвов. Тогда мне, кстати, удалось организовать среди них самый настоящий профсоюз. Правда, допотопный. Не оценили. Зато масоны прямо-таки носили меня на руках. Великий Калиостро высказывал мне своё почтение. Причём, неоднократно. Дети мои, вам это интересно?

ВАСЯ. Ну. В общем.

ЛЕОПОЛЬД. Рассказывайте, Мастер, рассказывайте!

ФИЛИМОНОВ. В смутные времена, так уж вышло, я больше работал по мелочам. Так – секты, рабочие кружки, разумеется, кулацкие банды. Ну, само собой, офицерские собрания. Представьте, за мной одновременно охотились ЧК, жандармерия и деникинская контрразведка! Последние, правда, ныне распущены, но ФСБ, как правопреемница, ловит меня по сей день. Я помню, Савинкова. Когда он обо мне услышал, чуть, бедолага, от зависти не застрелился. Приспешники удержали. А вот застрелился один штандартенфюрер СС. Большой был почитатель моего таланта. Как меня завербовал, так, значит, вскорости и застрелился. Да, то были времена гигантов. На каждом шагу тираны – плюнуть некуда. А сегодня кто я? Простой несчастный экстрасенс. Не то, что раньше. Правда, некоторые связи удалось сохранить. За что и выпьем! (На столе появляются три полных бокала). Кстати, пока я здесь, эти бокалы будут постоянно полны. Прошу не удивляться, но также и не злоупотреблять. Итак, (встаёт) за нашу российскую интеллигенцию!

Все пьют. Вася захлёбывается.

ВАСЯ. А что здесь нолито?!

ФИЛИМОНОВ. Как что – обычный твой напиток. Она самая – рабочеколхознолюмпенинтеллигентская кровца! Чистяк, можешь не сомневаться.

ВАСЯ. Эх, дорогой ты мой товарищ. Говоришь чистяк, а сам суррогатом поишь. Какой чистяк, когда здесь «Агдама» шестьдесят процентов! Сам-то пробовал?

ФИЛИМОНОВ. Знаешь, Василий, в конце концов, какие времена, такие нравы. Пей, что дают. Другого сорта нам вот уж лет восемьдесят не завозили. Мне-то самому какой смысл вашу кровь «Агдамом» разводить? Или другой какой гадостью? Ты, Васёк, пей, не нюхай. А то видишь – девушка наша загрустила. Ты, смотри, её не обижай. Мне хочется, чтобы вы дружили.

ВАСЯ. Её обидишь. Вон какой фингал мне повесила.

ФИЛИМОНОВ. А ты как хотел?! Привык нахрапом! Девушка она, пойми, девушка! Не всё сразу! Но, думаю, общий язык вы найдёте. Ты, Вася, надежды не теряй. Сядь к ней поближе. Не бойся, не укусит. Вот так. Теперь прошу меня внимательно выслушать. От первого до последнего слова. (Расхаживает с загадочной физиономией). Значит, так. Довожу до вашего сведения. Так сказать, сообщаю обстановку. В двух словах. Стало быть, приветствую вас от имени всей нашей преисподни, включаю вас в наш доблестный коллектив. А также возлагаю на вас особенные надежды. В том плане, что, как вы сами понимаете, не хуже меня. Когда есть ад на том свете, это очень хорошо. Но мало. А вот когда ад будет ещё и на этом свете – вот что до крайности интересно! И в деле создания последнего вам отводится особенная роль.

Василий получает от Леопольда чувствительный тычок.

ВАСЯ. Шеф, а он всё равно дерётся.

ФИЛИМОНОВ (раздражённо). Лёпа, брось кокетничать! Что, понимаешь, за матриархат? Ты, Вася, в другой раз хрястни её в зубы. Я разрешаю. Поняла, Леопольда Георгиевна?

ЛЕОПОЛЬД (потупившись). Поняла.

