Читать книгу На белой дороге - Леонид Николаевич Глаголев - Страница 11

Не люблю понедельники и пятницы…

Понедельник – за то, что это понедельник, а пятница… В пятницу вечно случается что-то непредсказуемое, как сегодня. Ну, хорошо, октябрь, по сводкам местами – дожди. Но почему в самом конце рабочего дня? Всё бы ничего, осень и есть осень, но зонт благополучно забыт, старый, чёрный, надёжный зонт!

Всего шесть минут, только шесть минут под осенним дождём, и так промокнуть! Маленький навес остановки, напоминающий своим видом оцинкованное перевёрнутое корыто, не вмещал всех желающих, будто все сговорились прийти сюда и организовать под ним стоячий пикет.

Для меня самый таинственный день недели – пятница. Самый непредсказуемый, нелогичный день. Я бы обозначал его тринадцатым числом; непредсказуемость пятниц окутана какой-то таинственной, отрицательной аурой, постоянно случается что-то неприятное, непредсказуемое.

Но сегодня неприятности соединились воедино, чтобы как нарочно выместить именно на мне всю свою злобу. И за что?

Во-первых, забыт зонт, и это было обнаружено в самом начале рабочего дня. Как нарочно, дождь начался ровно за пять минут до моего выхода из офиса, но я не стал дожидаться благоприятного просвета среди туч, а пошёл напролом, и, конечно, вымок до нитки.

Успокоившись несколько под навесом, подивился немыслимому скоплению народа. Какой-то старичок в старомодных очках с толстыми стёклами заметил моё удивление на лице, явно читаемое, и кратко, недовольно бросил в лицо:

– Троллейбусы встали…

Старичок тоже куда-то спешил, и тоже был недоволен. В довершение неприятностей, гаишники перекрыли всю проезжую часть, видимо, ждали очередного высокопоставленного народного избранника.

Несколько человек в одинаковых дождевиках с капюшонами с хозяйским видом оккупировали поперечную зону проспекта рядом с остановкой, время от времени переговаривались, вышагивая навстречу друг к другу от бордюра до бордюра. Маршруток, как назло, не было. Постояв минут пятнадцать, вдруг обнаружил, что промочил ноги.

Всё правильно, всё последовательно, как и должно быть. Если так пойдёт и дальше, то завтра буду вознаграждён насморком, и это как минимум.

В пятнадцати метрах от остановки на пересечении проулка и дублёра центральной улицы выросла дюжая фигура блюстителя порядка. А-га-а-а, слуга народа поедет в аэропорт… мерзость какая! Пятница, дождь, народ на дачи ломится, пробки, а тут ради какого-то – перекрыть Проспект! Вот прекра-а-а-асный повод завести беседу!

– А дождичек-то… ничего, но прохладно… Конечно, мне интересно, кто проедет, но ещё интересней, как долго ждать этого счастья! Уж простите меня, невежу, но как долго вам-то мокнуть приходится в подобных случаях?

Блюститель многозначительно обвёл взглядом мою жалкую фигуру, покровительственно усмехнулся и с довольством в голосе произнёс:

– Если бы я даже и знал, то не сказал бы…

– Понимаю, понимаю; государственное дело!..

Утопая в собственной значимости, полицейский с прищуром осмотрел сияющую пустоту проспекта, и его лицо приняло застывшие, медальные очертания – принц крови, да и только! Говорить больше было не о чем, и я медленно поплёлся к остановке.

Всё проходит в этом мире, пройдёт и это; в сущности – мелочь, полчаса жизни, каких-то полчаса, но с другой стороны – это мои полчаса, мои бесцельно прожитые, пустые, никчёмные тридцать минут, тридцать минут единственной моей жизни!

Мои размышления прервал шум шин по мокрому асфальту. Кавалькада из чёрных лоснящихся машин пронеслась по Проспекту – вот и всё!

Спустя минуту возобновилось движение, светофоры стали собирать опять те же бесчисленные пробки, а ещё через минуту появился синий троллейбус – линию восстановили…

Чудом удалось забраться на его подножку в числе первых, толпа внесла меня в центр салона…

Какой же осёл придумал эти валидаторы, сколько места пропадает, да и сколько времени теряется на посадку! Сдавленный со всех сторон, я терпел, но очередной наплыв народу с очередной остановки сдвинул меня к какому-то маленькому человечку, чей мокрый дождевик остриём капюшона навязчиво стал преследовать моё лицо то слева направо, то наоборот. Развернуться было невозможно, повернуть лицо, отклониться – бесполезно, капюшон доставал меня с настойчивостью упрямого охотника, вдруг почуявшего дичь.

И тут меня осенило – я свободной рукой поймал пресловутую верхнюю часть дождевика и отвёл от своего лица.

Удивлённые женские карие глаза вопросительно остановились на мне, взгляды встретились… Как неудобно!..

Она кротко улыбнулась, посмотрев на мою руку, побеспокоившую её, и я немедленно её опустил, и в то же время не то чтобы услышал, нет, но я почувствовал голос:

– Я же не заметила, не знала…

– Прошу извинить: нервы, дождь…

– Я ждала целую вечность этот троллейбус…

– И я – целых полчаса…

– Но всё кончилось, мы едем…

– Слишком быстро едем…

– Вы хотели бы, чтобы медленней?..

– Сейчас – да…

– Мне так тоже кажется… Тогда троллейбус станет кораблём, если медленней…

– Прекрасно, я давно не…

– И я…

– Но у кораблей нет остановок в море, как у троллейбусов на земле…

– Да, я знаю, и мне скоро выходить…

– Когда же мы увидимся?..

– Когда опять пойдёт дождь…

– И остановятся троллейбусы…

– И перекроют Проспект…

– Так когда же?..

– Не знаю, но это случится осенью, обязательно осенью, в каком-нибудь из октябрей…

– И это будет синий троллейбус… твой синий троллейбус!..

– Разумеется, только синий троллейбус…

– Наш синий троллейбус…

28. 10. 2014.