Читать книгу Дневной поезд, или Все ангелы были людьми - Леонид Бежин - Страница 12

Поддавшись общему оживлению за столом, Добролюбов спрятал под подушку книжечку и, погасив настенный фонарик, взял к себе наверх стакан чая. Чай оказался такой горячий, что его трудно было держать даже за ручку подстаканника и приходилось то и дело перехватывать с разных сторон (где похолоднее), чтобы не обжечь пальцы.

Но пальцы все равно обжигало, и он применял против этого испытанный способ: брался за мочку уха. Затем, поставив стакан перед собой, Добролюбов стал усиленно дуть на него, вытягивая трубочкой крупные потрескавшиеся губы и стараясь, чтобы чай при этом не выплеснулся, не забрызгал стекла круглых очков и не оставил на одеяле мокрых пятен.

Наконец чай немного остыл. Помешивая его ложечкой, Добролюбов принялся с присвистом отхлебывать, словно без этого звука он не испытал бы желанного удовольствия от чаепития.

Герман Прохорович же, слегка поморщившись от не слишком приятного звука, но ничего не сказав по этому поводу, спросил Добролюбова совсем о другом:

– Ну а вы кого из знаменитостей лицезрели на платформе?

Тот от неожиданности чуть не поперхнулся и часто заморгал глазами с рыжеватыми ресницами.

– Что, простите? Я не расслышал…

– Я спрашиваю, кого вы, так сказать, лицезрели? Ночным поездом в Ленинград ездят многие знаменитости.

– Солженицына, – ответил Добролюбов, словно иного ответа у него и быть не могло и он бы удивился, если бы вдруг выяснилось, что от него ждали иного ответа.

Герман Прохорович, оставаясь в рамках учтивости, тем не менее позволил себе усомниться:

– Как вы могли его видеть! Солженицына же выслали пять лет назад, в семьдесят четвертом.

– Значит, он тайком вернулся.

– Не шутите так. – Обращаясь к Добролюбову, Герман Прохорович старался не смотреть в сторону Боба, сразу настороженно притихшего при упоминании Солженицына.

– Я и не шучу. Я к шуткам вообще не склонен.

– Но Солженицын живет в штате Вермонт – далековато отсюда.

– В таком случае полагаю, что я встретил его двойника.

– Так бы ему и дали, двойнику, свободно расхаживать по улицам и смущать народ, – сказал Боб со знанием дела, словно он ни о чем так хорошо не был осведомлен, как о границах дозволенного двойникам.

– Тогда будем считать, что это призрак. – Добролюбов поскучнел, показывая, что ему ничего не оставалось, кроме как предложить самую нелепую версию событий тем, кто не принимал его разумных объяснений.

– Не призрак, а просто так бывает… – подсказал Герман Прохорович более приемлемый выход из положения. – В толпе кто-то мелькнет и покажется на кого-то похожим. А приглядишься внимательнее – никакого сходства нет. Сам себе удивишься, что так обманулся. Вот и вам, скорее всего, показалось. Соглашайтесь. Не спорьте. Мало ли, что кому покажется. Ну и дело с концом… – Он тоже стал примирительно помешивать чай в своем стакане.

Добролюбов же, напротив, заупрямился и отказался от уступок, на которые чуть ранее было уж согласился:

– Нет, извините. Я за свои слова отвечаю. Я видел на платформе Солженицына.

– Так-таки самого Солженицына?

– Да, самого, и мне ничего не привиделось, не показалось и не почудилось.

Герман Прохорович зашел с другого бока.

– Может быть, вы перед этим немного того… выпили?

– Я вообще не пью. Тем более перед посадкой в поезд.

– Похвально. Но как вы могли его видеть, вашего Александра Исаевича! Это, простите меня, вздор! – Герман Прохорович стал терять терпение, при этом предлагая всем удостовериться, что виновен в этом совсем не он.

– Да уж так. Видел, и все. На моих глазах он вошел в оцепленный вагон. Охрана его пропустила.

– В оцепленный вагон? Ах, в оцепленный вагон! – умилился Герман Прохорович святой наивности того, кто мог позволить себе подобное утверждение. – А вы знаете, милейший сказочник Ганс Христиан Андерсен, кто в нем едет, в этом вагоне?

– Откуда мне знать? Полагаю, какой-нибудь важный чин со Смоленской площади или не менее важный иностранный гость.

– Гость! – Герман Прохорович обвел всех присутствующим значительным взглядом, предлагая засвидетельствовать, что это слово было произнесено не им. – И не какой-то там, знаете ли, заштатный гость, а Его Святейшество Далай-лама со свитой приближенных к нему духовных лиц.

– А вам откуда это известно? – спросил Боб, безразлично интересуясь источником подобных сведений.

– Из наших советских газет. Впрочем, не только из газет… – Германа Прохоровича вдруг осенила некая догадка, заставившая его приоткрыть от изумления рот и тронуть себя за темечко. – Так вы говорите, что Солженицын вошел в оцепленный вагон? Тогда я не исключаю… не исключаю.

– Чего вы не исключаете? – спросили все в один голос.

– Одного, знаете ли, весьма пикантного обстоятельства.

– Какого? Какого?

– Боюсь, меня не все поймут… но я не исключаю, что оный диссидент, клеветник и все прочее Солженицын был перенесен сюда духовными усилиями Его Святейшества Далай-ламы или сопровождающих его лиц. Это, с вашего позволения, телепортация. Явная телепортация. В Тибете сие до сих пор практикуется.

– Теле… теле… как вы сказали? – уточнила Капитолина.

– Телепортация, мгновенное перемещение объекта на любое расстояние.

– Вы явно преувеличиваете возможности Далай-ламы, а то эдак все наше Политбюро оказалось бы в Индии или на Тибете. Да и зачем Далай-ламе Солженицын? – спросил Боб с тем же безразличным интересом.

– Вопрос не ко мне. За священных особ такого ранга я отвечать не могу. Но, наверное, зачем-то понадобился. Если Солженицын взывал к тому, чтобы осчастливить взрывом атомной бомбы Советский Союз, то почему бы ему и Тибет не включить в свою долгосрочную программу?

– Можно надеяться, что вы не считаете Солженицына великим писателем? – спросил Боб насмешливо, словно после утверждения об атомной бомбе собеседнику было легко с ним согласиться.

Но Герман Прохорович соглашаться-то и не спешил:

– «Архипелаг», «Красное колесо»… Надо читать, а потом уже судить. Все согласны? – Он обвел взглядом собравшихся.

Все промолчали, не желая обозначить свое согласие, хотя и возражений ни у кого не нашлось.

– В таком случае предлагаю… что можно предложить в таком случае? – Герман Прохорович всех явно забалтывал, чтобы выиграть время, нужное для поисков в портфеле чего-то такого, чему хотелось придать видимость заранее приготовленного сюрприза. – В таком случае позвольте вам предложить для пробы… что? – С этими словами он извлек из портфеля странную бутылку темного стекла и необычной формы, завернутую в обычную газету.