ФИЛИМОНОВ (сурово). Так и дыши. В нашем деле дисциплина армейская. Сегодня ты, завтра он. Приказ есть приказ. Не рассуждать, а действовать. Больше чтоб не перебивали. Значит, в деле созидания ада на этом свете мы располагаем тремя козырными картами. Это – кладбищенское дело, автоВАЗтехобслуживание и партийный подход к литературе. И смею вас заверить, что умело используя эти три козырные карты, мы можем превратить человеческую жизнь в настоящий ад, причём кромешный. И ежели вы, мои други, а также мои подруги, спросите, что непосредственно вам надлежит сделать для скорейшего достижения этой благородной цели, то мой ответ будет краток: воруйте! Воруйте, дети, истинно говорю вам, або же хощеши падах, не лепо ли ны мане падме ом. Короче говоря, меня не волнует, что всякий пролетарий на том свете будет сковородку лизать. Мне надо, чтобы эти обалдуи именно здесь, на этом самом свете, сами довели бы до необходимой температуры вышеозначенный кухонный предмет и лизали бы его каждодневно, методично и с наслаждением. Значит, литературой я займусь сам, а остальное ваше дело. Это вы можете. Действуйте. Я кончил.

ВАСЯ. Ну, с такой-то крышей да за милую душу. Только, шеф, если ты такой нормальный мужик, то кинул бы нам баксы на святое дело, то есть, брызнул бы наличными, а?

ФИЛИМОНОВ. Да, Вася, ты настоящий кровопийца. От такого вся преисподня содрогнётся. С духовного наставника замыслил денежку сорвать! Ну, молодец, давай я тебя облобызаю! Впрочем, нет. Мой поцелуй бывает вреден для здоровья. Да ты знаешь, подлец, сколько я тебе даю приданого за Леопольдом? Одних зелёных тыщ сто пятьдесят! Только растряси его, и порядок. Хоть всё пропей.

ВАСЯ (бодро). Яволь! Шеф, ты начинаешь мне нравиться.

ФИЛИМОНОВ (мягко). Вася, значит так. Впредь я хочу, чтобы в глаза меня именовали Петром Соломоновичем, а за глаза – «мой дорогой Петюнчик». И никакого, понимаешь, другого амикошонства. А то ведь я тоже так могу цапнуть… (многозначительно глотает слюни).

ЛЕОПОЛЬД (с реверансом). Пётр Соломонович, вы почему меня женщиной сделали? Пусть лучше Васька будет, а я наоборот. Осточертели мне все эти реверансы!

ФИЛИМОНОВ (дружески). Ты что, дурёха! Ничего не понимаешь! Вот, женский ум! Это же всё не просто так, это тебе как бы в награду! За доблестный труд по оборудованию новых машин старыми деталями.

ЛЕОПОЛЬД. Так ведь ездят.

ФИЛИМОНОВ. Ездят, ездят. Хотя многие уже отъездились. Но не в этом дело. Вспомни, сколько ты раз говорил, что тебя женщины замучили? Что все они для тебя на одну харю. Говорил или нет?

ЛЕОПОЛЬД. Говорил.

ФИЛИМОНОВ. Вот видишь. Теперь всё будет по-другому. Раньше ты ласкал, теперь тебя ласкают. Столько будет новых ощущений! Без всяких усилий с твоей стороны. Это тебе наподобие отпуска. Как бы – каникулы любви. Да ещё с твоими-то деньгами! Я тебя, Леопольдушка, можно сказать, из грязи сделал счастливым вурдалаком! А вурдалак он и есть вурдалак, хоть в штанах, хоть в юбке. Какая разница?

ВАСЯ. Ей, Пётр Соломонович, это дело ещё понравится!

ФИЛИМОНОВ. Верно. У нас ещё один вопросик остаётся. Ты, Леопольдушка, сбегай, девонька, в соседний зал, пригласи-ка остальных. Они в соседнем зале балду варят. Сразу их увидишь. Там, кроме наших, никого нет.

Леопольд, вихляясь, убегает.

ФИЛИМОНОВ (мрачнея). Ну, что, Василий, слыхал ты про Флавия Юстиниана?

ВАСЯ. Слыхал чего-то. Только вот мозги буксуют, Петр Соломонович. С ходу не зацепиться.

