Читать книгу Дневной поезд, или Все ангелы были людьми - Леонид Бежин - Страница 21

Когда все снова собрались в купе, Добролюбов, пыхтя и поправляя круглые очки, забрался на верхнюю полку, а Жанна и Боб уселись на нижней, напротив Германа Прохоровича и Капитолины, – уселись так, словно они были заинтересованными зрителями, а те им что-то изображали. Зрители, судя по их виду, ждали продолжения показа и желали знать, будет ли учтено то, что они, отлучившись в тамбур покурить, пропустили его начало, – повторят ли ради них начальную сцену.

Но Герман Прохорович и Капитолина не собирались ничего повторять и вели себя так, будто не замечали устремленных на них взглядов, не намеревались им соответствовать, а были предоставлены самим себе – тихонько перешептывались, наклоняясь друг к дружке, обменивались выразительными жестами и понятными лишь им одним знаками.

Жанна и Боб тоже попытались перешептываться, но из этого ничего не вышло, поскольку в тамбуре они полностью – до рвотного опустошения – выговорились и шептаться им было решительно не о чем. Поэтому они посидели, помолчали, допили остатки чая и даже постучали по донцу стакана, чтобы в рот сползла последняя капля.

В свой освободившийся от чая стакан Жанна плеснула фиолетового цвета воды из бутылки, принесенной Николаем и откупоренной Бобом (он ловко умел откупоривать).

После этого Боб, выполнив свою миссию, тоже полез на верхнюю полку, а Жанна, оставшись на своей полке одна, сказала:

– Ну вот и покурили. Спать совсем не хочется. Теперь самое время поговорить о чем-нибудь умном.

Жанна не скрывала, кого она тут держит за умного.

– В таком случае вам первое слово. – Герман Прохорович, уклоняясь от предоставленной ему чести выступать перед публикой, изобразил готовность внимательно слушать.

Жанна же к этому вниманию отнеслась небрежно, если не сказать пренебрежительно.

– Я для этого не особо умна. Поэтому охотно уступаю слово вам.

– Мне? Я как-то не в настроении…

– Не ломайтесь. – Жанна зевнула. – Расскажите нам хотя бы о буддизме.

– На ночь глядя лекцию читать? Увольте… Да я и вообще не расположен.

– Вам не жарко? – озаботилась она, приписывая его капризы духоте в их купе. – Может быть, снимете пиджак? А то у вас такой скорбный вид, как будто вы собираетесь на кладбище.

Герман Прохорович был явно задет ее бесцеремонностью.

– Да, с вашего позволения, скорбный вид. Чем вас это не устраивает?

– Простите. – Жанна опустила глаза, и ее голос слегка дрогнул. – У вас кто-нибудь умер?

– Разрешите не отвечать на ваш вопрос?

– Ради бога, не отвечайте. Я не должна была спрашивать. Просто по вашей внешности не скажешь, что у вас могут быть какие-то несчастья.

– Какая же у меня внешность, по-вашему?

– Ну я не знаю, конечно… Может, я не права, но у вас внешность успешного и преуспевающего мужчины, к тому же покорителя особ слабого пола. – Это была очередная шпилька в адрес Капитолины.

– Ну что тут возразишь? Сказать, что внешность обманчива? Это банально…

– Скажите что-нибудь еще…

– Хорошо. Я скажу, что вашего покорного слуги как личности вообще не существует, а есть поток его капризной, изменчивой психики, в буддизме именуемый сантаной.

– Сантаной? Вы об этом уже говорили. Значит, и я всего лишь сантана? И Боб? И наша квартира в Ленинграде? И Добролюбов с его обожаемым духовником? И ваша Капитолина?

Герман Прохорович не дал ей увести разговор в сторону.

– Да, но вы – в первую очередь.

– Психика у меня и впрямь капризная и изменчивая до ужаса.

– Весь ужас в другом.

– В чем же?

– В том, что этот поток, словно морской прибой, выносит вас к новым и новым страданиям, и из этого порочного круга вам не вырваться.

– Я давно, почти с самого детства поняла, что обречена страдать вечно. Но почему? Почему?

– Потому что вы упорствуете в своих заблуждениях. Вы обросли ими, словно трухлявое дерево мохом. В буддизме это упорствование так и называется – моха.

– Как интересно! Как безумно интересно! Я узнала столько новых слов! – Знание новых слов Жанна приравнивала к образованности. – Пожалуйста, расскажите нам все-таки о буддизме.

– Хотя бы одной фразой, – добавил с верхней полки Боб, мучительно сладко, протяжно зевая и тем самым показывая, что больше одной фразы он не выдержит.