Читать книгу Четыре сборника - Леонид Иоффе - Страница 3

Может быть, меня просто надули.

И я вышел совсем не такой.

Но весь мир, как огромная дуля,

вознебесился надо мной.

Неспособно стоять у порога,

за которым то мил, то не мил,

громоздится большой недотрогой

разноцветным укутанный мир.

Мне б не думать над этой диковинкой.

Разве мало людей и вещей.

Почему мы так тонко подкованы

даже в частном и даже вообще?

А стихи расплетают обнимку,

мудрецов утомляя собой.

Так сердечные стебли никнут,

обрастая обычной судьбой.

Где-то сгинули напрочь миряне.

Им – узорчатая лепота.

В полнолуние над морями

мне – ломота

в височной и в затыльной

и в тысяче других —

не в камне, а застыла,

не капля, а долбит,

от мира ловит стружки —

тяните с нас за фук!

Разбросаны игрушки —

природою зовут.

Но пишет отплесками море

по суховатости земной:

дорожка лунная замолит

беспутно сникших за вином.

Расставит вовремя, не вовремя,

поименно разберет

нигде не оговоренный,

но выпавший черед.

Глубь только кепкой нахлобучить.

А примерять нельзя никак.

На чем-то незаученном

учиться проникать.

Нащупанно и веруя,

без каменных морщин.

Докатываясь веком

к безвременью вершин.

До винтика, до точки

вбурились головой.

Обычным и прочим —

холод да вой.

Холод да вой,

да жар гулевой.

Щёки чохом —

ночка та.

Д’а чечётка

начата.

Выворачивай носки

от тоски и до доски:

Ой, венец, венец, венец.

Свету белому конец.

Разбирайте ложки,

отдирайте брошки.

Оплетайте гордых баб,

отлетай, который слаб!

Ой, венец, венец, венец.

Свету белому конец.

А конец не света бела,

а гуляния…

А с рассвета всем за дело,

за деяния…

Забытые мотивы —

неловко и смешно.

На радость, как на диво,—

откуда снизошло?

На время – по привычке.

На лица – без любви.

Квартирные кавычки —

затхлый вид.

По истину? —

За морсом

без дыбы и ножа

высокие запросы

ублажать.

Поэтов тешили исправно.

И под гитарные лады

философии и страны

перекладывались в дым.

Клубились думы чудные

горою пустяков,

и песни были чутонькой

от мира от всего.

Был край земли – поранишься —

кометовой тесьмой,

и люди – тем же краешком

от этого всего.

Беспамятство целебное.

Умением парим

обменивать на слепок

с мира мир.

Глядишь на мир,

когда он мил,—

добрейший мим

наш внешний мир:

сегодня – то,

а завтра – сё,

ни то, ни сё

и то не всё.

Так припадая к лику

и чудесам его,

мы постигаем мимику

от мира от всего,

чтобы страдать от впечатления,

что не имеет продолжения,

и вновь пускаться в созерцание

для продолжения страдания.