ФИЛИМОНОВ. Ну, раз слыхал, значит, сейчас лягушек будем жрать. Французских, баночных. Не побрезгуешь?

ВАСЯ. Нам всё годится. Только наливай.

ФИЛИМОНОВ. Не торопись. Успеешь. Нам надо на тебя ещё личное дело завести. Да заодно и на прочность проверить. Готов?

ВАСЯ (растерянно). Чего меня проверять, меня вот недавно проверяли. Всё чисто.

ФИЛИМОНОВ. Верю, Васенька, верю. А вот и наш отдел кадров.

Нестройно, с посвистом, под арию Мефистофеля, шествует дамское воинское подразделение в составе Ведьмы, Кикиморы, Леопольда. Парадом командует Лешачиха, на чьей белогвардейской гимнастёрке ярко сияет одна-единственная медаль «За освоение целинных и залежных земель».

ЛЕШАЧИХА. Эскадрон! Стой! Шашки вон!

Некоторое время дамы остервенело рвут из ножен ржавое оружие.

ФИЛИМОНОВ (Лешачихе). Ничего, родная. Успокойся! Хватит! Давай сегодня без этого чинодральсва. Ближе к делу.

Нечисть откуда-то извлекает паяльную лампу. Ведьма и Кикимора с руганью разводят огонь.

ФИЛИМОНОВ (вынимает из кармана сложенную пополам зелёную ученическую тетрадку). Значит, вы, Вася, будете упырь?

ВАСЯ. А кто ж его знает? Может, буду. Может, нет.

ФИЛИМОНОВ. Вот сейчас и увидим. Как, говоришь, твоя фамилия?

ВАСЯ (неожиданно громко). Тихий я, Пётр Соломонович!

ФИЛИМОНОВ. Зачем же, батенька, так орать, раз ты тихий? Рано тебе ещё орать. Вот что скажи-ка ты нам, Василий. Случайно, так сказать, не являешься ли ты скрытым инородцем? А? Ну, быстро! Да или нет?

ВАСЯ. Ей-Богу, Пётр Соломонович, я-то откуда знаю.

ФИЛИМОНОВ (сухо). Значит, Бога будем вспоминать? Или всё-таки сознаемся? Да, мол, инородец, да и дело с концом.

ВАСЯ. Пётр Соломонович, отец родной, какой же я инородец? Я ж в доску свой! А что мне за это, кстати, будет? Если вдруг?

ФИЛИМОНОВ. А, кстати, за что, за это? За то, что следствие запутал? За это мы мало не даём. В таких делах надо соображать гораздо быстрее. Ведь как верёвочке не виться, а конец известен.

ВАСЯ. Да как скажете, Пётр Соломонович, так пусть и будет! Скрытый так скрытый! Явный так явный! Куда от вас денешься?

ФИЛИМОНОВ. Вот это правильно. Хвалю за чистосердечное признание. Что правда, то правда – мы под землёй найдём. Вот здесь распишись-ка.

Даёт Василию чистый лист бумаги. Достаёт авторучку, колет Васе палец. Прикладывает к бумаге.

ФИЛИМОНОВ (листает тетрадку). Почитаем теперь, Васенька, что про нас здесь пишут. Ага. Значит, подвела нас Агафья, вот кто нас подвёл. Бабка твоя подвела, в пятом колене со стороны мамочки. В лето одна тысяча триста пятьдесят шестое взята на сеновал рейтаром генуэзским Винченцо. Правда, с боем. Такой вот конфуз. А не хотел сознаваться! Так что же это такое получается, ведь, значит, вы у нас, Васенька, кто – итальяно вэро? А?! Макаронничек, мать твою!

ВАСЯ. Да куда ж теперь денешься, отец родной, ты уж пиши, как есть, только что же мне теперь за это будет?

ФИЛИМОНОВ. По совокупности?! Мало не покажется. Я тебе не отец родной! Прошу на будущее запомнить! Как можно так опростоволоситься? Ума не приложу. Да ладно, хоть не язычник. Посмотрим на дальнейшее поведение. Пока что пишу «русский». Там видно будет. Сегодня разговор окончен. Девушки, пока прячьте аппаратуру.

Нечисть с проклятиями и сожалением гасит паяльную лампу.

ЛЕШАЧИХА. Эскадрилья! Смирно! Запевай!

ЛЕОПОЛЬД (неожиданно тонким голосом). Соловей, соловей, пташечка!

Кикимора свистит, что есть силы.

Действие 2

К ресторану «Золотые рога» незаметно подъезжает неприметная чёрная «Вольво» с большими российскими гербами на дверях и крышке багажника. Вылезает подполковник Пронин. К нему бросается сторожиха.

СТОРОЖИХА. Здесь я! Здесь я! Вот она я!

ПРОНИН (устало). Ну? Почему опять паника?

СТОРОЖИХА. Так что, гражданин начальник, опять беда. Невиданно, неслыханно. Отродясь такого не бывало.

ПРОНИН. Какого такого. Почему не спишь?

СТОРОЖИХА. Начальник! Обижаешь. Где мне спать-то? На объект охраны второй час попасть не могу.

ПРОНИН. Опять ключи потеряла? А ну, дыхни!

СТОРОЖИХА. Да в рот не брала! Да не стоять мне на этом месте! (падает).

ПРОНИН (начиная скучать). Ну. Лежать долго будем? Вставай, докладывай, почему в таком состоянии.

СТОРОЖИХА (с трудом встаёт). Видишь, родимый? И так, почитай, всю смену.

ПРОНИН. Ты из-за этого меня и вызывала?

СТОРОЖИХА. Да ты попробуй сам, гражданин начальник, взойди на крылечко.

ПРОНИН. Ну, подумаешь (идёт в указанном направлении). Иэх, мать твою! (Внезапно падает на сторожиху).

СТОРОЖИХА. Постой, постой, родимый, охолонь.

ПРОНИН. Да на черта ты мне сдалась. (Встаёт). Может, с разбегу? Напортачили тут.

СТОРОЖИХА. Стой, соколик! Не суетись! Туда просто так не сунешься. Надо по-научному, с молитвой! (Крестится, мелкими шагами буравит пространство). Иди сюда, гражданин начальник! Только допреж перекрестись. Да скажи «Господи, благослови».

ПРОНИН. Да я тебе кто?! Дурак, что ли?! Или идиот какой?!

СТОРОЖИХА. Крестись, говорят! Поди, рука-то не отсохнет! И что Бога вспомянешь хоть раз в жизни, тоже ничего худого нет. Давай быстрей, не то придётся тебе подмогу звать.

ПРОНИН. Дура, какую подмогу. Войска, что ли?

СТОРОЖИХА. А толку-то от них? Я думаю, крёстный ход собирать придётся!

ПРОНИН. Да ты что, старая, свихнулась? В моё дежурство – крёстный ход с последующей облавой! Разжалуют, можно даже к гадалке не ходить. Э, чёрт с тобой. Уговорила. (Крестится). Ну, как говорится, Господи, благослови. В чём дело?

СТОРОЖИХА. Он, Господь-то, тебе, что, подчинённый? Чего ты с ним как с арестантом разговариваешь? Ты с чувством скажи, с понятием!

ПРОНИН (печально). О, Господи! Благослови ты мою душу грешную. (Робко идёт вслед за сторожихой).

СТОРОЖИХА. Вот видишь. А ты – надо, не надо – войска созывать! Дальше-то пойдёшь?

ПРОНИН. Надо.

СТОРОЖИХА. Погоди, иконку выставлю. Дальше без иконы нельзя – опасно.

ПРОНИН. Опасно? Почему?

СТОРОЖИХА. Сожрать могут.

ПРОНИН. Что за бред, ну кто меня сожрать может! Уж пробовали – не вышло.

СТОРОЖИХА. То по работе пробовали. А то по жизни. Небось, попробуют – не обрадуешься. Вот она, заступница. (Развёртывает хоругвь).

ПРОНИН. Свершилось. За что, Господи. Крёстный ход в моё дежурство. (Вынимает пистолет, досылает патрон в ствол). Не вздумай только проболтаться! Пошли.

СТОРОЖИХА. Да что ты, родимый! Да не стоять мне на этом месте! (Падает).

ПРОНИН. Иэх, мать твою. (Падает на сторожиху).

СТОРОЖИХА. Родимый, Господь с тобой. Мы ж на работе. И куда от вас, мужиков проклятых, денешься.

ПРОНИН (жутким полушёпотом). Встать! Молчать! Шагом арш!

Оба ввинчиваются в ранее закрытое для них пространство, выставляя хоругвь впереди себя. Останавливаются у двери, толкаясь, заглядывают в щель.

СТОРОЖИХА. Вот они, вот они.

ПРОНИН. Пусти ты, совсем загородила. Однако же, да. Красавцы, ничего не скажешь. Но ничего. Живьём брать будем.

СТОРОЖИХА. Окстись, родимый, пустое дело затеваешь.

ПРОНИН. Она мне будет ещё указывать. Карацупа с собакой побольше брал. А я-то уж со сторожихой и подавно возьму. Кстати, Господи, благослови.

Врывается в зеркальный зал.

ПРОНИН. Стоять! Не двигаться! Все на своих местах!

ВЕДЬМА. Шухер, Пётр Соломонович! Православные прут!

ФИЛИМОНОВ. А вы что так разволновались, Раиса Павловна? Мы с вами, чай, тоже не магометяне какие-нибудь. Тем более, я товарища подполковника давно жду. Прошу к столу всех вновь прибывших!

ПРОНИН (чётко). Ваши товарищи сейчас по лесам рыщут. По тамбовским. Приказываю встать. И всё, что есть в карманах – на стол!

ФИЛИМОНОВ. Да будет тебе тарахтеть, уважаемый! Раиса Павловна, налейте, пожалуйста, менту двести граммов. Да выпью-ка я с ним, пожалуй, на брудершафт.

ВЕДЬМА (Пронину). Прошу прощения, у нас сегодня только красное.

ФИЛИМОНОВ. Да боже ж мой! Его излюбленный напиток! Прошу!

Пронин резко отстраняет поднос с бокалом, что подаёт ему Ведьма.

ПРОНИН. Встааааать!!

ФИЛИМОНОВ. Подполковник, вы забываетесь! Кровь людская – не водица. Ищете повод для дуэли?

ПРОНИН. Задавать вопросы буду я. Встать!

ФИЛИМОНОВ. А если не стану – стрелять будете или гранатами кидаться?

ПРОНИН. У меня рука не дрогнет.

ФИЛИМОНОВ. Видите ли, подполковник, это я к тому, что мы тут по пьянке материализовали нейтронную бомбу. Вон в том углу валяется. Хотели путч в Мозамбике затевать, да что-то передумали. У них верхи ещё что-то могут. А что с бомбой делать – ума не приложу. Так вы тут уж чуточку поаккуратней.

ПРОНИН (холодно). Всем встать лицом к стенке.

ФИЛИМОНОВ. Девушки, он вам ещё не надоел?

ЛЕШАЧИХА. Ещё как. Совсем замучили, крысы тыловые.

ФИЛИМОНОВ. В таком случае, подполковник, подите вы сами к стенке. Постойте. Посмотрим, понравится вам или нет.

Неведомая сила ставит подполковника носом к стене.

ФИЛИМОНОВ. А ещё будешь хулиганить – разжалую.

И отправлю на еврейско-палестинский фронт!

Пронин из пистолета стреляет по голосу. Пуля словно муха, долго кружит между присутствующими, затем возвращается туда, откуда вылетела. Пистолет полностью приходит в негодность. Нечисть гомерически хохочет.

СТОРОЖИХА. С нами крёстна сила.

Пронин отходит от стены. Хохот стихает.

ФИЛИМОНОВ. Ну, подпол, как самочувствие?

ПРОНИН. А вот как. (Бросает ставший ненужным пистолет в Филимонова. Тот взвизгивает).

ФИЛИМОНОВ. Вот, значит, как. (Выкидывает руку в нацистском приветствии). С нами нечиста сила!

Пронина снова отбрасывает к стене.

СТОРОЖИХА. С нами крёстна сила!

ФИЛИМОНОВ. С нами нечиста сила!

Пронина попеременно кидает то к стене, то от стены.

ФИЛИМОНОВ. Ну, была, не была. Сейчас вы у меня попляшете.

Надевает на правую руку большую электротехническую перчатку, чертит в воздухе огненный знак Зеро.

ФИЛИМОНОВ. Ну, держись, архимандрит твою в перестройку мать!

Пронин внезапно оказывается в мундире при аксельбантах и эполетах, сильно смахивая на Милорадовича. Сторожиха обретает старомодный, но сверхлегкомысленный туалет без каких-либо украшений, если не считать синяка под правым глазом. Хоругвь преображается в огромную трёхрублёвку.

ФИЛИМОНОВ. А ну! Хлеб-соль господину подполковнику!

ПРОНИН. Это… ещё что такое?

ФИЛИМОНОВ. Что. Всё! Ваше благородие, свои мы люди! Суй ты свой штык в землю! Иди брататься!

ПРОНИН. Значит, свои, говоришь?

ФИЛИМОНОВ. Так точно, ваше благородие!

ПРОНИН. Ну, со своими-то я знаю как обращаться. (Выкручивает Филимонову руку, надевает наручники. Тот не особенно сопротивляется). Ну-тес, побеседуем. (Кикиморе). Эй ты, кикимора! А ну, подальше от двери! Кто пошевелится – враз похороню! (Филимонову). Откуда будем, господин хороший?

ФИЛИМОНОВ. Оттуда.

ПРОНИН. Ясненько! Так и запишем! Стало быть, с того света?

ФИЛИМОНОВ. Угу. С того самого.

ПРОНИН (доброжелательно). Чего угучишь, как филин? Ты у меня сейчас соловьём запоёшь! Ну?! Где же это он у нас, так называемый «тот свет»? Адресочки, явочки, па-рольки – давай, давай!

ФИЛИМОНОВ. Записывать замучишься.

ПРОНИН (ласково). Хамишь. И где же это мы так воспитались, чтобы хамить? Ах, на том свете. (Приступает к Филимонову с паяльной лампой). А воспитались мы в тюрьмах, нас ласкали приклады. И в иной этой жизни счастья нам не видать! Ну! Попался ты мне, голубчик!

СТОРОЖИХА (машет трёшницей). Ваня! Родимый! Не трогай ты его, не бери грех на душу! Отстань от него, ирод несчастный! Перед нечистой силой неудобно! О, Господи, спаси ты наши души грешные.

Маскарад исчезает. В ресторане пьяная компания. Сторожиха докладывает ответственному дежурному по городу.

СТОРОЖИХА. Потому я вас и вызывала, товарищ подполковник! Я знаю, люди они все очень приличные, только бы ресторан не сжечь! Водку льют, тут же курят. А у меня смена закончилась!

ПРОНИН. Земляне! Братья по разуму! Добренькое вам утро!

ФИЛИМОНОВ. А, Ваня. Ты иди, Ванюша, тебе ничего не будет. Здесь у нас всё тихо.

ПРОНИН. Пётр Соломонович! Никак нет! Без вас не уйду. Чтобы всё в целости-сохранности. Уж будьте любезны!

ФИЛИМОНОВ. Да? Который час? Впрочем, какая разница. Ладно, забирай! Только сначала выпей! Потом хрен с тобой. Сдаёмся.

ПРОНИН. Очень хорошо. Мы да не договоримся. Мадам, можно вам помочь одеться? Это что – верхнее или нижнее?

ВЕДЬМА. Да пошёл ты. Помощник хренов.

ПРОНИН. Товарищи по разуму! Прошу следовать за мной! Сами понимаете – сейчас петухи заорут. Люди соберутся. Ну, то есть, народ. Рабочие, уборщицы. Нечисть, одним словом. Прошу! Уйти надо до третьих петухов. Этот наш уговор нарушать не полагается. Вперёд, к новым победам. Обратите внимание – очень скользкий пол. (Все тянутся к выходу).